— Поняли. С вами то, всё в порядке?
После этого вопроса Паршин вдруг потерял весь пыл и его ответ прозвучал почти неразличимо:
— Со мной? Конечно в порядке. Я ведь жив, меня не убивают… значит, дела не идут — дерьмовые у меня дела…
Что-то непонятное, прозвучавшее в этом бурном монологе, привлекло внимание Колапушина.
— Леонид Юрьевич, вот вы сказали, что не все деньги, которые идут в руки, стоит брать. Вы намекаете на криминальный характер капиталов Балясина?
— Эх! Если бы криминальный… С братками то, всегда разобраться можно. А вот с этим…
— Вы что же, хотите сказать…
— Ничего я не хочу сказать! — почти взвизгнул Паршин, и несколько раз мелко и быстро перекрестился — Ищите в «Бал-рекордз»! Это я вам как Женин друг говорю, лучший.
Не добавив больше ничего и, даже, не протянув руку на прощание, Паршин открыл дверку своей тёмно-синей «Ауди», около которой они все незаметно оказались во время разговора и, с места, рванул на поворот так, что едва не задел угол ограды детской площадки.
Озадаченный Колапушин, проводив взглядом скрывшуюся машину, повернулся к Немигайло.
— Вот — похоже найден источник слухов. Но… что же в этом «Бал-рекордз»?
— В смысле?
— В смысле, что если даже этот псих считает их неврастениками — представляешь, что там творится?
Глава 6
Резко обернувшись, хрупкая чёрненькая девушка панически вскрикнула и, зажав рот руками, в ужасе уставилась заплаканными, подведёнными тёмными кругами глазами, на вошедших в комнату Колапушина и Немигайло. Замерший от удивления на месте Колапушин открыл рот, собираясь объяснить, кто они такие, но в дверь, с грохотом, ворвался высокий, широкоплечий парень в форме охранника на ходу выдирая револьвер из кобуры. Разглядев находящихся в комнате, он застыл на пороге, так и держа оружие наизготовку, со странной смесью выражений страха и удивления на лице.
Кивнув Немигайло, чтобы тот занялся охранником, Колапушин бросился успокаивать девушку. Та, пытаясь отдышаться, начала постепенно приходить в себя.
— Тише, тише, вы что? Успокойтесь, пожалуйста.
Немигайло, уже успевший что-то кратко объяснить охраннику, добавил ворчливым тоном:
— Вы же нас напугали. Осторожней надо.
— Ой, извините… — голос девушки дрожал и был хрипловат.
— Извините… Так можно и заикой остаться… — так бы и продолжал ворчать Немигайло, но Колапушин, взглядом, попросил его закрыть тему.
— Вы кто? — всё ещё дрожащим голосом спросила девушка.
— Мы из милиции — ответил Колапушин, стараясь говорить как можно мягче.
— Из милиции они. У них, типа, ордер. Чего ты разоралась-то? — виноватым тоном начал охранник, пряча револьвер в кобуру. Немигайло поднял широкую ладонь, призывая его замолкнуть.
— Откуда я знала?.. Извините…
— Майор Колапушин — Колапушин показал девушке раскрытое удостоверение, — а это капитан Немигайло. Егор Фомич.
— Изабелла, менеджер по финансам. И… Виктор, охранник.
— А, что, кроме вас двоих, больше в помещении никого нет? Как-то пусто у вас тут.
— Нет — сегодня больше никого. Дима… Дмитрий Александрович приехал и всех сотрудников домой отпустил. У нас ведь…
— Да, да, я знаю. А разве Дмитрий Александрович был здесь?
— Он заезжал ненадолго, хотел Женин паспорт взять, там без паспорта что-то не оформляют, только ещё раньше участковый приходил и кабинет опечатал. Дмитрий Александрович звонил какому-то… Лютинову кажется, ну который опечатать приказал…
— Может быть Лютикову?
— Правильно, Лютикову, я спутала. Тот ему обещал, что всё сделает, и он всех отпустил, а сам дальше поехал. Вот, если нужно, он специально оставил номер сотового, а вечером сказал, дома будет и, если что, сразу позвонить. Нас с Витей попросил остаться, на всякий случай. Хотите, я вам его разыщу?
— Нет, пока не надо. Скажите, Изабелла, а чем вы так напуганы?
— Может, вы милицию как раз и боитесь? — решил подшутить Немигайло, чтобы хоть немного приободрить бледную и замученную Беллу.
— Милицию… нет… — Растерянно ответила, не понявшая шутку Изабелла. — Я люблю милицию.
Колапушин выразительно покачал головой, давая понять Егору, что сейчас не время развивать интимную тему. Однако стоило выяснить, что так тревожит Изабеллу и, пожалуй, что и Виктора.
— Всё-таки господин Паршин прав: вы здесь все немножко нервные.
Изабелла задумалась, пытаясь понять, вопрос ли это и требуется ли на него отвечать. Немигайло, иногда отличавшийся очень высокой скоростью соображения, решил ей помочь и повернулся к Виктору:
— Охрана тоже милицию любит?
— Любил. Но бросил… — смущённо забормотал Витя, сражаясь с собственным косноязычием.
Немигайло, чуть не всплеснув от восхищения руками, оглянулся на Колапушина.
— Вот это да, Арсений Петрович! Вот это бы Лютикову понравилось! Представляете: «Любил — но бросил!»
— Я, это… после армии сначала в милицию пошёл, а потом в охрану устроился. Тут платят получше — похоже Виктор собрался рассказать всю историю своей жизни, но Немигайло выразительным жестом дал ему понять что, мол, потом.
Изабелла, так и не решившая, что ей надо ответить, робко поинтересовалась:
— А при чём тут Паршин?
— Он разве не лучший друг покойного? — изумлённо вылупился Немигайло.
— Они часто встречались? — сразу стал очень сосредоточенным Колапушин. — Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
Бэла наморщила лоб, добросовестно стараясь ответить как можно точнее:
— Последний раз я их видела, ну… в смысле вместе, незадолго до… в общем, чуть больше месяца назад.
Чуть больше месяца назад…
Белла, прижимая к груди толстую стопку каких-то бумаг, повернула за угол коридора и чуть не наткнулась на разъярённого Балясина, который левой рукой сгрёб перепуганного Паршина за грудки и с размаху припечатал к стене. Подняв свободную правую руку, Балясин, с размаху, влепил ему в лоб смачный щелбан.
— Договаривались — не перекупать артистов?! Было?!
— Было, Женя, было!.. так я же не сам… — Паршин зажмурил глаза и дёрнулся от очередного щелбана.
— Подонок! Говорили — не перекупать! Было, или нет?!
— Женька, они же сами!.. Они про тебя, знаешь… Ну прости, больше не буду!.. Уй, больно!.. Не надо!..
Только сейчас Балясин заметил, что на них смотрит ошеломлённая Белла. Подмигнув ей, он широко улыбнулся и отпустил взъерошенного Паршина.
— Что, пройти не даём? Давай — проходи быстрее — работа важнее всего. А у нас так… небольшая творческая дискуссия на темы музыки. Надеюсь — придём к консенсусу.
— Так они не друзья вовсе? — сделал полувопросительный вывод Немигайло.
— Наоборот. Он же директор «Пар-рекордз» — наш первый конкурент. Точнее, бывший конкурент — мы его далеко обошли.
— Забавно — сосредоточенно соображал Колапушин, — а это не связано с приходом в фирму Дмитрия Капсулева?
— Связано — Белла утвердительно кивнула головой — раньше мы дискотекой не занимались. Женя предпочитал серьёзных исполнителей. У него был вкус. Но дела неважно пошли — затраты очень высокие и конкуренция огромная. Как раз Дима и предложил взять средние «техно» и «рейв» команды. А ниша тоже уже забита была — тем же Паршиным. Тогда нашли совсем неизвестных ребят, и пошло-поехало — компакты сейчас нарасхват идут.
— А что это за музыка — «техно»?
— Я же вам рассказывал, Арсений Петрович — снова блеснул музыкальными познаниями Немигайло — «бум-бум-бум».
— В общем-то, так и есть — согласилась Белла.
— Потому они тут такие нервные — поставил окончательный диагноз Егор. — Небось, с утра до вечера этот лязг слушают.
— Лично я, это слушать не могу — не согласилась Белла. — А Женя — да, Женя слушал постоянно. Он творческие вопросы никому не доверял.
— И Капсулеву? — поинтересовался Колапушин.
— Никому! — твёрдо повторила Белла. — Да Дима и не рвался никогда их решать. Его дело запись. Вот тут ему равных нет — отличный звукорежиссёр.
— Более или менее понятно — совершенно непонятно сказал Колапушин — скажите, Белла, а где у вас кабинет Балясина?
— Здесь. За этой стеной — кивнула головой Белла на торцевую стену комнаты.
— Он заперт?
— Да. Я его сразу на замок закрыла, как Женю увезли, а ключи в свой сейф спрятала.
— А вы нам его не откроете?
— Но… — Белла беспомощно оглянулась на Виктора — он же опечатан.
— Ничего. Мы распечатаем.
Глава 7
Даже Немигайло сначала онемел, и не сразу смог выразить словами своё удивление и восхищение громадной, сложной акустической системой в кабинете Балясина. Очумело переводя глаза с аудиоцентра на какие-то непонятные прямоугольные электронные блоки, потом на огромные колонки, расположенные по всем углам большого кабинета и, даже, под потолком он, видимо, попробовал в уме подсчитать хотя бы общее количество всех этих красивых штуковин и, сбившись, решил плюнуть на математику.
— Ничего себе, Арсений Петрович, я такого даже ни в одном магазине не видел никогда!
— Это в магазинах не продаётся — тихо сказала Белла, стоящая за порогом — профессиональную аппаратуру заказывают по каталогу, прямо с фирмы.
— Сколько же это всё стоит?
— Дорого, очень дорого. Дима долго Женю уговаривал. А ещё звукорежиссёрский пульт и многоканальная система записи — они там, у Димы.
— И зачем такие деньги тратить? У племянника моего…
— Это же для работы — слабо улыбнувшись, перебила Белла — всё уже давно окупилось. Я ведь финансами занимаюсь, я знаю.
— А это — Немигайло перевёл изумлённый взгляд на сотни, если не тысячи, компакт дисков и аудиокассет на стойках, полках и столе — он что, всё это слушал? Кассеты сейчас вообще уже никто и не слушает!
— Да. Ему присылали много — знаменитые, начинающие, забытые — все, кто хотел записываться. Не все могут на компакт-диск записакть. А Женя на эти мелочи внимания никогда не обращал — он сам всё отбирал.
— Всё здесь осталось, как было при нём? — спросил Колапушин.
— Да, как только Женю в больницу увезли, я сразу заперла кабинет только окно прикрыла. Потом позвонили, сказали, что Женя умер. Я понимаю, нужно было убраться, — Белла виновато взглянула на стол — но…
— Не беспокойтесь — нам так даже лучше. А что вы не заходите?
— Не бойтесь, Бэлочка. — приободрил девушку Немигайло — Тут нет привидений.
— Вы уверены? — Белла слабо улыбнулась вымученной улыбкой, за которой можно было прочитать то что она-то как раз в этом не очень уверена.
— Абсолютно! Садитесь. — Немигайло приглашающе взмахнул рукой, и сам плюхнулся на чёрный кожаный диван.
Неожиданно, в кабинете ожил музыкальный центр. Странный, загадочный и немного пронзительный голос певицы, в сопровождении такой же странной почти неземной музыки с бешеной громкостью вырвался из всех колонок. Колапушин вздрогнул от неожиданности. Белла взвизгнула и, закрыв лицо руками, уткнулась в дверной косяк.
— Вот чёрт! И диван чёрный и он чёрный. — Немигайло вытащил, откуда-то из-под себя, пульт дистанционного управления. — Где он тут выключается? Или хоть потише сделать…
Колапушин облегчённо улыбнулся и, полуобняв перепуганную Беллу за плечи, усадил её на диван. Немигайло, наконец, разобравшийся с пультом, выключил музыку и только после этого Белла отняла руки от лица и испуганно посмотрела на Колапушина.
— Вот видите, всё в порядке. Он вчера эту музыку слушал?
Не в силах говорить, после очередного шока, Белла просто утвердительно кивнула.
— Я понимаю, Бэллочка — мы вас замучили, но постарайтесь вспомнить, как вообще всё произошло? Как он умер?
Колапушину самому стыдно было смотреть на эту бедную сжавшуюся девочку, которая прилежно кивнула головой и начала старательно вспоминать, с трудом преодолевая мучающую её душевную боль.
— Мы все сидели тут допоздна, не хотели его одного оставлять. Женя ведь почему здесь жил — Анфиса домой его не пускала. Из-за его романа с Варей. Не могла она ему это простить. А мы боялись вчера оставить его одного. Он всё крутил Варины песни. Потом… вроде заснул. Только мне показалось, что он закричал… нет, слабо так вскрикнул. Мы с Витей пошли посмотреть. И… вот.
— Хорошо, хорошо. В общем-то, остальное нам известно от Капсулева. Вот только… вы сказали, что Балясина не пускала домой жена. Разве он не сам ушёл?
— Нет, это она его из дома выгнала.
— Ну, видимо, я что-то неправильно понял. А почему «Скорую» сразу не вызвали?
— Женя сам не хотел «Скорую».
— Но, почему?
— Он всю последнюю неделю чувствовал себя то лучше то хуже. Пил много. Может быть, стеснялся, что он пьяный? Тогда Дима позвонил Геннадию Алексеевичу — Жениному врачу. Тот посмотрел и сразу повёз Женю в больницу вместе с Димой, на его машине. Но когда они привезли его в больницу — было уже поздно. Он умер по дороге.
Немигайло, успевший за время разговора встать и обойти полкабинета, заинтересовался огромным аквариумом:
— Вот это ванна! На заказ делали?
Белла ответила тихо и печально, не поворачиваясь к аквариуму.
— Женя с детства рыбок любил. Когда появилась возможность, заказал аквариум, специально для этого кабинета. Над ним смеялись многие — говорили, что офисы так не обставляют, а он плевать хотел. Сам за кормом для рыбок на «Птичку» ездил.
Только теперь, Немигайло открыл для себя, что рыбок в аквариуме нет!
— А рыбки-то где? Сдохли?
Даже теперь Белла не повернулась, чтобы взглянуть на аквариум.
— Да, сдохли почему-то… Ещё недавно плавали, я их кормила.
— И чего удивляться? Да от такой музыки, как у вас, не то что рыбки — крокодил ласты склеит!..
— А тут все мертвы…
Колапушин, удивлённый этим бесцветным, невыразительным голосом посмотрел на Беллу внимательнее. Она сидела бледная и неподвижная — действительно, как неживая. Было совершенно непонятно, почему простой вопрос о рыбках вызвал такой страх в её глазах, зато было понятно, что её нужно отпустить отдохнуть как можно быстрее.
— Бэлочка — сказал он ласково — понимаете, мы ведь не уголовное дело расследуем. Наоборот — нас прислали, чтобы мы опровергли различные грязные слухи о вашей фирме. Никаких обысков мы делать не собираемся, да и не хотим. Но, нам надо бы всё осмотреть, естественно в вашем присутствии и с вашего согласия.
— Конечно, смотрите, везде, где хотите, — так же безучастно ответила Белла — а можно без меня? Мне плохо, очень.
— Ну, потерпите, пожалуйста, ещё чуть-чуть. Могут ведь возникнуть какие-то вопросы, а кроме вас никто сегодня ответить на них не сможет. Потерпите?
— Я потерплю — обречено вздохнула Белла.
Вот, Арсений Петрович — Немигайло вытащил из большого жёлтого конверта зарубежный паспорт и пачку каких-то бумаг. — Правда, паспорт здесь был. Даже два — добавил он, ещё раз, заглянув в конверт — простой и зарубежный. И бумаги, не разберу, по какому написанные. Сам себе Савелий Игнатьевич хлопот на голову нашёл. Не прислал бы участкового — не пришлось бы полдня на телефоне сидеть. Попробуй, без паспорта, свидетельство получить и с похоронами всё оформить.
— Дай-ка! Получается — повернулся Колапушин к Белле, просмотрев бумаги — Балясин должен был сегодня вечером лететь в Испанию? Вот и виза, и билет…
— Должен был, только не полетел — горько вздохнула Белла.
— Ему туда по делам надо было?
— Нет. Он после смерти Вари был сам не свой. Дима его еле уговорил поехать, рассеяться, хоть немножко. Он не соглашался — не хотел лететь, пока альбом этот закончен не будет. Дима тут как проклятый сидел день и ночь — пытался собрать, всё, что можно. Музыку пришлось в нескольких местах перезаписывать. Лишь когда Женя убедился, что альбом получается, только тогда он согласился уехать. Дима сам с ним ездил всё оформлять, даже не пойму, как они так быстро всё сделали.
Наблюдая за Беллой, Колапушин заметил, что она избегает смотреть не только на аквариум. Так же старательно она обходила взглядом плакат, так и оставшийся после ночи лежать на полу. Упавший на него журнал закрывал почти всё лицо. Видны были только загадочные азиатские глаза, лукаво глядящие из-под низкой, иссиня-чёрной чёлки, перехваченной каким-то узорчатым плетёным ремешком с висюльками по бокам. Ещё над головой был виден чёрный крест в круге — наверное какой-то мистический восточный символ.
— Это её плакат? — указал взглядом Колапушин.
Белла, не поворачиваясь, молча кивнула. Колапушин снова уловил страх, промелькнувший в её глазах.
— А что это за Иерихонские трубы?
— Так концертная программа должна была называться. И альбом у неё так назывался. Она его не успела закончить. Погибла.
— Что она погибла в автокатастрофе — это мы знаем. А вот как она попала пьяная в машину — вы знаете?
— Как? Просто…
Месяц назад…
Небольшая, тёплая и весёлая вечеринка по случаю рождения сына у начальника отдела маркетинга подходила к концу. Кое-кто уже удрал домой, сославшись на транспорт, или ревнивых жён и мужей — остались только самые устойчивые. За столом, уставленным бутылками с разноцветными наклейками и разными вкусностями, как водится, шла неспешная беседа «за жизнь», время от времени прерываемая очередным наливанием и, соответственно, выпиванием.
Несколько пар, на небольшом свободном пятачке, не столько танцевали, сколько плавно покачивались в табачном дыму под негромкую, медленную мелодию. Белла, танцующая с Капсулевым, и старательно избегающая взгляда Шаманки, невольно уловила её разговор с Балясиным.
Целуя Балясина, и гладя его волосы, Шаманка мурлыкала ему на ухо, как все выпившие люди более громким чем требуется, голосом:
— Жень, ну дай мне твой «мерсик». Я к подруге и тут же обратно.
— Ты сумасшедшая ведьма. Машину, ведь, разобьёшь.
— Её тебе жалко. А меня не жалко? Ну, не будь жмотом, дай ключи. А то у меня глаз чёрный — сглазить могу. Сам её разобьёшь.
— Ты же, лыка не вяжешь, дурочка. Впишешься в столб — насмерть убьёшься.
— Не разобьюсь. Ты ведь за меня молиться будешь? Тебе нельзя, чтобы я умирала — тебе плохо будет, если я умру — очень плохо!
— Значит, она разбилась на его машине? — Колапушин удивлённо поднял брови — этого он не знал.
— Да. Она и трезвая лихачить любила. Всё время его просила дать ей ночью покататься на «Мерседесе». А тогда… Нам сказали, что скорость у неё была километров сто шестьдесят. Наверное, с управлением не справилась, вылетела на встречную полосу. И ещё троих бедняг на тот свет с собой захватила.
— Я смотрю — не очень то вы её любили, Бэлла.
— О мёртвых плохо не принято.
— Арсений Петрович — подскочил Немигайло, держа в руках какую-то маленькую прозрачную пластиковую трубочку, со светло-розовым порошком внутри — смотрите, в нижнем ящике нашёл!
— Кокаин?
— Он, родимый, кто, как не он?
— Нет! Нет! — закричала хриплым голосом Белла, прижимая руки к груди — Женя не был наркоманом! Это только в последнее время. С ним что-то страшное случилось!
— А что с ним случилось?
— Я… не знаю…
— Вы не помните, что за бумагу искал здесь Балясин за два дня до смерти?
— Когда Анфиса приходила?.. Не помню… Он не сказал.
— Не понимаю. — Колапушин отчётливо видел, что Бэлла постоянно что-то не договаривает. — Чего вы все так боитесь?
Слёзы, давно стоявшие в глазах Беллы, покатились по щекам. Не пытаясь их вытирать, она горько всхлипнула.
— Ничего. Всего-навсего умер хороший человек, и нам всем очень плохо. Можно, я уйду?
— Идите Бэлочка — сочувственно сказал Колапушин — вы, наверное, очень устали.
— До свидания — всхлипнула Белла, и, стараясь держаться прямо, всё так же, не вытирая слёз, медленно вышла из кабинета.
Глава 8
Плотно прикрыв за Беллой дверь кабинета, Колапушин повернулся к Немигайло. Тот, похоже, собрался разразиться длинной тирадой, но Колапушин предостерегающе поднял руку.
— Погоди, Егор. Ты, лучше, попробуй в двух словах объяснить: как ты понимаешь — что здесь творится?
— Чертовщина какая-то, Арсений Петрович! — выпалил Немигайло.
— Вот, вот. Чертовщина, не чертовщина, но что-то странное во всей этой истории явно присутствует. Подпихнул нам Савелий работёнки, чтоб его… Сообразить даже не могу: с чего тут начинать. У тебя хоть какие-нибудь мысли есть?
— От музыки это всё, Арсений Петрович! Крутят её с утра до вечера — вот крыша и поехала. А хозяин окончательно свихнулся. Чего улыбаетесь? Надо мной молодёжь живёт — так они иногда так заведут — потолок трясётся! Сестра тоже жалуется: племяш день и ночь слушает — им с Пашкой хоть из дома беги!
— Ну, что от громкой музыки можно на стенку полезть, тут я с тобой полностью согласен, особенно, если музыка плохая. Только ты не учёл одного — здесь такая музыка самая что ни на есть обыкновенная. И громкостью их тоже не удивишь — работа такая. Конечно нервы они себе этим испортят, но не сразу. Потом с чего ты взял, что хозяин свихнулся?
— А, вот — сами посмотрите — Немигайло потащил Колапушина в дальний угол кабинета, где стояли журнальный стол с двумя креслами. На столе и на стенной полке, висевшей рядом, стопками и поодиночке стояли и лежали десятки разнокалиберных книг. Многие блестели новеньким целлофаном современных обложек, но были и старые, а две или три на вид могли рассыпаться просто от одного взгляда.
— Ну?! Будет нормальный человек это читать?! — Немигайло потрясал в воздухе каким-то толстым, старинным на вид фолиантом — Библий одних — четыре штуки! Белая магия, чёрная магия… Доктрина какая-то тайная! От одних картинок свихнёшься. Это что — нужно чтобы компакт-дисками торговать?
— Да не кипятись ты так. Балясин, ведь, не только дисками торговал. Он и музыкант известный. Кто знает, что ему для вдохновения нужно было? Он такой не единственный вовсе. Да и интересно. Я вот эту книгу сам с удовольствием почитал бы.
Немигайло аккуратно вынул из рук Колапушина небольшой томик.
— «Тибетская книга мёртвых» — вслух прочитал он название и положил книгу на стол. — Нет, Арсений Петрович, вы нам ещё живой нужны. Ладно, согласен, Балясину вдохновение требовалось. А Белла эта, она то чего с глузду съехала? Ей что, тоже вдохновение требуется чтобы на арифмометре щёлкать?
— Молодой ты ещё, Егор — улыбнулся Колапушин — это на счётах щёлкали, а у арифмометра ручку крутили. С ней-то, как раз, всё понятно — подумав, добавил он — просто, любила она его.
— В интимном смысле? — моментально насторожился Немигайло.
— Опять для Лютикова сведения собираешь?
— Самому интересно.
— Что-то между ними, наверное, было. Тем более, что и знакомы давно.
— А вы откуда знаете, — удивился Немигайло — вроде разговора об этом не было?
— Тоже мне, сыщик! — Усмехнулся Колапушин — Преступников по фотографии опознаёшь, а тут оплошал!
— Погодите… Это — та, что у Анфисы на фотографии была? Девчонка школьница?
— Наконец-то дошло до тебя!
— Так выросла она с тех пор, красивая стала. Голос, вот, только хриплый.
— Плакала, наверное. Слушай, давай, всё-таки, делом заниматься. Надеюсь, с чёрной магией всё?
— Нет, не всё — к удивлению Колапушина, ответил Немигайло. — Вы картины-то на стенках видели?
— А что там с ними такое?
— Не с ними, а на них! Ужасы сплошные. И повесили их недавно — плакаты, чтобы место освободить перевешивали, и следы остались. Не выгорело под ними.
Заинтересованный Колапушин подошёл к стене, где, среди рекламных плакатов висели репродукции картин. Подбор их, действительно, казался случайным — «Девятый вал», «Последний день Помпеи», несколько офортов Гойи из цикла «Капричиос», Иероним Босх — три картины из «Искушения св. Антония», потом, видимо, что-то из Сальвадора Дали и несколько других — их он вообще раньше не видел. Похоже, Немигайло был прав, все репродукции объединяло одно — тема безысходности перед предстоящей катастрофой, спасения от которой нет! Но Колапушин не собирался сдаваться вот так, сразу. Углядев «Семь смертных грехов», тоже Босха, он, торжествующе, ткнул в неё пальцем.
— Это ужасы, по-твоему?
— А трубы, Арсений Петрович? Видите, в трубы трубят. Небось, это и есть, те самые, Иерихонские трубы?
— Ошибаешься. Конечно, и то и другое из Библии, только грехи, наверное, в книгах Моисеевых, а Иерихонские трубы — позже.
— В Библии? — моментально заинтересовался Немигайло. — А где?
— Тоже, где-то в начале. По-моему, в книге Иисуса Навина… или в книге Судей Израилевых — сейчас точно не вспомню, искать нужно.
— Я посмотрю, Арсений Петрович? А вы, пока, вот над этим покумекайте.
Немигайло поднял с пола плакат Вари Шаманки.
— Смотрите, я сначала подумал, что так и было, а оказывается, круг с крестом не напечатан, а сверху нарисован. И, вот, карточку нашёл под столом. Она на ней тоже, и знак такой же. Я то думал, что Паршин этот, шиза полная. А теперь вижу — похоже прав он был. Недаром, он даже говорить об этом боялся.
Немигайло знал, чем взять — Колапушин, действительно, серьёзно задумался. Фактами, конечно, назвать это было трудно — скорее ощущениями. Но общая картина получалась странной, нелепой, непохожей ни на что, с чем Колапушину приходилось сталкиваться раньше. Нельзя же было всерьёз рассматривать версию нечистой силы. И заключение экспертизы было совершенно определённым — в него Колапушин верил. Балясин умер от инфаркта, мало того — то, как он жил в последнее время, к чему-то подобному и должно было привести. И, всё же… каким то шестым чувством Колапушин ощутил… неправильность, что ли, происходящего. Что-то во всём этом было не так, что-то тёмное, иррациональное, не поддающееся логическому объяснению.
— Вот! — загремел торжествующий голос Немигайло. — Правильно старые люди говорят — в Библии всё написано, только уметь читать надо.
— И что же ты там вычитал?
— «Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ громким голосом, и обрушилась стена города до своего основания…» — Немигайло, торжествующе захлопнул Библию и добавил, под сильным впечатлением от прочитанного: — Сильная вещь — эти трубы Иерихонские.
— Ты о чём? — не совсем понял Колапушин.
— В Библии об Иерихонских трубах написано. Израильтяне город штурмовали. Господь велел им семь дней ходить вокруг стен и дуть в трубы. Потом они крикнули все вместе и стены рухнули. А ведь в то время что-что, а крепости хорошо строили!
— Пока ничего нам эти трубы не объясняют.
— Всё объясняют. Трубы — это тоже музыка! Что-то такое эта Шаманка знала, недаром и прозвище у неё такое. Может, чувствовала, что умрёт скоро — вот и напела. А Балясин слушал это всё время и помер, и рыбки подохли.
— Дались тебе эти рыбки. Они тут эту музыку каждый день слушали, если вообще слышать умеют. Не тем чем-нибудь накормили, вот и всё.
— Забыли, Арсений Петрович. Белла говорила, что Балясин с детства рыбок разводил, и сам за кормом для них ездил. А как напела тут эта колдунья про трубы Иерихонские, так они и дохнуть начали. А лично меня вот очень волнует, почему сдохли рыбки.
— Именно рыбки? — изумился Колапушин.
— Рыбки! — убеждённо повторил Немигайло. — Оксана моя аквариум притащила для Светки. С рыбками — этими, как их — неоновыми. Ребёнок расстроится, если чего с ними случится.
Даже Колапушин, привыкший к неожиданным извивам мыслей Егора, не сразу нашёлся, что сказать. Слишком уж неожиданным был поворот темы. Но сама мысль была интересная, стоило хотя бы проверить.
— Может и правда, от музыки они?.. Ты, вроде, с этой техникой разобрался? Дай-ка послушать.
— Вам это надо? — вылупил глаза Немигайло.
— Сам же уверял, что Балясин от музыки умер. И рыбки тоже. Вот мы и проверим — сразу то не помрём.
Колапушин обошёл письменный стол и уселся в большое чёрное кресло.
— Слушай, Егор, а здесь комфортно. Ну, давай, включай.
— Арсений Петрович — Немигайло старался быть как можно более убедительным — вы, с вашим изысканным вкусом, просто физически этого не вынесете.
— Давай врубай! Тоже мне — музыковед в форме.
— Это будет культурный шок. Я вас предупредил. Давайте, хоть потише сделаю, а то оглохнете.
— Сам знаешь — следственный эксперимент по делу должен проходить в максимально схожих условиях. Кончай пререкаться — заводи шарманку.
Безнадёжно пожав плечами, Немигайло разыскал на аудиоцентре нужную кнопку. Первые же удары из мощных колонок прокатились по стенам, как гул стихийного бедствия. Колапушину показалось, что его голову сдавливают огромные тиски. Он вжался спиной в кресло, но это помогло мало. Откуда-то снизу по позвоночнику поднимались тёмные волны паники, захлёстывая мозг, и заволакивая чернотой глаза. Колапушин попытался встать, но тело, его почему-то не слушалось. Он успел увидеть тревожные глаза Немигайло, торопливо разыскивающего кнопку, и комната завертелась в судорожном танце перед глазами…
Глава 9
— Ну, вот и всё. Зажмите рукой ватку и не отпускайте минут десять. Ну, как, полегче вам? — спросил Колапушина немолодой, седой человек. — Нет, нет — вы пока не поднимайтесь, полежите ещё немного. — Я вам такой коктейль намешал — не хуже, чем в «Метрополе». А то встанете резко, и голова может закружиться.
Дикая головная боль, казалось, выдавливающая глаза из орбит, нехотя отступала. Прошло противное чувство тошноты, окаменевшие плечи, шея и затылок постепенно избавлялись от сковывающей тяжести, стеснение в груди уменьшилось и, наконец, Колапушин смог свободно вздохнуть. Оказывается, он лежал на диване в приёмной, куда, как он смутно помнил, его привели Немигайло с Витей.
— Спасибо, доктор — поблагодарил он более или менее нормальным голосом — а что это я, будто горю весь?
— Это от лекарства, так и должно быть, Не беспокойтесь, скоро пройдёт.
— А вы говорите — рыбки… — облегчённо пробасил, откуда-то сбоку, Немигайло — Ничего, ничего, сейчас домой — Азнавура… Ив Монтана послушаем, тихонечко так… Говорил же я вам — будет культурный шок.
