В тот день он вдруг почувствовал такую усталость, что не было сил рукой-ногой шевельнуть. А потом… потом он заснул и во сне его мечта стала реальностью. Больше всего он боялся, что сон этот когда-нибудь закончится, и тогда он проснется с горьким осознанием беспощадной действительности. Но когда все-таки проснулся, то, сам не веря себе, убедился в том, что каким-то образом его мысленное плавание по морю информации продолжается, только теперь он способен как бы раздваиваться, и пока одна половинка его живет в реальном мире, ходит, разговаривает и мыслит, вторая постоянно просматривает информацию. Гигабайты и терабайты информации… Вряд ли Олега интересовало что-то конкретное, потому что еще со времен серфинга по Интернету главным для него был сам процесс доступа, а не смысл информации…

Олег умолкает и невидящим взглядом смотрит в пространство. И я догадываюсь: даже сейчас, разговаривая со мной, он продолжает листать несуществующие страницы несуществующих книг, смотреть несуществующие записи несуществующих фильмов, идти от линка к линку в несуществующей всемирной Сети. В инфосфере…

И тут меня осеняет: так вот в чем причина появления Спящих!

Как и его сотоварищи по Спячке, Олег и впрямь был болен. Только болезнь эта была весьма своеобразной и заключалась в неутолимой жажде получения все новой информации. Все, что окружало парня (тетка с ее воспитательными попытками; школа, куда надо ходить только для того, чтобы в конечном итоге получить аттестат и поступить в какой-нибудь вуз, где будет то же самое; друзья-приятели, которые требуют времени и внимания), представлялись ему лишь как происки реального мира, направленные на то, чтобы отвлечь его от удовлетворения «информационного зуда»…

То же было и с остальными.

Юлия Быкова была буквально «помешана» на музыке. Она была готова днем и ночью прослушивать все новые записи. Но это оказалось физически невозможно, поскольку новинки, штампуемые музыкальными студиями и исполнителями, растут, подобно снежному кому… И тогда девушку посетила мысль: вот бы иметь такой плейер, который мог воспроизводить записи в ускоренном темпе!…

Александр Крашенников, самый настоящий телеман, был способен смотреть что угодно, хоть телевизионную таблицу настройки… Но надо было работать, уделять внимание семье, ходить в магазин… Вот если бы телевизор был всегда с ним! Но даже в этом случае Крашенникова все равно бы мучил тот факт, что он не может принимать все каналы мира…

Солодкий и Скобарь были заядлыми чтецами. Они ни минуты не могли прожить без чтения, причем готовы были поглощать любой текст. Такие люди встречаются в нашей жизни на каждом шагу – все-таки наша страна считается самой читающей в мире. Наверное, любому человеку приходилось встречаться с подобными читателями-фанатами. Которые читают всюду и в любое время суток. Которые впадают в некий транс, пробегая глазами рекламные объявления и инструкции к бытовым электроприборам…

Все эти люди испытывали все более острую потребность в информации, а процесс ее удовлетворения действовал на них, как водка на алкоголика. Но рано или поздно эта их внутренняя потребность вступала в противоречие с практическими возможностями. Они уже не довольствовались доступными им способами получения информации. И тогда организм жертв инфозависимости мобилизовывал скрытые резервы мозга, и они приобретали способность к психокинетическому потреблению информации из любых внешних источников с такой скоростью, какая и не снилась самому быстродействующему компьютеру…

Видимо, время мутации варьируется, а значит, и проснуться Спящие могли бы в разное время: одни – спустя неделю, другие – через несколько лет. Видимо, Олег стал «первой ласточкой» потому, что в его подсознании постоянно сидело занозой воспоминание о голодном бездомном коте, которого надо накормить…

Я подхожу к чердачному окну, через которое виден просыпающийся город, и отсутствующим взглядом пробегаю по многоэтажным бетонным коробкам, утыканным телевизионными антеннами и связанным между) собой телефонными проводами.

Боже мой, думаю я, каким же идиотом я был!

Я изощрялся, выдумывая инопланетных пришельцев, желающих сделать землян своими агентами, жестоких и равнодушных экспериментаторов в погонах, испытывающих на мирном населении новые способы психогипнотического влияния; я подозревал, что речь идет об очередном проявлении экологического кризиса или о вспышке невиданной болезни – а в действительности все оказалось по-другому.

Наше общество, перенасыщенное информационными потоками, неизбежно должно было породить так называемого Человека Информационного, который испытывал бы неутолимую, фанатичную жажду информации – подчас бессмысленной и ненужной – и наслаждение при ее потреблении. Как наркоман, который не может прожить без потребления наркотиков…

Информация – это новый, особый наркотик для человечества. Инфодрог. И самое страшное заключается в том, что не видно действенных средств борьбы с ним. Прогресс человечества всегда был связан с поиском способов, позволяющих добывать как можно больше информации, и теперь этот процесс невозможно остановить, как нельзя остановить эволюцию человечества. Видимо, с каждым годом Спящих будет появляться все больше и больше. Не только у нас, в России, но и во всем мире. Мапряльск, Артемовск, американский городок Батлер. Именно в маленьких провинциальных городах наиболее остро ощущается дефицит информации, и, значит, именно в них будет появляться все больше жертв инфодрога… Но общество так устроено, что не может допустить революции в области потребления самого дорогого товара, и поэтому Спящих будут уничтожать с методичностью и безжалостностью, с какой крестьянин пропалывает сорняки, буйно всходящие на его поле.

И так ли уж будут неправы «прополыцики»? Разве сегодня в нашем мире можно допустить, чтобы доступ к информации о создании оружия массового уничтожения имели рядовые граждане? А если эта информация попадет в руки дураков, фашистов, преступников, маньяков?..

Неужели это – тупик нашей цивилизации? Неужели нет никакого выхода?

И что я, рядовой инвестигатор, могу сделать, чтобы не допустить этого?

Эх ты, мудрец, укоряю я самого себя. Не надо ничего усложнять. Ответ прост и очевиден.

Любая информация должна стать доступной каждому. Никаких секретов и запретов. Если она стала потребностью для человеческого организма, как вода, пища или воздух, то бессмысленно ограничивать эту потребность. Новые потребности должны породить и новые принципы их удовлетворения. Каждый должен сам установить для себя разумный предел информации, которую он сможет усвоить, чтобы она не откладывалась бесполезным грузом в клетках головного мозга.

Но все это будет возможно только завтра. Пока еще слишком рано…

Таким, как Олег Круглов, просто не повезло стать первыми. Потому что их пока – единицы. Лишь когда их станет так много, что общество не сможет остановить эту волну, оно будет вынуждено измениться, чтобы подстроиться под них. Неизбежно…

* * *

А, собственно, чего я жду? Выехать из Мапряльска на машине Лугина сейчас все равно не удастся. Если нас с Олегом разыскивают, то все выезды из города давным-давно перекрыты. Так что надо взять из гаража хотя бы деньги и документы – вернее, их бланки – и топать пешочком окольными тропами до ближайшего населенного пункта. Интересно, сколько это будет километров?.. Ладно, неважно, доберемся как-нибудь…

Пока по улицам ходят люди, среди них легче затеряться. Только идти надо мне одному. Брать Олега с собой я никак не могу. Его может узнать кто-нибудь из знакомых или соседей…

– Вот что, Олежка, – решительно говорю я, поднимаясь на ноги. – Я сейчас отлучусь в одно место, а ты жди меня здесь. Только смотри, никуда носа не высовывай. Я постараюсь быстро обернуться…

– Хорошо, Владлен Алексеевич.

Похоже, парень уже смирился с участью живого груза, который я должен эвакуировать из города. Даже вопросов лишних не задает. Впрочем, зачем ему вопросы, если он и так почти все знает?

Только бы не сбежал…

Спускаюсь по лестнице, на ходу озирая окрестности школы. Но поблизости вроде бы никого нет.

Главное – чтобы тайник Лугина был в целости и сохранности…

Я без особых приключений добираюсь до заветного гаража и некоторое время слоняюсь вокруг него с отвлеченным видом, осматриваясь. Кажется, все чисто. Лишь несколько мальчишек гоняют по пустырю мячик, да почти напротив гаража на берегу пруда виднеется фигура мужика с удочкой, который никак не похож на переодетого агента.

Наконец я решаюсь. Набираю на замке заветный шифр, распахиваю нагретую солнцем железную створку и, быстро протиснувшись внутрь, тщательно прикрываю ее за собой.

Машина на месте, и я облегченно вздыхаю. Сажусь в пыльную кабину и принимаюсь рыться под сиденьем, чтобы достать сверток с деньгами.

А когда распрямляюсь, то висок мой упирается во что-то холодное и жесткое. Ствол пистолета.

Скашиваю взгляд на того, кто держит оружие. Так я и знал…

– Далеко собрался, Лен? – миролюбиво спрашивает человек с пистолетом.

– Да вот решил по городу прокатиться с ветерком, – в тон ему отвечаю я, делая вид, что нет ничего особенного в дружеской беседе под дулом пистолета.

Одновременно прикидываю шансы успеть воспользоваться пистолетом, который торчит у меня за поясом под курткой. Но шансов – явно никаких…

Словно прочитав мои мысли, человек с пистолетом перекладывает оружие в левую руку, и, по-прежнему не отнимая ствола от моего виска, сноровисто обыскивает меня до пояса.

Обнаружив «Макаров», он присваивает его себе, а сам продолжает как ни в чем не бывало:

– Ты хоть знаешь о том, что тебя разыскивает милиция?

– Неужели? – усмехаюсь я. – Что же такого я натворил? Наверное, не в том месте перешел улицу…

– Ты действительно перешел дорогу, – многозначительно комментирует человек с пистолетом. – Кое-кому… А за это нарушение полагается не штраф, а смерть, дружок…

Он лезет свободной от пистолета рукой в карман и достает оттуда какие-то железки. Потом делает несколько быстрых движений, слышатся щелчки, и вот уже руки мои прикованы одной парой наручников к рулю, а вторая пара наручников плотно притягивает к подголовнику сиденья мою шею. Теперь я могу лишь двигать ногами, но что в этом толку?

Осуществив все эти манипуляции, незваный гость настолько расслабляется, что прячет пистолет в карман, а взамен достает мятую пачку «Примы».

Закурив, небрежно опирается на открытую дверцу и с садистским наслаждением разглядывает меня.

– А ты что, Костя, устроился внештатным сотрудником в местную милицию? – сиплю я, чтобы хоть что-то сказать. – С каких это пор тебя интересует, кого и за что ловят менты?

Лже-Круглов раздвигает губы в широкой улыбке:

– Естественно, меня это интересует, – произносит он. – Все-таки как-никак разыскивается человек, который похитил из больницы моего сына.

– Сына? – повторяю я. – Брось, я же теперь все про тебя знаю. Олег – вовсе не сын тебе. И ты сам – не новоиспеченный военный пенсионер Константин Круг-лов, а сотрудник Главного разведывательного управления подполковник Абакумов Владимир Федорович. Тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Русский. Взысканий не имеешь. Входишь в состав группы специальных операций «Сигма». Номер твоего служебного удостоверения назвать или не стоит?..

Если я хотел удивить человека возле машины, то мне это не очень-то удалось. Во всяком случае, на лице его не дрогнула ни одна жилка. Только молчит он уж слишком долго. Видимо, лихорадочно обдумывает мои слова…

– Ну что ж, – наконец говорит Абакумов. – Вижу, что общение с мальчишкой для тебя не прошло даром, инвестигатор Сабуров. Только не надейся, что оно будет продолжаться и впредь. Парень этот мне… то есть нам… нужен позарез. И можешь не сомневаться, что я сделаю для этого все.

– Не сомневаюсь, – говорю я. – Ты и так много для этого сделал. Например, расчистил себе дорогу, убрав настоящего отца Олега. Потом – его сестру… Ножина ведь тоже ты убил? Помнится, из больницы ты его отвозил домой, не так ли? Убрал старика тем же способом, что и Круглову, а потом, через несколько часов, сымитировал его звонок ко мне с помощью монтажа из магнитофонной записи, верно?

Круглов-Абакумов пожимает плечами:

– Ну да… Но я вынужден был пойти на это, потому что старый хрыч помогал своим бывшим коллегам по КГБ. Я его сразу опознал в баре. Много лет назад мы с ним сталкивались в закрытой «психушке», когда я выполнял одно задание. Хорошо, что в «Минутке» он меня сразу не узнал… Ну, а в больнице той ночью я сразу догадался, что старик причастен к попытке покушения на Спящих. Словом, в этой многосторонней партии он играл на стороне тех, кто хотел убить Спящих, а мне это было невыгодно…

– А я? Почему ты спас меня тогда, возле бетонного забора?

– Да потому что ты, дурачок, нужен был мне как человек, способный оказать содействие в похищении Спящих. Только потом, когда операция вышла на завершающий этап, ты стал мешать мне, но ведь я не стал убивать тебя – скажи хоть за это спасибо, Лен. Я просто сдал тебя милиции, вот и все… И если бы этот придурок капитанишка не совершил промах, позволив тебе сбежать, сейчас все было бы иначе… Ты ведь не знаешь, что я практически спас тебя во второй раз прошлой ночью…

– Да-а? – с искренним удивлением протягиваю я. – Это каким же образом?

– А таким, что, пока ты вытаскивал из изолятора Олега, я занимался теми эфэсбэшниками, которые сидели в фургоне в готовности, если что, помочь своим дружкам. Их было трое, и мне пришлось повозиться, прежде чем я сумел их успокоить навсегда. А заодно я нейтрализовал их попытку взорвать изолятор вместе с тобой и со всеми остальными, кто там еще был живой… Они заложили в подвале мощный радиоуправляемый фугас, и им достаточно было нажать кнопочку вот на этом пульте, чтобы не только от изолятора, но и от всей больницы остались бы одни развалины!

С этими словами он достает из кармана небольшую коробочку с жидкокристаллическим экранчиком и демонстрирует ее мне. В окошечке застыли неподвижно цифры: два нуля и сорок, разделенные двоеточием.

– Как в лучших голливудских боевиках, – констатирует самодовольно самозванец, – за сорок секунд до взрыва я нажал вот эту синюю кнопочку – и таймер на детонаторе фугаса прекратил тикать. А знаешь, что будет, если я нажму вот эту красную кнопку?

– Догадываюсь, – хриплю я перехваченным горлом: цепочка наручников все сильнее врезается в него.

– Это хорошо, что ты сообразительный, – улыбается Абакумов. – Значит, ты поймешь, что лучше сказать мне, где сейчас прячется мальчишка, чем допустить, чтобы в больнице произошел такой мощный взрыв… Я ведь не стал сообщать о фугасе милиции.

– Они должны были сами обнаружить его, – сипло говорю я. – Ты пытаешься блефовать, Абакумов.

– Ну, во-первых, этим тупицам это и в голову не пришло. Тем более что хозяев фугаса не осталось в живых. Их тела я запер в фургоне и разнес на куски зарядом пластита как раз в тот момент, когда примчались менты… А во-вторых, Лен, давай не будем рассуждать, блеф это или не блеф. Мы просто-напросто проверим это практически. Идет? Больница отсюда, конечно, далековато, но грохнуть все равно должно так, что весь город услышит… Ну что, испытаем?

Он подчеркнуто медленно нажимает на красную кнопку и испытующе глядит на меня. А потом разворачивает пульт экранчиком ко мне, и я вижу, как двоеточие между цифрами принимается мигать, и секунды стремглав сменяют друг друга.

Сорок… Тридцать…

А если это все же блеф?..

Двадцать пять…

А если нет?..

Двадцать… Выбирай, Лен, выбирай, что для тебя важнее: жизнь одного подростка-уникума или жизни десятков больных, врачей, медсестер?..

Восемнадцать… Семнадцать,..

Решать надо быстро…

Пятнадцать…

– Останови! – хриплю я. – Я… я все скажу!..

Абакумов нажимает на синюю кнопку, и время вновь замирает на пульте. Осталось пятнадцать секунд.

– Ты напрасно ищешь Олега, – торопливо говорю я. – Он.. он никакой ценности для тебя не представляет…

– Не надо врать, Лен. Врать нехорошо. Пойми, мы все знаем о Спящих. Еще с того времени, как твой Игорь Всеволодович вздумал утаить очень важную информацию от своего начальства. Мы уже тогда вели твоего шефа… параллельно с нашими друзьями-конкурентами из ФСБ… Так что выкладывай… А насчет того, что Олег оказался «пустышкой» – это уж мы проверим, будь спок…

Я молчу. Выбор, который предстоит сделать, душит меня сильнее, чем стальная цепочка наручников на горле.

Абакумов внезапно присаживается на корточки так, что его голова оказывается почти на одном уровне с моей.

– Послушай, Лен, – говорит он. – Ты зря боишься за пацана. Ничего плохого с ним у нас не произойдет. Мы вовсе не собираемся убивать его, как эти придурки… Нам нужна информация, понимаешь? Это – наш хлеб, Лен. И нам наплевать на то, что уникум подобного рода может быть опасным для страны, правительства, человечества, в конце концов!.. Поверь, у нас он, наоборот, будет кататься, как сыр в масле!.. Ему даже лучше будет у нас, чем в Инвестигации, потому что мы будем платить ему больше, чем ваша сраная контора, которая кормится за счет скудных подачек международных организаций!..

В любом случае я проиграл. Стоит мне уступить – и он обязательно пристрелит меня на прощанье. Поэтому не надо. Лен, не поддавайся ему!..

Но палец Абакумова вновь ложится на зловещую красную кнопку, и я сдаюсь:

– Он – в школе. Той, что недалеко от твоего… от его дома… На чердаке. Туда ведет пожарная лестница…

Что ты наделал, Лен?!

Абакумов медленно убирает пульт в карман. Долго смотрит мне в глаза. Потом произносит с непонятной интонацией:

– Я знал, что тебя только так можно уломать. Лен.

Молодчина, что оправдал мои ожидания… После паузы добавляет:

– За это я готов вручить тебе специальный приз. Я не стану тебя убивать, если ты сказал мне правду. Но если ты вздумал обмануть меня, я обязательно вернусь и тогда тебе конец. Лен…

С этими словами он поднимает капот машины и выдергивает откуда-то небольшую продолговатую трубочку.

– Это предохранитель от электроцепи сигнала. Чтобы у тебя не возник соблазн побаловаться истошными гудками, – говорит он мне. – Ну а теперь прощай. Или – до свидания, хотя для тебя было бы лучше больше никогда не свидеться со мной…

Абакумов выходит из гаража. Дверь закрывается, и я слышу, как снаружи защелкивается замок.

Ловушка захлопнулась.