Глава 12

Чем дольше я нахожусь в этом уральском городке, тем все больше у меня складывается впечатление, что события, которые вокруг меня происходят, суть звенья одной и той же цепи. А именно – будто противостоит мне мощная и высокоорганизованная сила, которая поставила своей целью запутать меня, изнурить, вымотать, а уж затем – раздавить с хрустом, как пустую яичную скорлупу.

Для этого эта неведомая структура не гнушается ни дешевым взятием на испуг с помощью анонимных звонков по телефону, ни попытками физического выведения меня из строя с помощью грубого мордобоя, ни морально-психологическим давлением посредством загромождения моего пути к истине трупами людей, имеющих то или иное отношение к Спящим…

Остается задуматься: чем это я так не угодил своему невидимому оппоненту? Почему именно на мне сосредоточен его беззвучный огонь из орудий разного калибра?

Потому что я пытаюсь во что бы то ни стало докопаться до истины как представитель Инвестигации?

Или просто потому, что я являюсь пешкой, слишком далеко вторгшейся в расположение неприятельских фигур, а посему подлежащей чисто профилактическому уничтожению?

Именно над этим я раздумываю, шествуя пешком от дома Ножина до трамвайной остановки. С согласия Нагорнова, я не стал дожидаться, когда в квартиру психотерапевта прибудут оперативники. Заранее ясно, что никаких следов и существенных улик им и на этот раз не удастся обнаружить.

Бедный Михаил Юрьевич!.. Кому он мог помешать и чем – уж не своими ли парадоксальными версиями о происхождении Спячки?

Я старательно роюсь в памяти, чтобы вспомнить, как себя вел Ножин в последние дни и что говорил. На память я, в общем-то, не жалуюсь, но ничего существенного или подозрительного, что могло бы быть связано с покойным, припомнить не могу.

…"Нервная система у вас, коллега, ни к черту. Словно вы двадцать лет работали резидентом разведки где-нибудь в Иране…"

…"Я всех насквозь вижу. Мне это по профессии положено…"

…"Лично меня в этой истории интересует другое: что именно они видят во сне?.."

…"Вы тычетесь в стену носом и потому не способны понять, что стена эта круглая и построена по периметру круга – замкнутого круга вашего неверия! А нужно отойти от стены подальше, и тогда все будет видно, как на ладони!.. "

…"Мы с Евгением Петровичем обсуждали одну очень заманчивую версию, которая могла бы объяснить появление Спящих…"

Нет, все это, конечно, заманчиво-многозначительно, но к смерти Ножина едва ли может иметь отношение…

Неужели Психу удалось схватить кончик нити, ведущей к разгадке тайны Спящих?

Или все намного проще, и его убрали по тем же причинам, по которым пытались убрать и меня, – чтобы не путался под ногами взрослых дядей, занимающихся серьезными делами?

Или это акция устрашения, призванная продемонстрировать , что и меня ждет такая же участь?

Вот так вся наша жизнь: постучишься не в ту дверь – и можешь заказывать себе поминки…

СТОП! Что там промелькнуло в моем мозгу, какая неясная ассоциация?

Стук. Стук в дверь. Вспомни, как вчера вечером Ножин стучал в стеклянную дверь невропатологии, пытаясь разбудить медсестру Ефимову, которая была в то время уже мертва. И лишь Нагорнов обнаружил, что дверь не заперта изнутри на ключ. Вроде бы все логично, верно? Однако есть одно маленькое «но»…

Вчера оперативникам удалось установить, что обычно дежурные по отделению запирают входную дверь изнутри в начале двенадцатого, сразу после отбоя. Было выдвинуто предположение, что неизвестный, покушавшийся на Спящих, мог до этого времени скрытно проникнуть в отделение, спрятаться и дождаться, пока все заснут. Потом он выбирается из укрытия, отключает приборы в палате Спящих и, чтобы не оставлять свидетелей, убирает медсестру с помощью какого-нибудь сильнодействующего сердечного стимулятора. После чего открывает дверь ключом, найденным в кармане или на столике дежурной, и уходит восвояси…

Вторая, менее вероятная, версия основывалась на том, что Лена Ефимова была знакома со своим убийцей и сама впустила его в отделение.

Однако теперь передо мной внезапно открывается и третья возможность.

Как все двустворчатые стеклянные двери, которые почему-то так любят устанавливать в больницах, дверь, в которую ломился Ножин, открывалась в обе стороны, и ее створки свободно болтаются на подвеске. Не заметить, что дверь открыта, попросту невозможно!

Психотерапевт заранее знал, что дверь в отделение будет открыта, но переиграл, стараясь скрыть от нас эту свою странную осведомленность. Если бы он постучал всего один раз, этого было бы достаточно. Но он стучал по крайней мере трижды в открытую дверь и допустил оплошность.

В связи с этим возникает вопрос: откуда он мог знать, что дверь в отделение будет открыта?

И ответ на этот вопрос может быть такой: услышав от меня в клубе «Минутка», что со Спящими что-то случилось, Михаил Юрьевич сразу понял, что именно происходит в этот момент в отделении. А это значит, что он ведал о намерении наших неизвестных противников расправиться со Спящими.

Знал – но молчал.

Боялся, что его убьют? Или те, кто взял его в оборот, все-таки сумели склонить «теоретика и практика» к пособничеству в тайной операции против Спящих?

Теперь становится понятным, почему он так сказал – вернее, не он, а его голос, записанный на магнитофонную пленку и воспроизведенный мне по телефону, перед смертью: "Они хотели и меня… но сказал… «Нет»…

Кто-то хотел, чтобы именно он убил Спящих. Но Ножин, судя по всему, отказался… Тогда его принялись обрабатывать в том плане, чтобы он предоставил кое-какую информацию. Например, кто и когда будет дежурить по отделению, как и когда запирается входная дверь, где расположена палата Спящих и что надо сделать, чтобы, не поднимая шума и без подозрений, быстро и надежно отправить Спящих на тот свет. Только Ножин мог сообщить убийцам, как отключить общий пульт систем жизнеобеспечения в палате Спящих.

И он наверняка сделал это.

Только ни он, ни его анонимные сообщники не знали, что я сразу же засеку изменения в состоянии Спящих с помощью заранее установленных датчиков. И еще они не ведали, что убить Спящих нельзя – по крайней мере, таким способом…

Не доходя до трамвайной остановки, я бросаюсь к телефону-автомату: не хочется на виду у прохожих пользоваться «мобилом».

Шагивалеев отвечает на звонок не сразу, и голос его, как всегда, недоволен:

– Слушаю вас.

– Ринат, еще раз добрый день, – говорю торопливо я. – Это Сабуров. У меня есть очень важная и очень срочная просьба к тебе…

– Что случилось, Лен?

Я колеблюсь, но решаю пока не раскрывать свои карты.

– Ничего, просто мне надо узнать от тебя одну вещь.

– Ну, давай, только побыстрее, а то я должен идти на совещание…

– Ты не знаешь, где Ножин работал до того, как поступил к тебе на должность психотерапевта?

– Конечно, знаю. Где-то в области, в районной поликлинике…

– А еще раньше? Меня интересует тот период времени, когда он трудился в психбольнице. Что это за учреждение и где оно находится?

– Ну, этого я не помню. Тебе надо в наш отдел кадров обратиться, в личном деле Психа должно быть все записано… В конце концов, дождись, пока он сам появится, и спроси у него…

– Он не появится, Ринат. Никогда.

– То есть?.. Что ты имеешь в виду?

– Сегодня ночью он скончался у себя дома, – говорю я. – Я только что из его квартиры, там сейчас работает милиция… Он на сердце никогда не жаловался?

– Да как сказать? Все мы постоянно на что-то жалуемся… Слушай, а почему милиция?..

– Потом объясню. Ты же торопишься…

– Черт, не хватай меня за язык!

– Я тоже тороплюсь, так что извини. Ты все равно скоро все узнаешь. Дай лучше мне номер ваших кадровиков…

Через несколько минут я звоню в больничный отдел кадров, а еще спустя несколько минут, после некоторых препирательств с кадровым инспектором по фамилии Самарева, мне все-таки удается узнать ответ на интересующий меня вопрос, и он свидетельствует в пользу моих подозрений.

«Маленькая психбольница», в которой двадцать пять лет назад работал психиатром Михаил Юрьевич Ножин, не имеет ни адреса, ни названия. Только номер в виде дроби, потому что это не простой дурдом, а спецучреждение закрытого типа.

Только дураку может быть неясно, по линии какого ведомства тогда проходили так называемые «закрытые психлечебницы», и даже те, кто попадал туда, соображали, что в зданиях, огороженных колючей проволокой под током высокого напряжения, вовсе не собирались лечить «пациентов»…

Что ж, по крайней мере одну из команд, участвующих в этой игре, мне удалось-таки вычислить.

Положив трубку, я некоторое время топчусь возле телефонной будки, не зная, куда направиться.

Машинально гляжу на часы и вижу, что уже около двух.

Так вот, значит, на какое заседание спешил Шагивалеев! Через несколько минут в кабинете Завьялова чиновники всех мастей будут решать, что делать со Спящими. А я должен выступать, причем так, чтобы у ни у кого не возникло ни тени сомнений в моей компетентности. И чтобы у присутствующих сложилось стойкое впечатление: да, особых результатов пока нет, но отечественная наука напряженно и активно работает над разгадкой неведомого недуга…

Противно.

И не только .потому, что потребуется публично лгать.

Дело еще и в том, что все эти представители так называемой «городской общественности» наверняка будут руководствоваться не заботой о согражданах, а исключительно своими интересами. Одни будут стараться сохранить во что бы то ни стало свое насиженное кресло, другие будут прикидывать, нельзя ли поймать рыбку в мутной воде, да покрупнее размером; третьи испугаются какой бы то ни было ответственности за происходящее и будут требовать, чтобы Спящих отправили куда-нибудь подальше из города…

Но никого из членов комиссии не будет волновать, что чувствуют и думают люди, оказавшиеся в плену нескончаемого сна, – и чувствуют и думают ли они вообще что-нибудь, суждено им вернуться к жизни или они так и обречены оставаться мумиями, в которых едва теплится жизнь.

Нет уж, увольте, Алексей Федорович, играйте в эти гнусные игры без меня!..

Из-за поворота улицы, визжа стальными колесами, выбивающими искры из рельсов, появляется трамвай, и я устремляюсь к остановке.

Однако еду я вовсе не в больницу.

* * *

К моему великому облегчению, дежурной по этажу не оказывается на месте, и щит, где хранятся ключи от номеров, не заперт на замок, так что я беспрепятственно могу похитить нужный ключ.

Убедившись, что вокруг никого нет, я быстро справляюсь с открыванием двери и бесшумно проскальзываю в номер. Чтобы меня не застали врасплох, запираюсь изнутри, заботливо оставив ключ в замочной скважине.

Потом оглядываю поле предстоящей деятельности.

Знакомая обстановка: две кровати, стенные шкафы, тумбочки и столик. Наверное, везде в номерах та же картина. Вряд ли администрация гостиницы отличается стремлением к разнообразию.

Итак, приступим.

Конечно, лучше было бы, если бы при обыске присутствовал Нагорнов, но, во-первых, он, наверное, все еще торчит у Ножина, а во-вторых, я опасаюсь, что после нашего вторжения в номер Лугина капитан напрочь утратил веру в мои сыщицкие способности.

Да и незаконно то, чем я собираюсь заняться.

Ладно. Пора приступать к делу, а то хозяин может в любой момент вернуться из города.

Ставлю чемоданчик с «мобилом» прямо на пол и приступаю к обыску.

Хорошо, что мебели здесь мало.

Начнем с тумбочки.

Стандартный набор принадлежностей, которые мужчины берут с собой в поездку. Электробритва «Бердск» невесть какого года выпуска, разлезшаяся зубная щетка, полуистраченная паста в тюбике… Губка для чистки обуви китайского производства. Затрепанная книжка карманного формата с бандитской рожей, испещренной татуировками и шрамами, на фоне белых «Мерседесов» и черных пистолетов. И название подходящее:

«Слепой снайпер». М-да-а… Что тут еще имеется? Грязный пластмассовый стаканчик, банка растворимого кофе, полупустая пачка сахара-рафинада. Несколько смятых газет. В основном все – местные. В том числе имеется и утренний номер «Мапряльского рабочего», свернутый трубочкой так, словно им собирались бить мух.

Интересно. Значит, владелец всех этих вещичек уже успел совершить вылазку в город и вернуться. А это значит, что…

Правильно мыслишь. Лен. В стенном шкафу, под висящим на плечиках пиджаком, обнаруживается сумка. Посмотрим, что в ней.

Нет, никаких улик. Похоже, что обладатель сумки – истинный профессионал своего дела. Ни пистолетов с глушителями, ни подслушивающих устройств, ни окровавленных предметов одежды. Только ворох смятого нижнего белья, початый блок сигарет и несколько пачек сухого супа «Доширак»…

А ты чего ожидал, бывший интерполовец? Тайник с героином или россыпь фальшивых долларов?

Ладно, проверим и пиджак, раз уж подвернулась такая возможность.

В одном боковом кармане – пусто, в другом… Похоже, тут есть какая-то бумажка.

Ну-ка, ну-ка…

Хм. Кусочек плотного картона размером с визитную карточку, на которой на пишущей машинке отпечатано: «НЕ ТАМ ИЩЕШЬ. ЛУЧШЕ ПОСМОТРИ ПОД КРОВАТЬЮ».

Что это? Розыгрыш? Или?..

По спине моей пробегает невольная дрожь.

Неужели этот тип переиграл меня и теперь насмехается?

Но делать нечего. Покорно нагибаюсь к самому полу и откидываю шерстяное одеяло, свисающее почти до самого пола.

Ничего. Только огромные грязные ботинки на шнурках. И еще одна карточка рядом с ними.

На этот раз на ней написано: «НЕ СТОИТ ОГОРЧАТЬСЯ, ДРУЖИЩЕ. ПРОДОЛЖАЙ ИСКАТЬ, И ТЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ЧТО-НИБУДЬ НАЙДЕШЬ. НАПРИМЕР, ПОД МАТРАЦЕМ».

Проклятье! Этот негодяй вздумал издеваться надо мной!

Но я больше не пойду у него на поводу.

Отряхивая брюки на коленях, разгибаюсь и замираю.

У меня возникает странное впечатление, что кто-то пристально смотрит на меня. Я знаю, что в комнатушке негде спрятаться, но ощущение чужого взгляда между своих лопаток – весьма явственное. На всякий случай, распахиваю дверку санузла.

Никого.

Второй стенной шкаф, под кроватью.

Тоже никого.

Уж не спрятана ли где-нибудь скрытая видеокамера миниатюрных размеров?

Тянусь к «мобилу», чтобы удостовериться на этот счет, и вдруг слышу, как кто-то пытается открыть дверь номера.

Ручка поворачивается несколько раз, но за дверью тишина, и тот, кто пытается попасть в номер, явно не намерен стучать.

Почему-то мне совсем не улыбается перспектива отпереть замок, чтобы встретиться с тем, кто стоит по ту сторону двери, лицом к лицу. Возникает предчувствие, что этого делать ни в коем случае не следует, если я хочу дожить хотя бы лет до семидесяти…

Бросаю взгляд в окно. Что ж, это единственный шанс на спасение. Благо никого вокруг не видно.

Распахиваю оконные створки настежь и перелезаю через подоконник, прихватив с собой «мобил». Последний взгляд, брошенный мной на дверь, показывает, что она дрожит мелкой дрожью, словно ее пытаются просверлить насквозь.

В следующий момент я прыгаю, и приземление отдается в ногах тупым ударом. Надо будет сделать благодарственную запись в книге отзывов гостиницы. Администрация правильно сделала, разбив цветочные клумбы прямо под окнами.

Быстро достигаю угла здания, сворачиваю и тут же останавливаюсь, как вкопанный.

В недрах «мобила» зарождается мелодичная трель, извещающая о получении сообщения по электронной почте. А поскольку мои электронные координаты известны только Центру, не стоит медлить с получением информации – вдруг там что-то важное!

Черт, как не вовремя!..

Устремляюсь к самой дальней скамейке в парке и торопливо открываю крышку «чемоданчика», который звенеть уже перестал.

Включаю систему дешифровки – все сообщения в Инвестигации принято кодировать, даже самые невинные, а в моем случае связь тем более должна быть секретной.

Когда на экране появляется текст сообщения, я не верю глазам своим.

Можно было ожидать чего угодно: заключений экспертиз, проведенных по моей просьбе, дополнительных материалов, касающихся Спячки, очередных советов и указаний шефа – но только не приказа прекратить выполнение задания и срочно возвращаться в Центр!

Сообщение подписано самим Игорем Всеволодовичем, и факсимильная подпись его так же достоверна, как тот факт, что Земля вращается вокруг Солнца.

Что же могло стрястись, из-за чего сонная болезнь нескольких граждан мало кому известного городка приобрела масштаб зловещего всепланетного бедствия? Ведь недаром этими «больными» интересуется Федеральная служба безопасности, и «интересуется» – еще слишком мягко сказано…

Скорее всего агенты этого ведомства все-таки сумели установить, кто я такой на самом деле, и решили прибегнуть к самому простому способу нейтрализации меня как возможного конкурента. Достаточно всего лишь телефонного звонка одного из высших чинов ФСБ директору российского филиала Инвестигации – и самодеятельность моего шефа будет пресечена на корню.

Там, где речь идет о безопасности государства, нет места желающим удовлетворить зуд любопытства за государственный счет.

Теперь понятно, почему шеф не откликался на мои вызовы в последнее время. И почему он прислал это сообщение по «И-мэйлу», а не связался со мной непосредственно.

Трудно смотреть в глаза подчиненному, когда нужно сообщить ему, что все синяки и шишки, которые он набил, выполняя твои задания, были напрасными…

Ну что. Лен, будем собирать вещички и заказывать обратный билет?

Все кончено. Пьеса еще не доиграна, но твоя роль в ней исчерпана.

Я захлопываю крышку «мобила» и бессильно откидываюсь на спинку скамьи, чувствуя, как нагретое беспощадным солнцем дерево жжет мою спину.

Но еще больше обжигает мою душу горечь осознания того, что я-не более чем пешка в чьих-то руках. Гончий пес, которому сначала сказали: «Фас! Ату его!» – а потом, когда объект охоты был уже совсем рядом и зубы вот-вот должны были впиться в глотку врага, скомандовали: «Фу! Нельзя!»…

Все было напрасно, все! И безвозвратно затраченные нервы и силы. И конспиративные ухищрения. И травмы от полученных побоев.

И как все напрасное нужно как можно скорее забыть и этот городок, и людей, ставших жертвами неведомой болезни, и тех людей, которые погибли, потому что так было кому-то нужно… И симпатично-забавного капитана милиции, и крутого экс-майора десантных войск, чьи дети превратились в подобие живых мертвецов… И равнодушную сестру Юлии Быковой, и бодрого толстячка-заведующего, и мрачного татарина Шагивалеева – и еще много разных других людей, которые живут, мучаются и умирают с обреченной покорностью судьбе…

Что с ними всеми будет через день, через месяц, через год?

Теперь это не мое собачье дело.

* * *

Сидя вечером в зале ожидания Инского аэропорта и прислушиваясь вполуха к бормотанию телевизора, который висит на высоте нескольких метров под потолком, я стараюсь не думать о том, что осталось позади.

За многие годы инвестигаторской работы я не раз убеждался, что в воспоминаниях нет никакого прока.

И все-таки мысли мои то и дело невольно возвращаются к скудно освещенной больничной палате, в которой покоятся неподвижные тела двух мужчин, девушки и двух подростков – в сущности, еще детей…

Уезжая из Мапряльска, я не простился ни с Завьяловым, ни с Нагорновым, ни с кем-либо еще. Я даже не стал заходить в свой номер, чтобы забрать оттуда пустую сумку и кое-какие личные принадлежности.

Я лишь расплатился за гостиницу и сразу отправился на автовокзал. А теперь до отправки рейса в Москву остается примерно полчаса, которые мне некуда девать.

От нечего делать открываю «мобил» и рассеянно принимаюсь проверять содержимое компнота, чтобы стереть ненужные записи, занимающие место на диске.

И сразу же натыкаюсь на тот файл, который по совету шефа скачал из архивов Инвестигации, но так и не удосужился до сих пор изучить.

Речь идет об операции нашей конторы, которая условно называется «Живая библиотека».

Рука моя безжалостно тянется к кнопке «Delete», но в последний момент я почему-то передумываю. Более того – я открываю файл и бегло просматриваю его.

Сначала я листаю текст на экране в ускоренном темпе, целыми страницами, но потом все чаще ловлю себя на том, что читаю все подряд.

Слишком уж занимательные вещи там описаны.

Это было примерно десять лет тому назад.

В файле не объясняется, в чем заключались предпосылки тайной операции Инвестигации, в ходе которой наша контора внедрила своего человека в состав научной экспедиции в Гималаи, организованной одной популярной газетой, никому не ведомым закрытым акционерным обществом, имеющим отношение к торговле нефтепродуктами, и российским филиалом Международной академии человековедения. Не стоит говорить, что этим человеком оказался не кто иной, как Игорь Всеволодович Шепотин, мой нынешний начальник, в то время бывший всего лишь старшим инвестигатором.

Что касается представителей нефтеторговой фирмы и журналистов, то цель их пребывания состояла в том, чтобы подышать свежим горным воздухом, сделать множество красивых фотоснимков и видеозаписей, накупить стандартный набор сувениров, которыми полны местные лавки, и попутно попытаться сделать ряд сенсационных открытий.

Участники экспедиции в тогах человековедов, кроме того, намеревались исследовать биополе наиболее выдающихся йогов с помощью недавно изобретенного аппарата.

Мой будущий шеф был заявлен как ученый-гидролог, который должен был проверить информацию об открытии в Гималаях источников так называемой " «живой» и «мертвой» воды. Но, разумеется, это было лишь ширмой. В действительности же Игорю было поручено проникнуть в одну из пещер в Непале, где, согласно преданиям, покоились тела представителей древних цивилизаций Лемурии и Атлантиды, являющиеся якобы хранилищами генофонда человечества. В мифах утверждалось, что все эти пралюди до сих пор живы благодаря особому состоянию организма Сома-ти. Индуисты веровали в то, что подобная консервация призвана сохранить не только лучших представителей древности, но и знания канувших в Лету цивилизаций на тот случай, если Земля когда-нибудь потерпит глобальную катастрофу. Если эта версия соответствовала действительности, то Спящие в пещерах представляли собой настоящий клад для Инвестигации, а следовательно – и для мировой науки.

На первый взгляд затея эта была опасной и невыполнимой. По легендам, вход в подобные хранилища закрыт для обычных людей плотным психоэнергетическим барьером, на страже которого якобы стоят бестелесные существа «асури», питающиеся человеческой энергией.

Но в Инвестигации всегда считали, что чаще всего легендам не стоит доверять…

В файле, который я изучаю, содержится много документов, сухих отчетов и справок, но суть дела сводится к следующему.

Главная трудность для Игоря заключалась в том, чтобы не проникнуть в пещеру, а обнаружить ее подлинное местонахождение, потому что в подземельях, на которые указывали местные проводники, не было ничего особенного, кроме нескольких давно истлевших человеческих тел.

Лишь применив спецприборы, лжегидрологу удалось-таки найти пещеру на высоте трех тысяч метров, вход в которую представлял собой узкий лаз в отвесной стене. Пещеру охраняли вовсе не духи, а вполне реальные монахи-индуисты, в совершенстве владеющие искусством боевых единоборств. Тем не менее Игорю каким-то образом удалось одержать верх над простодушными свами и оказаться внутри пещеры.

Однако то, что он внутри обнаружил, так и осталось неизвестным. В отчете совместной экспедиции зафиксирован тот факт, что «гидролог» на несколько дней исчез, а затем был обнаружен в абсолютно невменяемом состоянии на одной из горных троп, в нескольких десятках миль от того места, где должен был находиться вход в «генофондовую» пещеру. Сослагательное наклонение в документах употреблялось ввиду того, что никакого лаза в окрестностях, несмотря на самые тщательные поиски, не обнаружилось.

Даже если допустить, что пещера действительно имела место, то вполне возможно, что охранявшие ее свами, осознав, что их провели вокруг пальца, закрыли вход, обрушив на него толстый слой горных пород. Правда, остается непонятным, каким способом они сумели это сделать, если ни малейших следов взрыва в том месте не оказалось, да и интроскопные исследования, проведенные впоследствии с помощью особо мощной аппаратуры, не выявили наличие каких-либо пустот в толще скал.

Память о пребывании в пещере у Игоря была начисто стерта. Он абсолютно не помнил все, что с ним. было, начиная с того, как он вошел в пещеру, и до того момента, когда его, обессиленного и дрожащего мелкой дрожью, нашли спасатели. Даже под гипнозом он так и не смог сказать что-либо вразумительное…

После курса специального лечения Игорь сумел оправиться и, казалось, полностью забыл о своем неудачном знакомстве с «генофондом древних цивилизаций». Однако через несколько лет он пришел к руководству Инвестигации и заявил, что к операции «Живая библиотека» следует вернуться.

В то время в Соединенных Штатах газеты сообщили сенсационную весть. Некто по имени Нейл Ностингер, 23-летний клерк из небольшого городка Батлер, в одночасье остался без работы и наделал кучу долгов, пытаясь поправить свои дела карточной игрой. В результате, он перестал спать, ночи напролет пытаясь придумать выход из критической ситуации. Однажды сон все-таки сморил его. Вернее, это был не совсем сон, а некое странное состояние, подобное спячке животных. С тем отличием, что все попытки врачей и специалистов вывести Ностингера из этой псевдокомы не увенчались успехом. Исследования показали, что мозг бывшего клерка функционирует с небывалой активностью, все физиологические показатели в норме, но связь с внешним миром он не поддерживает.