- Теперь?
      Витька сжал челюсти и сквозь зубы сказал со злобой:
      - Ненавижу теперь шпаков! И буду мстить им до конца жизни за те унижения и побои, что терпел по их милости в Зоне!..
      - Зря ты так, - сказал Рамиров. - Люди ведь не виноваты в том, что их так настроили против военных...
      - А мне плевать! - вскинулся Витька. - Что же за народ у нас, если он, как "зомби", подчиняется любому влиянию?! Я ненавижу такой народ, понимаешь, ненавижу!..
      Еще бы немного - и Кранц сорвался бы на крик. Люди стали оборачиваться в их сторону.
      - Тихо, тихо, - сказал Рамиров. - Успокойся, Вить. Давай сменим пластинку.
      - Давай, - неожиданно охотно сказал Кранц. - Скажи-ка, как отсюда лучше добраться до Вандербильд-бульвара?
      Рамиров пустился в сбивчивые объяснения, но на середине своего монолога вдруг заметил, что бывший сослуживец его вовсе не слушает, а отсутствующим взглядом впился в рекламный щит банковской компании "Артур Дилан и сыновья". Спустя несколько секунд Кранц побледнел и что-то пробормотал.
      - Ты что, Витек? - осведомился Рамиров. "Контузили его, что ли, в Зоне той страшной дубинкой?", мелькнуло у него в голове. - Тебе плохо?
      Кранц перевел на него застывший, пугающий своей внезапной безжизненностью взгляд.
      - Вот оно как... - непонятно сказал он севшим голосом. - Давай-ка, Яш, побыстрее двинем отсюда куда-нибудь!..
      - А что такое? - насторожился Рамиров.
      - Да ничего, - Витька изобразил на лице вымученную улыбку. Как тогда, когда их роту фундаменталисты заперли в мышеловку ущелий и трое суток тщетно пытались истребить тяжелыми минометами, и Ян с Витькой лежали в одном окопе, а между ними на земле бешено вращалась мина, издавая снопы вонючих искр, и оставалось только ждать, когда она решит, наконец, рвануть, и кому-то следовало лечь на нее своим телом, чтобы уберечь товарища. Мина тогда так и не взорвалась, но Витька все-таки успел броситься на нее первым. - Просто что нам здесь стоять как вкопанным? Пойдем куда-нибудь, посидим, выпьем... за старые добрые времена... помянем, кого положено, а?
      Что-то он скрывает, подумал Рамиров. Что-то здесь явно не так...
      - Ну, пойдем, - колеблясь, сказал он. - Только... извини, но я - на мели. В кармане - ни юма! Специально притащился сюда за своей ветеранской пенсией, а ее, оказывается, уже отменили!
      - Быстрее, быстрее! - не слушая друга, Кранц тащил его за рукав к выходу.
      У входных дверей они были вынуждены посторониться, чтобы пропустить внутрь белокурую женщину, которая вела за руку маленькую и тоже белобрысую девчушку с растрепанной куклой под мышкой. Девочка на ходу ухитрялась скакать на одной ноге, а женщина выговаривала ей по-норвежски. Они прошли в глубь зала, где девочка тут же уселась прыжком на кресло - охранять мамину сумку, - а женщина встала в заметно увеличившуюся за последние несколько минут очередь вдоль стойки.
      - Нет, - вдруг буркнул себе под нос Витька, останавливаясь. - Я так больше не могу, понял? - И после паузы добавил: - И вообще, устал я уже от твоего занудства, так что заткнись!
      Он решительно сдернул с головы свою шапочку, обнажив стриженую голову, где сквозь короткие волосы в нескольких местах просвечивали поистине жуткие шрамы, и, смяв, засунул ее в карман куртки.
      Рамиров, обалдело слушавший разговор приятеля с самим собой, уже окончательно решил было, что превратности судьбы не прошли бесследно для психического здоровья Тугого, но тут двери опять стремительно раскрылись, и в банк вошла примечательная троица.
      Впереди шествовали два огромных, вызывающе-неряшливо одетых парня, с большими сумками "Крокодил". За ними следовала бритая наголо девчонка в черных очках, закрывавших пол-лица, с головы до ног обтянутая черной, лоснящейся, словно шкура гиппопотама, кожей. Под мышкой у всех троих было по блоку сигарет.
      Дальнейшее происходило настолько быстро, что мозг не успевал переварить всю зрительную информацию.
      Один из парней прыгнул к стойке, второй обосновался посередине зала, а девчонка заняла позицию у входных дверей. В руках у вошедших, как по мановению палочки иллюзиониста, внезапно оказалось оружие. Это были компакт-пулеметы, автоматически раскладывающиеся при нажатии кнопки на футляре. Так вот что за "сигареты" были у молодых людей!
      - Не двигаться! - завопил по-английски тот налетчик, который стоял посреди зала. - Всем - на пол, руки за голову!
      Одновременно парень, находившийся у стойки, повел стволом своего "гана" и короткой очередью через окошечко разнес вдребезги небольшой ящичек управления автоматическими видеокамерами, расположенный на рабочем месте клерка. Потом деловито достал из кармана портативный атомайзер и проделал в спецстекле стойки огромное отверстие с такой легкостью, будто оно было не из брони, а из картона.
      - Чтоб через минуту я видел эту сумку с деньгами! - уже по-русски крикнул он, швыряя сумку за стойку. - Пошевеливайтесь, педерасты, иначе всем гарантирую по пуле!
      После секундного оцепенения люди, находившиеся в зале, бросились на пол: кто зажимал голову руками, словно пытаясь закрыться от возможных выстрелов, кто зажмурил глаза от страха... Норвежка пыталась заслонить девочку своим телом.
      - Ну, вы, придурки, вас команда тоже касается! - сказала бритоголовая амазонка Рамирову и Кранцу, пребывавших в качестве наблюдателей. - А ну, мордой о пол! - И, нервно хохотнув, пустила очередь поверх голов друзей, разнося в осколки щиты рекламы на противоположной стене.
      Как и полагается профессиональным "чек-апистам", оружие у троицы было оборудовано глушителями, поэтому снаружи никто не подозревал, что в банке разыгрывается еще один акт трагедии с криминальным сюжетом, ставший избитым шаблоном в последнее время...
      Рамиров и Виктор переглянулись и без слов поняли друг друга. Приготовившись к прыжку, Кранц шепнул Яну: "Нау!" - как в давние времена, в горах Пандуха, когда наступал подходящий момент для нападения из засады на караван, доставлявший фундаменталистам контрабандное оружие.
      Упав на пластиковый, пружинящий пол, Ян перекатился к дверям и дернул "амазонку" за ноги. Та рухнула, будто подкошенная, успев только ойкнуть сказалась-таки девичья природа - от неожиданности. Ее "ган" упал точнехонько в руки Рамирову. Поворот корпуса и еще один перекат - и Ян, аккуратно целясь по ногам, снял налетчика, стоявшего у стойки. С диким воплем тот рухнул, пачкая кровью белые плитки пола, и потерял сознание.
      В свою очередь, Тугой длинным прыжком подлетел к молодчику в центре зала, подрубил его ловкой подсечкой под колено и, завладев компакт-пулеметом, ударил стальным стволом под челюсть парня. Тот отлетел к стене, сполз по ней вниз, и стало ясно, что он еще не скоро придет в себя.
      Краем глаза Рамиров уловил какое-то движение справа и тут же до его слуха донесся отчаянный вопль Виктора:
      - Яша, берегись!
      Дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен" в стене зала была распахнута настежь, и из нее на Яна глядел зрачок крупнокалиберного "мастера". Лишь спустя несколько секунд Рамиров осознал, что это был сотрудник банковской охраны, который спешил расправиться с бандитами по вызову кассира и которому явно не понравилось оружие в руках Яна.
      Что-то промелькнуло рядом с Рамировым, раздались оглушающие выстрелы пистолета охранника и, почти беззвучные, хлопки компакт-пулемета.
      Время будто замерло в восприятии Яна. Как это бывает в видеобоевиках, он видел, как медленно-медленно, роняя пистолет, падает головой в зал продырявленный насквозь охранник и как плавно отлетает к барьеру стойки и врезается в нее спиной Виктор, Витька, старый друг и бывший сослуживец!..
      Уши будто заложило ватой, и сквозь эту вату еле слышно пробивались крики и визг людей в зале и далекий воющий звук, который был хорошо знаком, но сейчас почему-то не поддавался опознанию.
      Рамиров одним прыжком оказался возле лежащего друга. Одной рукой Витька тщетно пытался зажать рану в груди, из которой обильно, толчками, выбрасывалась кровь, а другой все еще сжимал уже бесполезный пулемет.
      - Вить, - сказал Рамиров, приблизив свое лицо к лицу друга. - Тебе больно, Витя? Сейчас, подожди... Врача! Вызовите "скорую"! - крикнул он в пространство. - "Амбьюлэнс", плиз!.. - И снова наклонился к раненому. Сейчас, Витя... Ты только держись, ладно?
      Виктор, слабея на глазах, прошептал:
      - Не надо... Ничего не надо, Яш... Ты вот что... "оракул"... передать Бригадиру лично... Понял?.. И уходи... сейчас полиция... Только обязательно, обещаешь?.. Я должен был... для Легиона...
      Пулемет выпал из его руки, но он не стал поднимать его, а вытащил из кармана ветровки свою нелепую шапочку и почти насильно впихнул ее в руку Рамирову.
      - Никому... только Бригадиру, - с усилием смог выговорить он еще и уронил голову на грудь.
      Уже предсмертно хрипя, Кранц выдохнул:
      - Ни в коем случае... сам не надевай "оракула"!..
      Рамиров, не чувствуя боли, закусил губу. Только теперь до его сознания дошло, что приближавшийся вой был ничем иным, как звуком полицейской сирены. Он отшвырнул с отвращением оружие в угол зала, распрямился и, слепо оглянувшись на толпившихся вокруг бледных людей, пошел к выходу.
      Бросать мертвого друга на поле боя в Пандухе справедливо считалось подлостью, но и попадаться в руки полиции сейчас было бы нежелательно. От осознания этого скверного парадокса хотелось выть волком...
      Да, они спасли людей и уберегли кучу разноцветных бумажек от грабителей. Но при этом, как ни крути, был убит охранник - по недоразумению, в тот момент, когда анализировать обстановку начинают не те доли головного мозга, которые отвечают за мышление, а те, которые отдают приказы мышцам и пальцам на спусковых крючках... Кто бы стал в этом разбираться потом? Со стороны все выглядит достаточно просто: бывший милитар, к тому же отмотавший уже один срок, убил порядочного гражданина, выполнявшего свой служебный долг, и разве явится смягчающим обстоятельством тот факт, что он сделал это, чтобы спасти своего друга?..
      Ничего не видя перед собой, Рамиров шагал по тротуару, натыкаясь на прохожих. В ушах у него звучали последние слова Витьки: "Я должен был... Обещаешь?".
      Вопрос был прост, но, если покопаться в душе, ответить на него было сложнее.
      Вот уже три года Рамиров честно выполнял данный самому себе обет не лезть ни в какие общественно-политические игры. Хотя это с каждым днем становилось все труднее. Как и следовало ожидать, с ликвидацией вооруженных сил общество волей-неволей поделилось на две категории. Одни те, кому это было на руку, - стали ярыми сторонниками ЮНПИСа, и таковых было значительно больше, нежели тех, кого упразднение армии затронуло болезненно и кто хотя бы в душе сочувствовал "бывшим".
      За это время постепенно сбывалось то, чего Ян опасался, уходя из ЮНПИСа: противостояние оппозиционных группировок неотвратимо перерастало в социальную вражду, а вражда на глазах превращалась в войну - пока "холодную", - но где гарантия, что однажды, из-за неосторожного шага одной из сторон, эта война не станет открытой, в которой все средства хороши?
      На войне, как известно, бывают жертвы. Причем не всегда из числа воюющих. Осколки снаряда разлетаются во все стороны, убивая без разбора и женщин, и стариков, и детей. Гибель близкого человека обычно вызывает желание отомстить убийцам, и по этой причине тот, кто до поры, до времени старается сохранить нейтралитет, в любой момент может стать верным солдатом...
      Это очень страшный процесс - тем более страшный, что он обусловлен нормальными человеческими чувствами и побуждениями. В масштабах государства он смахивает на ядерную цепную реакцию, только вот последствия приносит куда более трагичные, нежели какой-нибудь мегатонный ядерный взрыв.
      Рамиров привык считать, что не имеет права сочувствовать ни бывшим милитарам, ни ЮНПИСу, превратившемуся в межгосударственную организацию со множеством прав и возможностей. Прежде всего, потому что и те, и другие боролись неправедными методами ради достижения своих - в общем-то, наверно, справедливых - целей.
      Но теперь он попался в сеть, и этой сетью стали обязательства перед старым другом, спасшему Рамирову жизнь. Скверно было то, что Кранц оказался членом так называемого Легиона - это явствовало из его просьбы. Выполнить эту просьбу - значит, сыграть против ЮНПИСа. Против Николя Брилера, против старины Эккса и юнца Моргадо, против сотен людей, с которыми Рамиров работал бок о бок в течение многих лет. Но не выполнить просьбу Тугого - все равно, что предать погибшего друга. На это Ян не был способен ни при каких обстоятельствах. Так уж он был устроен. Таким был воспитанный им самим в себе "кодекс чести"...
      Внутренняя борьба Рамирова с самим собой еще продолжалась, когда он, оглядевшись, вдруг обнаружил, что шагает по Вандербильд-бульвару, в Голландском квартале. Видимо, подсознательно его тело выполняло заданную программу, а роль программы сыграл Витькин вопрос о местонахождении этой улицы.
      Видимо, где-то здесь, в одном из самых спокойных и мирных уголков Интервиля, Кранц должен был передать свою шапочку Бригадиру Легиона. Но где именно? И что в шапочке скрывалось? Зашифрованное послание за подкладкой? Или что-нибудь другое? Всего этого Виктор сказать Рамирову не успел, и Яну оставалось лишь полагаться на свое "шестое чувство" бывшего оперативника. Что делать при встрече с так называемым "Бригадиром" (скорее всего, речь шла о подпольной кличке), Рамиров еще не решил.
      Он три раза прошел длинный бульвар из конца в конец, прикидывая, где могла бы иметь место встреча. Больше всего для этого подходили: а) небольшая площадь с памятником неизвестно кому в центре и тучами наглых от того, что их никто никогда не пугал, голубей; б) сквер, который использовался окрестными жителями для выгула собак и чад; в) стоянки такси и автомобильные "паркинги" - не исключалась возможность, что встречающие будут на машинах и что вообще сам факт передачи произойдет во время езды. Кроме этого, конечно, существовала еще гипотеза, что встреча была назначена в каком-нибудь баре (на Вандербильд-бульваре их имелось около сорока) или вообще на явочной квартире в одном из домов (всего их было сто пять), но тут уж Рамиров был бы бессилен выполнить просьбу Тугого.
      Вероятность удачи, таким образом, была весьма близка к нулю, поэтому Рамиров решил довести число своих обходов бульвара до десяти, а потом со спокойной душой удалиться восвояси. Тем более, что солнце уже клонилось к кромке крыш. И тем более, что было неизвестно, на какое время назначена встреча...
      Шествуя по бульвару, Рамиров цепким взглядом изучал окружающую обстановку, но ничего примечательного ни в одном из выделенных им для себя пунктов не обнаруживал.
      Это случилось, когда часы на ратуше, расположенной на другой стороне площади с глыбой Памятника-Неизвестно-Кому, отбили восемь дребезжащих ударов. Человек, сидевший на крайней скамейке в сквере, сложил газету, поднялся, и Рамиров узнал в нем Грига Ченстоховича. Расстояние между ними было не меньше сорока метров, но ошибиться Ян не мог. Волевое лицо с сеткой морщин, подтянутая, спортивная фигура, начальственные манеры явно принадлежали бывшему суб-комманданту войск специального назначения, с которым Рамиров познакомился в ходе юнписовской операции "Коммандос".
      Значит, Ченстохович не покончил с собой три года назад, как извещали газеты. Он просто перешел на нелегальное положение Бригадира Легиона, боевого органа "эксов", доставлявшего немало хлопот ЮНПИСу и силам безопасности.
      Не успел Рамиров ничего предпринять, как к Ченстоховичу приблизился молодой человек в спортивном костюме, совершавший пробежку по скверу, и что-то спросил. Бывший суб-коммандант кивнул и вместе с парнем направился к стоявшему у кромки тротуара черному "опелю", в котором сидели двое.
      Остановившись у машины, Ченстохович что-то сказал водителю, и тот, открыв дверцу, протянул парню небольшой предмет, очень напоминающий зажигалку.
      Дверцы стоявшего на противоположной стороне улицы крытого фургона с надписью "Паоло Мазолли - транспортные перевозки" распахнулись, и на проезжую часть выскочили люди с оружием в руках.
      Дальнейшее произошло очень быстро.
      Через считанные секунды Ченстохович и "спортсмен" лежали в наручниках, уткнувшись лицом в тротуар. Один из нападавших распахнул дверцу машины, но из "опеля" грянули выстрелы, и он повалился мешком на асфальт. "Опель" на приличной скорости рванул зигзагом по площади, но ему вслед прогремели автоматные очереди. Пули у юнписовской группы захвата - в том, что это была именно она, сомневаться уже не стоило - видимо, самонаводились на цель, потому что, не проехав и пятидесяти метров, автомобиль вдруг завилял, шипя пробитыми шинами, врезался в витрину одного из магазинов и тут же взорвался.
      Парни с автоматами подняли пленников на ноги, подвели к фургону и втолкнули внутрь.
      Через несколько секунд о происшествии напоминал лишь густо валивший дым из останков "опеля", крики раненых и испуганные, бледные лица прохожих, да еще сирены пожарных машин, приближавшиеся со стороны Центра.
      Рамиров повернулся и пошел прочь.
      "Извини, Вить, - мысленно сказал он. - Как видишь, выполнить твое обещание мне не удалось. К счастью, не удалось, потому что больше всего мне не нравится быть трупом"...
      РЕТРОСПЕКТИВА-3. "ОРАКУЛ"
      У Рамирова была одна странная привычка. Читая какую-нибудь книгу, он сознательно прерывал чтение на самом интересном месте и предавался размышлениям над прочитанным.
      Вот и накануне, вернувшись в свою "конуру" в пансионе "Голубая роза" и благополучно избежав роковой встречи с госпожой Лэст, он наскоро поужинал, почти полностью исчерпав имевшийся в холодильнике запас продуктов, просмотрел очередной, стандартно скроенный, боевик (одна из "пиратских" тиви-станций Евронаций специализировалась на показе фильмов со стрельбой, погонями и зубодробительными драками по так называемому "блуждающему каналу", хотя пропаганда насилия - в том числе и посредством произведений искусства - была официально запрещена парламентом с подачи ЮНПИСа сразу после разгона армии), а затем улегся спать.
      Заснул Ян сразу, даже громкие щелчки в соседнем номере, где проживал некто Олли Брюс, человек неопределенного возраста, рода занятий и национальности, в этот раз не помешали ему. С этими звуками была особая история. Неизвестно, на какие средства существовал сосед Рамирова, потому что с утра до ночи он торчал в пансионе. Тем не менее, одевался он как плейбой. Поселившись в "Голубой розе", Рамиров очень быстро обнаружил, что из номера Брюса постоянно доносятся сквозь стену какие-то нераспознаваемые звуки, весьма напоминающие чмоканье чересчур страстных поцелуев. Однако Рамиров ни разу не видел, чтобы его соседа навещали женщины. Спросить напрямую Брюса о происхождении звуков Ян не решался - не потому, что тот был замкнутым, нелюдимым типом, а потому, что сам Рамиров свято соблюдал принцип "не-лезь-в-чужую-жизнь". В то же время звуки действовали Яну на нервы, из-за них он частенько не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок и тщетно пытаясь найти убежище под одеялом и даже под подушкой... Все прояснилось совершенно случайно: как-то, находясь в пресловутом "положении риз", Рамиров перепутал двери и вломился в номер к соседу. Оказалось, что тот сидит в кресле и швыряет в закрепленную на стене мишень палочки с резиновыми присосками... Позже выяснилось, зачем Олли понадобилось "с утра до одури", как выразился он сам, упражняться в явно бесполезном для общества занятии. Просто-напросто раз в месяц Брюс совершал вылазку в какой-нибудь игорный зал, где практикуется подобное развлечение - название его напрочь вылетело из головы у Рамирова, - находил простака с тугим кошельком и заключал с ним пари, что с десяти метров десять раз попадет в "десятку". Тот, естественно, ссылаясь на положения теории вероятности или просто на здравый смысл, охотно ловился на удочку и через минуту выкладывал кругленькую сумму, еще не понимая, на кого нарвался... Заключалось второе пари: на этот раз, что Олли с завязанными глазами наберет не менее пятидесяти очков из ста возможных, и он их действительно набирал, и заполучал еще одну сумму с несколькими нулями. Поправив таким способом свои финансовые дела, Олли возвращался в пансион и возобновлял тренировки. С утра до вечера - сидеть и швырять палочки с присосками...
      Итак, в тот вечер Рамиров заснул праведным сном младенца.
      Однако, пробудился он, когда рассвет еще только начинал брезжить за жалюзи окон. Словно кто-то окликнул его из глубин подсознания, напрочь прогнав сон. Чувство непонятной тревоги сжало сердце.
      Ян прикрыл глаза, но вместо очередной серии сновидений увидел мысленным взором события вчерашнего дня. И снова видел он бледное лицо Виктора Кранца, белизну которого подчеркивала ярко-алая струйка, сползавшая из угла рта. И вновь слышал он булькающий, захлебывающийся подступавшей к горлу кровью, голос своего старого друга: "Передай... только Бригадиру... Понял?.. Ни в коем... случае... сам не надевай "оракула"!"... И снова видел Рамиров, как роскошный черный "опель", объятый пламенем, врезается в стеклянную витрину магазина, разнося ее на миллионы мельчайших осколков... Как распахивается дверца фургона, и парни с автоматами валят на тротуар Ченстоховича и подошедшего к нему парня...
      Рамиров встал и не спеша оделся. Сооружая себе кофе, он размышлял.
      Выводы были не очень утешительными.
      Судя по всему, Рамиров оказался помимо своей воли втянутым в противоборство двух мощных социальных группировок. С одной стороны, это были люди Брилера, с которыми его связывали отношения более чем десятилетней работы в ЮНПИСе и от которых даже сейчас было не так-то легко отрешиться. За эти десять лет было много разного. Как на всякой оперативной работе, Рамирову не раз приходилось уходить от преследования, и на него охотились, и за ним гонялись, и его били - порой весьма жестоко, и, самое главное, его не раз спасали те, кто работал вместе с ним на организацию сторонников мира.
      Но с другой стороны был загадочный Легион - подпольная и хорошо вооруженная организация, созданная из отборных экс-милитаров и использующая методы партизанской войны на территории "врага". Как известно, в ходе боевых действий такого рода не щадятся те, кто случайно оказывается на траектории пуль, и этого Рамиров при всем своем сочувствии к "бывшим" одобрить никак не мог.
      Однако, Ян понимал, что с того момента, как взвалил на себя ношу поручения Кранца, ему, так или иначе, придется действовать.
      В этом месте Рамиров прекратил пока размышления, допил остывший кофе и ткнул пальцем в клавишу тиви-бокса. Было уже девять часов утра, а в это время должны были работать все сто тиви-каналов Европейского Сообщества.
      Обычно Ян ставил переключатель поиска каналов в режим автоматического поиска и развлекался давным-давно придуманной им игрой. Первая фраза, услышанная им по тиви-боксу, расценивалась им как своеобразный эпиграф к начинавшемуся дню. Все равно что открыть наугад книгу, выбрать вслепую строку и считать ее иносказательным предсказанием своей судьбы. Детские игры...
      На сей раз тиви-бокс автоматически включился на какой-то религиозной программе с лощеным проповедником в белой хламиде, хорошо поставленным голосом вещавшим с трибуны прихожанам:
      - ...ибо как гласит Библия, "А я всегда с Тобою; Ты держишь меня за правую руку, Ты руководишь меня советом Твоим и в конце примешь меня в Славу"...
      Тут переключатель каналов перескочил на другой канал, где усиленно рекламировали акции компании "Евростар".
      Рамиров налил себе вторую чашку кофе.
      Так, подумал он. Ничего себе эпиграф!..
      В тот момент он еще не знал, что данная цитата из Экклезиаста вскоре станет поистине пророческой для него...
      А потом Ян сел за стол, чтобы поработать над своей повестью, и тут же забыл и о поручении Кранца, и о перипетиях вчерашнего дня, и о том, что на нем висит долг госпоже Лэст по плате за проживание в пансионе.
      Он снова бежал по лесу, продираясь через хитросплетение веток, а сзади стучали нервной чечеткой автоматные очереди, и в душе нарастало отчаяние, потому что ребята погибли, и некому было довести их дело до конца, некому было предотвратить залп ракетных батарей, и он совершенно забыл, кто и зачем послал его в этот ночной лес...
      Как всегда неожиданно, на запястье раздался писк зуммера. По наручному видеофону Рамирова могла вызывать только его пятнадцатилетняя дочь Джулия.
      Временами - справедливости ради, следует отметить, что такое бывало не часто - отношения Рамирова с дочерью приобретали односторонне-корыстный характер. Вот и сейчас, после дежурных вопросов о делах, Джилька осведомилась, не будет ли в состоянии "милый папхен" выдать своей любимой и единственной дочери пару сотен юмов "на мелкие расходы".
      Рамиров изумился не самому факту бесстыдного вымогательства, а сумме, на кою оное предполагалось.
      - Сколько-сколько? - недоверчиво повторил он. - Да зачем тебе столько денег?
      - А тебе? - ловко парировало удар его чадо. - Ты все равно старый, тебе не нужны ни наряды, ни развлечения...
      - Извини, Джилька, - сказал Рамиров. - Я сегодня на мели. Нет, серьезно... Ты лучше скажи, кто это там виднеется за твоей спиной? Что это за молодой человек? Твоя новая "первая любовь"?
      - Дурачок, - сказала Джилька. - Никакая это не любовь, а Вильгельм. Вильгельм Клозер, мы с ним вместе занимаемся в колледже...
      - Знаю я, чем вы там занимаетесь с господином Клозером, - продолжал ехидничать Рамиров. - Ладно, не пыхти, не пыхти... Когда встретимся-то?
      - Давай в среду вечером, пап, - предложила дочка.
      На этом и договорились.
      "Да, - подумал Рамиров, усаживаясь за стол и собираясь заткнуть ватой уши, чтобы не слышать больше ни удручавших своим однообразием звуков из номера Брюса, ни вызовов по видеофонам, телефонам и прочим средствам связи. - Тяжела ты, шапка... не Мономаха, конечно. Отца. Особенно такого непутевого отца, как я".
      Что-то вспомнилось ему в связи с этой мыслью.
      ШАПОЧКА! ШАПОЧКА, КОТОРУЮ Я ДОЛЖЕН ПЕРЕДАТЬ БРИГАДИРУ ЛЕГИОНА!
      Где она? Я же как сунул ее вчера в карман куртки, так и не вытаскивал больше! А любопытно было бы узнать, что это за головной убор такой, из-за которого поднялась самая настоящая буря в стакане воды на Вандербильд-бульвар?!. Может, это сказочная шапка-невидимка? Но почему тогда Витька советовал ни в коем случае не надевать ее?..
      Он достал шапочку из кармана и внимательно оглядел ее со всех сторон. Не было в ней, однако, ничего зловещего или особенного. Обыкновенный головной убор черного цвета, вот только материал какой-то не совсем обычный.
      Ян повертел шапочку в руках и обнаружил, что в материале, из которого она была изготовлена, прощупывается сеточка тонких металлических проволочек, похожая на некий каркас.
      Господи, да что же это может быть? Очередной вариант пуленепробиваемого головного убора типа каски? Не похоже... И вообще, непонятно все это, а раз так - остается одно: попробовать надеть ее.
      С опаской, словно ожидая от невинного на вид головного убора какого-нибудь неприятного сюрприза - вроде удара электротоком, - Ян натянул шапочку на голову и застыл.
      Однако, ничего не произошло. Пожав плечами, Рамиров снял шапку и перевернул ее задом-наперед. По-прежнему никакого эффекта. Разочарованный, он собирался было снять ее и вспороть подкладку, но тут к нему в номер вломился Гог Принстонов.
      - Здорово, Ян! - закричал он. - Ты чего - голова мерзнет, что ли? За сколько купил?.. Ты бы лучше долг вернул, вместо того, чтобы денежки на всякую ерунду транжирить!
      - Какой еще долг? - ошеломленно пробормотал Ян.
      - Какой?! А помнишь, на прошлой неделе в "преф" резались у меня до утра? Кривой Бак еще был, и Тидди, и еще кто-то, я уж не помню... И продулся ты мне в пух и прах, аж на двести юмов!
      - Допустим, - сказал Рамиров. - И что?
      - Как это - что? - удивился Гог. - Карточный долг - умри, но отдай! Дело чести, знаешь ли!
      - Ах, дело чести? - вкрадчиво спросил Ян. - Хорошо! Только ты, карточный самурай, наверное, забыл, как я тебя в прошлом месяце из полиции за драку вызволял! Скажи - забыл?
      - Ну, - цинично усмехнулся Гог. - Это дело прошлое, можно сказать, уже забытое. Что было - то прошло. И ты сейчас мне зубы не заговаривай, а гони-ка лучше монету!
      Такая наглость возмутила Рамирова, и он шагнул к Принстонову.
      - Но-но! - деловито предупредил его Гог, становясь на всякий случай в боксерскую стойку. - А ты знаешь, что у меня второй разряд по кикбоксингу?
      - Он тебя не спасет, - усмехнулся Рамиров.
      Бить я его сильно не буду, подумал он про себя. Но проучить наглеца не помешает...
      Гог напрягся, явно собираясь что-то сделать.
      СЕЙЧАС УДАРИТ ЛЕВОЙ НОГОЙ ТЕБЕ В ПАХ, прозвучал вдруг в голове у Рамирова странный бесцветный голос.
      Ян повертел головой, но никого в комнате не обнаружил. И в этот момент Гог действительно ударил его. Действительно левой ногой, и именно в пах. Причем, раздумывая над тем, кому принадлежал таинственный голос, Рамиров наверняка бы пропустил этот удар, но неожиданно для него самого его тело за считанные доли секунды ушло вправо, правая нога подсекла опорную ногу Гога под колено, а руки автоматически произвели захват, и не успел Ян еще осознать своих действий, как Гог уже валялся у него в ногах, а он бил его по лицу, разбивая в кровь утиный нос и готовясь перебить ребром ладони кадык.
      Он с трудом опомнился и взял себя в руки, останавливая смертельный императивный импульс своей правой руке.
      Помог Принстонову подняться и усадил его в кресло.
      На Гога было страшно смотреть.
      - Ты что, с ума сошел? - испуганно твердил он, размазывая по своему плоскому лицу кровь и неотрывно следя за Рамировым заплывшими глазками. Ты ведь и убить так можешь! Ты что, Ян?!.
      - Извини, - сокрушенно сказал Рамиров. - Сам не знаю, что со мной творится сегодня. Давай, холодную примочку сделаем.
      - Иди ты, - отмахнулся Гог. - Тоже мне, сначала бьет до смерти, потом первую помощь оказывает! Где это ты так навострился по морде бить? Не в спецназе, случайно?
      - Случайно там, - сказал Ян. - Но ведь я действительно не хотел, понимаешь? Видно, рефлексы, брат, сработали, будь они неладны!