«Система переключения аварийных модулей 6-18 активируется после зажигания контрольной лампы датчика 2-6». Нормальный человек может это запомнить? Общим числом двадцать четыре часа на тренажерах, в самый раз столько, чтобы выяснить — она совершенно к этому делу не способна. Тонны медикаментов подкожно, внутримышечно и перорально, чтобы загасить протесты организма и «потому что надо», и теперь большая часть сознания Натали напряженно вслушивалась в происходящие с нею изменения: гормональные, а может, и вовсе молекулярные. Генетические. Армейским, оказывается, даже и знать не положено, что именно им колют. Плохо скрываемое презрение инструкторов, среди которых не осталось никого из тех, кого ставят в строй. К презрению Натали было не привыкать, но она впервые ощущала себя настолько бессмысленным существом.

Горошиной, набитой в стручок. Рядом, плечом к плечу с ней в тесной коробке военного транспортника тоже сидела женщина, и, даже не глядя в ту сторону, Натали бы ей позавидовала. Во-первых, та была намного крупнее. Ежик светлых волос на круглой голове серебрился даже в тусклом свете единственной лампы. И от ее крутого плеча веяло уверенностью человека — сейчас Натали была к этому чутка чрезвычайно — стоящего на своих ногах, а не болтающегося в пустоте под действием векторов противоборствующих сил.

Горячий металлический воздух внутри отсека был наэлектризован и совершенно неподвижен. И полон растерянности и страха. Жернова крутились, и ей, крохотному зернышку, становилось уже невозможно избежать их плотно притертых поверхностей.

Взгляд, которым соседка скользнула по Натали, тоже назначил ей не слишком высокую цену.

— Думаешь, они рассчитывают на нас, как на пилотов? Как бы не так. Примут, само собой, с распростертыми объятиями, только... — она хмыкнула. — Тем, с кем мы в итоге окажемся бок о бок, совершенно неважно, какие лица делает в нашу сторону командование. Да и само командование не из того ли вылеплено теста? Императорский дар, скорее всего — последний, вот мы что. И ничто иное.

— А что делать?

— Делать? Ты сможешь с этим что-то сделать? Заслужить уважение и встать с ветеранами вровень? Ты супер-ас, снайпер, пилотажник? Ведь нет? Или, может быть, ты тут добровольно?

Натали отрицательно покачала головой, но едва ли от нее ждали иного ответа.

— Значит, сломаешься. Сломают. У них там бойня. Мальчики превратились в диких зверей. Чего-чего, а рыцарства, я тебя уверяю, там нет и в помине. Неоткуда ему взяться, рыцарству-то, даже если ты до сих пор в него веришь.

— Продержусь, сколько смогу.

Блондинка задумчиво опустила веки.

— Можешь держаться меня, — неожиданно предложила она. — Только условимся сразу: никаких брезгливых мин в мою сторону и оскорбленных моральных устоев! Не нравится мой принцип выживания — действуй по своему усмотрению. Но не жалуйся, поняла?

Поняла, что ж тут еще не понять.

— Бесполезно противостоять силе. Чем быть предметом порожденной вожделением ненависти, проще и лучше сделать так, чтобы они сами нас... кхм... охраняли.

— Ты собираешься...

— Вот именно! — валькирия глянула на Натали с вызовом. — Мы не в том состоянии, чтобы что-то экономить. Чтобы не стать общей, следует стать чьей-то. Чтобы оно зависело от того, насколько мальчики будут хорошими. Достояние, которое, чем черт не шутит, может стать личным. Надежда, знаешь ли...

— Рисковая игра, и статус вряд ли поднимет.

Насмешливая улыбка искривила губы блондинки.

— Мне плевать, каким словом меня назовут. Женщина может иметь миллион непонятных причин делать то, что делает. То, что тут, — она постучала пальцем по черепу, остриженному под шлем, а потом по области сердца, — и тут, у мужчин сильно отличается от того, что говорится вслух. Четырнадцать тысяч ребят. Наверняка среди них найдутся симпатичные. Кем, ты думаешь, я была в прошлой жизни?

Жест, которым она провела по волосам, заставил Натали предположить, что прежде тут была коса, но насчет занятия...

— Психологом профессиональных отношений! — с язвительной горечью рассмеялась та.

Какие бы принципы ни исповедовала Мзри-Лиис, на буксире у нее было лучше, чем одной. Поднявшись на ноги, психолог оказалась из тех грандиозных дам, что отбрасывают вокруг себя густую тень. То, что нужно, когда следует толком оглядеться. Ничего хорошего, впрочем, увидеть не удалось. Ошеломленные лица швартовочной команды, куда они с Мэри-Лис и с ними еще четыре дюжины новоиспеченных пилотов, нелепых в новеньком непривычном обмундировании с лычками энсинов, вывалились из стыковочного рукава.

Народу, пока они пробивались к месту распределения, стеклось — не продохнуть. Вероятно, все свободные смены. Офицеры покрикивали, требуя, чтобы праздношатающиеся любопытствующие вернулись на места, где им следовало находиться согласно палубному распорядку, однако собственный их пример ничуть тому не способствовал. Причальная палуба, образно говоря, кишмя кишела народом, который только по головам не лез, желая убедиться воочию в правоте флотского сарафанного радио. И если до сей поры Натали с переменным успехом убеждала себя, что позиция Мэри-Лиис порождена одним лишь бзиком Мэри-Лиис — что бы ни утверждала современная наука, она психолог, а чужие психозы заразны! — то сейчас пахло не просто жареным. Горелым.

Группа сопровождения, в чьи обязанности, похоже, входило дотащить новоприбывших дам до эскадрилий в учтенном количестве и сдать их по описи, окружила их, точно арестантов. Кабы начальство не обязало их исполнять должность прилавка, они точно так же бушевали бы и тянулись на цыпочках с той стороны. Из-за напряженных, обтянутых черным спин, слава богу, ничего почти было не видно. Только гул множества голосов, резонирующих в огромной стальной коробке, и не было, пожалуй, в воспоминаниях Натали ничего страшнее этого гула. Словно ревели над головой трибуны Колизея из костюмной видеодрамы.

Герметичная дверь конференц-зала сомкнулась, отрезая вновь прибывших от бьющегося у порога людского моря, со всеми его звуками, а прибывшие рассредоточились по амфитеатру кресел. Натали сообразила, что видела мокрые пятна между лопаток на спинах, оттеснявших от нее толпу, покрасневшие от напряжения шеи и уши, но... она ни с кем не встретилась глазами. Ни одного прямого контакта.

Вот настоящий ужас-то. Утвердив форменный саквояж на полу у ног, Натали сцепила пальцы рук, главным образом для того, чтобы удержать их от множества мелких суетливых движений, и еще сжала их коленями для верности.

Парни в помятой форме, что обосновались в первом ряду, время от времени оглядывались, кидая изумленные взгляды назад и наверх, и не угомонились даже тогда, когда вошел худощавый офицер с высокими залысинами, деловито уселся за стол на возвышении и раскрыл перед собой портативную деку.

— Экий, — ухмыльнулась Мэри-Лиис, — сухарь. Даже в пиве не размочишь.

Было жарко. Блондинка расстегнула форменную куртку, но эффект от этого вышел такой, что Натали предпочла терпеть. Горячие струйки зарождались между лопатками, стекали по позвонкам, скапливались на пояснице, а после срывались вниз сообразно анатомическому рельефу местности. Она непроизвольно вздрагивала всякий раз.

Кадровик поднял глаза, и Натали мало-мало успокоилась. Спокойный твердый взгляд человека, который знает «как надо». Тут не было страха. Если Империя отправляет ее на смерть с таким выражением лица, обойдемся без истерики.

Распределение выглядело до крайности просто: капитан Краун выкликал несколько фамилий, потом вызывал с первого ряда комэска, тот расписывался, начальством ему говорилось несколько слов вполголоса, и на том процедура для них завершалась.

— ...Грэхем, Уинд, Нейманн, и, пожалуй, Пульман, — кадровик выстрелил в их сторону стальным взглядом, в ответ на который Мэри-Лиис поднялась — ее фамилия была Нейманн — и Натали на негнущихся ногах последовала за ней.

Все страхи вернулись к ней разом, когда она увидела, что уготовила ей судьба. Опираясь на стол, над кадровиком, нависал глыбища-комэск. Даже Мэри-Лиис чуть замедлила шаг.

Еще и альбинос вдобавок.

— ...двое детей, двое баб и одного еще отдай? Капитан, съер, вы меня без ножа режете! Как я воевать должен? Что, у Драконов командира звена на повышение нету?

— Один убит, у второго нервный срыв, третий ни на что не годен, ты знаешь. Синий у тебя давно заслужил собственную эскадрилью, — невозмутимо отвечал Краун. — Заступишь ему дорогу? А в глаза смотреть как будешь?

Громила-комэск поморщился.

— Мы с Ланге уговорились уже. Не возражает он летать со мной до упора. А там, кто знает, съер капитан, может, и вырастет до комэска в полку Гросса. А?

— А, — капитан сделал вид, что согласился. — А кого из своих предложишь?

Комэск, на нагрудном кармашке которого было вышито «Рейнар Гросс», насупился.

— Возьмите Далена, — предложил он. — Он это... тоже заслужил.

— Дален — пилот как минимум не хуже Ланге. Почему ты расстаешься с ним легче?

Великан замялся.

— Старые у нас с ним дела, — хмуро признался он. — Парень он хороший, но... с того дела, понимаете... он считает, я в ответе. И это... прав он.

— Дален так Дален, — кадровик сделал пометку на деке.

— Не в службу, а в дружбу, съер... В обмен на комэска для Драконов. Что бы вам заменить мне баб на детей? Еще парочку. Зачем мне два потенциальных трупа на хвосте?

— Спецконтингент распределен равномерно по всем действующим эскадрильям, — объяснил Краун, понизив голос, но, видимо, слух Натали был обострен чрезвычайными обстоятельствами. — Мы не можем укомплектовать несколько эскадрилий только ими. Брось, тебе не привыкать воевать «за того парня».

— Воевать бы ладно! — простонал Гросс. — За салажат бы повоевали! С этими же... жить надо! В туалет конвоировать. Мы разве железные?

— Империя считает так. Забирай их без разговоров. И вот еще... Чтобы по звонку они были в кокпитах, как все. Свеженькие. Понял? Ты отвечаешь.

— Само собой, — буркнул тот. — Кто бы предложил иное?

— Удачи с Черными Шельмами, — сказал Краун, и Натали запоздало сообразила, что это уже ей.

Сужение пояса обороны до пределов одной планеты позволило защищать рубежи силами одного соединения. Сейчас боевой пост заняла группа «Гери», а «Фреки», как более потрепанный, был оттянут па внутреннюю орбиту для отдыха, переформирования и текущего ремонта. Команда «Фреки» вкалывала как проклятая вместе с рабочими, присланными с верфи, пытаясь починить то, что можно починить за две недели. Механики эскадрилий принимали и проверяли присланные снизу машины. Пилоты регулярно патрулировали, обкатывая новую технику и вразумляя пополнение, что, разумеется, не исключало подъем по боевой тревоге, буде уроды предпримут массированную атаку. Потери среди личного состава ВКС превысили пятьдесят процентов, оставшиеся — как ни странно, совершенно не те, кто изначально имел репутацию крутых — почти поголовно все командовали эскадрильями и звеньями. После потери авианосца пыл атакующих несколько угас, хоть и не иссяк совсем. Но никому не позволяло расслабиться чувство предгрозового затишья.

Перешагнув порог жилого отсека, новенькие в нерешительности остановились. Духота и теснота, царившие там, никак не соответствовали представлениям Натали об условиях, подобающих мальчикам из чистых семей. Ну, в большинстве своем пилоты ведь были выходцами именно оттуда.

Те, кто сидел на койках — встали, кто лежал, распластавшись, просто так или с книгой, — сели с очумевшими выражениями на лицах: комэск, мол, что ты нам притащил? Один рыжий парень поспешно швырял вещи в пасть саквояжа. Обернулся к вошедшему начальству, уперся взглядом в дерзкий, обтянутый майкой бюст Мэри-Лиис, встопорщил усы и только что слюну не сглотнул:

— Вона как, значит! А я-то за порог!

Один Гросс догадался маскировать замешательство действием: мигом распорядился освободить двухъярусную койку у входа, вызвал по комму техническую службу, и пока мастера монтировали перегородку, отсекающую «женскую половину» от кубрика, и без того куцего, велел своим новым пилотам сесть и выслушать, что он тут наскреб для напутственного слова.

— Значит, — сказал он, — так. Мы вам не рады, и вы нам, как я понимаю — тоже. Но деваться некуда. Придется служить, а стало быть — соблюдать правила. Каковые правила мы сейчас и сформулируем. Итак... — он мучительно вздохнул и посмотрел на свои руки, тяжелым грузом лежащие на коленях. — По одной не ходить, даже в туалет, хотя бы первое время, пока народ привыкнет. Белье не разбрасывать — не хочу, чтобы из парней психозы полезли. И так-то... Давайте сюда коммы.

Время от времени беззвучно поругиваясь, он справился с хитрыми кнопками и остался удовлетворен.

— Теперь, если что, на выручку вся эскадрилья бросится. Главное, сигнальте. На двадцать кулаков можете рассчитывать. Свои, — он хмыкнул, — чужим не отдадут.

И хитро посмотрел, интересуясь реакцией. У Мэри-Лиис хватило нахальства усмехнуться начальству в небритую физиономию, собственное лицо, как надеялась Натали, осталось каменным.

— Руку! — комэск защелкнул браслет у Натали на запястье и, двумя пальцами превратил замочек в комок бесполезного металла. Она и пискнуть не успела. Теперь только вместе с рукой оторвать, ну или срезать, хотя для этого специальный инструмент нужен. В первый момент дернулась, вспомнив давешнего менеджера, и щелчок, с которым закрывалась дверь, и только после сообразила, что сделанное как раз гарантирует ее от разных всяких укромных уголков, куда, как правило, попадаешь не по своей воле. Лишний раз только подумала, что, видимо, вся армейская дисциплина тут держится на нескольких тысячах километров вакуума, отделяющих личный состав от соблазнов планеты.

— И еще вот что, — Гросс откашлялся. — Никаких шашней в эскадрилье. Где-нибудь там... — он махнул в сторону коридора, — ежели по согласию, то дело ваше. А здесь будет чертовски трудно объяснить, почему этому дала, а этому... Я в эти дела впутываться не хочу, а придется, если нарушите мне слетанность эскадрильи. Ты, — он показал на Мэри-Лиис, — пойдешь четвертым номером в Синее звено. Ты — таким же в Серое, ведомой к Джонасу. И хватит с них, мальчишек я к себе возьму. Устраивайтесь, после обеда пойдем машины получать. Вопросы есть?

У Мэри-Лиис вопросов не нашлось, да и у Натали — тоже. Какие могут быть вопросы к командиру, когда он столь явно тяготится их компанией. Гросс с облегчением кивнул и выбросился в «общий» зал, для чего ему пришлось только шаг сделать. Вместо него на дамскую половину вторгся огромный полосатый кот. Посмотрел желтым глазом, вопросительно мякнул, снисходительно принял почесывание подбородка, выгнув спину, потерся о колено, оставив на черной ткани летного костюма пучок предательски светлых волос. Среда явно собиралась внести в жизнь столько осложнений, сколько это было ей по силам. Там, за тонкой стенкой, пилоты выясняли у комэска, в качестве кого им придали это и что с этим теперь делать. Как, это, оказывается, еще и летает? Осчастливленные ведомыми нового образца взвыли. Слышимость была великолепная.

— Экземплярчик, а? — прошелестела, оглянувшись в сторону проема, Мэри-Лиис, явно не кота имея в виду. — Чур, моя койка нижняя.

Чтобы успевать за Гроссом, приходилось трусить рысцой. Только поперву унизительно, потом стало не до того. Все большие помещения напоминали Натали пасти сказочных чудовищ, низкие стальные балки под потолком выглядели в точности как нёбные кости. Или ребра грудной клетки, если смотреть на нее изнутри.

В делом помещение ангара выглядело темным. Желтые линии расчерчивали палубу на квадраты, отведенные эскадрильям. Горели лишь лампы зонного освещения: над машинами трудились механики. Каждая Тецима стояла в своем конусе света, как в отдельной комнате. С левого борта одной из них полностью сняли капоты. И тишина — как в операционной. Впрочем, это до Гросса тут была тишина.

Новенькие машины, пришедшие тем же транспортным рейсом, что и пополнение, выстроились вдоль стены в густой тени. Гросс, видимо, не посчитал разумным доверить новеньким выбор, а просто ткнул пальцем: это — тебе, а это — тебе, и завертел головой в поисках свободных механиков.

— Прошу прощения, — из-за спины его вывернулся человек в штатском, что выглядело само по себе дико в этом царстве для своих, и тронул комэска за плечо одними копчиками пальцев. — Прошу вас с распределением техники подождать.

Гросс замер на всем скаку. Дело-то было неслыханным. Впрочем, это уже давно был не тот Гросс, что отстаивал авторитет с помощью кулаков и горла. За спиной человека маячил привычно взъерошенный Тремонт, молчал, но присутствием своим придавал вес его словам. По особенной «целлулоидной» внешности гостя Гросс решил, что мужик, скорее всего, из СБ. А Безопасность следует терпеть молча.

— Вам предписано получить экспериментальную модель истребителя для проведения войсковых испытаний. Это ответственное задание. По результатам испытаний в реальных условиях будет принято решение о поставке модификации на поток.

Гросс только пожал могучими плечами. Подобные решения принимаются намного выше, его дело маленькое. Предписано — так предписано.

— Ну и где наша новенькая птичка?

Инженер эскадрильи, ненавязчиво болтавшийся рядом, включил с пульта еще один конус света, комэск сделал несколько шагов вперед, повинуясь извечному любопытству «крылатых»: а ну-ка, чем оно лучше? Подчиненные робко потянулись за ним, как цыплята за матушкой-наседкой.

— Внешне как будто ничем от «девятки» не отличается. Внутри что-нибудь?

Чиновник не ответил, но выражение лица его Гроссу не понравилось. Будто бы тот знал нечто такое, чем делиться не собирался. Нехорошо это, прежде всего по отношению к пилоту, который один, в вакууме, должен быть готов к любым сюрпризам.

— На опытную модель вы посадите пилота по имени... — «Пиджак» сверился с портативной декой, -...Пульман.

— Че-го?

Гросс недоуменно обернулся, рассматривая Натали, словно первый раз ее видел. Впрочем, он и в первый раз на нее так пристально не глядел.

— И освободите от иных работ механика по имени, — еще один взгляд на деку, — Ларсен. Поставите его на эту машину.

Чем дальше, тем интереснее. Лучший механик Шельм, которого Гросс все собирался перетащить себе, да не мог подыскать подходящего предлога. Кто там, внизу, знал про Ларсена? Кто-то из подручных мигом сбегал за Фростом, отдыхавшим в своем отсеке. В отличие от пилотов ему полагалась персональная каморка. До сих пор Натали и не подозревала, что на военном корабле можно встретить старика.

— И девушек, значит, под погоны? — сказал он вместо приветствия. — Добрый вечер, лейтенант Гросс.

— Привет, Фрост. — И не вина Гросса, что прозвучало это хмуро. — Опять не удалось мне всучить тебе мою птичку. Вот, хотят, чтобы ты сдал все работы и принял опытный образец. Летать будет леди. Если я правильно понял.

— Опытный так опытный.

Фрост откинул блистер кабины, зацепил за борт лесенку и заглянул в кабину. Комэск внизу даже шею вытянул.

— Ну, что там?

— Ничего такого, как будто... Э, а это что за шутки? Почему катапульту демонтировали?

— Чтооо? — Гросс едва удержался, чтобы не спихнуть механика и не занять его место. — Может, перенесли?

— Нет тут катапульты, — мрачно повторил Фрост. — Съер?...

— У меня для вас пакет с инструкциями, — откликнулся человек, который так неожиданно всем стал приказывать. — Там упомянуты узлы, которые вам категорически запрещается трогать.

— А ответственность, которую я несу?

— Катапульта, — сказал человек, — самый малофункциональный узел истребителя. Фактически это устройство несет только психологическую нагрузку. Дескать, в случае непосредственной опасности пилот теоретически может покинуть кабину. Много ли вы знаете случаев, когда он успевал это сделать? Единицы.

«Не при пилотах, — вопило выражение лица Гросса. — Не при женщинах и мальчишках!» Но чиновнику плевать было, что оно там выражает.

— ...и сами пилоты, насколько мне известно, предпочитают моментально сгореть в машине, чем болтаться в кресле, мучаясь: спасут — не спасут? Хотя я не спорю, маневр «подбери товарища» в Академии отрабатывается. Такие правила, комэск. Ни переустанавливать, ни даже обсуждать их с вами я не уполномочен.

— Все будет в порядке, — сказал Фрост. — Хорошая машина. Правда, б/у. Я ее помню. Одна такая.

По скромному мнению Натали все Тецимы были похожи друг на дружку, как куриные яйца в скорлупе, но механик молча показал на три ряда косых крестиков, аккуратно нарисованных на левом борту. Раньше они, вероятно, были белыми, гордо кричали о себе на фоне зеркальной черноты, а сейчас их заботливо закрасили в цвет глубокого космоса. Рельеф, однако, остался. У кого-то не поднялась рука зашлифовать боевую славу.

— Разве что у вашего командира счет поболее будет. Ну так он и летает подольше.

У Натали ноги словно нарочно свинцом налились. Но хочешь не хочешь, пришлось тащить их в кабину.

Умостилась в кресле, поерзала. Нерешительно поглядела на панель, ручку, рычаг управления двигателями. Расположены, надо думать, под усредненного мужчину. Усредненный мужчина покрупнее нее. Стрелки всех приборов дрогнули, лампочки вспыхнули на какую-то долю секунды, словно замкнулись и тут же вернулись в нерабочее состояние электрические цепи. Выглядело это, мало сказать, странно, но Натали относилась к электричеству со здоровым женским фатализмом, уповая на заботливые руки механика. Сама она в важном деле целости машинных потрохов ни за что отвечать не могла, и стала бы жертвой любой мелкой поломки, которую пилот в состоянии исправить, например, прижав контакт пальцем.

Натали машинально опустила колпак и только тут догадалась, что здесь, внутри, под керамлитом с его односторонней прозрачностью нет необходимости следить за выражением лица. Дрожь пробрала ее, заставив поплотнее втиснуться лопатками в губчатую спинку ложемента. Надо попросить Фроста Ларсена выдвинуть кресло до упора вперед.

— От тебя, машинка, зависит, долго ли нам целыми летать.

Гросс, совершенно багровый, брызгал слюной, икал от невозможности выразить чувства и проглатывал неопределенные артикли. Шельмы-ветераны помалкивали, чинно рассевшись по койкам, и глазели на командира выжидательно, что еще сильнее распаляло его не находивший выхода гнев. Казалось, в глубине души пилоты потешаются над ним, и это был яд для души.

Кому уж точно было не до смеха, так это причине праведного гнева комэска: «женщинам и детям». Только что закончились их первые тренировочные полеты в составе эскадрильи. В глубине души понимая, что двадцать четыре часа, «налетанных» на тренажерах в режиме ускоренной подготовки, иного результата не могли принести нигде и никогда, Натали съежилась, оцепенев и устремив взгляд на руки, сцепленные на коленях. Поза воплощенной безнадежности и отчаяния, состояние, из которого ее навряд ли вывели бы даже побои.

Впечатление было такое, будто и до них дойдет. «Качество пилота» — показатель, согласно которому Академия определяет лучших — имеет сугубо материальное выражение в цифрах, связующих меж собой скорости выполнения обязательных фигур, процент поражения целей и общее количество затраченной при этом энергии. Чем меньше пилоту требовалось импульсных включений маневровых двигателей, тем быстрее исполнялась фигура, тем ближе, соответственно, был вожделенный значок. Все, одним словом, как и полтыщи лет назад, упиралось в чутье и профессиональный навык.

Второго катастрофически не хватало, а первое отсутствовало у Натали в зародыше. Компьютерной мультипликации тренажеров оказалось недостаточно, чтобы подготовиться к резкому удару и звуку выстрела из кассет, почти одновременного с «Серый-4 готов», а потом — внезапный космос и мелькание смутных теней вокруг. Двадцать четыре «ускоренных» часа инструкторы потратили, чтобы обучить ее целиться и висеть на хвосте. Групповые полеты параллельными курсами, когда вышколенная эскадрилья в доли секунды занимает места согласно номерам и перестраивается в мгновение ока, Учебка оставила на совести комэсков. На первой же минуте обнаружив за собой семь машин вместо одиннадцати, в то время как прочих носило по обитаемой вселенной, Гросс остановил всех и развернулся, пытаясь выполнить роль пса при разбежавшихся овцах. Пилот Пульман в это время следовала за зеленой точкой, которую ее бортовой компьютер определил как лидера, однако, испытывая вполне очевидные для новичка трудности с небольшими перемещениями, прозевала момент, когда командир поменял курс на противоположный, и... Словом, сдержанный рык из динамика, который посоветовал ей поменьше пялиться в черноту и побольше — на показания радара, был самым меньшим воздаянием из всех, какие она могла получить за командирские плоскости, опаленные ее экстренным торможением, и еще довольно долго она чувствовала в горле собственную селезенку. Подразумевалось, что продолжение последует, и сейчас для него был самый подходящий случай.

Разобравшись, с кем имеет дело, Гросс кое-как сбил Шельм в кучу и повел их сперва по прямой, а потом — доворачивая и прибавляя ход, чтобы заставить новеньких почувствовать строй и отучить шерудить ручкой.

Словом, после учебных стрельб Шельмы возвращались на базу выжатые как лимоны, причем лимоны, плавающие, как в соку, в собственном поту. И не только те, кому полеты были в новинку. Казалось, прошло много часов, и наконец все это кончилось, и возникло подозрение, что в реальном бою все незамысловатее и проще: по крайней мере никто не стоит над душой с секундомером. Не попадая в кассету, пилот Нейманн отвернула на второй круг прямиком через строй проходивших сверху Молний. Шарахнувшись врассыпную, те, возможно, такие же «чайники», смяли стабилизаторы и повредили дюзы. Починки там было не на один день, и Большой Гросс имел по этому поводу неприятнейшее объяснение с Тремонтом, который входить в его проблемы не пожелал, а сделал его виноватым со всех сторон, и комэск справедливо заключил, что дальше будет хуже.

— ...и результаты стрельб! — Гросс с садистическим видом положил перед собой считыватель. — С вами, барышни, никакого внешнего врага не нужно. Уинд — процент поражения — семьдесят, сто семьдесят пять процентов перерасхода заряда батареи на поражение цели. Будет зажарен в первой же лобовой. Не смейтесь, рано еще. Грэхэм, ненамного лучше, сто шестьдесят процентов заряда, восемьдесят процентов поражения неподвижной цели.

— А сколько надо? Теоретически? — голосом избалованного отличника поинтересовался Уинд.

— Сорок-пятьдесят, — ответил командир серьезно, а тощий белобрысый Грэхем присвистнул. — Не больше шестидесяти, на самом деле. Нейманн — двести пять, поражено сорок процентов целей. Вы — труп.

«Труп» ответил спокойным взглядом, дескать, это с какой стороны посмотреть, комэск нахмурился и уткнулся в считак.

— Пульман... а... неплохо. Процент поражения целей — сто? Как ты это сделала?

— Зажмурившись! — буркнула Натали.

Эскадрилья загоготала, и даже комэск, как показалось, перевел дух.

— Всем отдыхать, — велел он. — Пульман, на два слова. Машинку пойдем посмотрим?

— Ты уж не обижайся, Пульман, — сказал Гросс, пока они шли коленчатым коридором, — но в твой особый пилотский дар я верю... скажем так, не особенно. Ну не отвернула бы ты па той скорости с того курса: ни руки, ни мозги на такое не способны. Брюхом по мне скользнула: это ж какую точность надо иметь! Или какое счастье? Значит, забита в машине какая-то фишка.

— Машина хороша, — признала Натали. — Никакого сравнения с учебной. Только думать про маневр начинаешь, глядь — уже в него вошел. И управление мягкое.

— За хвост берет — не отвяжешься, — согласился командир. — До сих пор ощупываюсь — жив ли.

Размашисто и гулко шагая, Гросс отсчитал свой квадрат посадочной палубы, а дежурный механик, повинуясь зычному приказу, превратил пятно тьмы, где отдыхала Тецима, в конус режуще-белого света и подключил кабели питания.

— Значит, — поднимаясь по лестнице в кокпит, пробормотал Гросс, — управление? Мягкое? Это ты называешь мягким?! Мож, переклинило ее?

Снизу не было видно, однако по тону, а более того — по полоске побагровевшей шеи комэска Натали смекнула, что силу к ручке тот приложил максимальную. Раздался характерный треск, вопль, запахло озоном, Гросс скатился вниз, тряся кистью и во всю глотку призывая Фроста.

— Электрика течет, — заявил он, баюкая онемевшую кисть. — Проверить и перепроверить! Пилот жаловался? Тьфу, жаловалась?

— Все было в поряд... — синхронно начали Натали и механик, посмотрели друг на друга и замолчали.

— Проверить! — подтвердил приказание Гросс. — А Пульман пусть посмотрит. Ей полезно будет.

— Половина гаек тут мной закручена, — сказал Фрост, выныривая из капота. — Это была хорошая машина прежде, и сейчас, сколько могу судить, хуже не стала. Эх, до чего славный паренек летал на ней прежде. Где-то у меня запись есть. Может, заглянешь после на чаек?

«И этот туда же», — вяло подумала Натали, но внутреннего протеста не возникло. Впервые за много дней вокруг нее было тихо. Сперва она бесцельно расхаживала вокруг своей Тецимы, потом села, скрестив ноги, прямо на палубу. После душного отсека, полного взвинченных мужчин, нервных голосов, голодных взглядов исподтишка, после этих чудовищных походов в туалет парой, после раздражающего ежеминутного соседства Мэри-Лиис тут отдыхала душа. Вдобавок, свет и тень тут были разделены так же четко, как в детстве — понятия о добре и зле.

Никогда бы не подумала, что мне хорошо в месте, где так много железа. Хотя, может, дело в том, что тут мало людей.

В каморке механика тоже, впрочем, оказалось ничего себе. Узкая, длинная, с аккуратно застланной койкой у дальней стены. Все так упорядочено, что даже почти просторно. Разминуться можно, не цепляясь локтями. Фрост усадил гостью в угол, вскипятил воду, заварил по старинке ароматный чай с фруктовой добавкой. Угощал так же спокойно, без лишних суетливых движений, как обихаживал Тециму. Потом убрал с откидного столика порожние чашки и сахарницу, утвердил вместо них проектор.