За последние три десятилетия Красноводск очень вырос. Вместе с ним росла и его коса; удлинялась и утолщалась. Попав в Красноводск, я решил обязательно побывать на диковинной косе и выяснить, нужна ли она этому городу на восточном берегу Каспия. Занимала мои мысли и красная вода, в честь которой названы "морские ворота" Средней Азии. Такая вода встречается еще реже, чем города с косой; я рассчитывал, что где-где, а в Красноводске обязательно ее разыщу и попробую, если она пригодна для питья.
      Красную воду я увидел сразу после того, как сошел на берег. Люди жадно пили ее, стоя возле киоска на уличном перекрестке. Но, подбежав к ним, я убедился в своей ошибке -- в киоске торговали газированной водой с клубничным сиропом! Неудача мало смутила меня: природная красная вода --редкость, я понимал, что отыскать ее не так-то легко.
      В заливе, на берегу которого расположен город, была обыкновенная морская вода. Утром -- зеленоватая, под полуденным солнцем -- серебристая, сверкающая, словно зеркало, на закате -- тоже сверкающая, но уже оранжево-золотая, ночью -- просто черная.
      Осматривая Красноводск, я не забывал о воде красного цвета. Искал ее сам, обращался к знакомым и незнакомым. Из бесед я узнал, что длительное время в городе вообще не хватало воды, самой обычной воды для питья. Ее привозили из-за моря. Иному покажется странным, даже смешным, что люди жили в Средней Азии, а пили воду, привезенную кораблями из Закавказья! Жителям Красноводска было не до смеха: с доставкой закавказской воды случались перебои, и горожанам приходилось глотать опресненную морскую воду.
      Усердные, но напрасные поиски доказали мне, что красной воды в городе нет. Почему ж он назван Красноводском? Неужели потому, что слово "Безводск" менее благозвучно? Я догадался, что тут скрыто какое-то географическое недоразумение и моя обязанность его разъяснить. Совершенно недопустимо, чтобы неточное имя города сбивало с толку и взрослых граждан и особенно школьников, изучающих географию своей родной страны.
      Красноводск величают "морскими воротами" Средней Азии. Против этого не возражаю: сам проверил, что делается в его порту. В танкеры, то есть в наливные суда, течет нефть, в корабельные трюмы опускают кипы хлопка, ящики с компотами в банках, насыпают минеральное сырье. Все это добыто, выращено или сделано в республиках Средней Азии. С кораблей, прибывших из-за моря, выгружают лес, машины...
      Наблюдая за работой портовиков, я совершил открытие, которым горжусь. В Большой Советской Энциклопедии напечатано, что через Красноводский порт в Среднюю Азию привозят пшеницу. Это -- ошибка! Пшеницу не привозят, а, наоборот, вывозят! Собственными глазами видел, как ее грузят на корабли, и, по своей дурной привычке, даже щелкнул себя по носу -- хотел удостовериться, не снится ли, что прав я, а не энциклопедия.
      "Морские ворота" -- название правильное, Красноводск -- неправильное. Я бы назвал город Красногорском, потому что он построен у подножия красновато-бурых гор. Не заметить эти горы нельзя -- они с трех сторон обступают бухту. Их отроги, точно каменные горбы, кое-где торчат и между улицами. Допустим, соберешься к друзьям, чей дом стоит метрах в двухстах-трехстах -- антенны на его крыше и то сосчитать можно, -- а идешь километра полтора. Сперва вниз но одной улице, потом огибаешь конец горного отрога, после этого поднимаешься но другой улице,
      С каждым часом становилось все обидней, что городу дали неточное имя. Недолго раздумывая, я пошел в Красноводский Совет депутатов трудящихся и предложил изменить название города. Секретарь Совета внимательно выслушал меня и любезно ответил, что название не такое уж неточное! город находится на берегу Красноводского залива,
      -- Что же вы раньше не приходили, товарищ Загадкин? -- спросил на прощание секретарь, -- Зашли бы ко мне в то лето, когда основывали город, пожалуй, принял бы ваше предложение: в нем есть доля истины...
      Конечно, это была шутка, Красноводск основан в 1869 году, когда ни Совета депутатов трудящихся, ни его любезного секретаря, ни, самое главное, Захара Загадкина еще не было на свете.
      Поисками красной воды так увлекся, что совсем забыл о ко-се. Спохватился за день до отъезда, взял в порту лодку и поплыл вдоль берега Красноводского залива. Знаменитая коса оказалась в положенном ей месте. На картах она окрашена в зеленый цвет -- цвет низменностей; наяву она светло-желтая, песчаная.
      Греб не торопясь и не напрягаясь -- помнил, что длина косы около сорока километров; каспийские капитаны не зря сложили поговорку: "Близок город, да долга коса",
      И вдруг полная неожиданность: не проплыл и половину пути, коса кончилась! Впереди открылся широкий канал, по нему двигался морской корабль...
      К счастью, неподалеку встретил рыбаков и, потолковав с ними, узнал важную географическую новость: коса уменьшилась вдвое!
      Как известно, длинные косы отращивают многие школьницы. Когда девочки подрастают, коса то ли надоедает им, то ли начинает мешать, но они ее отрезают. Так поступили и в Красноводске, Длинная коса стала мешать городу, и летом 1957 года ее укоротили.
      Выкупавшись в канале, я достал из кармана походный атлас и тут же Внес в него поправку -- пересек косу черной полоской, у краев полоски нарисовал маленькие кораблики: атлас не должен отставать от жизни.
      А с красной водой получилось так. Вернулся в порт, причаливаю лодку, а рядом Швартуется катер. На берег спрыгнул человек с бутылью Красной воды в устремился в город,
      Я его нагнал и спросил:
      -- Клубничный сироп?
      -- Нет.
      -- Неужели настоящая природная вода красного цвета?
      -- Настоящая! Но скорее розовая, чем красная.
      -- Где вы ее отыскала?
      -- Поблизости... -- Человек с бутылью обернулся и показал рукой в сторону моря.
      Каракумские чудеса
      Каспийское море в последний раз мелькнуло за окном вагона и, простившись со мной, уступило место пескам.
      -- Начались!-- воскликнул я и захлопал в ладоши. Тому, кто мечтает о путешествиях, надеюсь, не надо объяснять охватившее меня чувство. Я ехал в Каракумы и был взволнован первым свиданием с великой пустыней, "Кара" --черный, "кум" -- песок. Однако я хорошо знал, что на самом деле пески Каракумов вовсе не черные, а желтые. Слово "кара" в названии пустыни многие географы толкуют в переносном смысле, как "злой" или "страшный". И, по-моему, правильно. Неспроста же была сложена поговорка: "Когда птица летит через Каракумы, она теряет перья; когда человек идет через Каракумы, он теряет ноги".
      Меня Каракумы не страшили: я помнил, что поезд Красноводск -- Ташкент уже семь десятилетий благополучно пересекает огромную пустыню.
      Я помнил не только это. Я так много знал о Каракумах, что мне не терпелось поделиться своими знаниями со всеми желающими. Но где найти желающих? Ходить по вагонам, напрашиваться, чтобы тебя слушали? Нет, я поступил лучше: разыскал поездного радиотехника и предложил сделать для пассажиров краткий доклад о Каракумах.
      Мне повезло: хозяин поездного радио оказался любителем географии. Поговорив со мной, он взял микрофон:
      -- Товарищи пассажиры, среди нас находится небезызвестный путешественник Захар Загадкин. От души советую послушать его доклад о чудесах пустыни Каракумы.
      Я был польщен такой рекомендацией и тут же стал делиться знаниями.
      Сперва я с уважением рассказал о величине Каракумов. С уважением потому, что эта пустыня занимает обширнейшую территорию, на которой могли бы уместиться ни много ни мало пять советских республик: три закавказские, Эстония и Латвия. Лет полтораста назад один путешественник-иностранец, испугавшись бескрайней пустыни, назвал Каракумы океаном песков. На всем необъятном пространстве от Каспия до Аму-Дарьи он видел пески, пески и опять пески. Тут и там, словно застывшие воды, высились барханы -- песчаные бугры с рогами, обращенными в ту сторону, куда дует ветер. Двугорбые верблюды шагали по каракумским просторам, уныло звеня бубенцами. Несколько дней пути разделяло редкие колодцы с полусоленой, горьковатой водой, и на караванных тропах белели кости погибших от жажды.
      Немного помолчав, чтобы пассажиры отчетливей представили себе страшное величие пустыни, через которую их везут со всеми поездными удобствами, я сообщил, что советские люди успешно работают в океане песков: добывают серу и нефть, разведали природный горючий газ.
      Мне очень хотелось оживить доклад наглядным примером. И это удалось, когда поезд остановился у красивого вокзала. Невдалеке лежал большой город.
      -- Обратите внимание, товарищи пассажиры, треть века назад тут был безымянный разъезд. Сыпучие пески подступали к одинокому домику -- в нем жили стрелочники. В тупичке стояла платформа с деревянной бочкой, в которой привозили воду для питья. Теперь пески отодвинуты; на их месте -- город с десятками тысяч жителей, с садами и бульварами. Не ищите и тупичок, его сменила железнодорожная ветка к нефтяным промыслам, где трудятся горожане. Чудом в пустыне назвал этот город другой иностранец, побывавший здесь совсем недавно. В нашей стране таких чудес сколько угодно: новые большие города встретишь в глухой тайге, в заоблачных горных высях, среди болот заполярной тундры. Поэтому расскажу о "чудесах", менее известных...
      Мой сосед по купе, -- продолжал я, -- коренной каракумец. Он возвращается из отпуска и везет с собой весла, резиновую лодку и удочки. Зачем? Разгребать веслами песок, удить рыбу, свесив ноги с гребня бархана? Нет, возле его дома потекла новая река; уже не "корабли пустыни" --двугорбые верблюды, а настоящие речные суда плывут среди барханов.
      Вы скажете, что в географии чудес не бывает. Согласен, и не только в географии. Поэтому все, о чем я говорю, -- истинная правда. Знаете ли вы, товарищи пассажиры, что в Каракумах найдено... море? Не знаете? Судоходства по этому морю, к сожалению, нет и никогда не будет: для плавания судов оно не пригодно. Зато у нового моря есть денная особенность -- вода в нем пресная, ее можно пить! А это крайне важно в пустыне.
      Наверное, вы ничего не слышали и о каракумских крокодилах? Несмотря на то что найдено море и потекла новая река, крокодилы -- сухопутные, обитают не в воде, а в песке. Почему? По-моему, потому, что завелись в пустыне с незапамятной поры, когда пресное море еще не было открыто, а менять привычный образ жизни крокодилу нелегко, да и нет особенной нужды.
      Напоследок расскажу еще об одном чуде. Водоросли, если вы не забыли, растения водяные. Откуда бы им взяться в Каракумах? А они появились, и в таком количестве, что стали досаждать людям. Конечно, это удивительно, но еще удивительней, что уничтожить непрошеных гостей поручили не местным жителям, а знаменитым борцам с водорослями, привезенным издалека по воздуху. Пятьдесят тысяч борцов прилезли! Самое любопытное, что их ни поить, ни кормить не надо.
      Есть вопросы? -- спросил я по окончании доклада, -- Прошу в письменном виде передать их проводникам вагонов. Я обойду вагоны и отвечу на все вопросы,
      То же спрошу и у тебя, читатель. Если вопросов нет -- очень хорошо, жму руку. Если вопросы есть, загляни на стр. 379. Как ни тяжко придется моему другу Фоме Отгадкину, надеюсь, он сумеет все объяснить.
      Три неудачи и одна удача
      На маленькой станции, неподалеку от Ашхабада, я вышел из вагона, чтобы купить дыню. Дыню выбрал хорошую, и все обошлось бы без приключений, да, расплачиваясь со старой туркменкой, увидел на ней длинное монисто из серебряных монет с аккуратно просверленными круглыми дырочками. Необычное ожерелье привлекло мое внимание, я стал разглядывать монеты. Среди них оказались рубли и полтинники царской чеканки, иранские, турецкие, индийские, китайские деньги. Ожерелье-коллекция так меня заинтересовало, что, рассматривая монеты, не заметил, как тронулся поезд. Оборачиваюсь --хвостовой вагон уже далеко за станцией!
      Это была первая неудача. Вторая подстерегала у дежурного по станции: следующий поезд Красноводск -- Ташкент приходил только через сутки!
      Конечно, я был огорчен обеими неудачами, но решил использовать случайную задержку в пути для более близкого знакомства с Каракумами --пустыня почти вплотную подсту- пала к железной дороге. Однако едва остались за спиной привокзальные строения и я выбрался на песчаный простор, как задул ветер. И такой сильный, что от похода в Каракумы пришлось отказаться: воздух заполнился песком, солнце заволокло пылью, видимость исчезла.
      Это была третья неудача.
      Песок хрустел на зубах, забивался в нос и уши, больно колол глаза. Я вернулся на станцию.
      -- Надолго ли приехали? -- послышался громкий голос. -- И есть ли у вас пропуск?
      Протирая слезящиеся от песка глаза, я увидел лейтенанта в фуражке с зеленым околышем.
      -- Какой про...
      В эту секунду память подсказала, что где-то по соседним горам проходит наша государственная граница с Ираном. Я отстал от поезда в самом неподходящем месте!
      -- Пропуска нет, -- признался я. -- Но я вовсе не хотел вылезать на вашей станции. Во всем виновато серебряное монисто...
      И я рассказал лейтенанту-пограничнику о постигших меня неудачах. Объяснил, кто я, куда еду, на всякий случай добавив, что выступал с докладом о Каракумах по поездному радио. Успел сообщить ему о пресном море пустыни, сухопутных крокодилах, даже о сухом дожде, о котором нечаянно забыл упомянуть в докладе пассажирам.
      -- Все это чудесно, но как быть с вами? -- сочувственно произнес лейтенант. -- Пожалуй, возьму на сутки под личное наблюдение...
      Я понял, что полоса неудач кончается, и сразу повеселел.
      -- Вы, наверное, помыться хотите? -- продолжал лейтенант. -- Жаль, нет времени отвести вас в баню... Впрочем, выкупаетесь немного погодя: вчера я здорово ссадил руку, и придется съездить на здешнее озеро.
      -- Вы убеждены, что здесь есть озеро?
      -- Убежден,-- усмехнулся лейтенант,-- я не раз в нем
      купался. И довольно большое: его площадь превышает три тысячи квадратных метров.
      -- Почему ж оно не показано на картах? Судя по атласу, в вашем районе нет озер: ни природных, ни искусственных. Может быть, оно недавно найдено или такое же, как пресное море Каракумов? Но тогда в нем не выкупаешься...
      -- Не беспокойтесь, отлично выкупаетесь. А найдено оно давно, о нем еще средневековым географам было известно. В любой энциклопедии говорится об этом озере. Кстати, на вашем теле нет ссадин или царапин?
      - Нет.
      -- Тоже жаль! После купания они немедленно зажили бы... Мы сели в "газик"-вездеход, ожидавший лейтенанта возле станции, и помчались по направлению к горам. Мне предстояло увидеть озеро, которого нет на картах, и я запоминал дорогу: с одной ее стороны тянулась пустынная степь, с другой темнели скалы.
      У невысокой мрачной скалы машина остановилась. Мы вылезли из вездехода, прошли пешком еще полтораста-двести метров. Затем передо мной открылось озеро, и я сразу понял, почему оно не показано на картах.
      Берега озера были усыпаны камнями. Сквозь прозрачную воду на дне виднелись мельчайшие камешки.
      Мой спутник разделся и бросился в озеро. Я последовал его примеру. Вода оказалась теплой, почти горячей и очень приятной на ощупь. Правда, вкус у нее был горько-соленый.
      Вдоволь накупавшись, мы вернулись к вездеходу. Лейтенант достал из машины хлеб, банку мясных консервов. На сладкое пригодилась моя дыня.
      Тем временем солнце скользнуло за горы. Начало темнеть, в в воздухе раздался шум, похожий на хлопанье крыльев. Я поднял голову: одна за другой над нами проносились летучие мыши.
      Я было стал считать мышей, но сбился со счета: они пролетали десятками, сотнями...
      -- Не трудитесь, дорогой, -- сказал мой спутник, -- все равно не сосчитаете. Их здесь свыше сорока тысяч! Есть озера, которые славятся обилием гусей или уток. Наше озеро славится летучими мышами: нигде в Европе и Азии нет такого огромного поселения этих рукокрылых млекопитающих. Они тут на химической фабрике работают...
      Непрерывный шелест крыльев продолжался около часа. Потом мы отправились к железнодорожной станции.
      Я благополучно переночевал на скамье у кассы, а утром снова сел в поезд.
      Знакомство с озером летучих мышей считаю редкостной удачей, потому что, сколько ни ищите, его не найти ни на одной географической карте, даже самой подробной. А я видел это озеро, купался в нем.
      Разговор с рекой
      Еще десятилетним мальчишкой я горевал, да порой и теперь жалею, что человеку непонятен язык рек, а наша речь недоступна рекам. Слушаешь их шум, изволь догадываться, что за ним скрыто. А как было бы здорово побеседовать с рекой, выяснить ее прошлое в исторические и даже доисторические времена! Правда, ученые и без такой беседы выведывают это прошлое, но до чего заманчиво было бы узнать о нем от самой реки!
      Не стану зря хвалиться, мне не удалось совершить невозможное и потолковать с рекой. Однако фантазией я не обижен, на выдумку горазд и легко представил себе подобный разговор.
      -- Здравствуй, красавица, как тебя зовут? -- спросил я при встрече.
      -- По-разному,-- ответила река.-- Кто как хотел, так и называл. Зови и ты, как нравится, мне безразлично...
      -- Не очень ты любезная, -- заметил я. -- Ну, тогда скажи, как живешь?
      -- Неплохо живу. Работа не пыльная: знай кати воду...
      -- А куда ее катишь?
      -- Куда положено: в свое море.
      -- Всегда в одно и то же?
      -- Было время, катила и в другое море, соседнее. Да теперь оно исчезло, на его месте сухая впадина осталась...
      -- А в третье море не впадала?
      -- Впадать не впадала, но иногда посылала воду. Доходила ли вода, не знаю -- не близко то море. Может быть, опять буду посылать, хотя это не от меня зависит.
      -- А от кого?
      -- От хозяев. Жадны они на мою воду, забирают, что в их силах. Несколько притоков отняли, не так давно отвели от меня реку не реку, а все же родное мое детище. И не маленькое, длиной 800 километров! Теперь отводят еще одно детище. -- Значит, жалуешься на хозяев?
      -- Нет, не жалуюсь, я река сознательная. Это они жалуются.
      -- И есть за что?
      -- Случается, за дело. Характер у меня неважный: иной раз напорется моторный катер на мель, я его за два-три часа так упрячу, что ищут, ищут, найти не могут. Другой раз идет судно по фарватеру, хочет знакомый остров обогнуть, ан острова нет, -- я его с собой прихватила! Зато где-нибудь поодаль новый остров насыплю. Было и так, что стала я берег подмывать, а там столичный город стоял. Столица отодвигается, я ее настигаю, улицу за улицей уношу, пока не сбежала столица. И грех и смех...
      Река глухо засмеялась -- пенистая волна ударила о берег и откатилась обратно, подхватив плохо привязанную лодчонку.
      -- Э, да ты проказница! Скучаешь, что ли?
      -- Скучать некогда, летом и зимой работаю, всего на два месяца замерзаю, да и то в дельте. Поверишь ли, за год сто миллионов тонн песку и прочего добра перетаскиваю. Бывает, надоест течь по старому руслу, я новое проложу. Или мелями и перекатами начну играть, передвигаю их туда-сюда, готовлю ловушки для капитанов. Застрянет судно на перекате, я под него песку подсыплю, судно словно на острове окажется, будет вызывать на выручку землечерпалки, плавучие краны, взрывников...
      -- Да,-- вздохнул я,-- немало людям с тобой хлопот.
      -- Многовато,-- согласилась река.-- Мели и перекаты это еще пустяк. Совсем недавно я убежала от одного города. Корабли везут к нему горючее и минеральные удобрения, на городских причалах скопились грузы для отправки, а подойти к причалам кораблям нельзя -- отрезала я порт от себя полутораки-лометровой топкой мелью... Вот такие дела-делишки, Захар... Ты с моста на меня смотришь?
      -- С моста.
      -- Видишь, какой он длинный? Догадываешься почему? Потому, что я река блуждающая. Русло у меня неустойчивое, мечусь из стороны в сторону, то к левому берегу придвинусь, то к правому. Вот и построили такой мостище, чтобы я его обогнуть не смогла...
      -- А почему ты шоколадного цвета? Где шоколад берешь?
      -- Это не шоколад, дурной... Это ил, он у меня лучший в мире, самый плодородный. Из-за него и урожай высок на поливных полях в моей округе. Я им и воду даю, и удобрение...
      -- А велика ли твоя округа?
      -- Суди сам: мой бассейн -- почти полмиллиона квадратных километров!
      -- И отовсюду воду собираешь?
      -- Нет, только пока по горам теку. Но мне хватает: шестьдесят миллиардов кубических метров воды проношу ежегодно.
      -- А сколько на орошение даешь?
      -- Шестую часть, десять миллиардов.
      -- Скуповато! Придется хозяевам с тобой еще повозиться... Ну спасибо за беседу, река,-- сказал я на прощание,-- кати свои воды дальше, а мне с ними не по пути...
      На этом наш разговор закончился. Я передал его довольно подробно, кажется, ничего не упустил. А если кое-что запамятовал, извините...
      40 X 30 = 250
      Сколько народу ездит по железным дорогам, и ни с кем ничего не случается, а Захар Загадкин соберется в такую поездку, и происшествия не миновать!
      Скажем, большое ли дело провести в поезде сорок часов? Сущий пустяк --миллионы советских людей постоянно совершают и не такие путешествия. Родина наша обширна, и есть поезда, которые находятся в пути не то что сорок часов, а семь с половиной суток, как, к примеру, поезд Москва-Владивосток.
      А стоило мне сесть в обыкновенный пассажирский поезд, направлявшийся из столицы одной советской республики в районный город той же республики, как пошло такое, что стану рассказывать -- мало кто верит. Поэтому должен предупредить: какими бы странными ни показались мои слова, но все в них доподлинная правда, хотя кое-что на первый взгляд и противоречит законам арифметики.
      С виду поезд ничем особым не отличался: пассажирские вагоны, почтовый, багажный. И локомотив выглядел заурядным. А только тронулись, началось необыкновенное и длилось более сорока часов -- до конца поездки.
      Судите сами: по пути из столицы в районный город той же республики мы девять (!) раз пересекали границы этой и соседних с ней советских республик.
      В четырех братских республиках удалось побывать за эту поездку, а в одной даже ее столицу навестить! На что я с географией отлично знаком, и то не всегда мог сказать, по какой стране мы едем, -- так часто менялись страны. На станциях выйдешь размять ноги, а там опять на другом языке говорят. Языки немного похожие, а все же разные. В станционных киосках газеты и книги тоже на разных языках предают -- в каждой республике на своем. За сорок часов собрал коллекцию газет на четырех языках, причем каждую газету покупал в той стране, где ее издают!
      Шел наш поезд сорок часов, двигался со средней скоростью 30 километров в час, на станциях стоял недолго, сколько полагалось по расписанию, а отвез меня всего за... 250 километров! Да, да, именно такое расстояние, как мне сказали, отделяет районный город от столицы республики.
      Ну и задачку задал поезд: 40 X 30 = 250!
      А ответ, как ни поразительно, точен. Не верите? Сам не верил, да карта убедила. Разложил ее перед собой, масштабной линейкой измерил расстояние между столицей и районным городом и собственными глазами увидел, что оно равно 250 километрам. Оказывается, иные поезда в нашей стране не считаются с одним из важнейших законов арифметики, на котором вся эта наука держится, --законом умножения!
      Откуда же и куда шел мой обыкновенный и вместе с тем такой необычный поезд? Добавлю, что проезжали мы вдоль подножий огромных гор, видели нескончаемые поля хлопчатника в множество больших и малых каналов.
      Во сне и наяву
      Обычно я сплю крепко и без сновидений. Но, если допоздна зачитаюсь увлекательной книгой, бывает, что вижу сны.
      Однажды мне приснилось, что все реки земного шара потекли в обратную сторону -- от устьев к верховьям, а я будто бы смотрю на это необыкновенное явление с высокой-высокой горы!
      Дело было во сне, со спящего спрос невелик, и реки повернули вспять без всякой причины. Льды на полюсах не таяли, фонтаны из-под дна океанов не били, лава оттуда не извергалась, не происходило и ничего другого в этом роде. Я спал, а мало ли что не привидится во сне!
      С огромной горы, на которую вознес меня сон, я наблюдал, как моря ринулись в речные устья и реки выступали из берегов, затопляя города, поля, леса... Устремляясь дальше и дальше, вода добралась к речным притокам, метнулась в их верховья. Верховья тоже вышли из берегов -- возникали и все ширились гигантские озера.
      На моих глазах происходила мировая катастрофа: вода заливала сушу и вот-вот должна была захлестнуть гору, на которой я стоял. Но в ту минуту, когда вода подступила к моим ногам, я успел проснуться и, утирая со лба холодный пот, обрадовано прошептал: "Какое счастье, что реки текут не в обе стороны, а только в одну!"
      "Чепуха!" -- скажет тот, кто никогда не видел нелепых снов. Согласен, не стал бы рассказывать о своем сне, не окажись он в руку, то есть почти пророческим.
      Вскоре после этого сна я ехал в поезде, который не считается с законами арифметики, -- кому еще неизвестно о нем, пусть прочитает три предыдущие страницы. Ехал и, как всегда в пути, смотрел в окно, держа на коленях походный атлас и сверяя с картой увиденное за окном. Тогда-то меня и заинтересовала одна река, не очень широкая, но и не особенно узкая.
      Поезд пересек по мосту эту реку, и на быстром ходу нельзя было определить, куда она течет: к северу или к югу.
      Судя по атласу, она несла свои воды с юга. Там синели тонкие извилистые линии ее истоков, которые, постепенно соединяясь, сливались в линию потолще. До сих пор все казалось простым: истоки сошлись, образовав главное русло реки. Но дальше начиналось непонятное: толстая линия неожиданно расщеплялась -- на севере, как и на юге, тоже синели тонкие линии. Что такое: с обоих концов реки верховья? Тогда где ее низовья?
      Есть надежный способ различать на карте верховья от низовьев. Все "нормальные" реки куда-либо впадают; место их впадения -- устье, в противоположном конце -- истоки. Однако встреченная мною река никуда не впадала: ни в море, ни в озеро, ни в другую реку.
      Все это было на редкость странно. Мое удивление возросло, когда несколько часов спустя поезд пересек вторую такую же реку, потом третью. Если б не спешил, непременно вылез бы из вагона и занялся исследованиями. Но я торопился, и мне оставалось теряться в догадках: текут ли реки с перепутанными "верховьями-низовьями" в каком-нибудь одном направлении или попеременно устремляются то вперед, то назад?
      В позапрошлом году я любовался в цирке семейкой веселых акробатов, исполнявших свой номер вниз головой. В таком неестественном положении эти люди катались на велосипедах, пили чай, боксировали, даже плясали. Руками они пользовались как ногами, а ногами как руками. В цирке это было забавно, но разве допустимо что-либо подобное в географии?
      Тут я вспомнил о своем сне. Картины водной катастрофы, одна ужасней другой, стали возникать в моем воображении: реки внезапно изменили течение, ринулись в обратную сторону. Потоки воды, вырываясь из берегов, затопляли посевы, города, губили животных, людей...
      Огорченный и напуганный, я перестал смотреть в окно и снова углубился в атлас. И, представьте, знание географии не подвело!
      Разобравшись в рельефе местности, я понял, что все три реки текут на север: их южные "верховья-низовья" находились в горах, северные -- в долине. Никакая река не способна преодолеть закон земного притяжения; во сне я забыл о нем -- спящий за свои поступки не отвечает,-- наяву забыть об этом законе нельзя. И я громко рассмеялся над собственными опасениями за судьбу жителей долины.
      Вы тоже хотите посмеяться надо мной? Потерпите. Во-первых, нехорошо требовать, чтобы Захар Загадкин знал все -- даже ученые признают, что им известны далеко не все тайны природы. Во-вторых, смейтесь сколько угодно, но докажите свое право на смех -- объясните загадочную историю с "верховьями-низовьями". Я пошел вам навстречу и старательно перерисовал из атласа схемы всех трех рек. Даже назову эти реки: Исфара, Сох, Исфайрамсай. Попробуйте объясните секрет "верховий-низовий".
      Имя, которое дважды брали взаймы
      Впервые я узнал об этом городе в 1959 году и совершенно случайно: из старого-старого путеводителя. Там говорилось о древнем, но захолустном городе у берега полноводной реки, в десятке километров от железнодорожной магистрали. Книжка сообщала, что в нем полтораста мечетей, четыре религиозных училища и две школы: одно-классная и двухклассная. Обучались В обеих школах полсотни ребятишек.
      Меня заинтересовало описание кривых узких улочек, местами шириной меньше метра, застроенных глинобитными домами без окон на улицу, заинтересовали лавочки оружейников, лодочников, кузнецов, ткачей, шапочников, литейщиков. Путеводитель рассказывал о кварталах мотальщиков шелка, теребильщиков ваты, золотых дел мастеров, и мне захотелось побывать в этом городе, поглядеть, что стало с ним в наши дни.
      В географии я разбираюсь неплохо, в атласах чувствую себя словно рыба в воде, однако долгое время никак не мог найти город: на картах он точно сквозь землю провалился! Его не было ни в одном атласе. А город не маленький: в нем еще до революции жило тридцать тысяч человек.
      Не сомневаясь, что старинный город продолжает существовать, я не прекращал поиски. И, просматривая напечатанный в 1962 году "Атлас СССР", нежданно-негаданно встретил этот город в указателе географических названий! Тут же раскрыл карту: ага, голубчик, вернулся на место! Приметы полностью сходятся: полноводная река течет возле него, до ближайшей станции на магистрали от силы десяток километров.
      И летом 1963 года я собрался в дальнюю дорогу. Путь мой лежал к плодородной долине, с севера, востока и юга окруженной цепями высоких гор. На западе были естественные ворота долины, через которые некогда прошел со своими солдатами знаменитый в истории полководец. Я же проехал эти ворота в поезде, где надо вылез из вагона и пересел в автобус. Спешу на свидание с городом. Вот и он, желанный, раскинулся за холмами. Привет, старик, где пропадал столько лет?..
      Но что ни шаг, что ни беседа с местными жителями, то неожиданность, одна удивительней другой!