На наш участок фронта прибыли новые эскадры врага. Немецкая авиация заметно активизировалась.
      Как-то полк получил особое задание. Истребители должны были разыскать и нанести удар по железнодорожному составу, но не по обычному, а состоящему всего из паровоза, крытого вагона и двух-трех платформ.
      Дело в том, что удирая из Донбасса и не надеясь более вернуться туда, фашисты, чтобы замедлить продвижение наших войск, вслед за собой начали разрушать железнодорожные пути специальными путеразрушителями. Тащит паровоз крытый вагон для обслуживающего состава, одну-две платформы с взрывчаткой и приспособлениями для разрушения деревянных шпал. Через определенное расстояние фашистские солдаты подрывали как раз посередине один за другим рельсы, а приспособлением ломали толстые деревянные шпалы. Пройдет такой путеразрушитель, а за ним - лишь остатки взорванных надвое рельс да вздыбленные изломами кверху шпалы. Тут уж ничего из остатков не соберешь. Нужно сначала очистить насыпь от обломков рельс и шпал, а затем заново настилать железнодорожное полотно.
      Днем фашисты обычно старались замаскировать путеразрушители на станциях среди других составов. А под вечер, в плохую погоду и днем, появлялись.
      Уничтожение путеразрушителей было поручено нашим истребителям. Первую шестерку возглавил Владимир Ивашкевич, вторую - Сытов. Из воздушной армии в полк доставили фотоснимки с изображением самих путеразрушителей и результатов их "работы". Летчики внимательно всматривались в изобретение фашистов, прикидывали как его обезвредить.
      Зайцев предупредил, что задача ответственная, командование фронта особо заинтересовано в ее выполнении. Нужно спасти наши основные железнодорожные магистрали юга от разрушений.
      Шестерка за шестеркой Ла-5, каждый из которых был нагружен двумя "полусотками", отправились на охоту.
      Летчики осмотрели с высоты одну за другой все указанные в задании железнодорожные станции, их основные стальные пути и, особенно, ответвления и тупики. Первым цель обнаружил Сытов со своей группой. Они настигли ее на небольшой станции, сброшенными бомбами разрушили входные стрелки.
      В это время вторая пара группы Макаренко и Потехин, уложили свои "полусотки" метрах в восьмидесяти за составом. Теперь фашистам ни вперед, ни назад не продвинуться, пути разрушены и тут и там. Цель стала неподвижной, что намного облегчило ее атаку. Тут же пара спикировала на состав и удачно сбросила свои бомбы рядом с платформами. Взрывом их снесло с колес, перевернуло и отбросило в сторону. Паровоз накренился, уткнувшись в насыпь. Наша шестерка почти в упор стала расстреливать его, изрешетила пушечными снарядами водоналивной бак и паровозную топку, а затем для достоверности сфотографировала.
      Вылетела группа Виталия Попкова. Задание - прикрывать наземные войска. Истребители барражировали над передовой. Прошло десять минут, двадцать. Вражеских самолетов не было видно, и гвардейцы решили, что вылет их обойдется без воздушного боя.
      Тут внимание ведущего привлекли облака пыли.
      Истребители углубились на территорию противника. Попков заметил, как из лесу на дорогу выходила танковая колонна.
      - Танки, танки противника идут к линии фронта, - передал ведущий по радио. Наземная станция наведения попросила передать точное направление. Оставив всю группу истребителей на высоте, Попков своим пикированием в сторону колонны танков показал ее направление. Обстрелял из пушек.
      Наши артиллеристы открыли огонь. Первый залп лег правее на сто пятьдесят метров. Летчики с воздуха немедленно сообщили об этом артиллеристам. Следующий залп зажег фашистский танк. Огонь открыли другие батареи. Загорелось четыре танка, потом еще три. Позже подоспели грозные штурмовики. Потеряв много машин, немцы отошли назад. Танковая атака врага сорвалась.
      8 сентября, в день освобождения Донецкого бассейна от немецко-фашистских захватчиков, голос диктора принес по радио радостную весть:
      "...За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда гвардии лейтенантам Попкову В. И., Сытову И. Н., гвардии старшему лейтенанту Шардакову И. А.".
      Командир смешанного авиационного корпуса по этому случаю прислал в полк телефонограмму:
      "Поздравляю вас с увеличением семьи Героев и желаю дальнейших успехов в боевой работе до полного разгрома фашистских варваров.
      Смерть немецким оккупантам!
      Командир 1-го гвардейского САК генерал-майор авиации Аладинский"
      Число Героев Советского Союза, воспитанных в полку, росло. Теперь их стало четырнадцать.
      Помнится, как в мае 1942 года авиаполк после продолжительных жестоких боев доукомплектовывался летчиками и материальной частью.
      На затерянный среди густых Калининских лесов аэродром прибыли молодые пилоты, только что окончившие летные школы. Десять человек. Сержанты остались довольны своим назначением. Их разделили по эскадрильям.
      Ненастный, дождливый день. Летчики в тесном наспех сколоченном досчатом командном пункте эскадрильи. Теплилась "буржуйка", пахло свежей сосновой смолой.
      Выразительно жестикулируя, командир эскадрильи Василий Ефремов рассказывал об одном из труднейших проведенных им воздушных боев. Внезапно отворилась дверь.
      Порог перешагнули трое. Двое в промокших и промасленных куртках, третий в поношенной шинели. Перебивая друг друга, механики доложили, что задержали неизвестного сержанта, назвавшегося пилотом. Причем ни где-нибудь, а в кабине самолета комэска. Сидит. Шурует...
      Первым поднялся Василий Ефремов.
      - В моем самолете, говорите? - удивился он. - Что он там делал?
      Перед ним стоял задержанный - худощавый черноволосый паренек, изношенная, видавшая виды шинель, большие, явно не по размеру, кирзовые сапоги. Украдкой, едва заметно улыбаясь, посматривал по сторонам черноватыми, как маслины, глазами.
      Выяснилось, что это новый летчик эскадрильи. Прибыл из Баку. По дороге ему пришлось добираться на цистернах, в товарных вагонах. Там кто-то и подменил обмундирование.
      После представления командиру полка он отправился в эскадрилью. На аэродроме его застал сильный дождь. Он забрался в ЛаГГ-3, закрылся фонарем и мысленно унесся во фронтовое небо. Каково же было изумление выглянувшего из землянки "земного хозяина" машины механика Дмитрия Скородкина, когда увидел в кабине своей машины неизвестного человека!
      Командир эскадрильи терпеливо выслушал нового летчика, широко улыбнулся и тут же разрешил "местный инциндент" в пользу сержанта.
      - Хочешь летать на новом ЛаГГе? - спросил он. - Тогда будешь моим сменщиком.
      - А вы много летаете? - спросил Виталий Попков, так как это был именно он,
      - Порядочно.
      - Что же останется на мою долю?
      - Поладим. - Командир эскадрильи похлопал его по плечу.
      Они не только поладили, но и стали в эскадрилье, по выражению летчиков, "спаренной единицей". Самолет редко стоял на аэродроме - то летал на нем командир эскадрильи, то его сменщик Попков. Доставалось механику Скородкину. Не знал покоя ни днем, ни ночью - готовил машину к бою.
      Потом Ефремов и Попков стали летать каждый на своей машине - ведущим и ведомым.
      В июне 1942 года молодой летчик над городом Холм сбил бомбардировщик Ю-88, открыв тем самым свой боевой счет. В августе над Ржевом расправился с третьим самолетом противника. Тогда воздушный бой вели с летчиками известной фашистской эскадры. Те нахально шли прямо в лоб, били с малой дистанции. Хотя силы были и неравные - наших почти вдвое меньше, они не только не отступили перед фашистскими асами, но и двух из них сбили. Ефремов не заметил, как сзади к нему подкрался фашистский истребитель. Быть бы беде, да выручил Попков. Он принял на себя вражеский огонь, как щитом заслонив командира.
      Жизнь гвардии майора Ефремова была спасена, а объятый пламенем самолет Попкова, не слушаясь рулей, стремительно понесся вниз. Загорелся комбинезон, пламя жгло руки и лицо. Летчик стремился спасти машину, не безрезультатно. Напрягая последние силы, почти без сознания от страшной боли, перевалился через борт кабины и, не раскрывая парашюта, стал падать с трех тысяч метров. Открыл он прогоревший парашют почти у самой земли.
      Приземлился, к счастью, на топком болоте. Это и спасло. Обгоревший Попков весь день брел по лесам. Его подобрали наши солдаты. Когда он пришел в себя на госпитальной койке, первое, что сделал, это знаками попросил карандаш, бумагу и написал: "Сообщите в полк, что я живой".
      Вскоре над госпиталем закружился По-2. Потом в палатке появились Игорь Шардаков и Коля Макренко. Они привезли радостную весть Виталию Попкову: он награжден орденом Ленина. И тут у него сквозь потрескавшиеся губы прорвались первые слова: "Спасибо, друзья!"
      Прошло много времени, прежде чем Попков вернулся в полк. На аэродроме Ефремов обнял его, поцеловал.
      - Век буду помнить за спасенье.
      В излучине Дона Попков уничтожил пять фашистских самолетов. В боях за Донбасс счет их увеличился до шестнадцати. Гвардии младшему лейтенанту Попкову вручили орден Отечественной войны I степени.
      Середина лета. Разгар Курской битвы. На левом фланге, на Белгородско-Харьковском участке действовал наш авиаполк, оснащенный истребителями "Лавочкин-5".
      Курская битва вошла в историю как несравненное по размаху и напряжению танковое сражение. Но если кто полагает, что сражение в небе тогда было менее напряженным, тот ошибается. Приходилось выполнять до шести вылетов в день. И почти каждый из них не обходился без боя.
      В тот день для Попкова был третий вылет. Ставший к тому времени командиром звена, он вел восьмерку "лавочкиных". Задача - прикрыть дальние подступы к аэродромам базирования нашей штурмовой авиации. Командование приблизило их на минимальную дистанцию к полю боя, на котором "илам" надо было взаимодействовать с наземными войсками. Прикрыть дальние подступы значило действовать за фронтовой чертой, над вражескими боевыми порядками. Контратаковать и рассеивать любую группировку вражеских истребителей или бомбардировщиков. Атаковать любую разведывательную машину врага...
      А вот и они. Восемнадцать пикирующих бомбардировщиков "Юнкерс-87" под прикрытием шести истребителей "Мессершмитт-109". Искусно прикрывшись ослепительным солнцем, они тем не менее не смогли спрятаться от зорких глаз летчика Попкова.
      - Пчелкин с ведомым, остаетесь на высоте - связать "мессеров". Остальные за мной - атаковать "лаптежников"! - последовал по радио приказ.
      И "лавочкины", оставляя за собой черные дымки выхлопа, ринулись, на врага.
      Стремительное сближение с "юнкерсами". Те ощетинились, стали отбиваться. Короткий залп из всех стволов бортового оружия истребителей. С первого же захода пара вражеских пикировщиков с черными шлейфами пошла на последнюю "посадку". Строй остальных рассеян. Дымя длоторами, бомбардировщики спешно удалялись на запад.
      - Ага, побежали! - раздался в наушниках торжествующий голос одного из подчиненных Виталия.
      - Рано праздновать победу! - оборвал его командир. - Смотрите внимательней - ниже новая группа,
      Прибавили обороты. Сомкнулись плотней. Атаковали. Сбили еще одного. Рассеяли еще один строй вражеских машин. Да так, что их истребители вмешаться не успели. И... попали в зону вражеского артиллерийского огня. Черные бутоны разрывов усеяли небо. Вмешались гитлеровские зенитчики.
      Вспыхнув, вражеский зенитный огонь столь же внезапно погас. Но и тут наши летчики не услышали в шлемофонах командирского "вздоха облегчения". Раздалось предостережение:
      - Не прозевать новые атаки! Реплика оказалась кстати.
      - Вижу пятерку "мессеров" слева внизу, - это голос Александра Пчелкина, оставшегося на высоте. - Э-э-э! Да тут старый знакомый...
      Лидером пятерки шел "мессер" с оранжевыми окантовками крыльев, с носом той же раскраски. Белая спираль, нанесенная на оранжевом коке винта, медленно ввинчивалась в воздушное пространство. С мстительной жадностью хищник принюхивался к воздуху. Раскрашенную машину знали на фронте. Ею управлял опытный гитлеровский ас. Фашисты гордились им и оберегали его.
      Попков разглядывал его. Давненько не виделись. Это тот самый, что бесчинствовал в небе над излучиной Дона, возле Богучара. До самого января 1942. Опаснейший враг. Всегда надежно прикрытый. Сваливается на жертву внезапно. Исчезает столь же стремительно. Загубил двоих однополчан. Были периоды, когда он исчезал на определенное время, а затем снова появлялся.
      Давно ждали встречи с ним наши летчики. И вот случай подвернулся. "Что ж, можно и потягаться. Мне б его достать! Пчелкину, однако ж, сподручней".
      - Атакуй, Саша!
      - Есть, командир!
      И пошел Пчелкин с ведомым. Только с кончиков крыльев сорвались молочные струи закрученного бешеным уплотнением воздуха. Всего-то мгновение продолжалось это сближение. Командир с напарником уже занял необходимую высоту. Остальной четверкой "лавочкиных" заблокировал четверку "мессеров", прикрывавших "оранжевого".
      А тот уже сошелся с Пчелкиным. Оба полоснули огнем. Оба промазали. И закрутилась карусель.
      Раз за разом самолеты атакуют. В какое-то мгновенье наш товарищ слишком увлекся. И фашист задел-таки его огненной трассой. Но подраненный Пчелкин на подбитой машине удержался в строю до конца того памятного полета. Школа 5-го гвардейского полка!
      В самый острый момент схватки пошел на "оранжевого" сам Попков. Немец принял бой.
      В какие-то считанные секунды, идя навстречу друг другу, они обменялись несколькими короткими очередями бортового оружия и тут же разошлись в разные стороны. "Мессер" отвернул вправо и пошел с набором высоты, а Попков влево. Снова сошлись.
      Попков попытался атаковать Ме-109 в лоб. Неудачно. Снова развернулись и снова в атаку. Немецкий летчик применил замысловатые виражи и боевые развороты, пробовал атаковать из разных положений. После серии стремительных атак, которые умело отразил Попков, фашист пришел в ярость, усилил натиск. Порой сходились так плотно, что ясно видели лица друг друга. Гитлеровец нажимал на все более головокружительный пилотаж.
      Попков все время наступал ему, как говорится, на хвост. Однако не стремился к преимуществу в темпе. Приберегал силы. Присматривался к рисунку, к очередности вензелей. И. наконец стал верно угадывать следующий ход противника. Даже те эвалюции "мессера", которые давали возможность использовать и субъективные свойства фашистского аса, и объективные технические преимущества конструкции самолета Семена Лавочкина над конструкцией Вилли Мессершмитта.
      Введенный в исследовательскую стадию, стремительный бой стал приближаться к кульминации. На неистовый огонь "оранжевого" "лавочкин" отвечал расчетливо, короткими очередями, которые ограничивали маневр противника все жестче и жестче.
      Наконец, краснозвездный стал заходить в хвост "оранжевому". Вот уже затейливо раскрашенные концы крыльев начали выползать из-за подсвеченной сетки отражателя прицела. "Оранжевый" стремится, ой, как стремится к отрыву! Но Попков уже с достаточной отчетливостью нащупал предел, за который вот эта машина и этот пилот никак не смогут зайти. Хвост "оранжевого" приближается. "Мессер" заполняет кольцо прицельного устройства. Отчетливо просматриваются детали самолета, различимы даже швы и заклепки на его фюзеляже, отделанные с немецкой тщательностью. Уже виден на боку кичливого аса бегущий по волнам кораблик, рядом с которым пиковый туз. "Что за чертовщина"?... На земле, однако, разглядим..."
      А сейчас - небольшое усилие на ручку. Вот так. Упреждение взято. Вот оно самое, что называется, прицельное положение. Короткий залп! Ручку на себя, И свечой вверх. Успел разглядеть вспыхнувший хвост "оранжевого". Попал!
      - Спасибо, командир! - это Пчелкин.
      - Рановато, Сашок!
      И впрямь: "мессеры" прикрытия ринулись наперерез Попковской машине. Но пара Пчелкина и Яременко перехватили вражескую четверку.
      А Попков, закончив свечу боевым разворотом, с короткой дистанции из двух пушек дал очередь по "оранжевому". Удар был точен. Огненная струя хлестанула по мотору и кабине вражеской машины, искромсав металл в клочья. На мгновенье "месс" замер в пространств ве, словно встретился с преградой. Медленно опустил нос и под крутым углом пошел в беспорядочное падение. Не удержался гвардеец, чтобы не проводить его пристальным взглядом. До самого конца. До багряной вспышки, что поставила на Советской земле точку. И на бесчинствах фашистского аса...
      - Берегись, командир! - раздалось в шлемофоне: - На хвосте "худой".
      Меткая очередь Сергея Глинкина сняла с хвоста командирской машины прорвавшегося было к нему "мессера".
      - Шляпа все-таки ваш командир, - устало бросил Попков. - За хвостом смотреть надо было!
      Садились с полупустыми баками и почти с опустошенным боекомплектом. Задание, однако, выполнили, Не потеряли ни одной машины. Восьмеркой сбили десять вражеских. В числе их - лучшего аса гитлеровских люфтваффе. Победу эту комсорг эскадрильи Павел Вакулин аккуратненько отметил поутру двадцатой звездочкой, нанесенной кистью на фюзеляже истребителя Виталия Попкова.
      Позже армейская газета писала:
      "...Наступательный порыв удвоив, утроив, равняйся, товарищ, на наших героев. Сегодня радость у нас: получен новый Указ о присвоении нашим мастерам воздушного боя высокого звания Героя.
      ...Древняя русская река Волга. Ну и будет же помнить долго все фашистское отродье - сокола Ивана Сытова. Двадцать девятый сбитый немецкий самолет - вот его героический счет. Вот он какой русский ас - о нем легенды уже ходят у нас...
      А Сивцов, Худов, Попков, Кузнецов и Шардаков - у них ведь тоже характер таков: и нет для них привычнее работы, чем сбивать с неба немецкие самолеты".
      Виталию Попкову сообщили о присвоении звания Героя. К этому времени он имел на своем боевом счету двадцать пять сбитых самолетов врага. Вскоре его назначили заместителем, а затем и командиром эскадрильи.
      Раньше отвечал только за себя, за свое звено, а теперь должен был нести ответственность за целую эскадрилью гвардейцев. Их заботы стали его заботами. И молодой командир энергично взялся за воспитание и обучение мастеров воздушного боя. Он щедро делился своим опытом, помогал овладеть секретами военного искусства.
      Отец героя, Иван Максимович Попков, писал на фронт сыну:
      "Я по-отцовски горжусь, что ты стал героем, командиром эскадрильи. Но я бы хотел, чтобы ты всегда был солдатом партии, душой коллектива, другом сослуживцев. Чтобы тебя уважали сначала как человека - товарища, а затем уже как героя - командира".
      Родился Попков в Москве. В 1922 году. Его детские годы прошли сначала в столице, затем в Сочи и Гаграх, и снова в Москве. Отец Виталия по профессии шофер, участник гражданской войны, был добровольцем Красной Армии, служил водителем бронеавтомобиля в отряде имени ВЦИК.
      - Подвижным мальчиком рос Виталий, - вспоминает его мать Елизавета Дмитриевна, - учился усердно. Любил сидеть за книгами и все что-нибудь мастерил. В доме от него не было покоя. Часами мог возиться с бамбуковыми палочками, бумагой, резиной, строя авиационные модели, делая их чертежи. Все свободное время пропадал в кружке авиамоделистов и на запусках летающих моделей.
      Вскоре Виталий стал руководителем школьного кружка юных авиамоделистов в Сочи. 1936 год. Виталию четырнадцать лет. За успехи, достигнутые авиамоделистами кружка на городских соревнованиях, первичная организация Осоавиахима награждает его и товарищей ценными подарками. Прочитано много книг. Выяснены вопросы теории авиации. Мечта юноши - стать летчиком.
      Виталий подает заявление в планерную школу:
      "Хочу стать планеристом, а затем летчиком".
      На заявлении появляется резолюция начальника школы: "Зачислен в первую группу пилотов-планеристов набора 1937 года". Он выделялся среди своих товарищей не только отличными знаниями, но и высокой сознательной дисциплиной, стремлением помочь своим товарищам по учебе.
      Весной 1940 года успешно окончил среднюю школу и одновременно аэроклуб Ленинградского района города Москвы, получив одно за другим два свидетельства - об окончании десятого класса и аэроклуба.
      Спустя два месяца сдал на отлично вступительные экзамены в Чугуевское военное авиационное училище летчиков, что под Харьковом. Его зачислили курсантом. Приступил к полетам сначала на учебно-тренировочном самолете, а затем на боевом...
      Когда началась война, курсанты готовились к выпускным экзаменам. Затем работа в училище в должности летчика-инструктора. Пять рапортов подал Попков, чтобы его направили в действующую армию. В шестой раз повезло прибыл в полк. И с тех пор вплоть до окончания войны он связал свою судьбу с судьбой гвардейцев.
      Иван Сытов родился на Саратовской земле, а неполную среднюю школу окончил в Астрахани. Там же он учился в фабрично-заводском училище при судоремонтном заводе имени Карла Маркса, а затем более двух лет работал в качестве слесаря-монтажника и одновременно учился в аэроклубе летному делу. Позже он поступил в военное летное училище, работал летчиком-инструктором, служил на Дальнем Востоке.
      В ноябре 1942 года Сытов попал на фронт, сбил четыре немецких самолета. За отвагу и мужество командование наградило его орденом Красного Знамени.
      29 марта 1943 года партийная организация полка приняла Сытова кандидатом в члены партии.
      - Сознание того, что летишь в бой коммунистом, придает мне новые силы, - заявил Сытов на собрании коммунистов части. И в тот же день подтвердил свои слова - сбил пятый самолет противника. А через несколько дней в одном бою уничтожил сразу двух "мессершмиттов".
      Дерзость, соколиная стремительность его ударов принесли ему немало побед. То были ярчайшие примеры ненависти к врагу и любви к Родине, железной воли и сноровки, отваги и умения. Летный талант Сытова нашел полное признание, и летчик получил повышение по службе.
      Где бы ни дрался в небе Иван Сытов, он всюду помнил о доме в городе Астрахани, там остались его престарелая мать, родной брат.
      В период затишья на фронте, после вручения ордена Ленина и Золотой Звезды, командование разрешило ему вылететь на Ут-2 в краткосрочный отпуск на родину. Иван побывал дома, навестил горком комсомола, побывал в военкомате, беседовал с новобранцами. Через неделю Сытов снова участвовал в боях.
      Воспитанник Симферопольского аэроклуба Игорь Шардаков после окончания военной школы летчиков служил в строевой части, дислоцировавшейся северо-западнее города Бреста.
      Одним из первых в полку он встретил начало Великой Отечественной войны в воздухе. Отходя вместе с наземными частями на восток, познал и горечь отступления и стойкую оборону наших войск под Москвой. Здесь, на дальних подступах к столице, в жестоких воздушных боях с отборными фашистскими летчиками умножил славу полка, добился права называться гвардейцем. Сбивая фашистские самолеты под Смоленском, Демянском, Ельней, Ярцевом, Великими Луками, Старой Руссой и Ржевом, штурмуя вражеские аэродромы, доказывал делами свою верность воинскому долгу.
      Большую помощь получил Шардаков от своих старших наставников капитанов Василия Найденко и Василия Ефремова. Эти летчики были командирами эскадрильи -воспитателями и учителями молодых воздушных бойцов.
      У Ефремова Шардаков научился строгому расчету и дисциплине в бою, перенял требовательность и внимательность к подчиненным, а главное, к себе. Всегда был опрятен, подтянут, отвечал лаконично - слова он также экономил, как снаряды в бою.
      Свой боевой счет открыл в первые же дни войны. Тогда он был рядовым летчиком. Теперь - заместитель командира эскадрильи, кавалер трех орденов Красного Знамени.
      Первую боевую награду получил за боевую работу на Западном и Калининском фронтах. Вторым и третьим орденами Красного Знамени награжден за девять сбитых самолетов на Юго-Западном фронте.
      Шардаков был не только мастером воздушного боя. Это был еще и прирожденный разведчик: недаром его звали глазами полка. Задание на выполнение полета на разведку поручалось, как правило, опытным летчикам, с хорошей летной подготовкой, развитой смекалкой. Разведчику во вражеском тылу приходится встречаться с истребителями противника. Здесь важно, не ввязываясь в бой, оторваться от них или обойти стороной, чтобы непременно выполнить порученное задание.
      Объекты разведки зачастую прикрыты сильным зенитным огнем, и летчику приходится прорываться сквозь плотный огненный заслон.
      Особенно опасна воздушная разведка с фотографированием вражеских аэродромов и передовой: высота строго заданная, скорость постоянная, курс определенный. В этих условиях разведчик представляет собой хорошую мишень. И не случайно по ней наровит стрелять каждый, кому ни лень. Зная ограничения, накладываемые на полет разведчика, любой фашистский истребитель не прочь вступить с ним в бой.
      Труд воздушного разведчика тяжел и сложен. И не всякий хороший истребитель может быть хорошим разведчиком. Ведь ему мало уметь отлично пилотировать машину, мастерски и смело бросаться в бой. Разведчик обязан иметь острые глаза, замечать все, что делает враг, распознавать его намерения, разгадывать его маневр.
      Вот только один пример. Однажды Шардакову поставили задачу произвести фотосъемку двух аэродромов противника. Это значит, над целями нужно было пройти на небольшой высоте, при постоянных скорости и курсе.
      А такой самолет - лучшая мишень для зенитчиков.
      Прикрывало Шардакова звено ЛаГГ-3. На высоте трех тысяч метров наши летчики обошли группировку немцев с севера, затем пересекли линию фронта левым разворотом со снижением. Еще при подходе к цели Шардаков снизился до заданной высоты, установил нужные для фотографирования курс и скорость. Три его товарища шли выше, оберегая разведчика от атак истребителей врага.
      В воздухе спокойно. Зенитки на аэродроме тоже молчат. Летчик включил фотоаппарат. В каждую секунду - десятки кадров. Но и враг ожил - затрещали зенитки разных калибров. Снаряды рвутся почти рядом. Их много.
      Представьте себе на минуту одного истребителя, вынужденного без маневра лететь среди десятков разрывов на заданных высоте, скорости и курсе. Повернуть бы ему чуть в сторону от огневой трассы, и было бы хорошо; или ударить по вражеской батарее... Но этого делать нельзя: плановая съемка требует строго установленного режима полета. Надо во что бы то ни стало выждать немного - еще пять - шесть секунд. А черные шапки разрывов плотным кольцом окружают самолет. Секунды кажутся вечностью. Но и у вечности есть конец, Шардаков резким правым разворотом со снижением выходит из зоны обстрела и берет курс на следующий аэродром.
      Здесь картина повторяется снова: опять заданные курс, высота, скорость, опять зенитный огонь врага губительный, ураганный. Как сумеет выйти из этого кромешного ада, одному ему известно. При разрыве одного из снарядов градом раскаленных осколков обдало самолет Шардакова. Самолет сильно тряхнуло. Но летчик с удивительным необычайным хладнокровием вел фотосъемку. Руки и ноги его продолжали удерживать машину на точно заданном курсе. Красные и фиолетовые шарики "эрликонов", словно бусины, одна за другой бежали в его направлении. Некоторые прошли совсем близко. Выстоял наш летчик. Задание выполнено, пора домой" Самолеты на максимальной скорости спешат на базу. Там их ждут. Вот и аэродром. Шардаков садится первым, остальные обеспечивают его посадку от внезапных нападений вражеских истребителей.
      На земле техники насчитали более трех десятков осколочных пробоин в плоскостях и фюзеляже истребителя-разведчика.
      Пройдет немного времени, и дешифровщики фотопленки не только подсчитают число и типы самолетов, окопы, доты, но и перенесут их расположения на крупномасштабные карты, которые затем будут переданы истребительным, штурмовым и бомбардировочным частям.
      Шардакову удавалось привозить такие замечательные кадры, что и профессиональные фотостудии могли бы позавидовать качеству его снимков.
      А сейчас, достав свою потрепанную летную карту, Игорь подробно докладывает начальнику штаба полка Калашникову все, что он успел увидеть своими глазами. Начальник штаба доволен. Сделав последние сокращенные записи в блокноте, он похвалил Шардакова и заключил: "Орлиные у тебя глаза, товарищ старший лейтенант". И с этим определением нельзя было не согласиться.
      "Как одному из лучших летчиков полка Шардакову поручали самые сложные задания по штурмовке и сковыванию аэродромов противника. Как правило, на задания он ходил ведущим группы и своими грамотными действиями наносил большой урон врагу..." Так характеризовался Шардаков при представлении его к высшей награде - званию Героя Советского Союза.
      * * *
      В небе Донбасса летчики-гвардейцы нанесли гитлеровской авиации большой урон. Но и полк понес значительные потери. Смертью храбрых пали Шумилин, Пузь, Самойленко, Сверлов и другие. Получили тяжелые ранения и попали в госпиталь Ивашкевич, Баевский, Барабанов, Орлов.
      Командование 17-й воздушной армии организовало в живописных местах Украины несколько домов отдыха для летчиков армии.
      Как-то Зайцев, обращаясь к командиру эскадрильи Лавейкину, сказал:
      - Ты, оказывается, кроме всего прочего, и хороший политработник?
      - Да вот трудимся. Что непонятно, обращаюсь к комиссару полка. У меня и парторг Кудряшов на славу. Вместе с ним и план составляем, и коммунистов обязываем выполнять партийные поручения. Раньше надеялся на своего заместителя по политчасти, а теперь приходится во все вникать самому. Трудновато, но ничего! У меня толковые ребята. Вот и вымпел у нас "Лучший экипаж". Сейчас идет соревнование между летчиками, кому он достанется.
      - А как ты думаешь, Яременко, Макаренко достойны быть в партии?
      - Да! Мы уже с ними беседовали и готовили их. А в ближайшее время состоится партийное собрание по приему,
      - Смотри, и про девушек не забывай. Хорошие комсомолки! Их тоже нужно готовить в партию. Лучшие люди нам в партии вот так нужны.