Внимая этой инструкции, народ должен убедиться и поверить, что коммунистическая революция кончена, что партийный кошмар изжит, что начинается новое, разумное строительство, основанное на любви к России, на добросовестности, чести и честности, на частной инициативе, на верности лояльному правительству и на отборе лучших людей. Народ должен понять, что от него ждут не партийного притворства, не лжи, не доносов, не взаимного предательства и угодничества перед властью, а составления избирательных списков с устранением всех утративших право на голос.
      Это устранение происходит закрытым голосованием на основании общего, еще не избирательного списка жителей, составленного участковым начальником. Голосованию подлежит всякий, против которого подано пять отводящих записок без подписи, но с указанием законного основания для отвода. Например: Семен Семенович Гайдук отводится, как доносчик, или как палач, или как скупщик краденного или как интернационалист. Записки прочитываются вслух, обсуждению не подлежат, протоколируются и тотчас же уничтожаются, отведенный имеет право возразить публично, возражение его не обсуждается, вопрос решается простым большинством при закрытом голосовании.
      Во всех случаях, где участковый начальник видит, что негодные элементы не отведены, а ценные элементы отведены, он обязан обжаловать производство перед губернским и городским начальником и добиться повторения процедуры. Там, где будет обнаружено сплоченное коммунистическое большинство и его успешные интриги, участок может быть оставлен совсем без избирательного списка.
      Такова первая стадия: всенародный перебор . После него составляются избирательные списки в обычном порядке и со всеми гарантиями законности, справедливости и беспартийности. Эти списки определяют состав политически дееспособных граждан на 10 лет. Именно таковые и только они являются активными гражданами. По миновании сроков и утверждении списков самые выборы производятся в следующем порядке.
      Выборы не должны быть «тоталитарными». Всякий, занесенный в списки, имеет право воспользоваться своим правом голоса и не воспользоваться им. Но выборы не должны быть и партийными: никаких партийных программ, плакатов, никакой агитации быть не должно. Выделение лучших должно быть произведено самим народом совершенно свободно и без всяких партийных «обещаний», нажимов, подсказываний и иных фокусов. России необходимы не партийные заговорщики, не партийные штукари и перевертни, а люди реальной жизни и чести. Свобода голосования должна быть гарантирована его тайною.
      Выборы должны происходить не на основании партийных предложений и рекомендаций, а по принципу личной известности и уважаемости. Для этого необходимо избирание по участкам или малым округам. При таком порядке будет избрано минимум столько лиц, сколько будет всего избирательных участков (по одному на участок), или же вдвое, втрое и вчетверо больше. Это означает, что в первой стадии будут избираться не члены Государственной Думы, а выборщики, и притом выборщики выборщиков.
      Это означает, что желательны отнюдь не прямые выборы, а многостепенные, где на каждой «ступени» возможен спокойный, трезвый, деловой отбор людей со все более серьезным и глубоким осознанием цели и смысла избирания и где партии все более и более утрачивают свое вредное влияние. Примерно, говоря: села выбирают волостных выборщиков, волостные выбирают уездных, уездные губернских, губернские членов Государственной Думы, в городах – малые избирательные участки посылают своих выборщиков в городской округ, окружные – в главное городское собрание, которое и выбирает членов Государственной Думы. Народ должен воспринять «задание наилучших» и, почувствовав себя свободным, должен действительно вложиться в это дело и объединиться на нем.
      Это были бы выборы общие (с повышенным качественным и возрастным уровнем), равные (ибо никто не имел бы более одного голоса), тайные (по способу голосования) и многостепенные.

* * *

      Итак, я считаю совершенно необходимым осуществление всенародного перебора, повышение возрастного уровня и строгий, но справедливый и всенародный отвод порочных элементов. Далее я считаю столь же необходимым освобождение народа от тоталитарного нажима сверху и от партийной агитации снизу: цель и задача выборов – отбор лучших – должны быть властно подсказаны народу национальной диктатурой, но в осуществлении этой цели народ должен сохранить свою свободу. Диктатура должна не навязывать, а лишь предлагать народу своих кандидатов. И тем не менее я не считаю ни целесообразным, ни зиждительным предоставление выборного производства на воле случая, пустого количества и закулисной интриги.
      Потрясение, пережитое русским народом, было слишком глубоко и длительно. Большевики недаром хвалились своей «твердокаменностью», «рукастостью» и «костоломкостью». За все время своего господства они стремились произвести свою костоломную операцию над каждым русским человеком: поставить его культурно, хозяйственно и морально на колени и сломить ему духовный хребет. Пусть он попробует после этого самостоятельно встать на ноги… В результате революция нанесла правосознанию русского народа такие язвы, с которыми он, предоставленный самому себе, не скоро справится. Но именно поэтому освобождение от ярма не должно повести его к соблазну, идущему от политических партий. Верная задача выборов – отбор лучших – должна быть не просто указана из национального центра (провозглашена), но самое разрешение ее должно встретить помощь и содействие. После тридцати или сорокалетнего политического разврата и террора русский народ, свободно выделяя своих лучших граждан кверху, будет нуждаться в помощи и контроле государственно мыслящего центра. Но эта помощь и этот контроль получат особую силу и значение именно тогда, если такая же помощь и такой же контроль будут оказаны диктатуре со стороны самого народа. Вкладываясь в этот отбор, народ должен иметь возможность исправлять на ходу возможные ошибки помогающей ему власти. Помощь и контроль должны быть одновременными и взаимными, а отбор должен быть совместным и общим.
      Чтобы это осуществилось, надо отказаться от слепой веры в количество собранных голосов и в его политическое значение. Надо искать качества и требовать его от избираемых. Ибо в самом деле, от роста числа голосов заблуждение не превращается в истину, авантюрист не становится государственно мудрым человеком, предатель вроде Лаваля не заслуживает доверия. И если бы все, буквально все, потребовали бы в ослеплении политически гибельных мер, то эти меры не стали бы от этого политически спасительными.
      Далее, для этого надо отказаться от веры в партийную рекомендацию и искать достоверного и непосредственного знания рекомендуемого кандидата. На самом деле партия выдвигает совсем не лучших людей, а согласных с нею и послушных ей. Европейский политический опыт изобилует примерами, где лучшие люди совсем не выдвигались потому, что они не мыслили партийно, а имели свои личные воззрения, мало того, известна тенденция в европейских демократиях не выдвигать лучших именно потому, что они лучшие, выдающиеся, сильные, энергичные, независимые и потому для демократии якобы «опасные» люди. Достаточно вспомнить политическую карьеру Черчилля, которого долгое время «задвигали» (т.е. не давали ему ходу) за его явное превосходство. Партии не только не непогрешимы, но обычно тенденциозны, односторонни и думают не о государстве в целом, а о себе.
      Далее, надо отказаться от механического и арифметического понимания политики, от заглазных и отвлеченных кандидатур, никому не известных, кроме партийного центра, надо вернуться к естественному, органическому общению в политике, при котором личное знание, личное уважение и личное доверие имеют решающее значение. Выборы должны быть не подсовыванием партийных карьеристов партийными карьеристами, а действительным отбором действительно лучших людей. Глупо искать всенародного спасения в безличном механизме, в партийном интриганстве, в нравственно и религиозно безразличном сований записок в урны и подсчете голосов.
      Надо отказаться далее от больших избирательных округов с партийными списками и от так называемых «прямых» (в сущности «кривых» и мертвых) выборов и обратиться к малым округам, где все друг друга хорошо знают, где почти невозможно протереться вперед случайному авантюристу или профессиональному политическому «ныряле». Надо обратиться к выборам вдумчивым, проверяющим и перепроверяющим, к выборам многостепенным, творящим осторожный отбор и дающим ответственное предпочтение.
      И в довершение всего надо искать на выборах государственного единения, а не бесконечного дробления в направлении честолюбия и властолюбия. Казалось бы, что могло бы быть справедливее пропорциональной системы? «Сколько голосов собрано, столько и депутатов»… Сама арифметическая «справедливость»! На самом же деле пропорциональная система прямо вызывает к жизни беспочвенный партийный авантюризм. Надо только «приобрести» голоса, захватить в свои ловко расставленные сети побольше наивных и доверчивых глупцов, и «ему», придумавшему соблазнительную программу, место в парламенте будет обеспечено. Само собою разумеется, что возникают не партии, а обрывки, осколки, ошметки партий: ни одна из них неспособна взять власть, повести государство и оградить страну. Но разве это важно мелким честолюбцам и карьеристам? Им важно «выйти в люди», «фигурировать», словчиться на министерский или полуминистерский пост, а для этого существуют «компромиссы» с другими полупартиями и подфракциями. И вот, государственное дело превращается в мелкий базар политических спекулянтов, в неустойчивое равновесие множества групп и группочек, в компромисс политических «нырял» и «протирал». Скажем прямо: в политический разврат.
      А между тем, на самом деле люди, творящие политику, призваны искать единства, государственного спасения, некой единой программы, которая необходима государству; они призваны искать общего, единого, того, что у всех сразу или будет, или не будет – права, порядка, сильной армии, неподкупного суда, честной администрации, воспитывающей школы, прочных финансов, хозяйственного и культурного расцвета народа. Политика по самому существу своему означает единение, а не разброд, общее, а не частное (будь то личное или классовое), силу народа, а не изнеможение.
      Это единение есть основа государства: единение граждан между собою и единение граждан с властью.
      Именно поэтому не правы все те теории и доктрины, которые пытаются уверить нас, будто в основе политики лежит вечная и неизбывная борьба граждан с государственной властью: ибо-де власть означает «нажим» и «гнет», а гражданство означает «свободу» и «независимость». Все эти теории революционного происхождения и анархической природы. Напротив, государство зиждется и держится добровольным признанием власти со стороны граждан, с одной стороны, и уважением и доверием государственной власти к гражданам, с другой стороны. На вражде государство не построить. Из вечной и ненавистной оппозиции граждан могут вырасти только революция, разложение и гибель народа.
      Вот почему грядущая Россия нуждается в такой избирательной системе, которая покоится на взаимном сотрудничестве народа и власти, на их сознательном объединении вокруг единой государственной цели.

* * *

      Предлагаемая мною здесь избирательная система покоится на ясно формулированной предпосылке, согласно которой государство есть не корпорация («все снизу») и не учреждение («все сверху»), но сочетание того и другого. Государство есть учреждение, которое ищет в корпоративном духе и в корпоративной форме – народного доверия и прочности и потому чтит свободу своих граждан и добивается их сочувствия и содействия; и в то же время государство есть корпорация, которая ищет в учреждении силы и прочности, и потому чтит авторитет своей власти и не посягает на ее свержение и поругание.
      Это органически духовное единение правительства с народом и народа с правительством должно проникать всю избирательную систему с самого низа и создавать следующий порядок.
      Выборы должны быть разделены на небольшие участки, где все друг друга знают и где социально негодные элементы столь же хорошо известны всем, сколь и социально ценные и почтенные люди. Далее, выборы должны быть построены на форме постепенно восходящей «лестницы» (трех– и четырехстепенные выборы). Принципиально в отборе лучших должны участвовать две стороны – народ и правительство. Обе участвующие стороны, имеют право предлагать своих кандидатов и одобрять (или не одобрять) чужих кандидатов, конкурируя друг с другом в обретении лучших и проверяя друг друга в выделении подлинно достойных людей.
      Поясним это на примере. В каждом селе избираются волостные избиратели, которые потом соберутся в волости. Допустим, что в данном селе надо выбрать четырех избирателей. И вот, сельский сход избирает от себя тоже четырех. Это первая стадия отбора. В тот же день, непосредственно после первой стадии, начальнику уезда предоставляется список четырех избранных кандидатов, из коих он уполномочен и обязан двоих утвердить, а двоих отвести, а сельскому сходу представляется список четырех назначенных кандидатов, из коих сход тайной баллотировкой подтверждает большинством голосов двоих. Если обе стороны сколько-нибудь верны своей задаче, то есть ищут не льстецов, не проныр, не партийных демагогов и не «фашистов», а подлинно лучших людей, то двойная проверка даст необходимые результаты: четверо лучших будут «утверждены» и «подтверждены».
      Волостные выборы, проведенные по той же системе, дадут такие же результаты для уезда. Это вторая ступень отбора. Уездные выборы (третья ступень) дадут губернских выборщиков, наконец, в губернии соберутся люди многократно и всесторонне отобранные и отсеянные в смысле морального и политического качества, и они произведут уже в обыкновенном порядке, без вмешательства администрации, свободно и тайно, выборы положенного числа членов «Государственной Думы».
      Подобная же процедура выделения лучших будет проведена и в городах, но не в четыре ступени, а в три: выборы по участкам, выборы по городским округам и выборы общегородские.
      Такая система выборов вводит в правосознание участников некий новый внутренний мотив: мотив соперничества из-за качества. Каждая сторона получает поощрение выдвинуть бесспорного кандидата, такого, которого нельзя отвести, не оскандалившись; такого, качества которого говорят сами за себя; и при том выдвинуть его надо из данной среды, не «орателя», забежавшего со стороны, не неведомого политического пролазу, а местного, оседлого, известного, заявившего о себе в жизни – и словом, и делом. Да и стоит ли предлагать заведомого проходимца, если ему предстоит заведомое отвержение со стороны другого «партнера»? Не лестно ли самолюбию и честолюбию – предложить таких кандидатов, достоинство которых будет признано единогласно? Правосознание и чувство собственного достоинства каждой из сторон получат особое побуждение и поощрение выдвинуть действительно лучших людей, против которых другая сторона решительно ничего возразить не могла бы: возникает волевое состязание в достоинстве, поиск объективно лучших людей, борьба за безукоризненных кандидатов. Политический «семафор» передвигает «стрелку» с количества на качество, ибо каждая сторона знает, что «негодное» будет отведено. Важным оказывается не партийность кандидата, а его годность, полезность, справедливость, честность, ум, опыт…
      В одном случае такое сотрудничество правительства и народа получит значение взаимного совета и подсказа («вот кого надо!»); в другом – смысл исправления («нет, это ошибка!»); в третьем – смысл прямого отвержения («куда нам эдаких?!»); в четвертом – прямой солидаризации («вот и мы таких ищем!»); во всех случаях – смысл взаимной проверки и взаимного содействия в держании единого и общего государственного хребта.
      Надо предвидеть, что такой порядок может иметь успех только при двух основных условиях: во-первых, при наличности в стране национально мыслящей и непартийной диктатуры, не впадающей ни в правый, ни в левый тоталитаризм, но дорожащей свободным отбором лучших людей в стране; во-вторых, при государственном отрезвлении народа. Тоталитаризм погубит корпоративное начало государственности и – или подавит, или исказит народное мнение; государственно не отрезвившийся народ будет бессмысленно ломиться в распадение и анархию и пойдет за теми демагогами, которые погубили Россию в 1917 году. Тогда наша система выборов может дать самые отвратительные и гибельные последствия: тоталитарная диктатура будет назначать и утверждать одних крайних правых, а народ будет выбирать и подтверждать одних крайних левых. Качество будет забыто. Крайняя партия восторжествует, и выборы превратятся в гнусное зрелище партийных драк и всеобщего развала.
      То, что необходимо России после революции, – это государственно-трезвая и мудрая диктатура и государственно-отрезвевший народ, нашедший свою старую историческую установку: «дело государственное вести честно и грозно»; оставить «криводушие» и «малодушие», «воровской обычай» и «смуту» и понять, что тот, кто «Русь несет розно», – губит сам себя.
      Есть такой уровень правосознания, при котором не поможет никакая система выборов: деморализованная чернь вообще неспособна к выборам (т.е. к выделению лучших), она неизбежно выделит худших, и притом за честный прибыток (тот или иной вид коррупции). И подобно этому: если диктатура окажется в руках авантюристов-демагогов, то они «отберут» себе свиту и партию столь же низменную по уровню правосознания, сколь низки они сами. Нет и не может быть такой системы выборов, которая спасла бы государство от негодяев, если негодяйский политический уровень преобладает в стране.
      Зато возможны и реальны такие избирательные системы, которые дали бы ход и успех худшим элементам страны, несмотря на то что, общий уровень правосознания гораздо выше этой политической черни. Демагогия и коррупция могут погубить страну при помощи демагогической и коррумпированной системы выборов. И главная послереволюционная опасность России состоит в том, что ей извне (или, Боже избави, изнутри!) будет навязана именно такая гибельная система, при которой худшим элементам развязаны руки, а лучшие люди лишены возможности сказать свое свободное слово и не могут быть выдвинуты вперед и наверх.
      Дело здесь совсем не в том, чтобы выделить «грамотных»: грамота сама по себе ничего не обеспечивает. Среди русских простых людей, особенно среди крестьян, всегда бывало немало государственно-здоровых и даже мудрых людей, не умеющих ни читать, ни писать: а «грамотеи» нередко сразу выходят в плуты и прохвосты. Здесь дело в выделении государственно-настроенных, а не партийных и не продажных людей. Чернь совсем не есть «чернь» труда и мозолистых рук или чернь малого образования, но чернь воли, сердца и порока.
      Невозможно и гибельно переносить к нам из Западной Европы идею противогосударственного «спорта в политике», идею частно-заинтересованной толкотни вокруг государственного дела, идею классовой борьбы, всегда чреватой гражданскою войною. Невозможно превращать Россию в смертную драку бесчисленных пауков в огромной банке, как этого хотят господа закулисные расчленители! Гибельно предоставлять партиям право на заговоры и на подготовку переворотов или распродавать с молотка русскую государственную власть ценою обманных обещаний («кто больше?!» – как было на выборах в Учредительное собрание 1917 г.). Все это было бы делом политической слепоты и государственного предательства…
      Нет, России нужно совсем иное: организованная ставка на, качество. Политическая чернь, политическая слепота и противогосударственная партийность погубят нашу Родину. Нам нужно подлинное выделение государственно-здоровых элементов страны, к какому бы племени, к какой бы народности они ни принадлежали.
 

Что дает и что отнимает политическая партийность?