и полиморфной "волей к знанию" и интерпретация ее как стрем
      ления замаскировать "волю к власти" претензией на научную
      "истину". Как утверждает Фуко в своей обычной эмоциональ
      ной манере: " Исторический анализ этой злостной воли к зна
      нию обнаруживает, что всякое знание основывается на неспра
      ведливости (что нет права, даже в акте познания, на истину или
      обоснование истины) и что сам инстинкт к знанию зловреден
      (иногда губителен для счастья человечества). Даже в той широ
      ко распространенной форме, которую она принимает сегодня,
      воля к знанию неспособна постичь универсальную истину: чело
      веку не дано уверенно и безмятежно господствовать над приро
      дой. Напротив, она непрестанно увеличивает риск, порождает
      опасности повсюду... ее рост не связан с установлением и упро
      чением свободного субъекта; скорее она все больше порабощает
      его своим инстинктивным насилием" (188, с. 163).
      Проблема "власти", пожалуй, оказалась наиболее важной
      среди тех представителей деконструктивизма и постструктура
      лизма (это касается прежде всего так называемого "левого де
      конструктивизма" и британского постструктурализма с их теори
      ей "социального текста"), которые особенно остро ощущали
      неудовлетворенность несомненной тенденцией к деполитизации,
      явно проявившейся в работах Дерриды конца 60-х и практиче
      ски всех 70-х гг 4. Но в первую очередь это недовольство было
      ______________________________
      4 Где-то на рубеже 70-х и 80-х гг. его позиция несколько изменилась:
      как генератор идей, очень чуткий к общему "настроенческому хаосу"
      бурлящего котла разноречивых мнений, он мгновенно среагировал на
      перемену пристрастий и ориентаций западных интеллектуалов,
      и скорректировал в начале 80-х гг. свою позицию.
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 71
      направлено против открыто декларируемой аполитичности Йель-,
      ской школы.
      Несомненно воздействие Фуко и на оформление таких
      ключевых положений постмодернистской теории, как концепции
      фрагментарности "метарассказов" Лиотара. В частности, в своей
      книге "Воля к знанию" -- части тогда замысливаемой им об
      ширной шеститомной "Истории сексуальности" (1976)5 он
      выступает и против тирании "тотализирующих дискурсов", легити
      мируюших власть (одним из таких видов дискурса он считал
      марксизм), в борьбе с которыми и должен был выступить его
      анализ "генеалогии" знания, позволяющий, по мнению ученого,
      выявить фрагментарный, внутренне подчиненный господствую
      щему дискурсу, локальный и специфичный характер этого
      "знания".
      После чтения рассуждений Фуко о власти остается стран
      ное впечатление: чем подробнее он объясняет механизмы ее
      действия, рисуя эффективную картину ее всевластия, тем навяз
      чивее становится ощущение ее какой-то бесцельности и ирра
      циональности, замкнутости на себе. Таким образом, власть,
      будучи в системе ученого высшим принципом реальности, фак
      тические существует сама ради себя; как заметил А. Фурсов,
      это скорее концепция "кратократии" -- власть власти. Фуко
      отказывается от поисков истоков власти, от работы с понятием
      власти на уровне социального намерения ее применить и кон
      центрирует свое внимание на механизмах ее внешнего проявле
      ния и внутреннего самоконтроля, на формировании субъекта как
      результата ее воздействия.
      Власть, как желание, бесструктурна, фактически Фуко и
      придает ей характер слепой жажды господства, со всех сторон
      окружающей индивида и сфокусированной на нем как на центре
      применения своих сил. В этом отношении, очевидно, справедли
      ва критика Сарупом фукольдианского понятия "власти", когда
      он пишет: "Власть не является ни институтом, ни структурой, ни
      некой силой, которой наделены отдельные люди; это имя, дан
      ное комплексу стратегических отношений в данном обществе.
      Все социальные отношения являются властными отношениями.
      Но если все социальные отношения являются властными отно
      _____________________________
      5 Ее можно перевести и как "Жажда знания", тем более, что автор
      употребил слово "volonte", имеющее еще и специфическое
      философское значение "воления", вместо собственно терма "воля" -vouloir",
      но перекличка со знаменитой "Волей к власти" Ницше слишком очевидна,
      да и не скрывается самим Фуко, тем более, что в обосновании концепции
      знания как средства власти он не избегает и термина "vouloir".
      72 ГЛАВА I
      шениями, то как мы можем сделать свой выбор между тем или
      иным обществом?
      Когда Фуко вынужден отвечать на подобный вопрос, он
      становится уклончивым. Теоретически он лишил себя возможно
      сти пользоваться такими понятиями, как равенство, свобода,
      справедливость. Для него они просто символические обозначе
      ния в процессе игры, взаимодействия сил. Эта точка зрения
      весьма близка Ницше, писавшего: "когда угнетенные хотят
      справедливости, это всего лишь оправдание того факта, что они
      хотят власти для себя". История, согласно этой точки зрения,
      представляет собой бесконечную борьбу за господство" (350,
      с. 92-93).
      Можно еще раз, разумеется, повторить, что Саруп явно не
      учитывает последние работы Фуко и критикует его с подчерк
      нуто социологизированных позиций, приписывая к тому же
      Фуко излишне жесткую схематичность взглядов, которой он
      никогда не страдал, но несомненно, что есть рациональное зерно
      в его критике того "имиджа" Фуко, который создался в пред
      ставлении многих постструктуралистов и оказался наиболее
      влиятельной моделью для дальнейшей разработки "леводе
      конструктивистских" теорий. К тому же в этом своем взгляде на
      Фуко он был не одинок. Когда Лейч утверждает, что "тексты
      Фуко все в большей степени настойчиво обращают внимание на
      негативные социально-политические свойства архива" (294, с.
      154), то это только одна сторона проблемы, рассматриваемой к
      тому же исключительно в перспективе структуралистски воспри
      нимаемой "археологии сознания" как замкнутой в себе доктри
      ны. Ошибка Лейча состоит в том, что он отождествляет силу
      воздействия на индивидуальное сознание "архива" с понятием
      "власти". И это заблуждение проистекает из текстуализирован
      ного понимания "власти", хотя он и называет ее "культурным
      Бессознательным". Лейч как деконструктивистски мыслящий
      теоретик не представляет себе иного способа фиксации этой
      "власти", кроме как в форме текста, упуская из виду, что она
      близка по своим характеристикам, если не вообще аналогична,
      действию либидо в той специфической для общепостструктура
      листской проблематики форме, которую в нем получила концеп
      ция "желания". Вполне понятно, что в этой перспективе понятие
      "власти" принципиально не могло в себе нести однозначно отри
      цательного смысла; более того, со временем позитивное значение
      "власти" у Фуко стало возрастать, особенно когда французский
      ученый попытался с ее помощью обосновать возможность сво
      боды субъекта. В принципе в восприятии Фуко, как его отдель
      ных концепций, так и всего его "учения" в целом, всегда преоб
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 73
      ладал политизированный аспект. Подобной тенденцией в вос
      приятии идей Фуко объясняется критика его концепции Са
      рупом: "Фуко дает позитивную характеристику власти, но если
      эта концепция должна иметь критически политическую направ
      ленность, то должен быть какой-то принцип, сила или сущность,
      с чем эта "власть" борется или что она подавляет, и освобожде
      ние от гнета которого полагается желательным. Однако он не
      счел необходимым сказать нам, что именно подавляет современ
      ная власть, собственно против чего направлена власть в совре
      менных условиях. Поскольку Фуко не может определить, про
      тив чего действует власть, то его теория власти теряет всю свою
      объяснительную содержательность" (350, с. 165),
      Проблема заключается в том, что "власть" как проявление
      стихийной силы бессознательного "принципиально равнодушна"
      по отношенню к тем целям, которые преследуют ее носители, и
      может в равной мере служить как добру, так и злу, выступая и
      как репрессивная, подавляющая, и как высвобождавшая, эман
      сипирующая сила. Наиболее последовательно этот процесс поля
      ризации "власти" был разработан Делезом и Гваттари. Но по
      добное политическое прочтение Фуко, стремление обязательно
      обнаружить у него политическое измерение, неизбежно обедняет
      концептуальный потенциал теоретической мысли французского
      ученого, искажая смысл его идей.
      Надо всегда иметь в виду, что понятие власти не носит у
      Фуко равнозначно негативного смысла, оно скорее имеет харак
      тер фатальной неизбежности. Правда, позитивное толкование
      власти было им сформулировано позднее, во второй, по класси
      фикации Автономовой, его период. Как пишет в связи с этим
      Саруп, "его работы 1960-х гг. фокусировались на проблемах
      языка и конструирования субъекта в дискурсе. Индивидуальный
      субъект был пустой сущностью, пересечением дискурсов. В
      более поздних работах Фуко перешел с позиции лингвистиче
      ской детерминированности на ту точку зрения, что индивиды
      конституируются властными отношениями" (350, с. 81).
      Насколько взгляды Фуко изменились в этом плане на ру
      беже 70-х -- 80-х гг., свидетельствует два его интервью. В
      интервью 70-х гг. на вопрос: "если существуют отношения сил и
      борьбы, то неизбежно возникает вопрос, кто борется и против
      кого?", он не смог назвать конкретных участников постулируе
      мой им "борьбы": "Эта проблема занимает меня, но я не уверен,
      что на это есть ответ". Интервьюер, исходя из сложившейся
      традиции воспринимать Фуко как "политизированного пост
      структуралиста", продолжал настаивать на своем: "Так кто же в
      конце концов является теми субъектами, что противостоят друг
      74 ГЛАВА I
      другу?" В то время у Фуко был на это лишь
      "предположительный" ответ: "Это только гипотеза, но я бы
      сказал, что зто все против всех. Нет непосредственно данных
      субъектов борьбы: с одной стороны -- пролетариат, с другой
      буржуазия. Кто против кого борется? Мы все сражаемся
      друг с другом. И всегда внутри нас есть нечто, что борется с
      чем-то другим" (197, с. 207-208).
      В последней фразе, на мой взгляд, и заключается ответ:
      фактически понятие "власти" у Фуко несовместимо с понятием
      "социальной власти"; это действительно "метафизический прин
      цип", о котором с недоумением пишет Саруп, и, будучи амбива
      лентным по своей природе и, самое главное, стихийно неупоря
      доченным и сознательно неуправляемым, он, по мысли Фуко,
      тем самым "объективно" направлен на подрыв, дезорганизацию
      всякой "социальной власти".
      В послесловии к сборнику своих статей 1982 г. Фуко под
      вел итоги своей двадцатилетней работы, что в общей перспекти
      ве его творчества выглядит скорее как глобальный пересмотр
      прежних позиций: "Прежде всего я хотел бы сказать о том, что
      было целью моей работы на протяжении последних двадцати
      лет. Она заключается не в том, чтобы анализировать феномены
      власти или чтобы создать основу для подобного анализа.
      Напротив, моя задача состояла в том, чтобы создать исто
      рию различных модусов, посредством которых человеческие
      существа становились в нашей культуре субъектами. Моя работа
      касалась трех видов модусов, трансформирующих человеческие
      существа в субъекты.
      Первый представляет собой те модусы исследования, кото
      рые пытаются придать себе статус наук; например, объективи
      зация говорящего субъекта в grammaire generale, филологии и
      лингвистике. Или еще, в этом же модусе, объективизация про
      изводительного субъекта, субъекта, который трудится, при ана
      лизе материальных ценностей и экономики.
      Или, третий пример, объективизации простого факта физи
      ческого существования в естественной истории или биологии.
      Во второй части моей работы я исследовал процесс объек
      тивизации субъекта в том, что я называю "разделяющими прак
      тиками". Субъект или разделен внутри себя, или отделен от
      других. Этот процесс объективизирует его. Примерами являются
      безумные и нормальные, больные и здоровые, преступники и
      "добропорядочные".
      Наконец, я пытался исследовать -- это то, чем я занима
      юсь сейчас, -- как человек сам превращает себя в субъект.
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ "Смерть" субъекта и его "воскрешение" 75
      Например, я выбрал сферу сексуальности -- как люди приходят
      к признанию себя субъектами "сексуальности".
      Следовательно не власть, а субъект является главной темой
      моего изучения" (167, с. 203-209).
      Это очень любопытное заявление, заслуживающее то
      го, чтобы на нем отдельно остановиться. Его можно рассматри
      вать в нескольких аспектах, на двух из которых стоит особо
      задержаться. Во-первых, это эссе относится к позднему периоду
      деятельности французского ученого, к его завершающему этапу,
      когда происходила определенная ревизия предшествующего пути
      развития его идей. Здесь очень важно не впасть в грех телео
      логичности, рассматривая его творческий путь с позиции
      "естественной итоговости" эволюции его идей, сложившейся к
      тому времени, которую он как бы осознавал и поэтому счел
      необходимым "навести порядок" в своих делах. Проблема со
      всем в другом. Если что и сложилось к началу 80-х гг., то это
      вполне определенная традиция восприятия и толкования концеп
      ций Фуко. Идеи, как известно, имеют тенденцию к саморазви
      тию, далеко не всегда совпадающую с первоначальными интен
      циями их автора. И в этом заключается вторая и, очевидно,
      самая важная причина того, почему Фуко счел необходимым
      выступить с уточнением своей позиции.
      "Смерть" субъекта и его "воскрешение"
      И это подводит нас к
      весьма существенному раз
      мышлению о сложной и
      противоречивой природе
      "теоретического антигума
      низма" постструктурализма
      с его постулатом (или, вер
      нее будет сказать, с посто
      янными утверждениями) о "смерти субъекта". Фактически заяв
      ление Фуко нельзя рассматривать иначе, как довольно сущест
      венное ограничение более или менее буквального истолкования
      данного понятия. Это еще раз нужно подчеркнуть, поскольку
      некритическое понимание концепции смерти субъекта значитель
      но обедняет, если вообще не исключает, тот "теоретический
      позитив", то рациональное зерно, что в ней содержится. Не
      следует забывать, что она была полемически направлена против
      представления о своевольном, "своевластном" индивиде
      "буржуазного сознания" -- просветительской, романтической и
      позитивистской иллюзии, игнорировавшей реальную зависимость
      человека от социальных -- материальных и духовных -- усло
      вий его существования и от той суммы представлений -- т. е. от
      идеологии, -- в которые эти условия жизни облекались, созда
      76 ГЛАВА I
      вая более или менее реальную или совершенно мистифицирован
      ную картину. Теория "смерти субъекта" была прежде всего
      направлена против этих представлений, другое дело, какую
      конкретную форму она принимала у различных исследователей и
      насколько рационально (или "иррационально") она ее объясня
      ла. Но как бы то ни было, постструктуралистские теории субъ
      екта несомненно претендуют на более сложное понимание при
      роды человека, на более глубокий анализ его сознания. Их
      смысл заключается в том, что они пытаются обосновать соци
      ально-духовную зависимость субъекта прежде всего на уровне
      его мышления, причем последнее в первую очередь обуславлива
      ется действием "коллективного бессознательного". Это, разуме
      ется, лишь общая тенденция: и степень этой зависимости, и
      природа этого бессознательного различными исследователями
      определяются по-разному.
      Но есть, очевидно, и неизбежная закономерность в том,
      что всякие рассуждения о "смерти субъекта" имеют свой
      "теоретический предел", за которыми они становятся бессмыс
      ленными. Иначе говоря, для Фуко с течением времени стало все
      более очевидным, что чрезмерный акцент на сверхдетерминиро
      ванности человека и его сознания фактически снимает и сам
      вопрос о человеке. Собственно поиски теоретического простран
      ства для "свободной" деятельности субъекта, всегда присутство
      вавшие в аргументации постструктуралистов, но оттеснявшиеся
      на задний план задачами нигилистически деструктивного харак
      тера, воспринимавшимися как первоочередные, и стали основ
      ным содержанием последнего периода творчества Фуко, реали
      зованным в его книгах "Пользование наслаждением" (1984)
      (204) и "Забота о себе" (1984) (201).
      В данном случае для Фуко было важно еще раз продемон
      стрировать свою "теоретическую дистанцию" по отношению к
      доктрине сверхдетерминированности субъекта, наиболее яркими
      выразителями которой были Альтюссер и группа "Тель Кель" и
      в утверждении которой, как уже говорилось, в свое время сыг
      рал немалую роль и сам Фуко. Разумеется, можно и, очевидно,
      следует говорить и о смене идеологического климата, который
      был одним в период формирования постструктурализма и стал
      совершенно другим во второй половине 70-х- начале 80-х гг.,
      но тот факт, что еще в 1982 г. Фуко вынужден был еще ра
      подчеркнуть свое "идейное размежевание" с данной позицией,
      свидетельствует о многом. Поэтому Фуко и не соглашается с
      утверждением, "что существует первичный и фундаментальный
      принцип власти, которая господствует над обществом вплоть до
      мельчайшей детали" (167, с. 234).
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ Человек безумный и проблема инаковости 77
      Человек безумный и проблема инаковости
      Однако прежде чем пе
      рейти к анализу столь важ
      ного для теории постструкту
      рализма комплекса представ
      лений Фуко о субъекте (и
      связанной с этим несомненной
      эволюции его взглядов), не
      обходимо остановиться еще на одной теме -- в принципе сквоз
      ной для всего его творчества, теме, которой он посвятил одну из
      первых своих книг -- докторскую диссертацию "Безумие и
      неразумие: История безумия в классический век" (1961), закон
      ченную еще в начале 1960 г. (183).
      Без преувеличения можно сказать, что проблема безумия
      является кардинальной для всей системы мышления и доказа
      тельств Фуко, поскольку как раз отношением к безумию он
      проверяет смысл человеческого существования, уровень его ци
      вилизованности, способность его к самопознанию и, тем самым,
      к самосознанию н пониманию своего места в культуре, к гос
      подствующим структурам языка и, соответственно, власти. Ина
      че говоря, отношение человека к "безумцу" вне и внутри себя
      служит для Фуко показателем, мерой человеческой гуманности
      и уровнем его зрелости. И в этом плане вся история человечест
      ва выглядит у него как история безумия.
      Как теоретика Фуко всегда интересовало то, что исключает
      разум: безумие, случайность, феномен исторической непоследо
      вательности -- прерывности, дисконтинуитета -- все то, что, по
      его определению, выявляет "инаковость", "другость" в человеке
      и его истории. Как все философы-постструктуралисты, он видел
      в литературе наиболее яркое и последовательное проявление
      этой "инаковости", которой по своей природе лишены тексты
      философского и юридического характера. Разумеется, особое
      внимание он уделял литературе, "нарушающей" ("подры
      вающей") узаконенные формы дискурса своим "маркированным"
      от них отличием, т.е. ту литературную традицию, которая была
      представлена для него именами де Сада, Нерваля, Арто и,
      естественно, Ницше. "Фактически, -- пишет Лейч, -- внима
      ние Фуко всегда привлекали слабые и угнетаемые, социальные
      изгои -- безумец, пациент, преступник, извращенец, -- кото
      рые систематически подвергались исключению из общества. Не
      удивительно, что Фуко испытывал особое пристрастие к Саду,
      Гельдерлину, Ницше, Арто, Батаю и Русселю" (294, с. 154).
      В определенном смысле обостренное внимание Фуко к
      проблеме безумия, чтобы не сказать болезненного пристрастия к
      этой теме, не является исключительной чертой лишь только его
      78 ГЛАВА I
      мышления -- это скорее общее место всего современного за
      падного "философствования о человеке", хотя и получившего
      особое распространение в рамках постструктуралистских теоре
      тических представлений. Практически для всех постструктурали
      стов было важно понятие "Другого" в человеке, или его собст
      венной но отношению к себе "инаковости" -- того, не раскры
      того в себе "другого", присутствие которого в человеке, в его
      бессознательном, и делает человека нетождественным самому
      себе. Часто тайный, бессознательный характер этого "другого"
      ставит его на грань или, чаще всего, за пределы "нормы" -
      психической, социальной, нравственной, и тем самым дает осно
      вания рассматривать его как "безумного", как "сумасшедшего".
      В любом случае, при общей "теоретической подозрительно
      сти" но отношению к "норме", официально закрепленной в об
      ществе либо государственными законами, либо неофициальными
      "правилами нравственности", санкционируемые безумием
      "отклонения" от "нормы" часто воспринимаются как "гарант"
      свободы человека от его "детерминизации" господствующими
      структурами властных отношений. Так, Лакан утверждал, что
      бытие человека невозможно понять без его соотнесения с безу
      мием, как и не может быть человека без элемента безумия
      внутри себя. Еще дальше тему "неизбежности безумия" развили
      Делез и Гваттари с их дифирамбами в честь "шизофрении" и
      "шизофреника", "привилегированное" положение которого якобы
      ему обеспечивает доступ к "фрагментарным истинам" (более
      подробно об этом см. в разделе "Жиль Делез и проблематика
      бесструктурности желания").
      Точно так же и с точки зрения Фуко "нормальный чело
      век" -- такой же продукт развития общества, конечный резуль
      тат его "научных представлений" и соответствующих этим пред
      ставлениям юридически оформленных законов, что и "человек
      безумный": "Психопатология ХIХ в. (а вероятно, даже и наша)
      верила, что она принимает меры и самоопределяется, беря в
      качестве точки отсчета свое отношение к homo natura, или к
      нормальному человеку. Фактически же, этот нормальный чело
      век является спекулятивным конструктом; если этот человек и
      должен быть помещен, то не в естественном пространстве, а
      внутри системы, отождествляющей socius с субъектом закона"
      (183, с. 162).
      Иными словами, грань между нормальным и сумасшедшим,
      утверждает Фуко, исторически подвижна и зависит от стерео
      типных представлений. Более того, в безумии он видит проблеск
      "истины", недоступной разуму, и не устает повторять: мы -
      "нормальные люди" -- должны примириться с тем фактором,
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 79
      что "человек и безумный связаны в современном мире, возмож
      но, даже прочнее, чем в ярких зооморфных метаморфозах, не
      когда иллюстрираванных горящими мельницами Босха: человек
      и безумный объединены связью неуловимой и взаимной истины;
      они говорят друг другу эту истину о своей сущности, которая
      исчезает, когда один говорит о ней другому" (там же, с. 633).
      Пред лицом рационализма, считает ученый, "реальность неразу
      мия" представляет собой "элемент, внутри которого мир восхо
      дит к своей собственной истине, сферу, где разум получает для
      себя ответ" (там же, с. 175).
      В связи с подобной постановкой вопроса сама проблема бе
      зумия как расстройство психики, как "душевная болезнь" пред
      ставляется Фуко проблемой развития культурного сознания
      историческим результатом формирования представлений о
      "душе" человека, представлений, которые в разное время были
      неодинаковы и существенно видоизменялись в течение рассмат
      риваемого им периода с конца Средневековья до наших дней.
      Подобная высокая оценка безумия-сумасшествия несомнен
      но связана с влиянием неофрейдистских установок, преимущест
      венно в той форме экзистенциально окрашенных представлений,
      которую они приняли во Франции, оказав воздействие практи
      чески на весь спектр гуманитарных наук в самом широком
      смысле этого понятия. Для Фуко проблема безумия связана в
      первую очередь не с "природными" изъянами функции мозга, не
      с нарушением генетического кода, а с психическим расстрой
      ством, вызванным трудностями приспособления человека к
      внешним обстоятельствам(т.е. с проблемой социализации лично
      сти). Для него -- это патологическая форма действия защитного
      механизма против экзистенциального "беспокойства". Если для
      нормального человека конфликтная ситуация создает опыт
      двусмысленности, то для патологического индивида она пре
      вращается в неразрешимое противоречие, порождающее
      "внутренний опыт невыносимой амбивалентности": "Беспо
      койство" - это аффективное изменение внутреннего противоре
      чия. Это тотальная дезорганизация аффективной жизни, основ
      ное выражение амбивалентности, форма, в которой эта амбива
      лентность реализуется" (191, с. 40).
      Но поскольку психическая болезнь является человеку в ви
      де "экзистенциальной необходимости"(там же, с. 42), то и эта
      "экзистенциальная реальность патологического "болезненного
      мира" оказывается столь же недоступной "исторически
      психологическому исследованию" и отторгает от себя все при
      вычные объяснения, институализированные в понятийном аппа
      рате традиционной системы доказательств легитимированных
      80 ГЛАВА I Дисциплинарная власть и всеподнадзорность
      научных дисциплин: "Патологический мир не объясняется зако
      нами исторической причинности (я имею в виду, естественно,
      психологическую историю), но сама историческая каузальность
      возможна только потому, что существует этот мир: именно этот
      мир изготовляет связующие звенья между причиной и следстви
      ем, предшествующим и будущим" (там же, с. 55).
      Поэтому корни психической патологии, по Фуко, следует
      искать "не в какой-либо "метапатологии", а в определенных,
      исторически сложившихся отношениях к человеку безумия и
      человеку истины (там же, с. 2). Следует учесть, что "человек
      истины", или "человек разума", по Фуко, -- это тот, для кото
      рого безумие может быть легко "узнаваемо", "обозначено (т. е.
      определено по исторически сложившимся и принятым в каждую
      конкретную эпоху приметам, и поэтому воспринимаемым как
      "неоспоримая данность"), но отнюдь не "познано". Последнее,
      вполне естественно, является прерогативой лишь нашей совре
      менности -- времени "фукольдианского анализа". Проблема
      здесь заключается в том, что для Фуко безумие в принципе
      неопределимо в терминах дискурсивного языка, языка традици
      онной науки; потому, как он сам заявляет, одной из его целей
      было показать, что "ментальная патология требует методов ана
      лиза, совершенно отличных от методов органической патологии,
      что только благодаря ухищрению языка одно и то же значение
      было отнесено к "болезни тела" и "болезни ума" (там же, с.
      10). Как заметил по этому поводу Саруп: "Согласно Фуко,
      безумие никогда нельзя постичь, оно не исчерпывается теми
      понятиями, которыми мы обычно его описываем. В его работе
      "История безумия" содержится идея, восходящая к Ницше, что
      в безумии есть нечто, выходящее за пределы научных катего
      рий; но связывая свободу с безумием, он, по моему, романтизи
      рует безумие. Для Фуко быть свободным значит не быть ра
      циональным и сознательным" (350, с. 69). Иными словами,
      перед нами все та же попытка объяснения мира и человека в
      нем через иррациональное человеческой психики, еще более
      долженствующая подчеркнуть недейственность традиционных,
      "плоско-эволюционистских" теорий, восходящих к позитивист
      ским представлениям.
      Дисциплинарная власть и всеподнадзорность
      Однако даже не очеред
      ная демонстрация идеи ирра
      циональности исторического
      развития, -- идеи, проходя
      щей сквозной линией через
      все творчество Фуко,
      обеспечила такое высокое
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 81
      значение этой ранней работы ученого во всей системе его взгля
      дов. Именно проблематика взаимоотношения общества с