ориентации. Но в отличие от Фуко, Барта, Делеза, Кристевой
      (может быть потому, что все они в той или иной степени про
      шли искус маоизма) ему всегда была чужда позиция
      "революционного" разрушения ценностных установок.
      Несколько упрощая общую картину, можно сказать, что
      Деррида стремится выявить сложность, неоднозначность и про
      тиворечивость общепринятых истин (и в этом смысле его дея
      тельность шла в том же направлении, что и у большинства ве
      дущих теоретиков постструктурализма -- Фуко, Делеза, Кри
      стевой и т. д.), но он никогда не становился на позицию
      "обязательного жеста" однозначного, прямолинейного замещения
      "знака полярности" у членов оппозиции. Возможно, для Дерри
      ды самым важным было доказать взаимообусловленность и
      невозможность существования одного без другого, их взаимную
      "предпосылочность". Как, например, в понятиях Якоба Беме
      невозможность существования "светлого начала" Бога без его
      48
      "темной основы". Несомненно, что особенно в начальный пери
      од своего творчества Деррида явно отдавал предпочтение тра
      диционно "репрессируемому" ряду членов оппозиции, но это
      предпочтение никогда не доходило у него до тех крайностей
      теоретического экстремизма, которые можно наблюдать у Де
      леза или даже у Фуко. Сам Деррида всегда пытается сохранить
      определенный уровень "теоретически отрефлексированного ба
      ланса", подчеркивая взаимное значение друг для друга
      "противоположностей".
      Другое дело, что "отрицательный потенциал" дерридеанской
      критики западной культуры, западного образа мышления ока
      зался настолько силен, наделен таким мощным зарядом всеохва
      тывающего и всеобъемлющего сомнения, что именно эта сторона
      его творчества, его методологической позиции предопределила не
      только содержательный аспект (да и результат) всех его науч
      ных поисков, но и сам облик постструктурализма, в немалой
      степени складывающийся под его непосредственным влиянием.
      Возвращаясь к проблеме периодизации творчества Дерри
      ды, необходимо сказать, что она требует большой осторожности
      и, лично у меня, вызывает довольно скептическое отношение.
      Эволюция взглядов Дерриды несомненна, но сама природа его
      творчества такова, что при всех явных или предполагаемых ее
      изменениях речь может идти лишь о смещении или переносе
      акцентов, поскольку, как уже отмечалось, даже в самой первой
      его работе можно найти в зародыше все то, что в дальнейшем
      получало ту или иную окраску, акцентировку, развитие. Факти
      чески в каждой работе Дерриды, при старании, можно вычитать
      совершенно противоположные вещи, чем собственно к занима
      ются его многочисленные интерпретаторы. В связи с этим мож
      но говорить о дерридеанстве как о специфической отрасли зна
      ния, где немало специалистов нашло свое призвание. Не в по
      следнюю очередь это объясняется особой манерой его аргумен
      тации. Ему меньше всего присуща категоричность, он выступает
      как искусный, а может быть и непревзойденный мастер сомне
      ния, эксгибиционирующий его перед читателем, как гений алллю
      зий, недомолвок и суггестий. Он постоянно предлагает читателю
      множество возможностей решения поставленных им проблем, не
      говоря уже о том, что некоторые его пассажи написаны в духе
      лирический отступлений.
      Иными словами, Деррида фактически всегда един в трех
      лицах как философ, лингвист и литературовед. Это философ
      письменного текста, размышляющий о заблуждениях и аберра
      циях человеческого разума. И в данном отношении он, как ни
      парадоксально это звучит, близок к духу философствования
      49
      ХVIII в. со всеми вытекающими из этого последствиями. Сле
      дует еще раз подчеркнуть: Деррида- не просто философ, а имен
      но философ от лингвистики и литературоведения, поскольку
      именно в этих областях он заимствует методику своего анализа
      и ту специфически интердисциплинарную позицию, которая и
      дала смешение данных сфер в лоне французского постструкту
      рализма. Неудивительно, что как раз в сфере литературоведения
      влияние Дерриды было особенно большим к широкомасштаб
      ным, явно не сравнимым с тем положением, которое он пример
      но до середины 70-х гг. занимал в философии. Более того,
      именно интерес, питаемый к нему со стороны литературных
      критиков, и превратил его в "фигуру влияния" одной из первых
      величин на западном интеллектуальном горизонте.
      Практически вся деятельность Дерриды представляет собой
      огромный и непрерывный комментарий, и "вторичность" его
      духовной позиции заключается в том, что вне сферы чужих
      мыслей его существование просто немыслимо. Надо отметить к
      тому же, что "интертекстуальность, в которую погружают себя
      постструктуралисты, мыслится ими как буквальное существова
      ние в других текстах, и поскольку вопрос об оригинальности
      мысли ими не ставится (следствие все того же редукционист
      ского представления о человеке как о сумме запечатленных в
      его сознании "текстов" и за пределы этих текстов не выходя
      щего), то их собственное творчество до такой степени состоит из
      цитат, прямых и косвенных, аллюзий, сносок и отсылок, что
      часто голос комментатора трудно отличить от голоса комменти
      руемого. Особенно это относится к повествовательной манере
      Дерриды, который сознательно пользуется этим приемом для
      демонстрации принципа "бесконечной интертекстуальности".
      Пафос творчества Дерриды по своему нигилистическому духу
      откровенно регрессивен: ученый не столько создает "новое зна
      ние", сколько сеет сомнения в правомочности "старого знания".
      Он "аннотатор" и комментатор по своей сути, по самому спосо
      бу своего философского существования, что иногда вызывает
      впечатление паразитирования на анализируемом материале.
      Если подыскивать аналогии, то это напоминает "лоскутную
      поэзию" времен заката Римской империи, когда Авсоний и Гета
      составляли центоны из отдельных стихов поэтов эпохи расцвета
      латинской музы. Последний даже умудрился скомпоновать из
      полустиший Вергилия целую драму -- "Медею", и, по призна
      нию специалистов в этой области, местами весьма искусно.
      Нельзя отказать в искусности и Дерриде: при всей своей труд
      ности, его работы отмечены мастерством риторической софисти
      ки, достигающей временами чисто художественной выразитель
      50
      ности стиля, что и позволяет говорить о Дерриде как о "поэте
      мысли", обладающего тем, что обычно называют "даром слова".
      Однако все это не может избавить его труды от духа оп
      ределенной вторичности и роковой бесперспективности. И в то
      же время я бы воздерживался от обвинений в зпигонстве: Дер
      рида как раз очень современен и типичен, так как отвечает на
      запросы именно своего времени и своей среды. Иное дело, что в
      определенные эпохи именно вторичность оказывается наиболее
      характерной чертой сознания, той роковой печатью, что наложе
      на на его лик и неизбежно отмечает все его мысли и дела.
      51
       
      МИШЕЛЬ ФУКО -- ИСТОРИК БЕЗУМИЯ, СЕКСУАЛЬНОСТИ И ВЛАСТИ
       
      Другим основным теоретиком постструктурализма, влияние
      которого на приверженцев деконструктивистской критики, осо
      бенно в 80-х гг., возросло настолько, что стало оспаривать
      авторитет Дерриды, является Мишель Фуко. Главная цель его
      исследований -- выявление "исторического бессознательного"
      различных эпох начиная с Возрождения и по XX век включи
      тельно. Помимо этого, он выдвинул сформулировал и осно
      вал целый ряд концепций, не только активно вошедших в по
      нятийный аппарат самых различных современных гуманитарных
      наук, но и в значительной степени повлиявших на само пред
      ставление о характере и специфике гуманитарного знания.
      Фуко -- еще одно любопытное явление из мира "знакомых
      незнакомцев". О нем много писали и пишут в отечественной
      прессе, была переведена его ранняя книга "Слова и вещи. Ар
      хеология гуманитарных наук" (1977) (61), на него часто ссыла
      ются, но его реальный вклад в создание того, что можно было
      бы назвать современной парадигмой мышления, по крайней мере
      в отечественной литературе, остается еще во многом непрояс
      ненным. Не в последнюю очередь это положение объясняется
      интердисциплинарной по своей коренной сути позицией Фуко. В
      течение своей относительно не долгой творческой карьеры (он
      умер в 1984 г. в возрасте 57 лет) он продемонстрировал замет
      ный сдвиг своих исследовательских интересов от вопросов более
      или менее преобладающе философского характера к проблемам
      широкого культурологического плана, и в конечном счете создал
      впечатляющую концепцию истории культуры и методики ее
      анализа, которые оказали сильнейшее воздействие как на совре
      менное представление о механизме функционирования цивилиза
      52 ГЛАВА 1 Критика Дерриды
      ции, так и на современную западную литературную критику
      постструктуралистской ориентации. Причем в этой области
      влияние Фуко было настолько значительным, что без него во
      обще было бы невозможным говорить и о формировании пост
      структурализма, и о его существовании в тех формах, которые
      мы можем сегодня наблюдать. Фактически Фуко создал свой, и
      не менее влиятельный, чем Деррида, вариант постструктуралист
      ского учения. Как бы ни спорили и ни соглашались друг с дру
      гом Деррида и Фуко, их версии постструктурализма во многом
      дополняют и уточняют друг друга, образуя те два полюса его
      доктрины, в напряженном пространстве между которыми и
      находится внутреннее полемическое поле, где в течение уже
      четверти века развертываются междуусобные сражения сторон
      ников этого учения, отстаивающих свои права на самое истинное
      его толкование.
      Критика Дерриды
      Основная специфичность
      позиции Фуко в рамках пост
      структурализма заключается в
      его резко отрицательном от
      ношении к "текстуальному
      изоляционизму", ведущему, по его мнению, к теоретическому
      уничтожению всех "внетекстуальных факторов". За это в част
      ности он критиковал Дерриду, обвиняя его в том, что он спо
      собствовал укоренению в научном сознании все той же " идео
      логии", которая порождала формы знания (и, следовательно,
      стратегии власти), выработанные со времен "классического пе
      риода" (1500-1800), -- фактически Фуко упрекал Дерриду в
      той метафизике, против которой последний боролся всю свою
      жизнь и продолжает это делать до сих пор.
      В "Истории безумия" (1972) Фуко пишет: "Сегодня Дер
      рида самыи решительный представитель (классической) системы
      в ее конечном блеске: редукция дискурсивной практики к тек
      стуальным следам; элизия событий, которые здесь порождаются,
      чтобы для чтения не оставалось ничего; кроме их следов; изо
      бретение голосов, находящихся за текстами, для того, чтобы не
      надо было анализировать модусы импликации субъекта в дис
      курсе; наделение неким местом "происхождения все сказанное и
      несказанное в тексте для того, чтобы не восстанавливать дис
      курсивные практики в том поле трансформаций, где они собст
      венно порождаются.
      Я не скажу, что это метафизика, метафизика сама по себе
      или ее ограниченность, скрытая в этой "текстуализации" дискур
      сивных практик. Я пойду гораздо дальше: я скажу, что это
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 53
      банальная исторически хорошо детерминированная педагогика,
      которая здесь проявляется весьма наглядно (184, с.602).
      Эту мысль он неоднократно повторял в своем курсе
      лекций "История систем мысли" в Коллеж де Франс, позднее
      опубликованном в его сборнике эссе "Язык, контрпамять, прак
      тика" (1977) (188, с. 199-204). Контраргументы Дерриды по
      этому поводу привела Гайятри Спивак в своем введении к соб
      ственному переводу "О грамматологии" (149, с. XI).
      Суть проблемы, как уже говорилось выше, заключается в
      том, что Фуко выступает против "текстуального изоляционизма"
      Дерриды (вспомним знаменитую фразу последнего "ничего нет
      вне текста"), который, но мнению Фуко, состоит или в забвении
      всех внетекстуальных факторов, или в сведении их к
      "текстуальной функции". Фуко стоит на других позициях. Для
      него, отмечает Х. Харари, главная задача состоит в том, чтобы
      "показать, что письмо представляет собой активизацию множе
      ства разрозненных сил и что текст и есть то место, где происхо
      дит борьба между этими силами" (368, с. 41).
      Поэтому для Фуко сама концепция о якобы присущих тек
      сту "деконструктивной критики" и особой "текстуальной энер
      гии", проявляющейся как имманентная "текстуальная продуктив
      ность", приписывание языку особой автономности по отношению
      ко всем историческим и социальным системам ("рамкам рефе
      ренции", по его терминологии), является одной из форм
      "идеологии", которая препятствует развитию познания.
      Иными словами, речь опять идет о системе референции, и,
      хотя, как мы видели, Деррида, по крайней мере в общетеорети
      ческом плане, не отвергает ни понятие референции (что бы под
      ним ни подразумевать), ни самой реальности, тем не менее (и в
      этом и кроется главное различие их позиций) для Фуко этого
      было мало, поскольку текст всегда для него вторичен по отно
      шению к тем силам, которые, по его мнению, порождали и каж
      дый конкретный текст, и весь "мир текстов" как проявление
      всеобщей текстуальности сознания. Для Дерриды же -- основ
      ной предмет научного интереса, несмотря на все его заверения и
      уточнения своей позиции, лежал в выявлений специфики интер
      текстуального сознания. Это различие можно сформулировать и
      по-иному: Фуко выступал против конвенции автономности язы
      ка, подчеркивая его прямую н непосредственную зависимость и
      обусловленность историческими и социальными системами рефе
      ренции. Неудивительно, что Фуко всегда привлекал к себе
      внимание всех социально ориентированных постструктуралистов,
      недовольных той тенденцией в общем учении постструктурализ
      ма, которая вела к ограничению всей его проблематики рамками
      54 ГЛАВА I Историзм Фуко
      автономной, "замкнутой в себе и на себе" пантекстуальности.
       
      Историзм Фуко
      Наиболее последовательно
      эта версия постструктурализ
      ма заявила о себе в англий
      ском постструктурализме и
      американском "левом декон
      структивизме".
      Другой не менее важный императив всего творчества Фуко
      его глубокий, хотя и весьма спорный историзм. Хотя это, в
      общем, историзм спецификации человеческого мышления, пони
      мание конкретно-исторического характера тех конвенций, услов
      ностей и очень часто, а может быть, и прежде всего тех заблу
      ждений, которые ложились в фундамент обоснования и оправ
      дания -- "легитимации" -- человеком своих поступков. При
      этом важно подчеркнуть, что историчность человеческого созна
      ния понимается Фуко как глубоко внутренняя характеристика
      каждой эпохи, скрытая от человека и неосознаваемая им
      (понимание истории как "скрытой причины" -- обусловленности
      поведения и мышления людей ляжет потом в основу концепции
      "политического бессознательного" Ф.Джеймсона).
      И этот специфическим образом прочувствованный историзм
      оказал огромное влияние на формирование социологически
      постструктуралистской мысли. Если попытаться дать количест
      венный анализ постструктуралистских работ 80-х гг., то скла
      дывается впечатление, что идеи Фуко в тот период в конку
      рентной борьбе за влияние оказались сильнее абстрактно
      философски сформулированных концепций Дерриды.
      Еще раз повторю во избежании возможных недоразумений:
      историзм Фуко весьма специфичен и более чем далек от тради
      ционного, о сознательном неприятии которого ученый неодно
      кратно заявлял. Это историзм, акцентирующий не эволюцион
      ность поступательного прогресса человеческой мысли, не ее
      преемственность и связь со своими предшествующими этапами
      развития, а скачкообразный, кумулятивный характер ее измене
      ний, когда количественное нарастание новых научно
      мировоззренческих представлений и понятий приводит к столь
      радикальной трансформации всей системы взглядов, что порож
      дает стену непонимания и отчуждения между людьми разных
      конкретно-исторических эпох, образуя "эпистемологический
      разрыв" в едином потоке исторического времени. Иначе говоря,
      это постструктуралистский историзм главной задачей которого
      было доказать своеобразие и уникальность человеческого знания
      в каждый отдельно взятый исторический период, да к тому же
      еще в замкнутом контексте западноевропейской цивилизации.
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 55 Периодизация творчества Фуко
      Периодизация творчества Фуко
      Одним из наиболее
      сложных аспектов общей
      "проблемы Фуко" является
      вопрос о периодизации его
      творчества, связанный прежде
      всего с трудностью определе
      ния того, чем собственно
      Фуко-структуралист отличается от Фуко-постструктуралиста и
      что осталось неизменным на протяжении всего его творческого
      пути. С Фуко произошла та же метаморфоза, что и со многими
      другими теоретиками, которых первоначально считали структу
      ралистами, а затем стали воспринимать как безусловных пост
      структуралистов. Однако, если внимательно приглядеться к его
      исследованиям еще 50-х гг., то уже в них можно сразу обнару
      жить не только всю ту тематику, которую он потом будет раз
      рабатывать на протяжении всей своей жизни, но и несомненное
      единство общего подхода к предмету исследования, ту методику
      анализа, которая впоследствии была признана как постструкту
      ралистская по самой своей сути. Специфика позиции раннего
      Фуко заключается в том, что исследуя в основном проблему
      безумия, или, вернее социальные, экономические, политические
      и философские условия современных определений разумности и
      безумия в так называемой западной цивилизации (Кавальяри
      Э.М.,119, с. 315), он делал это на основе анализа языкового
      сознания, т. е. сводил все практически к сфере дискурса.
      Как пишет Эктор Мария Кавальяри, "начав свои исследо
      вания с изучения условий и терминов порождения дискурса,
      Фуко перешел к тому, что в его философии превратилось в
      сложный и изменчивый, но в то же время внутренне связанный
      ряд проникнутых критическим пафосом историко-структурных
      анализов различных систем порождения смысла, обнаруживае
      мых в тщательно разработанной конкретной текстуальности
      организованного знания" (там же, с. 344).
      Фактически перед нами все та же программа "текстуа
      лизации мира", и хотя Фуко, как уже отмечалось, в отличие от
      структуралистов никогда не считал, что мир устроен по законам
      языка (вспомним знаменитое утверждение Тодорова, что зако
      ны мира аналогичны законам грамматики), и всегда был про
      тивником исключительно лингвистической ориентации в том
      буквалистском духе, который пропагандировали и демонстриро
      вали в своих работах структуралисты, он, тем не менее, никогда
      не выходил за пределы панъязыкового мышления. В этом за
      ключается определенная двойственность позиции Фуко, отме
      чаемая многими исследователями его творчества. Возвращаясь к
      56 ГЛАВА I
      проблеме периодизации, следует сказать, что она является одной
      из наиболее спорных проблем в современной литературе о Фу
      ко; оценивая ее в целом, можно сделать вывод о наметившейся
      тенденции выделять в общей эволюции ученого своего рода
      "структуралистскую интерлюдию" 60-х гг. (это прежде всего
      касается его работ "Слова и вещи" (1966) (192) и "Археология
      знания" (1969) (180)), поставившие его в один ряд, как тогда
      казалось, с главными авторитетами структуралистской доктрины:
      Леви-Строссом, Пиаже, Бартом, Греймасом.
      Как отмечает М. Саруп, Фуко в "Словах и вещах" и
      "Археологии знания" в отличие от остальных своих работ, "не
      затрагивает вопрос о возникновении современных форм админи
      страции. Одной из причин этого может быть то, что структура
      листы в течение 60-х гг. отказывались от любой формы полити
      ческого анализа, и он испытал их влияние, с. 70).
      Можно соглашаться или нет с этим предположением, но
      очевидно, что проблема власти всегда волновала Фуко: это
      заметно и в его ранних работах, и в этих двух книгах, поскольку
      именно в них он детально разрабатывал концепцию структуры
      научных дискурсов, без которых немыслима его теория власти в
      том виде, как она предстала в его позднейших исследованиях.
      Автономова выделяет три периода в творчестве Фуко:
      "период изучения "археологии знания ( 60-е гг.), период иссле
      дования "генеалогии власти"(70-е гг.), период преимуществен
      ного внимания к "эстетикам существования" (80-е гг.)" (4, с.
      361). Как следует из ее классификации, Автономова считает
      для себя возможным не учитывать, условно говоря, "дострукту
      ралистский" период творчества Фуко, куда некоторые его ис
      следователи относят его книги " Психическая болезнь и лич
      ность" (1954), переработанную в 1962 г. в "Психическую бо
      лезнь и психологию" (190), и "Безумие и неразумие: История
      безумия в классический век" ( 1961) (183), вышедшую затем в
      сильно сокращенной форме в 1964 г. под названием "История
      безумия" и в своем наиболее полном виде в 1972 г. (184).
      Очевидно, сам факт столь решительных переделок ранних
      работ свидетельствует о несомненном пересмотре Фуко своих
      взглядов на протяжении творческого пути. Хотя, разумеется,
      говорить о какой-либо кардинальной переоценке ценностей вряд
      ли было бы уместным, речь скорее может идти лишь о смене
      акцентов, перефокусировке научных интересов, о сдвиге иссле
      довательских приоритетов, поскольку в общем все творчество
      Фуко производит довольно целостное впечатление. Тем не ме
      нее, есть все основания говорить о наличии нескольких этапов в
      эволюции его идей, первый из которых охватывает середину
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 57
      50-х -- начало 60-х гг. С другой стороны, некоторые исследо
      ватели его творчества, единодушно отмечая переход Фуко от
      явной структуралистской ориентации к постструктуралистской,
      не всегда склонны разделять "генеалогический" и "эстетический"
      периоды, рассматривая их как единое целое -- как естественное
      развитие его концепций (Лейч, Кавальяри, Истхоуп).
      Косвенно Автономова, один из наиболее чутких и внима
      тельных исследователей Фуко, подтверждает существование
      первого, в известной степени "доструктуралистского" периода:
      "В концепции Фуко поиск единой концептуальной основы для
      историко-научного и историко-культурного исследования осуще
      ствляется в различные периоды по-разному. В "Истории безу
      мия" он происходит еще во многом на феноменологическом
      уровне "опыта переживания"; в "Словах и вещах" его место
      занимают уже не зависящие от сознания устойчивые структуры
      "эпистемы"; и, пожалуй, лишь в "Археологии знания" в
      полной мере выкристаллизовывается окончательный ответ Фуко
      на поставленный вопрос: областью соизмерения различных куль
      турных продуктов является сфера "дискурсии", "речи" (3, с.57).
      Во всяком случае, структуралистская ориентированность
      "поискового метода" Фуко, при всей известной относительности
      однозначного определения его как структуралистского, наиболее
      последовательно проявилась в его "археологической трилогии"
      "Рожденне клиники: Археология взгляда медика (1963),
      "Слова и вещи: Археология гуманитарных наук" (1966),
      "Археология знания" (1969), а также в "Порядке дискур
      са"(1971) (196). Причем последняя работа, обычно печатаю
      щаяся в качестве приложения к "Археологии энания" и пред
      ставляющая собой его вступительную ("инаугуративную") лек
      цию в Коллеж де Франс в 1970 г., хотя и исходит из постулата
      о существовании некой системы, предшествующей всем осталь
      ным системам, но уже переосмысляет ее как систему отношений
      власти, выступая, таким образом, в качестве связующего звена
      со следующим этапом эволюции взглядов ученого -- "периодом
      генеалогии власти". Эта структурированная система межчелове
      ческих ("интерсубъектных") властных микроотношений проявля
      ется как "порядок", налагаемый на эти отношения (т.е. как их
      организация, упорядочивание и, одновременно, требование по
      слушания и повиновения), -- порядок, регулирующий субъекты,
      объекты и конфигурации дискурсивных практик посредством
      кодифицированной регламентации порождения дискурса. Более
      подробно о постструктуралистском характере "генеалогического
      периода" смотрите ниже, что же касается работ Фуко 80-х гг.,
      то они фактически "специфицируют" (в общих рамках пост
      58 ГЛАВА I "Дискретность истории"
      структуралистского мышления) уже постмодернистскую пробле
      матику, и в этом плане заслуживают особого внимания и осо
      бого разговора. Они однако пока еще не получили такого обще
      ственного резонанса, как его ранние труды, еще не освоены
      литературно-критической мыслью и, насколько можно судить
      даже по самым новейшим публикациям, пока не оказывают
      существенного воздействия на теорию и практику литературо
      ведческого постструктурализма и постмодернизма.
      В принципе, в 80-е гг. Фуко был занят поисками выхода
      из постструктуралистской парадигмы представлений; его поздние
      тексты в каком-то смысле знаменуют собой отказ, лишь только
      намечаемый, но все же очевидный, от постструктуралистской
      доктрины, или, скажем более осторожно, от тех ее аспектов,
      тупиковость которых стала обнаруживаться со все большей
      наглядностью. Можно сказать, что в этом же направлении
      движется мысль Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Бодрийара, В. Вельша
      (прежде всего это касается их критики философских обоснова
      ний постструктурализма), аналогичные тенденции можно обна
      ружить и в работах Дерриды второй половины 80-х гг.
      В задачи нашего обзора концепций Фуко и их анализа не
      входит, естественно, подробный разбор всего творческого пути
      французского ученого и, выражаясь современным политическим
      жаргоном, детальное "отслеживание" различных этапов его
      эволюции. Главным для нас было выявить те аспекты его уче
      ния, которые послужили мощным импульсом формирования
      именно литературоведческого постструктурализма. Поэтому и в
      том периоде творчества Фуко, который традиционно характери
      зуется как "структуралистский", нас прежде всего интересовали
      те стороны его мышления и аргументации, которые вступали в
      противоречие с постулатами структуралистской доктрины и впо
      следствии проявили себя (или были им переосмыслены, что не
      одно и то же) как явно пост
      структуралистские.
      "Дискретность истории"
      В связи с этим возника
      ет необходимость анализа по
      нятийного аппарата Фуко,
      сложившегося еще в первой
      половине его творческого пу
      ти и в значительной степени предопределившего столь бросаю
      щееся в глаза своеобразие его "критического метода исследова
      ния". В первую очередь Фуко выступает как историк, поста
      вивший перед собой задачу кардинального пересмотра традици
      онного представления об истории и прежде всего отказа от
      взглядов на нее как на эволюционный процесс, обусловленный
      ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 59
      социально-экономическими трансформациями общественного
      организма. В статье "Ницше, генеалогия, история" Фуко писал:
      "Традиционные средства конструирования всеобъемлющего
      взгляда на историю и воссоздания прошлого как спокойного и
      непрерывного развития должны быть подвергнуты систематиче
      скому демонтажу... История становится "эффективной" лишь в
      той степени, в какой она внедряет идею разрыва в само наше
      существование..." (194, с. 153 -154).
      Таким образом, одно из ключевых понятий Фуко в его ин
      терпретации истории -- это восприятие ее как "дискон
      тинуитета", восприятие постоянно в ней совершаемого и наблю
      даемого разрыва непрерывности, который осознается и конста
      тируется наблюдателем как отсутствие закономерности. В ре
      зультате история выступает у Фуко как сфера действия бессоз
      нательного, или, учитывая ее дискурсивный характер, как
      "бессознательный интертекст".
      Можно согласиться с Лейчем, когда он приходит к выводу,