Глава 16

Полковник-отставник Зубанов начал пить горькую. Терять ему было нечего. Будущая жизнь не сулила никаких радостей. Кроме сиюминутных, которые можно приобрести в любом ближайшем киоске. Полковник был бит по всем направлениям.

Карьера оборвалась в самом зените.

Друзей, способных скрасить безрадостное пенсионное существование, не осталось. Потому что их вне работы никогда не было. А те, которые были приобретены в период службы в Комитете, вдруг, разом, исчезли. Подобные ему отставники-неудачники разбрелись по стране в поисках бытового благополучия или настолько погрузились в свои проблемы, что не желали никого видеть. Оставшиеся на службе стали избегать опального и тем потенциально опасного пенсионера.

Семья, привыкшая видеть своего мужа и отца только по выходным дням и то ближе к ночи, смирившаяся с этим и приспособившаяся к подобному образу жизни, теперь не могла принять новый стиль — каждодневное с утра до вечера торчание заслуженного пенсионера в квартире и его постоянные неуклюжие попытки вникнуть в налаженный годами быт семьи. Среди близких людей полковник стал чужаком. Он все делал не как надо — хоть посуду мыл, хоть внуков воспитывал. Над ним подтрунивали, его одергивали, с ним смирялись, как с неизбежным бытовым злом. Полковник все это замечал, что мало способствовало его душевному комфорту.

Относительно благополучно было только с деньгами. Полковничьей пенсии вполне хватало на жизнь. Даже если каждый такой день покупать по бутылочке. Что полковник и начал делать.

Алкоголь давал временное успокоение. Алкоголь заменял работу, друзей и семью.

Собутыльники, подхваченные возле ближайшего коммерческого киоска, в отличие от домашних полковника-отставника понимали. И принимали таким, каков он есть.

— Я вот тоже слесарем шестого разряда был. Руки — золотые. Что ни скажи — сделаю. А меня поперли, — жаловался очередной знакомый.

— Да, не умеют они ценить профессионалов, — соглашался Зубанов, раскладывая на коленях газетку и нарезая хлеб. — Вот хоть даже меня взять…

— Сволочи они все! — говорил третий. — И педерасты.

— А почему педерасты-то?

— Потому что сволочи!

Полковник, слесарь и гражданин неопределенной профессиональной принадлежности выпивали бутылку и шли покупать вторую. На полковничьи деньги.

— Ты мужик что надо, — говорил слесарь. — Ты такой мужик! Такой! Что слов нет! Такой ты мужик. А те, которые погнали тебя с работы, — дураки.

— И педерасты! — напоминал третий.

— И педерасты! — соглашался слесарь.

— Вот вы меня понимаете! — удивлялся полковник. — Одни только вы! А эти все… Эти все барахло…

Домой полковник возвращался за полночь.

— Как же ты можешь? — пыталась его стыдить жена.

Но он только сопел, молча, бочком протискиваясь в комнату, к своему сиротскому диванчику.

— Ты бы хоть сполоснулся, — просила жена. — Я чистое белье постелила.

— Незачем мне мыться. Я по лужам не валялся, — отвечал полковник, забираясь под одеяло.

— Ты же так сопьешься!

— Не сопьюсь. Я меру знаю. Жена выключала свет и уходила.

Полковник засыпал.

Слесарь тоже засыпал. Но не дома. Где придется. Домой его уже давно не пускали.

Гражданин без определенной профессиональной принадлежности не засыпал до утра следующего дня. Он промывал желудок двумя литрами кипяченой воды, мылся, брился, облачался в свежую рубаху и к семи ноль-ноль шел на рапорт к вышестоящему начальству. Гражданин неопределенной профессиональной принадлежности докладывал в устной и письменной форме, что находился в прямом контакте с объектом с 19.45 до О часов местного времени. Что в означенный промежуток времени объект в компании с ним и со слесарем-лекальщиком Слепневым С. И., прописанным по адресу… выпил две бутылки водки и три пива. Что во время разговора жаловался на непонимание и намекал на то, что работал в Комитете государственной безопасности.

Данную часть доклада вышестоящий начальник отчеркивал красным карандашом. То, что бывший работник Комитета намекал кому-то о своей принадлежности к данному ведомству, свидетельствовало о его серьезной деградации. Пенсионеры-комитетчики, пока они находились в здравом уме и твердой памяти, никогда, даже с близкими, не говорили о своей недавней службе. Потому что давали подписку о неразглашении. И еще потому, что лучше, чем кто-либо, знали, что у их недавнего начальства очень длинные руки. И сильная нелюбовь к болтунам.

Если полковник начал болтать что и где ни попадя, значит, он, кроме здравого смысла, утратил даже чувство элементарного самосохранения.

Поведение полковника требовало к себе пристального внимания.

Утром Григорий Степанович вставал с больной головой и шел в магазин за кефиром. Или пивом. В зависимости от того, как много спиртного употребил накануне вечером.

Дома уже никого не было. Все были кто на работе, кто на учебе, кто в детском саду. До обеда полковник слонялся по пустой квартире, а потом выходил во двор, где за сколоченным из досок столом рассаживались пенсионеры-доминошники.

— Ну что, мужики, возьмете в команду?

— Садись. Места всем хватит.

Никогда Григорий Степанович не любил играть в домино. Что можно придумать глупее, чем изо дня в день состыковывать точки, нарисованные на прямоугольных костяшках? Безумная трата времени. Когда этого времени не хватает даже на то, чтобы перекусить.

Сейчас ситуация изменилась. Сейчас времени было в избытке.

— Рыба! — радостно сообщал присутствующим один из игроков, впечатывая «пусто-пусто» в стол. И расплывался в торжествующей улыбке, словно не партию в «козла» выиграл, а олимпийскую медаль взял.

— Вот черт! — расстраивалась противная сторона.

Все роняли костяшки в центр и дружно перемешивали их.

— Если бы ты, Федя, не отдуплился, я бы…

— Как же я мог не отдуплиться, если у меня на руках были…

Постепенно полковник втянулся в игру. В ней присутствовало то, с чем он сталкивался на своей бывшей работе: определенная математическая логика выпадения и взаимоотношения случайностей, азарт победы, психологическое противостояние с противником. Здесь тоже побеждал тот, кто умел просчитывать на два-три хода вперед свои и чужие возможности. Полковник это делать умел и стал выигрывать.

— Что же ты, Степаныч, говорил, что никогда в жизни костяшек в руках не держал? — возмущались партнеры по игре.

— Ну честное слово, мужики! Сам не знал, что вдруг такой талант прорежется.

— Что, съели? — торжествовал очередную победу постоянный партнер Григория Степановича и загонял проигравшую сторону под стол.

А после шел домой, в свою холостяцкую съемную квартиру, где строчил очередной рапорт о том, что: объект с… до… играл в домино… За время наблюдения ни с кем посторонним не встречался… Ни о чем конкретном не разговаривал… После игры отбыл к себе и до вечера того же дня из своей квартиры не выходил…

Вечером Григорий Степанович отправлялся за очередной, уже второй по счету, бутылочкой. Одной ему уже не хватало…

Глава 17

Далеко в сибирской тайге несколько туристов-энтузиастов начали рекордный водный сплав по системе малых, впадающих в Енисей, рек. Таким маршрутом до них еще никто не ходил. Они были первыми.

Путешествие проходило без особых приключений, если не считать нескольких встреч с медведями, дюжины переворотов на порогах и утраты в результате тех переворотов части снаряжения и запасов питания.

Лишившись снаряжения, туристы с маршрута не сошли. Просто вместо палаток и теплых спальников стали спать под открытым небом, на подстеленных ветках, укрываясь теми же ветками, а вместо тушенки и сухарей питаться дарами природы. Любопытных медведей туристы отгоняли командными окриками и длинными, вырезанными из веток рогатинами. Одного, подобравшегося слишком близко, заломали в ходе короткой рукопашной схватки.

В конечной точке сплава туристы проставили печать сельсовета в маршрутной книжке, привели себя в порядок, побрились, помылись в бане и даже сходили в сельмаг.

Истосковавшаяся от отсутствия культурного досуга местная молодежь, взревновав своих девок к высоким, мускулистым и красивым, как на подбор, городским кавалерам, решила проучить их, подкараулив в ближних к околице кустах. Численный перевес был на стороне нападавших. Вооружение также разнилось — у одних кулаки и ноги в кедах, у других тележные оглобли и обрезки металлических труб.

— Вы чего нашим девкам глазки строите? — поинтересовался, зыркая по сторонам и поплевывая шелухой семечек себе на ботинки, бригадир местной братвы. — Вам че, своих мало?

— Ну что вы, ребята. Мы ничего такого. Мы вообще здесь случайно.

— А за случайно знаешь че бывает?

— Ну извините, если что не так. Мы люди не местные, — еще раз извинились туристы, на всякий случай разворачиваясь по сторонам. — Готовы компенсировать обиду в этиловом эквиваленте.

— Чего? В каком эквиваленте? Слышь, Васек, они еще издеваются.

Хулиганы придвинулись, выставив вперед колы.

— Двое справа. Двое слева. Я центр. Толя — тыл и страховка, — тихо скомандовал один из туристов. — Режим щадящий.

В том, что произошло дальше, деревенские хулиганы разобраться ни сразу, на месте, ни впоследствии не смогли. Хотя свободным временем для воспоминаний располагали — от месяца до трех, в зависимости от тяжести полученных травм.

— Ты чего его не бил?

— Я бил.

— А чего не попал?

— Я попал.

— А чего ж он жив остался?

— А он руку подставил.

— И что?

— Сломал.

— Чего?

— Оглоблю.

— Ну?!

— Вот те и ну!

— И мне сломали.

— Оглоблю?

— Не. Ногу и руку в двух местах.

— Вот суки…

Заявление в милицию туристы подавать не стали и той же ночью покинули поселок.

— Хорошо, что смотались. Повезло им, — авторитетно заявили деревенские хулиганы, грозя в пустоту гипсовыми культями. — А то бы мы им…

В ближайшем к негостеприимной деревне населенном пункте туристы послали по известному им адресу телеграмму: «Путешествие успешно завершено. Возвращаемся домой. Места очень понравились».

Глава 18

Верно говорил в свое время Иосиф Виссарионович — кадры решают все. В том числе и оперативные ребусы.

«Главный опер» ГРУ закрыл последнюю папку из отобранных им ранее личных дел. И поднял трубку внутреннего телефона.

— Вызовите-ка ко мне Иванова. Нет, не майора. Прапорщика. Того, который по оружию.

— На какое время вызвать?

— На теперешнее.

— Но у вас через полчаса встреча.

— Отнесите встречу. Скажите, что генерала нет. Что у него на почве частых застолий случился ураганный понос. Может, в конце концов, у генерала случиться понос? Или он не человек?

Прапорщик Иванов прибыл через четверть часа. Генерал чуть не минуту пристально смотрел в лицо впавшего в паралич субординации прапорщика, пока тот не начал переминаться с ноги на ногу.

— Что ж ты молчал, Иванов?

— О чем?

— О том, что у тебя брат какой-то там большой водолаз на Тихоокеанском флоте. Так это?

— Не совсем. То есть не совсем водолаз. Он заведует техническим обеспечением аварийно-спасательной подводной службы.

— Как понять спасательной? Пляжный ОСВОД, что ли? Что они делают-то?

— Торпеды потерянные со дна поднимают, подводные лодки затонувшие.

— Ну вот, лодки со дна поднимает, а ты говоришь, не водолаз. С каких глубин поднимают-то?

— Я не знаю. Кажется, с больших.

— С больших. Экий ты нелюбопытный. Родной брат, можно сказать, герой морских пучин, а ты ничего о его подвигах не знаешь. Несолидно. Надо устранять пробелы. Вот что, Иванов, выписывай командировочные, бери билет и езжай на славный орденоносный Тихоокеанский флот. По — общайся с родственником, поинтересуйся его достижениями, на какую глубину он нырял, на какую может нырять. Чего там доставал, чего не доставал. Понял? Нельзя близких забывать. Это дело святое. Ты, поди, с ним уж несколько лет не виделся?

— Три года.

— Вот. Три года. Нехорошо. Не по-родственному это. Брат-то, поди, один?

— Нет, еще один есть.

— А этот кто?

— Тракторист на Алтае.

— Тракторист — это хорошо. Это почетно. С ним тоже давно не виделся?

— Тоже три года.

— Это совсем плохо. Его тоже попроведать надо. Но не сейчас. Как говорит мой внук — первое слово дороже второго. Вначале съездишь на Дальний Восток. А потом уже к трактористу. Попозже. В отпуск. За свой счет. Лады?

— Так точно!

— А как документы выправишь и соберешься — ко мне зайди. Может, я еще что попрошу тебя узнать. Человек я любопытный. А о водолазах с детства любил читать. Только не всегда все понимал. Может, сейчас пробел восполню. С помощью твоего брата. Как думаешь, не поздно?

— Никак нет! Не поздно!

— Вот и я говорю, не поздно. Так что зайди. Не поленись. Например, шестнадцатого в четырнадцать сорок пять…

Глава 19

Оставшийся не у дел майор-Отставник бывшего спецотдела Первого главного управления КГБ Михаил Андреевич Михайлов прибыл в Забайкальский военный округ. С частным визитом. К своему давнему приятелю и однокашнику по общевойсковому, тогда противохимической обороны, училищу.

— Как живешь, Сема?

— Служу. А ты?

— Уже не служу.

— Ушел в отставку?

— В нее. Только не ушел, а ушли.

— Кем ушли?

— Майором.

— А где лямку тянул?

— Вначале в Казахстане, потом в Белоруссии, потом в Москве.

— Высоко залетел.

— Зато и больно упал.

— А к нам по какой надобности?

— По продуктовой.

— ???

— Очень кушать хочется. А за еду деньги просят. Приехал длинный рубль добыть.

— В наших-то богом забытых краях?

— Ваши края на золотишке, алмазах и черт его знает еще на чем стоят. Вы только лопатой вглубь копнуть ленитесь.

— Ты скажи где — я копну. Мне тоже доппаек к окладу не помешает.

— Дай срок — скажу. А пока помоги чем сможешь.

— А кому помогать-то? Если официально? Бывший майор вытащил из кармана тисненную золотом визитку.

— Ого! Полномочный представитель…

— А ты думал! Хозяева любят пыль в глаза пускать. Снарядили меня, как принца Уэльского. Разве только «Роллс-Ройс» не дали. Ребята они серьезные — и поэтому без результата мне возвращаться назад нельзя. Давать они, как ты видишь, умеют, но и спрашивать тоже. Так что вся надежда на тебя.

— Да что я могу?

— Не прибедняйся, — ткнул пальцем на входную дверь майор. — Я, прежде чем зайти, твою визитку тоже прочел.

— Ну тогда выкладывай, что требуется.

— Пустяк: рекогносцировка на местности, карты, дороги, дельные советы, кое-что из снабжения. И самое главное — знакомство с нужными людьми. Замолвишь за меня словечко?

— Смотря какое.

— Мы ничего предосудительного делать не собираемся. Съемка местности, геологические изыскания, ну и еще кое-что по мелочи Все документы в порядке. Росписи на местах, печати есть.

— Что ж тебе еще надо?

— Содействия. Сам понимаешь: бумаги бумагами, а без местной власти в ее владениях — шагу ступить без того, чтобы не споткнуться, невозможно. Сожрут вместе с потрохами и рекомендательными письмами и не поперхнутся. Ты здесь, почитай, десять лет отираешься по части снабжения, все ходы-выходы знаешь…

— Двенадцать с половиной.

— Тем более. Тебе и карты в руки А за ценой мы, как в песне поется, не постоим. Соображаешь?

— Ох, чувствую, в авантюру ты меня втравливаешь. Но отказать другу не могу. Хотя бы из-за совместно проведенных в «окопах» лет. Помнишь училище-то?

— Как такое забыть?

— Знаешь, давай так, приходи ко мне сегодня вечерком часам к семи. Посидим. Прошлое повспоминаем. О будущем поговорим. Лады?

— Лады!

— Только не вздумай ничего с собой приносить. У нас все есть. Ты же сам говоришь: не край — кладезь.

— Уговорил. Приду пустой и голодный как медведь-шатун.

— Жду!

— Да, еще одна просьба, — припомнил на пороге майор-предприниматель. — Ты обо мне лишнего пока не говори. Ни мне, ни моим хозяевам громкая реклама ни к чему. Мы же не фотомодели и не артисты, чтобы радоваться тому, что каждая собака нас в лицо узнает. Чем меньше о нашем деле народа будет знать, тем меньше будут зубоскалить, когда оно не выгорит. А если вдруг выгорит — меньше конкурентов на хвост насядет. Слышал такое модное слово — промышленный шпионаж?

— Не дремучие. Газетки почитываем.

— Если кому что дать надо или с кем переговорить — то с этим, уверен, ты лучше меня справишься. Так?

— Ну, в общем и целом…

— Вот и славно. Можешь считать себя министром с портфелем и соответствующим содержанием. А вечером, я надеюсь, мы скрепим наш перспективный договор по всей форме. — И майор многозначительно щелкнул себя пальцем по шее. — Так ты говоришь, в девятнадцать ноль-ноль?

— Так точно! В ноль-ноль!

Глава 20

Прапорщик Иванов прибыл с Дальнего Востока, что называется, сыт, пьян и нос в табаке. Три недели он вдохновенно изображал первого человека в непоследнем ведомстве. В чем и преуспел. Немало он за свою боевую, за дверьми многочисленных оружейных и материально-технических складов, послушал различных военных баек. Так что порассказать ему было чего. такого, что слушателей мороз по коже пробирал, даже если сидели они под потолком в банной парилке.

— Ну, в общем, так. Они слева, и справа, и сзади. Нас — один я. Их — взвод. Ну, может быть, полвзвода. Считать по головам некогда. Ну, думаю, все, кранты приходят. Суши, Сашка, весла. Взвожу свой автомат, как сейчас помню, инвентарный номер 197514, выдергиваю чеку из гранаты «РДГ» второй категории хранения и говорю им так спокойно…

— Ну! — удивлялись слушатели очередному подвигу рассказчика. — Быть не может.

— Может. У нас и не такое может быть. Что в принципе соответствовало истине.

— Да у тебя за такие дела за орденами груди должно быть не видно.

— Нам не положено, — скромно отвечал складской прапорщик. — Для нас это обычная работа. Нас если и награждают, то посмертно. А у вас как?

— Да так, нормальная служба. То в лоб, то по лбу. Квартир нет, зарплаты смешные, оборудование старое, изношенное. Тоска. Идешь на глубину и не знаешь, то ли вынырнешь обратно, то ли на корм рыбе останешься. То шланг лопнет, то лебедка заест.

— Да, скучно у вас.

— Уж как есть, — разводили руками моряки.

— То ли дело у нас. Вызывает меня, к примеру, — прапорщик ударил пальцем по погону и многозначительно задрал его вверх, — Сам. Фамилии, конечно, сказать не могу. И говорит: «На тебя, Иванов, вся надежда. Бери командировочные, бери что хочешь, езжай, выручай». Я, конечно, отказываться. Я только что со службы — боевой, — а он ни в какую. «Дело, — говорит, — государственной важности, а послать некого…»

Ну как ему не верить? И вызов был, и генерал, и командировочное удостоверение — вот оно, в наличии.

— Еле уговорил. Я в самолет — и сюда…

— А зачем?

— А зачем, сказать не могу. Хоть убейте. Государственная тайна.

И, посерьезнев и осмотрев присутствующих подозрительным взглядом, прапорщик опрокидывал в рот очередную рюмку водки, заедая ее ложкой красной икры.

— Вот так, мужики!

В общем, оторвался прапорщик. На все сто плюс один процент.

Но не зарвался. Спирт с водкой попил, икры поел, в бане попарился, о покупке машины импортной на будущий год договорился, но и дела не забыл. Того, что касалось поиска и подъема утерянных торпед и достижения при этом максимальных глубин. Не стал брательник скрывать своих возможностей. Тоже расхвастался в ответ на излияния прапорщика о его боевой биографии. И оказалось, что возможности его побольше, чем в официальных отчетах указывались. Если, конечно, головой рискнуть.

— Ну что ты торопишься? Что частишь, как пулемет «максим»? Ты мне подробности обскажи. Что да как. Я страсть какой любопытный. И море всегда любил, — просил генерал.

— А что еще рассказывать?

— То, что тебе рассказывали. Истории всякие. Как поднимали. Как опускали. Только лишнего не сочиняй. Отсебятина, она рассказ портит.

Прапорщик и рассказывал. Почти дословно.

— Ну! — удивлялся генерал. — Вот это да! Вот это молодцы морячки! Не жизнь — а приключенческая книга.

Полдня рассказывал прапорщик. Как Шехерезада.

— Вот видишь, — подвел итог наслушавшийся морских историй генерал, стуча пальцем по лежащей на столе бумаге. — А они вот тут пишут, что такие работы невозможны, что такие глубины для них запредельные. Даже и не знаю, кому верить: им или брату твоему?

— Брату.

— Как же брату? Здесь же черным по белому написано.

— Я не знаю, что написано, а только брату верю. Он лишь то рассказывал, что сам лично делал. И мужики его подтверждали. Я их спрашивал. Они сказали, что ограничения эти приняты при царе Горохе и давно морально устарели. Но отменять их начальство опасается, хотя и знает, что их все равно никто не соблюдает. Им, если все инструкции выполнять, так в воду вообще нельзя соваться. Если глубже чем по колено. Так они сказали.

— Вот оно в чем дело. Выходит — непосредственное начальство о потенциальных возможностях собственных работников не осведомлено. А если осведомлено, то от общественности эти сведения скрывает. От нас с тобой скрывает. Чтобы не знал никто о каждодневных трудовых свершениях героев-водолазов. Или лишней работы на свои бюрократические задницы нахомутывать не желают. Нехорошо получается. Одни могут, а другие не хотят. Революционная ситуация. Ну ладно, Иванов. Спасибо тебе большое от лица службы. Выручил ты меня сильно. А заодно и отдохнул. Отдохнул?

— Отдохнул маленько.

— Маленько! Чего уж скромничать. Хотел бы я на твоем месте оказаться, чтобы неделю ничего не делать, как только икру килограммами лопать.

— Я не килограммами. Я вам, товарищ генерал, тоже маленько привез. В подарок.

— Кто это тебя надоумил?

— Брат.

— Видишь, какой брат у тебя заботливый. Принимал, как короля. О начальнике твоем не забыл. Хорошо принимал?

— Хорошо.

— Неудобно получается — к тебе всей душой, морскими деликатесами закормили, а ты ничем и не ответил. Хлопнул дверью, и поминай как звали. Не стыдно?

Прапорщик виновато засопел.

— Надо исправлять твою ошибку Давай-ка так сделаем: ты ему отпиши встречное приглашение, зазови, прими как следует, накорми-напои-попарь, как тебя там не поили, не кормили и не парили. Чтобы не стыдно было. Чтобы марку нашу поддержать! Или мы хуже флотских? И не затягивай. Гость дорог к обеду

— Да кто же его отпустит сейчас?

— Ты, главное, пригласи. Попытка, она не пытка. А я по своей линии поспособствую. Где надо, словечко замолвлю. Может, что совместными усилиями и получится. Давай действуй, Иванов. А то я не люблю в долгах оставаться, — кивнул генерал на литровую банку с икрой, неловко удерживаемую прапорщиком. — Долг платежам красен. Сегодня и отпиши. К чему оттягивать. В приемной. Бумагу и ручку тебе дадут.

В тот же день из канцелярии Министерства обороны на Тихоокеанский флот ушла шифрограмма об откомандировании капитана второго ранга Иванова в распоряжение генерала Федорова сроком на две недели. Об исполнении надлежало доложить в течение десяти часов.

Глава 21

Артель геологов-старателей выбирала место под лагерь очень долго и очень придирчиво. Избалованные они какие-то были. Тут слишком высоко, там слишком низко, здесь комары и мошка, там нет водоема, там есть, но в нем опять-таки нет любимой породы рыб. Привереды.

Наконец остановились на месте слияния двух таежных рек. Примерно там, где недавно проплыла группа туристов-водников. Местечко было глухое, удаленное от ближайшего населенного пункта чуть не на полторы сотни километров.

— Зачем вам эта глухомань? Вон в шестидесяти верстах от райцентра, вверх по течению, есть заброшенная воинская часть. Казармы, склады, кухня, забор. Даже баня! На века строилось. Все в целости-сохранности. Надо только кое-где стены подновить — снаружи подкрасить, внутри побелить — да окна вставить, и вселяйся. Если самим мараться не хочется, можно пару взводов солдат подбросить. Они в день со всем управятся. Тем более дорога к самым воротам. Чего еще для полного удовольствия надо? Ну что, по рукам? Нет? Почему? От места работы далеко? Зато от баз снабжения близко. Все равно не устраивает? Ну, тогда хозяин — барин.

Груз на место будущего геолого-разведывательного лагеря забрасывали вертолетом. Летали ранним утром и поздним вечером, потому что днем арендовать летное время не было никакой возможности. Вначале прямо в реку, на мелководье сбросили разведку и первую партию груза.

— Другие вещи мочить можно? — спросили вертолетчики.

— Не хотелось бы.

— Тогда топчите площадку на берегу. Где-нибудь вон там. Чтобы мы сесть могли.

— Как топтать?

— Квадратом. Сорок на сорок. Выломайте кусты и срубите вон те деревья. Успеете до второго рейса?

— Успеем.

Следующие тюки бросали уже на землю и откатывали под навес, наскоро сколоченный из тонких жердин, густо накрытых сверху еловыми ветками. Артельщики работали споро, без перекуров и обычных для таких дел суеты и мата. Пилоты вначале сильно удивлялись тишине на разгрузочной площадке, но потом привыкли. Понятное дело — артельщики. Это вам не обычные геологи, за которых государство платит. Эти денежки из своего кармана вынимают. Им каждая лишняя минута простоя вертолета в прямой убыток. Здесь, прежде чем языки чесать или сигаретки крутить — сто раз подумаешь. Здесь работать надо. В прямом смысле — не покладая рук.

— Все?

— Все! Фюзеляж чист. Можно взлетать.

— Тогда от винта.

— Сколько еще сегодня ходок успеете сделать?

— Если такими темпами — то еще рейса два.

— А если темпы увеличить?

— А не сдохнете?

— Не сдохнем.

— Тогда три.

— Тогда четыре.

— Ладно, четыре. Нам что? У нас коробка железная, — удивлялись вертолетчики.

Это же какие деньги должны мужикам платить, чтобы они так пупы надсаживали! Интересно было бы узнать.

— Эй, ребята, вам помощники в бригаду не требуются?

— Да вроде нет.

— Смотрите. Если вдруг будет вакансия — шепните. Может, и мы переквалифицируемся.

Еще четыре заброски. И еще три на следующий день.

— Все. Эта ходка последняя. Аэродром пуст.

— Ну, значит, шабаш.

Артельщики уселись на сброшенные тюки, закурили. Подошли, встали рядом вертолетчики. Тоже закурили, на дорожку. Предложили за-ради шутки:

— Может, передумаете? Может, с нами обратно9 Пока мошка вас не сожрала?

— Нет, не передумаем. Поздно уже.

— На все лето?

— На все. Возможно, еще и на осень.

— Как же вы будете шесть месяцев без свежего пива? И без баб?

— А мы привычные.

— Ох, мужики, не завидуем мы вам.

— Мы сами себе не завидуем. Раскрутились винты, обдали траву и сидящих на ней людей ветром.

— Счастливо!

— И вам того же.

Вертолет набрал высоту, завис на мгновение, развернулся и взял курс на базу. Последняя ниточка с внешним миром оборвалась. До ближайшего населенного пункта от места десантирования геолого-разведывательного отряда было сто верст. Это если по прямой, если через непроходимую тайгу, болота и урманы. А если по реке, то и все сто пятьдесят. Глухое место. Глуше не бывает.

Артельщики оттащили поклажу поглубже в лес и, не откладывая в долгий ящик, принялись за обустройство лагеря. Если бы вертолетчики увидели их сейчас, они бы удивились еще больше, чем раньше. Дело было даже не в том, что, не успев завершить разгрузку, артельщики вновь принялись за работу (простые работяги непременно отметили бы день приезда и второй день и после еще дня два приходили в трудоспособное состояние), — дело было в характере этих работ. Другие бы непременно начали с землянок или палаток, с кухни, с продуктового склада. Эти — с господствующих над местностью высот.

На макушках двух самых высоких сосен они сколотили импровизированные «вороньи гнезда», навесили веревки с подъемными механизмами, вкрутили в стволы дополнительные ветки. На дальних подступах к лагерю навесили на кусты тонкую, почти не различимую глазом проволоку.