— Зачем это мне вставать?

— Затем, что суд идет!

— Какой суд? Вы что, окончательно рехнулись? На старости лет.

— Встаньте, подсудимый. Или вам нужна помощь конвоя?

Конвой придвинулся.

— Встань, гад! Прояви уважение к суду, — шепотом сказал Борис. — А то я за себя не ручаюсь.

Подсудимый, пожав плечами, встал. И повернулся на звук шагов. И открыл рот.

Когда увидел состав суда.

Суд был тот же самый. Что двадцать лет назад.

— Прошу садиться. Подсудимый сел.

— Слушается дело подсудимого Мокроусова… Он что, с ума сошел? Те же лица.

Тот же судья. Те же заседатели. Все как два десятка лет назад. И даже тот же адвокат. И даже в тех же самых очках и с теми же самыми нарукавниками на локтях!

— Я вас буду защищать, — сообщил занявший место адвокат. — Постараюсь сделать все, что в моих силах.

Подсудимый замотал головой, словно увидел кошмарный сон. Словно после того, как он проснулся, сон не исчез.

— Откуда они? — спросил он конвоира.

— Из прошлого, — ответил Борис. — Из твоего прошлого.

— А зачем?

— Возвращать долги.

— Мм-м-м.

— Подсудимый, вам плохо? Требуется помощь врача? — спросил судья.

Подсудимый лихорадочно замотал головой. Словно отбиваясь от назойливой, в собственных мозгах, мухи.

— Тогда продолжим слушанье дела. Вызывается свидетель…

— Ну что там? — спросил Семен Сан Саныча, прижавшегося ухом к двери в зал суда.

— Заседают.

— А как подсудимый?

— По-моему, в ступоре. Все никак не может понять, где он и что с ним происходит. Только просит в Верховный Суд позвонить. Какому-то Иванову. И плачет.

— А выступает кто?

— Прокурор.

— Что требует?

— Смертную казнь.

— Этот добьется… …На основании статей… УК РСФСР… и по совокупности статей… подсудимого… к высшей мере наказания… Что и заслужил…

Ветераны сворачивали манатки. Вчетвером за два конца столешни поднимали, грузили в машину столы заседаний. Таскали стулья и скамейки.

Подсудимый сидел рядом, возле стенки, под присмотром Сан Саныча и Анатолия.

Казалось, он все еще не мог прийти в себя. После суда. И вынесенного приговора.

— Убери ноги! — говорили ему, проходя мимо. И он механически поджимал ноги.

— Подвинься. Мешаешь.

И он пододвигался.

Слаб в коленках оказался Глава администрации. Не то что бывший беглый рецидивист Мокроусов. Который, на том двадцатилетней давности суде, несмотря на перспективу смертного приговора, ухмылялся, угрожал суду и вообще вел себя самым вызывающим образом. Размякают бывшие рецидивисты в высоких начальственных кабинетах. Мхом берутся. Или это просто возраст сказывается? И нервное перенапряжение?..

— И что теперь будет? — периодически спрашивал приговоренный к высшей мере Глава администрации.

— Прошение о помиловании. Если вы надумаете его подавать, — отвечал стоящий рядом в ожидании машины адвокат.

— А помилуют?

— Вряд ли. Но хотя бы время потянется.

— До чего?.. Потянется?

— До приведения приговора в исполнение. Приговоренный преступник гулко сглатывал слюну.

— Подбери ноги! — кричали проходящие мимо ветераны.

Подсудимый автоматически подбирал ноги…

— Всђ! Шабаш. Осталось только этого увести, — кивнул Борис.

Приговоренный встрепенулся.

— Куда увести?

— Туда, откуда ты десять лет назад сбежал.

— Зачем?

— Затем. Сам знаешь, зачем!

Приговоренный знал. Теперь точно знал! Он закрутил во все стороны глазами и вдруг, сильно дернувшись, вскочил на ноги. И побежал в сторону открытых ворот.

— Вы что? — закричал Борис на допустивших промашку конвоиров. — Одного полоумного зека удержать не смогли?

— Да он так неожиданно. Так сильно, — попытался оправдаться Сан Саныч. — Мы даже не ожидали…

— Не ожидали… Сейчас уйдет за ворота, и поминай как звали.

— Не уйдет, — зловеще сказал Анатолий и вытащил из кармана пистолет.

Именной. Который за Днепр получил. — Не уйдет. Гад! Петров! Остановитесь!

Или я буду стрелять!

Петров не слушал. Петров опрометью бежал к распахнутым воротам. Которые обещали отмену или хотя бы отсрочку приговора.

— Один — в воздух, — тихо сказал Анатолий и, задрав ствол, выстрелил. — Стойте! Мокроусов!

Мокроусов, помещавшийся в обрюзгшей оболочке Петрова, не остановился. Но и не побежал быстрее. Потому что быстрее уже не мог. Кабы Мокроусов был в оболочке Мокроусова двадцатилетней давности, он, может быть, и успел добежать…

— Второй — на поражение! — сказал Анатолий и опустил дуло вниз.

— Ты что делаешь? — закричал издалека Федор.

— Пресекаю попытку побега, — сам себе ответил Анатолий, прослеживая дулом удаляющуюся фигуру.

— Уйдет, — сказал кто-то рядом. — Слишком далеко.

— Не уйдет, — прошептал Анатолий. — Не может такого быть, чтобы ушел! — И нажал на спуск в момент, когда беглец стал поворачивать за угол.

Выстрел!

Совершивший попытку побега подсудимый упал на асфальт. И замер.

— Ты что наделал? — вскричал подбежавший к месту событий Федор.

— Я?

— Ты!

— Ничего особенного. Привел приговор в исполнение, — жестко сказал Анатолий.

— Какой приговор? Мы же договаривались…

— Теперь поздно говорить, о чем мы договаривались, — вздохнул Сан Саныч и побрел к трупу.

— Ну вы даете! — покачал головой адвокат. — О приведении приговора в исполнение вы мне ничего не говорили…

— А вас здесь и не было, — сказал Анатолий. — Вообще не было. Вы на садовом участке морковь окучивали.

Адвокат еще раз осуждающе покачал головой и пошел к машине.

— В общем, так, мужики, — сказал Борис. — Все по домам и заготовьте надежное алиби. На каждый день. Раз так все обернулось…

— А труп?

— Труп я возьму на себя.

От ворот подошел Сан Саныч.

— Ну что? — спросили все.

— Точно в лоб! Чуть выше переносья, — сказал Сан Саныч.

Анатолий не без гордости похлопал себя по карману, где лежал пистолет. В его возрасте не каждый способен попасть даже в мишень в тесном, как коробка из-под обуви, пневматическом тире. А тут со ста метров в бегущую фигуру!

Видно, не весь еще вышел старый боец.

— А почему в лоб-то? — вдруг спросил Борис. — Он же спиной бежал.

— Вот и я говорю — спиной, — подтвердил Сан Саныч. — А убит выстрелом в лоб. Причем навылет. Вот и пуля.

И раскрыл ладонь. На которой лежала пуля. Винтовочная.

— Как это может быть? — удивленно спросил Анатолий. — Я же из пистолета стрелял…

— А попал из винтовки.

— Ничего не понимаю.

— А тут и понимать нечего. Зря ты Толя ковбоя изображал. Который может индейца со ста метров. В молоко ты попал.

— А как же он? — показал Анатолий на ворота. — Кто тогда его?

— Я думаю, свои, — сказал Сан Саныч. — Ведь он действительно много каких веревочек в руках держал. Которые туда вели. Вот они и решили их разом перерезать.

— А чего же не раньше?

— А раньше он в камере сидел. Под нашим присмотром. А чуть только вышел, его и…

— Ну, дела!

— Выходит, мы зря весь этот спектакль с судом устраивали?

— Какой спектакль? — насторожился Сан Саныч.

— Ну вот этот. С судьями и прокурорами.

— Какой же это спектакль. Если это суд!

— А к чему он был нужен, если все равно…

— К тому, чтобы все было по закону! — сказал Сан Саныч. — Вне зависимости от того, кто поставил последнюю точку. По за-ко-ну!

— Даже так?

— А как иначе? Иначе невозможно! В правовом государстве…

Больше на собрания в районную администрацию Сан Саныч не ходил. Чтобы ненароком кого-нибудь еще из старых знакомых в президиуме не увидеть. И телевизор тоже не включал. От греха подальше.