Они запрыгнули в машины и поехали в военный городок, до которого было рукой подать - буквально несколько кварталов. И который, в отличие от оружеек, никем не охранялся. Там они ворвались в дома, выволакивая на улицу жен и детей офицеров. Они хорошо знали, кого и где им искать, потому что жили с семьями офицеров бок о бок, их дети ходили в одни сады и школы, со многими они раньше дружили и ходили к ним в гости.
      Но это было раньше...
      Упирающихся женщин и детей погнали прикладами к машинам, привезли в часть и, прикрываясь ими, подтащили к складам.
      - Эй, не стреляй, видишь, здесь твоя семья! - кричали из-за женских и детских спин чеченцы, размахивая оружием.
      Они не ошиблись, не перепутали - это были дети и жены тех самых, которые не хотели им сдаться, офицеров. Они рассчитали все верно, пытаясь вскрыть охраняемые офицерами склады с помощью живых отмычек.
      - Что делают, падлы! - выругался матом сосед лейтенанта Степанченко по лестничной площадке и позициям.
      И бессильно заскрежетал зубами.
      - Эй, выходите! А то мы их зарежем! - продолжали кричать, угрожая, чеченцы.
      И чем больше угрожали, тем сильнее распаляли себя.
      В воздухе блеснули выдернутые из ножен тесаки, которые уперлись в шеи перепуганных женщин и детей тоже.
      - Бросай оружие! - орали чеченцы. - Бросай!!
      А вот заложники не кричали, заложники, выпучив глаза, смотрели перед собой, боясь пискнуть. Только дети тихо плакали, потому что им было страшно,
      - Считаем до трех! - начали отсчет чеченцы.
      - Раз!..
      Офицеры, скрипя зубами, смотрели на своих близких, над которыми, на их глазах, измывались бандиты.
      - Два!..
      В то, что они способны убить детей, никто не верил. Как можно убить, зарезать ножом, ребенка? Как можно зарезать ребенка, которого ты знаешь, с которым играли твои дети?! Или женщину, которая по-соседски угощала твоих детей сладостями?
      Все были уверены, что чеченцы просто давят на психику, просто пугают.
      Если бы так...
      - Три!.. - крикнули чеченцы.
      И уже ни о чем не предупреждая, полоснули поперек шей тесаками. Сильно и уверенно, как если бы баранов резали.
      Ярко-красная кровь брызнула по асфальту вперед. Две русские женщины осели на колени. Еще живые, с еще живыми, полными ужаса, глядящими в сторону своих мужей глазами. Еще живые, но... уже мертвые!
      - Эй, на, лови свою бабу! - крикнули, громко захохотав, чеченцы.
      Сильно размахнулись, и что-то круглое, пролетев над землей, шмякнулось, прокатилось по асфальту, оставляя на нем черные пятна.
      Головы... Это были головы... Их жен...
      У офицеров зашевелились, встали дыбом волосы.
      Но это было еще не все. Если бы все!..
      - Это вы виноваты, - кричали чеченцы. - Мы не хотели! Сдавайтесь, у нас здесь ваши дети.
      И стали подталкивать вперед коленями детей.
      Они толкали их коленями, цепко удерживая и приподнимая за волосы, отчего дети визжали и брыкались.
      - Мы зарежем их! - угрожали чеченцы. - Бросайте автоматы!
      Офицеры прикладывались к автоматам, выцеливая чеченцев, но стрелять не могли, боясь зацепить пленников. Но, выцеливая чеченцев, они видели, вынуждены были неотрывно смотреть сквозь прорези прицелов на искаженные ужасом и болью детские лица.
      Все это было страшно! Ко всему этому офицеры, которых готовили для войны с равным им противником, были не готовы! Война, конечно, драка, но драка мужчин против мужчин гражданские в ней не в счет!
      - Эй, вы слышите? - кричали чеченцы, подергивая руками, на которых были внахлест, поперек ладоней, намотаны детские волосы. - Давай иди сюда!
      Одна из девочек каким-то чудом смогла вырваться из рук чеченца и побежала вперед. К отцу. Побежала что было сил, мелькая в воздухе сандаликами.
      Не добежала...
      Вслед ей полоснули из автомата, и девочка, резко, на бегу, переломившись пополам, как будто ее кувалдой по пояснице ударили, рухнула на асфальт.
      Оставшийся без прикрытия чеченец испуганно присел, упал на землю и пополз назад. Но в него даже не стреляли, боясь, что другие в отместку начнут убивать детей.
      И тут же грохнул, раскатился эхом одиночный выстрел. И раздался торжествующий вопль чеченцев. Кто-то, не в силах всего этого выдержать и не имея возможности что-то изменить, развернул к себе автомат и нажал на спусковой крючок, чтобы не видеть, как в чужих руках судорожно бьется его ребенок и как ему, живому, отрежут голову. Кто-то предпочел застрелиться.
      Они ничего не могли сделать - они могли только смотреть! На это невозможно было смотреть спокойно, даже если бы это были чужие дети - а это были не чужие им дети!
      - Я пошел, - глухо сказал один из офицеров.
      Он догадывался, понимал, что его скорее всего прикончат, но он надеялся, что они пощадят его сына.
      Он отбросил автомат и поднял руки. Его никто не останавливал. И его никто не осуждал. В такой ситуации каждый должен принимать решение сам, не ожидая ничьего приказа.
      - Я иду! - крикнул майор. - Отпустите ребенка!
      Его десятилетний сын смотрел на него с испугом и надеждой. Он думал, что отец защитит его и теперь, как защищал всегда. Потому что мать - уже лежала на земле возле его ног. Без головы.
      Офицер шел медленно и напряженно, и все - и чеченцы, и свои - смотрели на него. Офицер приблизился, и его сына отпустили. Он бросился навстречу отцу, налетел на него, вжался в него, зарыдав в голос.
      - Ну все, все, успокойся, - тихо уговаривал его отец, который даже обнять его не мог, потому что боялся опустить руки.
      - Мы можем идти? - спросил он.
      - Давай, иди! - кивнули чеченцы, расступаясь. Офицер, все еще не опуская рук, пошел вперед. Он уже почти поверил в то, что все будет хорошо.
      - Видите, мы отпустили его! - громко и хвастливо крикнул один из чеченцев. - Мы держим свое слово! Бросайте оружие - вы нам не нужны.
      А может, и точно?.. На хрена им сдалось это чужое, брошенное командованием на произвол судьбы оружие, за которое их женам режут глотки?!
      И кто-то уже тоже решил сдаться. Потому что присяга и уставы не оговаривают случаев, когда тебя предает и подставляет под убой вышестоящее командование и когда на твоих глазах убивают твоих детей!
      Но чеченцы не собирались никого отпускать, потому что это глупо. Щадить пленников - значит плодить кровников.
      Вслед ушедшему офицеру побежали два чеченца. И тут же за утлом глухо простучала автоматная очередь. Длинная. А это значит, что скорее всего стреляли не в одного человека, а в двух!
      - Сдавайтесь!..
      И все-таки надежда еще оставалась! Потому что человеку свойственно надеяться даже тогда, когда уже не на что надеяться!
      Но надеждам не суждено было сбыться.
      - Ладно, мы сдаемся! - крикнул кто-то. - Но сперва покажите нам майора! Того, которого отпустили вместе с ребенком. И его сына тоже! Ну, где они?..
      Чеченцы злобно выругались. Потому что предъявить майора и его сына не могли.
      Что поняли все. И поняли, что надеяться им не на что!..
      Там, перед складами, они должны были погибнуть все. Вначале, на их глазах, - их близкие, потом, расстреляв все патроны, - они. Так в новейшей российской истории погибли многие русские офицеры, отстреливаясь до последнего патрона. А самые сильные и мужественные - расстреляв своих близких и прикрывшихся ими боевиков, чтобы прекратить свои и их муки, чтобы их убили не бандиты, а они сами, убив неожиданно, а значит - милосердно
      Так должны были поступить и они. И должны были погибнуть... Но не погибли, потому что в тыл чеченцам, неожиданно для всех, а главное - для чеченцев, ударили выстрелы. Это уже после выяснилось, что это были офицеры, выбравшиеся из штаба.
      Чеченцев зажали в клещи и расстреляли кинжальным огнем. В упор! Всех до одного, в том числе тех, кто попытался поднять руки. И раненых тоже!
      Немногие оставшиеся в живых чеченцы дрогнули и отступили. Тогда им было еще трудно противостоять опыту и напору профессиональных военных. Ведь это еще не была война... Но это была прелюдия тех, первой и второй чеченских кампаний, в которых стороны не соблюдали никаких женевских конвенций, потому какие могут быть военнопленные в гражданских войнах?..
      Очистив территорию, командир приказал собрать убитых и раненых и приказал уничтожить матчасть. Убитых собрали и погрузили в подогнанные "бээмпэшки". Среди убитых лейтенант Степанченко обнаружил свою жену. Ее не застрелили, ей вспороли, от лобка до грудины, живот. В луже крови, кроме петель выпущенных кишок, он увидел своего еще не родившегося, но уже мертвого ребенка...
      Из части уходили - как бежали. Без оглядки! Сзади чадили, занимаясь огнем, подожженные гаражи и склады. За что потом, уже в России, командиру влепили "строгача" и завели на него уголовное дело, подозревая, что таким образом он хотел сокрыть хищения.
      Ощетинившись во все стороны оружием, готовые на все, рванули в военный городок, где забрали уцелевшие семьи и скарб и уже оттуда, колонной, двинулись на вокзал. По пустым, притихшим улицам.
      Билеты не покупали. Обошлись без билетов.
      "Бээмпэшки" выкатили прямо на платформы и, наведя орудия, захватили пассажирский состав, вышвырнув из вагонов всех чеченцев и не чеченцев тоже.
      Так это было...
      Впоследствии капитан Степанченко слышал много подобных историй. И даже расследовал дело майора-артиллериста, который огнем своей батареи разнес в щепу целый аул, убив полсотни чеченских женщин и детей. В чем совершенно не раскаивался. Потому что чеченцы - не эти, другие, но какая разница - на его глазах убили его жену и его дочь.
      - Я с тех пор каждый раз, выдавая целеуказания, "ошибаюсь" на один-два градуса, - не скрывал майор, - чтобы пару лишних домов зацепить. Чем больше я их прикончу - тем лучше! Потому что хороший чеченец - только мертвый чеченец!
      Понять его можно было.
      И можно было осудить.
      Но капитан сделал все возможное, чтобы его не осудили. Чтобы дело было переквалифицировано по статье "халатность"...
      Под его командованием не было батареи, поэтому он мстил "чехам" по-другому - отмазывая их убийц. Вчера отмазывал русского парня Сашу Мохова, который изнасиловал, а может, даже и нет, чеченскую девушку. Сегодня пытался отмазать контрактника, убившего чеченку и ее брата.
      Первый ему был симпатичен. Второй - нет. Но он все равно его выгораживал.
      - А может, все было не так? Может быть, это не ты напал, а на тебя напали? Напал брат потерпевшей, в которого ты, защищаясь, выстрелил. В результате чего одна из пуль, отрикошетив от земли, попала в потерпевшую, нанеся ей смертельное ранение?.. Три смертельных ранения... - поправил себя следователь, заглянув в материалы дела.
      - Ну да, так и было! - начал вспоминать подозреваемый. Точно так, как вы сейчас сказали...
      Русские солдаты, совершившие в Чечне преступления, редко получают сроки. И очень редко большие. Потому что дела русских солдат расследуют русские следователи и судят их русские судьи у которых чеченцы убили близких, или друзей, или сослуживцев. Поэтому от них трудно требовать непредвзятости...
      Контрактника, убившего чеченскую девушку и ее брата, оправдали. Но убийца все равно не избежал наказания - его выследили и зарезали родственники погибших, которые не надеялись на справедливость русского суда...
      Официально - чеченская война закончена.
      Официально - она даже не была объявлена. Официально ее не было вовсе!
      Но тем не менее она продолжается до сих пор. И на ней продолжают гибнуть люди. С обеих сторон!..
      Глава 52
      Военные не должны давать интервью.
      Военные не должны участвовать в пресс-конференциях.
      И их не должны показывать по телевизору.
      Военные могут давать интервью и пресс-конференции только журналистам газеты "Красная звезда". Потому что с другими им не справиться...
      - Вы считаете, что то, что было, - это не война? - наседала журналистская братия на бравого вида генерала.
      - Так точно - не война! - строевым рыком рапортовал генерал.
      - Но в этой "не войне" использовалась тяжелая бронетехника и штурмовая авиация!
      - Так точно! - соглашался генерал. - Использовалась!
      - И все равно это не война?
      - Никак нет - не война!
      Тогда журналисты цитировали генералу подзабытые им уставы и армейские наставления, где излагалась тактика ведения боевых действий с использованием бронетехники и авиации.
      - Вы и теперь будете утверждать, что это не война?
      - Так точно - буду!
      - Ну хорошо - боевые действия.
      - Никак нет - не боевые!
      - А что тогда?
      - Наведение конституционного порядка!
      - С помощью регулярной армии и систем залпового огня?
      - Так точно!..
      Разговор был дурацкий, потому что односложный. Журналисты приводили многочисленные факты, которые генерал игнорировал. Благодарная телеаудитория была на стороне журналистов.
      - Почему вы отрицаете очевидные вещи, почему не хотите называть вещи своими именами?
      - Никак нет - хочу!
      - Тогда почему не назовете войну - войной?
      - Никак нет - никакой войны не было! Было наведение конституционного порядка!..
      Ладно, черт с ними, с генералами, - что с них взять? Но почему политики открещиваются от войны, как черт от ладана?
      - Как вы считаете, мы выиграем когда-нибудь эту войну?
      - Во-первых, и не войну. Война это когда одно суверенное государство ведет боевые действия против другого суверенного государства, чего в данном конкретном случае нет, так как мы имеем одно и то же суверенное государство, которое ни на кого не нападало...
      - Но бронетехника и авиация?
      - Нью-йоркская полиция в своей работе тоже широко использует бронетехнику и авиацию, в частности бронемашины и патрульные вертолеты, но никому в голову не приходит на этом основании утверждать, что они ведут боевые действия!
      - Но ведь это всего лишь несколько гражданских вертолетов!
      - С точки зрения закона это не имеет никакого значения. Просто, в отличие от них, мы, к сожалению, не располагаем образцами специализированной полицейской техники, отчего вынуждены задействовать в чисто полицейской операции армейские ресурсы.
      - Но масштабы!..
      - Я согласен с вами, что данная контр-террористическая операция по масштабам может быть сопоставима с войной, что лишний раз доказывает нашу решимость бороться с международным терроризмом, но тем не менее таковой не является, так как не подходит ни под одно из определений войны...
      Да что они, сговорились, что ли? Хоть бы один сказал война! Чечню утюжат танки и самолеты, в Россию сотнями идут гробы, а они, как заведенные, толкуют про наведение конституционного порядка.
      Они что, все такие непроходимые тупицы?..
      - ...Полные тупицы! - согласился в кулуарах генерал. - И еще ублюдки! Армия, понимаешь, ведет кровопролитную войну, а они ей свои палки в их колеса суют! Мне бы этих субчиков на пару месяцев на переподготовку!
      - Да, не простой контингент, - поддакнул политик...
      А что бы им не признать войну - войной?
      И заодно американцам не сказать, что они воюют, а не занимаются миротворческой деятельностью?
      И англичанам тоже?
      И евреям до кучи?
      Что они все, как вши на гребешке, крутятся?..
      А потому крутятся - что слово не воробей... И от него иногда, как от того гвоздя в той самой подкове, много что зависит...
      Ведь если назвать войну - войной, то тогда придется разбираться, кто с кем воюет. И против кого? Кто там у них жертва, а кто агрессор?
      Агрессором, по логике, должен считаться тот, кто больше и сильнее. Или кто считает себя больше и сильнее. И кто не хочет называть войну войной.
      Хотя в жизни все почему-то строго наоборот. Почему-то государства-карлики задирают великанов, которым ничего не остается, как...
      Нет-нет, не воевать! Ни в коем случае - боже упаси! Потому что если вдруг воевать, то тогда применительно к ней, к войне, можно поднять ворох международных договоренностей, в которых сам черт ногу сломит.
      И можно прищучить агрессора экономическими санкциями, которые будут поперек горла их бизнесменам и на руку нашим. Отчего наша экономика и валюта пойдут в рост, а их - в известное место...
      Кое-кого, кого полезно, - припугнуть, чтобы вынудить начать диалог, перекраивая старые и выстраивая новые геополитические союзы.
      И обязательно попытаться примирить враждующие стороны, введя между ними голубой прослойкой миротворческие силы, чтобы развести драчунов в разные стороны, как рефери разводит не в меру разгоряченных боксеров. И тогда перестанут гибнуть люди. С той и с другой стороны.
      Что, конечно, благо.
      Вводить миротворческие силы должен тот, кто имеет на это силы. Тот - кто посильнее...
      Но, введя силы, их оттуда уже так просто не вывести, чтобы не спровоцировать новый конфликт. Так что же, там миротворцам навек поселиться?
      Навек - нельзя. Такого никакой миротворец и никакой бюджет не вынесут.
      Значит, нужно дать местному населению возможность разобраться, что им нужно. Для чего, под присмотром голубых касок, провести выборы, дав возможность населению выразить свою волю посредством избирательных бюллетеней, а не оружия. А чтобы они не ошиблись, выдвинуть своего кандидата...
      Ну а дальше - как карта ляжет.
      Географическая...
      Вот по всему по этому ни наши генералы и политики, ни их генералы и политики словами не бросаются. Журналисты - сколько угодно, а эти - ни-ни! Чтобы без погон и кресел не остаться. И без страны.
      Потому что слово - не воробей: вылетит - долго его потом ловить придется. И хрен поймаешь!
      Глава 53
      Современному миру спокойно не живется. Ну - никак!..
      Вот и в Тель-Авиве случился очередной взрыв. В Тель-Авиве каждый божий день случаются взрывы, о которых сообщают мировые информационные агентства. Или - не сообщают, если взрыв был небольшой, убивший всего несколько человек.
      Этот взрыв был как раз таким - о нем мировые агентства не сообщили...
      На остановке стоял араб, дожидаясь городского автобуса. На него обратили внимание проезжавшие мимо полицейские, которым он, видно, чем-то не понравился.
      Полицейская машина остановилась и сдала назад. Из нее выскочили блюстители порядка и подбежали к подозрительному пассажиру, предложив ему предъявить документы.
      Тот явно занервничал.
      Полицейские выхватили и наставили на него оружие.
      Террорист привел в действие спрятанную на животе бомбу, отчего два полицейских и один случайный прохожий погибли на месте и еще двое были ранены. Террориста разнесло в клочья, так что его останки пришлось отскребать от асфальта и собирать по кусочкам, по которым тем не менее его смогли сложить и опознать. Это был один из подручных известного руководителя "Аль-Каиды", за которым давно и безуспешно охотилась израильская разведка. Того, что имел кличку Араб...
      Этот теракт спланировал он. Террорист-смертник должен был сесть в рейсовый автобус, дождаться, когда в него набьется побольше пассажиров, в большинстве своем - женщин и детей, и привести в действие взрывное устройство. Но случилось все иначе, случилось так, как случилось.
      Больших жертв удалось избежать лишь потому, что какой-то неизвестный, но очень бдительный гражданин позвонил в полицейский участок и сообщил о подозрительном субъекте, сшивающемся на автобусной остановке. Хотя его там еще не было... Дежурный вызвал ближайшую полицейскую машину, попросив их проверить поступивший сигнал. Полицейские подъехали к остановке, где спустя минуту благополучно взлетели на воздух.
      Полицейские до конца выполнили свой долг, ценой своей жизни спасая мирное израильское население. Полицейские были героями...
      Террорист-смертник, взорвавший полицейских, с точки зрения своих тоже был героем, защищавшим свой народ. Тоже не пожалев ради этой святой цели своей жизни...
      Командир, пославший его на смерть, был трижды героем. Потому что его считали героем его друзья-арабы, которые знали, что он приговорен израильскими спецслужбами к смерти и что после этого взрыва охота за ним усилится. И считали героем евреи, внедрившие его в арабское подполье, так как понимали, что если он провалится, то его бывшие соратники подвергнут его неизбежной и мучительной смерти. И, кроме всего прочего, он был еще героем России, где его мужество и героизм оценили Золотой Звездой. Потому что, работая в интересах своей Родины, он каждый день ходил по лезвию бритвы, рискуя быть разоблаченным арабами - как израильский шпион или евреями - как русский. Что ни те, ни другие ему, конечно, не простят.
      Поэтому и герой!
      Потому и трижды!..
      Конечно, с точки зрения арабов планируемый им теракт в полной мере не удался.
      Но враги все же погибли.
      Наверное, как могли посчитать евреи, чьи сограждане погибли, этот теракт можно было предупредить и обойтись совсем без жертв, захватив или пристрелив террориста на подходах к остановке.
      Но тем можно было невольно подставить Араба, потому что не может такого быть, чтобы ни одна из планируемых им акций не удалась. Подобное повторяющееся из раза в раз хроническое невезение рано или поздно вызовет у арабов подозрения...
      Наверное, против теракта могли выступить в Москве, предложив ему уклониться от участия в сомнительной акции. Но тогда русские потеряли бы ценного агента, которого могли заподозрить в нечестной игре сразу две стороны, на которые он работал, - арабы и евреи.
      При таком раскладе полицейские были обречены. Потому что кто-то в этой акции должен был обязательно погибнуть. Лучше полицейские, чем мирное население!
      А как иначе?
      А иначе - никак!..
      Глава 54
      Кто ж знал, что все так случится?
      Что из-за чеченской девушки русского солдата Сашку Мохова вначале посадят в тюрьму, а потом выпустят, потому что он пообещает на потерпевшей жениться и она изменит свои показания. И что вместе со свободой он получит досрочный дембель. То есть, оказывается, не все так уж плохо, как ему вначале казалось!..
      Сашка Мохов вышел из ворот тюрьмы и зажмурился от ударившего в глаза солнца. И еще от ощущения свободы! Он зажмурился и поэтому не увидел, как навстречу ему из-за угла кто-то бросился.
      У Сашки все было хорошо - он освободился, отслужил и мог отправляться домой. Прямо сейчас!
      Когда он открыл глаза, перед ним стоял. Стояла...
      Черт побери!..
      Это была Фарида. Ее лицо было закутано в платок так, что видны были только глаза. Которые смотрели на него.
      Под глазами и возле глаз были какие-то тени. Синие.
      Фарида стояла в двух шагах от него, не приближаясь, но и не уходя, стояла молча и покорно, как положено чеченке. Потому что чеченские женщины не должны выражать своих чувств. Даже наедине. А уж тем более на улице... Она стояла, ожидая, что ей скажет ее мужчина. Что он скажет - то она и сделает.
      Когда Фарида изменила показания, отец избил ее. Даже не за то, что она выгородила русского солдата, а за то, что посмела ослушаться. Фарида собрала в узел свои вещи и ушла из дома. Потому что следователь сказал, что русский солдат на ней обязательно женится. И потому что тот сказал то же самое сказал, что они поженятся и он увезет ее к себе домой.
      Фарида поверила им, так как знала, что мужчины слов на ветер не бросают. И еще потому, что терять ей было нечего - все, что могла, она уже потеряла. Теперь уже никто не возьмет ее замуж и не будет общаться с ней так, как раньше...
      Сашка стоял дурак-дураком, не зная, что делать!
      И Фарида стояла.
      Они торчали перед воротами следственного изолятора, и на них уже с интересом поглядывали прохожие.
      - Давай пойдем, что ли? - сказал Сашка, нервно озираясь по сторонам.
      И, повернувшись, быстро пошел.
      Чувствуя, слыша, что Фарида пошла вслед за ним.
      Потом они проголодались и купили еду на базаре - каких-то овощей и хлеб. И пошли на ближайший пустырь, укрывшись в полузаросших травой руинах дома. Фарида ловко и быстро собрала "на стол" и села рядышком, глядя, как Сашка ест.
      - А ты чего не ешь? Ты тоже ешь! - смущенно сказал Сашка.
      Фарида отломила кусочек лепешки.
      Потом, наевшись, он придвинулся к ней поближе и стал гладить рукой, вначале довольно робко, но все более и более уверенно, привлекая ее к себе. Она не сопротивлялась, она прижалась к нему и сделала все, как он хотел...
      Они ходили вместе весь день.
      А потом как-то так получилось, что они оказались в одном автобусе. На соседних сиденьях.
      В принципе, Сашке было все равно. Он не силком ее тащил она сама шла. Фарида не была уродкой, хотя и была "черной", была молода и была удобна во всех отношениях. Она не капризничала, не жаловалась, отдавала ему последний и самый вкусный кусок и в любой момент готова была услужить. Она была незаметна и незаменима.
      Русские девушки такими не бывают.
      А может - пусть, может - черт с ней?.. В конце концов она ему не жена и в загс не тащит. Пусть пока будет рядом. Когда она ему надоест или когда он найдет кого-нибудь лучше, он ее прогонит.
      Уже в России, в поезде, ему пришлось назвать ее своей невестой. Это когда милиционеры, проверяя у нее документы, прикопались к какой-то ерунде и стали рыться в ее вещах и задавать ей вопросы. Фарида растерянно поглядывала в сторону Сашки, а он, отвернувшись к окну, делал вид, что ничего не замечает. Ему не было никакого интереса связываться с милицией, так как его самого тоже уже несколько раз шмонали, чтобы найти припрятанные патроны или гранату.
      Чего он будет нарываться из-за чеченки!..
      Он относился к Фариде хорошо, он почти любил ее, но все равно помнил, кто она такая есть.
      Милиционеры, обступив Фариду, настойчиво спрашивали ее, куда и зачем она едет. Она не знала, что отвечать.
      - Ты одна или, может быть, с кем-то? - допытывались милиционеры, наверное, желая вычислить и арестовать целую чеченскую банду. Или получить с целой банды.
      - Нет, - еле слышно ответила Фарида.
      Милиционеры оживились.
      - Кто еще с тобой едет?
      Фарида показала глазами на Сашку.
      Милиционеры вначале не поняли. Там, куда кивнула чеченка, сидел солдат. Русский. Судя по виду - дембель.
      - Она что - с тобой, что ли? - для порядка спросили они.
      Сашка нехотя, через силу, кивнул. Потому что понимал, что теперь милиционеры все равно от него не отвяжутся.
      - Кто она тебе?
      - Невеста, - сквозь зубы ответил Сашка.
      Ну а кто - знакомая? Если знакомая, то они начнут спрашивать, зачем и куда они едут вместе, и могут ссадить их на ближайшей станции, чтобы выяснить, зачем им понадобилось ехать вместе. Имеют полное право.
      Милиционеры удивленно замерли.
      - Что - точно ли?..
      Сашка промолчал.
      - Ты, парень, не контуженый часом? - удивились вслух милиционеры. - Тебе что, наших баб мало, что ты черную за собой тащишь? Во, блин, дает!
      Но от Фариды отвязались.
      Она села на краешек сиденья и сидела тихо, глядя себе под ноги и даже не шевелясь.
      А Сашка, завалившись на полку и отвернувшись к стенке, натянул на голову одеяло, сделав вид, что спит, чтобы не замечать любопытных взглядов.
      Куда он ее тащит - зачем?..
      * * *
      Через полгода Сашка женился. На Фариде.
      За полгода, что они жили вместе в маленькой, с видом на помойку комнатке в рабочем общежитии, он привык к ней. Не полюбил - нет. Но - привык! Если бы теперь Фарида исчезла хотя бы на полдня, он бы не знал, что делать. Не знал, где купить хлеб, где найти дома соль и как постирать белье. Все это за него делала Фарида - делала безропотно, молчаливо и споро. Ей, после ее аула, где за водой приходилось бегать на реку, таскать ее в кувшине на плече по горным тропам и греть ее на открытом огне, горячая вода, текущая из крана, была за счастье!
      Так что тут у них все было в порядке, то есть полная гармония - Фарида с радостью, не считая это за труд, обихаживала Сашку, что того совершенно устраивало. И этот союз оказался очень прочным.
      Сашка часто и невольно сравнивал Фариду с русскими женами своих новых приятелей. И чаше всего это сравнение было не в их пользу. Те вечно всем были недовольны, скандалили, жаловались на не сложившуюся так, как хотелось бы, жизнь, чуть что убегали к родителям и, случалось, наставляли своим супругам рога. Фариде убегать было некуда - с родственниками она порвала, больше всего на свете боясь, что они узнают, где она теперь живет. Она всем и всегда была довольна и даже когда не была - лишний раз рта не раскрывала. А что касается рогов, то такое ей даже в голову не могло прийти, потому что чеченки не гуляют, зная, что с ними за это может сделать их муж!
      Соседи по общаге скоро привыкли к не похожей на них, но тихой, бесконфликтной чеченке, перестав обращать на нее внимание. И даже Сашкина мать, которая вначале приняла чеченскую невестку в штыки, притерпелась к ней. Уж лучше пусть будет она, чем какая-нибудь своя - оторва!
      Так что у Сашки Мохова все было хорошо.
      Хотя и было на девяносто процентов за счет Фариды.
      И очень хотелось бы написать, что и дальше у них все было хорошо и что жили они долго и счастливо...
      Потому что должно же кому-то повезти.
      Хоть кому-то!
      Например, им...
      Глава 55
      Южные ночи темные. Ни зги не видать!
      В темноте южных ночей слоняется множество не менее темных личностей, которые творят свои темные дела. Они спускаются с гор, выходят из лесов или выбираются из тайных схронов и в обход минных полей и блокпостов пробираются к населенкам. Где заходят в облюбованный дом. Часто - без приглашения.
      - Этот?
      - Он самый.
      Они обходят дом, встают возле окон, чтобы отрезать все пути к отступлению, и стучат в дверь.
      - Кто там?
      - Свои! - отвечают они. По-чеченски.
      Обычно им открывают. Потому что русские солдаты по-чеченски не говорят. Но если не открывают, то они все равно не уходят, врываясь в дом силой.
      Они входят в дом, вытаскивают из постели жильцов и кладут их в чем есть на холодный пол. После чего обыскивают все углы и забирают себе все ценные, которые нашли, вещи.