Глава 6

— Я все подготовил, — сказал мужской сквозь слой поролона голос. — Все подготовил как надо.

— Вы уверены?

— Уверен. Смотрите телевизор. Сегодня будет интересующая вас передача. Будет очень интересная передача. По десятому каналу.

— Хорошо, посмотрю. Раз вы советуете.

— Советую.

— Я позвоню. Еще раз. Сразу после передачи. Мне интересно знать ваше о ней мнение.

— Звоните.

— До свидания.

— Прощайте.

Вначале в зал вошли телохранители. Молча разошлись по сторонам, потеснили из помещения ведущих уборку служащих.

— Вы кто? Вы зачем? Нам надо убирать...

— Уберете. После.

Телохранители затворили двери. Прошли по залу с детекторами взрывчатки и двумя специально натасканными на мины собаками, обследуя каждый метр пола.

— На окнах нужно опустить плотные шторы, — распорядились они.

— Зачем шторы?

— Затем, что нужно.

— Но будет темно!

— Лучше темно, чем страшно. Опустите шторы. Иначе мероприятия не будет.

Через час в зал стали подтягиваться телевизионщики.

— Подойдите, пожалуйста, сюда, — вежливо попросили телохранители.

— Мы?

— Вы.

Журналисты подошли. Оживившиеся собаки потянулись носами к людям и их багажу.

— Будьте любезны, откройте кофры.

— Это что, обыск? — возмутились телевизионщики.

— Ни в коей мере. Мы не имеем права вас обыскивать. Мы просто просим показать, что у вас в кофрах.

— Это самоуправство.

— Но продиктованное необходимостью. Вы журналисты, вы лучше других знаете, что на Хозяина было уже два покушения.

— При чем здесь мы?

— При том, что, если мы пропустим взрывное устройство, пострадают все. В том числе вы.

Телевизионщики открыли кофры. Телохранители перебрали бывшие в кофрах принадлежности в поисках спрятанного оружия.

— Будьте любезны, поднимите руки.

Телевизионщики подняли руки. Они уже не протестовали, они продумывали телевизионные сюжеты и газетные заметки на тему унижения отечественной журналистики, при исполнении ими творческих обязанностей. Отчего перестали препираться.

— Юбки снимать? — сказала журналистка фразу из будущей статьи.

— Юбки не надо. Проходите.

Телевизионщики установили прожектора и закрепили на столе микрофоны. Газетчики приготовили диктофоны.

Из боковой двери быстрыми шагами, в окружении нескольких человек, к столу президиума прошел мужчина.

— Сюда, пожалуйста. В это кресло напротив микрофонов. Здесь вам будет удобно.

Услужливые руки подставили, придвинули кресло. Мужчина сел и уверенно-внимательным взглядом осмотрел зал.

— Можно начинать?

Телохранители, бесшумно передвигаясь, встали у проемов дверей и у стен, сбоку от журналистов. Начальник службы безопасности еле заметно кивнул.

— Валяйте. Начинайте.

— Разрешите пресс-конференцию считать открытой. По залу прокатился шелест затворов фотоаппаратов. Короткие молнии фотовспышек на мгновение ослепили сидящих в президиуме людей.

— Нашего сегодняшнего гостя, я думаю, вам представлять не надо. Поэтому предлагаю сразу перейти к вопросам. Прошу вас...

Интервью длилось час.

Через час был задан главный вопрос. Который все хотели, но боялись задать.

— "Городские ведомости". В обществе ходят упорные слухи о вашей ссоре с Главой областной администрации. Мы бы хотели услышать, так это или нет? И если так, то узнать причины происшедшей размолвки.

Интервьюируемый напрягся лицом и даже привстал со стула.

— Кто это говорит? — почти закричал он. — Кто?! Назовите мне, кто это вам сказал? Фамилию назовите! Фамилию никто не назвал.

— Вот вы журналисты, вы должны освещать факты, а вы собираете сплетни.

Разнервничавшийся интервьюируемый подался вперед, словно желая приблизиться к журналистам. Он почти коснулся микрофонов и с угрозой в голосе сказал:

— Хочу сказать, что отдельные наши газеты превратно толкуют информационную свободу. Они толкуют ее как вседозволенность! Пользуясь непроверенной информацией, они вводят в заблуждение своих читателей, провоцируя в обществе нездоровые настроения. Хочу предупредить, что лично я не оставляю без внимания периодическую печать. И готов судиться с...

Далее произошло что-то непонятное. Что-то страшное. Один из микрофонов, к которому приблизил лицо говорящий, вдруг взорвался, разбросав вперед и в стороны искры огня.

Присутствующие в зале ахнули, отшатнулись от сцены, бросились к дверям. Но быстро пришли в себя. Засудачили.

— Что случилось? Что?

— Микрофон! Там микрофон взорвался!

— Я видел, что микрофон. Почему он взорвался?

— Может, короткое замыкание?

— Какое, к черту, короткое замыкание? Он взорвался. Охрана, выхватив пистолеты, заметалась по залу.

— Стоять! К стене! Всем стоять!..

Подбежали к упавшему за стол шефу.

— Что с ним? Жив?

— Нет. Готов!

Шеф лежал на полу. Раскинув руки. Ногами на спинке опрокинутого стула. Лица у него не было. На том месте, где должно было быть лицо, выпирало и шевелилось изрубленное в фарш мясо с белыми вкраплениями расщепленных костей.

— Е-мое!

— Кто стрелял? Кто стрелял?! — орали, перебегая от человека к человеку и тыча им в глаза дула пистолетов, растерявшиеся телохранители.

— Кто?!

— Никто не стрелял. Никто, — слабо сопротивляясь, отвечали журналисты. — Не было выстрела.

— А ну-руки!

Телохранители тщательно обыскали всех присутствующих в помещении. На этот раз журналисты не сопротивлялись и не пререкались. Журналисты с готовностью выворачивали карманы и бросали на пол бывшие там предметы.

— Пусто!

— У меня тоже ничего нет!

— Кто же?..

— Может, это микрофон? Там микрофон взорвался, — напомнив журналисты.

Телохранители подобрали разбросанные, разбитые микрофоны. Одного микрофона не было. Вернее, была только подставка с торчащим из нее обрубком держака. — Неужели?

— Бред!

— Кто снимал встречу? Кто снимал?..

— Я.

— И я.

— Где ваши камеры?

— Вон.

— Вы можете показать запись? То, что надо было показать?

— Да, наверное.

— Тогда давайте! Быстро давайте!

Операторы перемотали пленку и пустили ее на просмотр.

— Смотрите сюда.

Телохранители припали к окулярам.

Там был живой шеф. Он разговаривал. Потом вдруг скрылся в мгновенной вспышке взрыва. И уже не появился.

— А замедлить можно?

— Можно.

Операторы прокрутили пленку с трехкратным замедлением.

— А еще?

— Можно еще. Только, видно, будет хуже.

— Черт с ним, что хуже. Главное, медленно.

На двадцатикратном замедлении было видно, как вдруг, разламываясь на части, разлетелся самый большой и самый, близкий к выступавшему микрофон. Как пороховая волна ударила его в лицо.

Микрофон!

Не было киллера. Был микрофон!

— Чей микрофон? — спросил начальник охраны. — Чей?!

Микрофон был ничей. Был лишний.

Кто поставил микрофон на стол, установить было невозможно.

Телохранители прошли по периметру сцены, осматривая все вокруг. На задней стене в нескольких местах они обнаружили дыры и лежащую под ними на полу выбитую, раскрошенную штукатурку. В глубине дыр торчали черные, обугленные металлические головки. Они расковыряли ножами штукатурку и вытащили короткие обрезки гвоздей.

Огляделись, собрали с пола еще два десятка металлических обрубков.

Так вот как!..

Обшарив зал, нашли железные рваные по краям осколки. Остатки металлического стакана микрофона, в который были заключены взрывчатка и поверх нее гвозди.

— Вот падлы! Что удумали!

Короткий металлический стакан играл роль направляющего в нужную сторону заряд орудийного ствола. Гвозди подменяли шрапнель. Провод, идущий от стойки микрофона, никуда не привел. И никуда не должен был привести, потому что микрофон приводился в действие посредством радиовзрывателя. Провод был лишь антенной.

Убийце даже не надо было находиться в зале. Он мог наблюдать за пресс-конференцией по телевизору, потому что один из каналов, десятый канал, вел трансляцию в прямом эфире. Он мог смотреть телевизор и мог в нужный момент замкнуть провода.

Глава 7

Город был новый. Незнакомый. И в то же время знакомый, потому что похожий на все прочие двухсоттысячные города страны. Город имел один вокзал, одну автостанцию, несколько кинотеатров, несколько сотен магазинов и сорок тысяч квартир.

Из которых надо было выбрать одну.

Вначале Ревизор выбрал здание. Типовую пятиэтажную хрущевку. Оставив без внимания стоящие рядом кирпичные девятиэтажки. Хрущевки были самым дешевым жильем. С самыми дешевыми, мгновенно открываемыми замками. И с жильцами, которые ходили на службу. В более престижном жилье можно было нарваться на замки повышенной секретности, на сигнализацию, собак, охранников и тунеядствующих членов семьи.

Ревизор зашел в крайние подъезды. В первый. И последний. Прошел по этажам, выбирая боковые, с окнами, выходящими на три стороны, квартиры. Определил наименее посещаемые. Таких было три. Позвонил в одну.

— Кто там?

— Извините. У вас не найдется лишняя одежда?

— Проходи давай, попрошайка...

Неудачно.

Следующие двери.

— У вас не проживают Петровы?

— Какие Петровы? Нет у нас никаких Петровых! Тоже мимо. Еще одни двери.

Звонок.

Звонок.

Звонок.

Кажется, пусто.

Ревизор сунул в замочную скважину универсальную отмычку, повернул, толкнул открытую дверь ногой, крикнул:

«У вас дверь открыта!», зашел внутрь. Квартира была обжитой, и, значит, надо было поторапливаться.

Следуя раз и навсегда заведенному правилу, Ревизор начал со страховки. Прошел на кухню, снял с газовой плиты кастрюли и чайник, снял решетку, выдернул конфорки, положил рядом мыльницу и найденный в ванной комнате помазок.

Вроде похоже. На проверку газовой плиты похоже.

Теперь можно было работать.

Ревизор вытащил из кармана паспорт. Раскрыл, согнул полукругом страницу. Поддел ногтем за уголок еле-еле приклеенную фотографию и оторвал ее от листа.

Прошел в комнату, отыскал несколько простых, с твердой оболочкой карандашей. Расщепил их. Орудуя ножом, стесал, заострил концы, получив несколько разного размера и формы деревянных пробоев. Внимательно осмотрел их. Несколько забраковал. Несколько выточил заново.

Инструмент был готов.

Осталось оборудовать рабочее место.

Ревизор снял со стены деревянную, для резки хлеба, доску. Постелил на нее несколько плотных, вырванных из «Книги о вкусной и здоровой пище» страниц. Положил на них свою, лицом вниз, фотографию. На нее точно так же, лицом вниз, чужую. И, вставляя деревянные пробои в углубления на обратной стороне верхней фотографии, стал постукивать по ним ручкой ножа, выдавливая на нижней фотографии буквы объемных оттисков. Вверху — печатку, внизу часть букв слова ПАСПОРТ. Верхнюю фотографию он использовал как шаблон, позволяющий пробивать буквы в тех местах, что были на фотографии прежнего владельца паспорта.

Подготовленную фотографию он промазал тончайшим слоем клея и, точно совместив буквы, припечатал свой портрет к паспорту. К чужому паспорту. Но теперь уже к своему паспорту.

Дело было сделано.

Резидент сжег ставшими ненужными чужую и свои фотографии, подстеленную на доску бумагу, остатки карандашей. Смыл пепел в раковину. Убрал доску, мыльницу, помазок. Поставил стол и стулья точно так, как они стояли до его прихода.

Подмел пол.

Прошел в коридор. Прислушался.

На лестничной площадке все было тихо. В глазок просматривалась противоположная стена.

Кажется, все спокойно.

Открыл замок. Распахнул дверь.

Нет. Оказывается, не спокойно...

Перед ним, вдоль стены, вверху и внизу на лестнице густо стояли вооруженные кто чем жильцы. Тихо стояли. Не дыша.

Ну что за невезуха!

— Это он! — истерично закричала старушка со скалкой. — Я видела, как он дверь открывал! Я все в глазок видела! Вор! Бандит!

— Ага! — грозно сказал мужчина с топором. — Попался!

Гад!

— Бей его! Пока он не убег!

Жильцы выставили вперед топоры, скалки и кухонные ножи и развернутым строем пошли в атаку на пойманного ими домушника.

Деваться было некуда. Пробиваться через скалки — затруднительно. Сдаваться на милость наступающего врага невозможно.

— По голове его! — взвизгнула старушка с молотком, вдохновляя соседей на подвиг.

Скалки, сковородки, топоры взлетели к потолку. Пора было ретироваться. Или... Или атаковать.

— Очень хорошо! — подчеркнуто спокойно сказал Ревизор. — Очень хорошо, что вы все здесь собрались. Не надо будет за вами по квартирам ходить. Сейчас пойдете понятыми.

— Чего? — не поняли жильцы.

— Понятыми пойдете. Протокол подписывать.

Жильцы замерли в нерешительности.

— Зачем протокол? — спросил кто-то. — Затем, что положено. При осмотре места происшествия и тел потерпевших. Вы что, граждане, с луны свалились? Вы что, не знаете, что сегодня ваших соседей убили? Вот этих, — показал он на дверь.

— Прохоровых? — ахнула толпа.

— Ну да. Именно Прохоровых. Зарезали. Всех.

— Я же их три часа назад видела, — удивленно сказала какая-то женщина.

— Вот после этого и зарезали. Неизвестные преступники. А вы вместо того, чтобы бандитов выслеживать, на следователей бросаетесь. С топорами.

Жильцы пристыженно переглянулись. Спрятали за спины свое импровизированное оружие.

— Короче, мне нужны понятые. Чтобы они трупы посмотрели и протокол подписали. Кто хочет трупы посмотреть?

— Я!

— Я!

— Меня возьмите!

Трупы хотели посмотреть все.

— Нет, всех пустить не могу. Могу только двух человек.

— Тогда меня!

— Нет, лучше меня, — затараторили соседи, отпихивая друг друга локтями.

— А ну тихо! — гаркнул следователь. — Разорались тут! В общем, вы пока решите, кто пойдет, а я до машины схожу. Решите — скажете капитану Митрохину, чтобы он вас оформил. Он там, — показал Ревизор на дверь. Приоткрыл ее и крикнул: — Слышь, Володя, тут понятые напирают! Ты их потом оформи, когда они определятся. Только паспорта взять не забудь.

Оттер от проема двери полезших туда любопытных:

— Ну нельзя! Говорят же, нельзя! Понятым можно. Остальным нельзя! А ну, отойдите от двери! Ну что за люди! Вот я вас сейчас за хулиганство...

Захлопнул дверь. Прошел по живому коридору уважительно расступающихся жильцов к лестнице.

— Товарищ следователь, а можно узнать, как их? Чем их? — дрожащими от нетерпения голосами поинтересовались жильцы.

— Известно чем. Финкой по горлу. А потом мясорубкой по голове. Чтобы наверняка. Чтобы мозги наружу. По всей квартире. И по мясорубке...

— Ой!

Жильцы на секунду присмирели. Но потом снова полезли с вопросами:

— А где они лежат?

— Крови много?

— А посмотреть потом можно будет?

— Все! Больше ничего сказать не могу! Тайна следствия. Пустите меня! Тороплюсь я!

Побежал вниз по лестнице, слыша, как жильцы начинают свару за вакантные пока места понятых.

— А когда милиция приедет, нам что говорить? — перекрывая шум, крикнул сверху женский голос.

— Что? Какая милиция?

— Мы милицию вызвали!

— Давно?

— Минут десять назад. Милиция была не к месту.

— Вы позвоните им, скажите, что произошла ошибка. Что они не нужны. Только убедительно скажите. А то иначе они вам за ложный вызов штраф вчинят. Здоровый штраф. Триста минимальных зарплат...

Глава 8

Глава банковского дома «Региональный кредит» менял обстановку. В своем директорском офисе.

Глава банковского дома «Региональный кредит» менял обстановку раз в квартал. Чтобы продемонстрировать своим партнерам, своим друзьям и своим недругам, что крепко стоит на ногах. Раз в каждый квартал может позволить себе менять покрытие пола, столы, светильники, шкафы, стулья, кресла и секретаршу.

Секретаршу он тоже менял раз в квартал. Потому что мог себе это позволить. Но еще более потому, что секретарша это тоже предмет престижа и демонстрации благополучия.

— Вам факс! С пометкой «Срочно», — информировала по внутреннему телефону новая секретарша.

— Зайди. Секретарша зашла.

— Чего это у тебя юбка такая? На работе? — недовольно спросил шеф.

— Что? Слишком короткая? — испуганно встрепенулась, виновато собрала губки бантиком, секретарша.

— Нет. Слишком длинная. Ты что должна делать? На работе?

— Отвечать по телефону, принимать факсы...

— Для приема факсов у меня канцелярский отдел. Для телефонов — информационная служба. А ты нужна, чтобы подчеркивать престиж Хозяина. Меня! Въехала?

— Что?

— Я спрашиваю, ты въехала или нет?

— Я не совсем понимаю...

— Тебя откуда на это место взяли?

— С конкурса красоты. Я финалистка конкурса красоты.

— Чубствуется.

— Что?

— Чувствуется, что финалистка. Секретарша потупила взор.

— И вот так смотреть тоже не надо! Смотреть надо прямо в глаза, многозначительно, многообещающе и призывно. Что, на конкурсе красоты не учили?

— Учили.

— Учили... Все, на сегодня — свободна. Завтра придешь в девять. С нормальным взором. В нормальной юбке. Под юбкой белье. Черное. Французское. С кружевами.

— Белье?! Зачем белье?

— Затем, что, когда кофе гостям подавать, наклоняться надо!

— Хорошо. Я попробую.

— Попробуй. Не получится — уволю. К чертовой матери! Мне занюханные девицы, снимающие бумагу с факсов, не нужны. Пошла отсюда.

Секретарша, дрожа ресницами и шмыгая носом, вышла. Ничего! Обломается, доброй секретаршей станет. Еще такой станет, что расставаться будет жаль. Но придется. Чтобы следующую взять. Для престижа.

Глава банковского дома «Региональный кредит» откинулся на спинку кресла. Очень добротное кресло. Выписанное из Америки за две с половиной тысячи баксов.

"Кресло тоже надо будет сменить, — подумал он. — Раз все менять, то и кресло менять. Престиж важнее денег. Потому что приносит деньги. Сидя на табуретке, можно заработать только на бутылку. Усевшись на трон — получить в полное свое распоряжение целое государство. Разница? А ведь и там и там сидишь. Задом. Хоть на табуретке. Хоть на троне.

Менять кресло! Безоговорочно".

Глава Банковского дома вызвал завхоза:

— Вы новую мебель привезли?

— Да. Привезли.

— Смените к завтрашнему дню. Все. И кресло тоже.

— До завтра не успеть.

— Не успеете до завтра, послезавтра будете искать новую работу.

— Но.

— Я плачу деньги не за умение обосновывать невозможность исполнения работ. В котором вы преуспели больше, чем в выполнении служебных обязанностей. Все. Свободны.

— Я попробую. Я постараюсь. Я сделаю.

— До девяти утра.

— До девяти... Конечно... Я попробую... Я постараюсь. К девяти часам утра мебель была заменена.

— Прошу! — пригласил глава Банковского дома своих гостей.

— Ба! Да у тебя новая обстановка!

— Когда успел? Ведь еще вчера...

— Успел.

— Какой стол! Стулья! И кресло! Ты где такое кресло оторвал?

— Обыкновенное кресло. Удобное,

— Ну ты фокусник.

Гости не сели за стол заседаний. Сели в глубокие, тоже новые кресла, против, через низкий журнальный столик, шикарного кресла хозяина кабинета. Он выкатил его на середину кабинета специально. Чтобы подчеркнуть свое к друзьям доброе отношение. И свое от них кардинальное отличие.

— Кофе?

— Можно.

— Кофе!

Кофе внесла секретарша. В короткой, под подбородок юбке.

— Приятного аппетита!

Низко наклоняясь, поставила поднос с кофе на столик.

— У тебя и секретарша новая?

— У меня все новое. Кроме старых друзей.

— Скажи, ты где берешь таких красоток?

— На улице.

— А выбираешь как?

— Под цвет новой мебели.

— Ха-ха!

— Может, угостишь?

— Угощу. Когда она выработает гарантийный срок.

— Ха-ха!

Потом смех кончился. Потом пошел разговор по делу.

— Хрыч хочет сгрести под себя бюджет.

— Не сгребет.

— Хрыч сможет. У него волосатая лапа в доме на площади.

— Укоротим. Если возьмемся вместе.

— Вместе страшно. Ты, если что, устоишь. А мы полопаемся. В брызги. Как мыльные пузыри.

— Ничего, я подмогу.

— Словами соболезнования?

— Нет. Кредитами. Кредитами Большого Банка.

— Большой Банк это серьезно.

— Это даже более серьезно, чем вы предполагаете.

— Что взамен? Наличные проценты?

— Нет. Помощь на местах.

— Кого-то надо свалить?

— Никого не надо. Требуется небольшая помощь в анализе перспектив перераспределения рынка основных фондов региона.

— Понятно. Хотят урвать кусочек одной шестой мира? Ничего не выйдет.

— Отчего так пессимистично?

— Регион делит главный босс.

— Договоримся.

— Не договоримся.

— Почему не договоримся?

— Потому что с ним уже договорились. Крутые забугорные ребята. Которые платят валютой и недвижимостью. На далеких тропических островах. Вы можете предложить что-то сверх того?

— Могу. Политическую протекцию в верхах.

— Ты завел знакомство с буграми за красной стеной?

— Нет. С Большим Банком. Который водит дружбу с буфами. В том числе с буграми.

— А если Он не согласится?

— Не договоримся миром — надавим!

— Один такой уже давил...

— Лично я пас.

— Я тоже!

— Согласен. В такую драку лучше не лезть. Можно грыжу нажить.

— Или головы лишиться.

— Можно лишиться. А можно не лишиться. Можно выиграть втрое. И можно свалить столь нелюбезного вам хрыча.

— В таком случае — хай живе и здравствуе хрыч.

— Даже так?

— Так. Я не полезу в большую драку.

— Я тоже. И честно говоря, тебе тоже не советую. Несмотря на обещанные кредиты.

— Предлагаешь отступить?

— Предлагаю. Потому что большой кредит не стоит маленькой жизни.

— Жаль.

— Нам тоже.

— Я надеюсь, вы еще подумаете. До завтра. Завтра до полудня я жду ваших окончательных ответов. Жду здесь!

— Пугаешь? — улыбнулся один из присутствующих.

— Нет. Надеюсь на ваше благоразумие. До завтра.

— До завтра...

На завтра встреча не получилась. Вечером глава банковского дома «Региональный кредит» почувствовал себя плохо. Он принял три таблетки аспирина и уснул. Утром легче не стало, стало хуже. Но он все равно поехал на работу. Работа его радовала больше, чем дом. Работа была его жизнью. По крайней мере, так он думал до сегодняшнего дня.

Он сел в свое новое трехтысячедолларовое кресло и потребовал кофе и документы, подготовленные для подписи.

Он выпил кофе и начал читать проекты договоров. Но не смог. Его тошнило, и у него сильно кружилась голова.

Он попросил никого к нему не пускать. Опустил спинку кресла, откинулся на нее и попытался расслабиться. Может быть, даже уснуть.

Но не смог. Тошнота усиливалась с каждой минутой.

Он заподозрил неладное. Подумал, что его отравили. Только кто? Он не употреблял непроверенных продуктов. Встречался только с близкими, которым доверял, людьми.

Он вызвал секретаршу. Хотел попросить ее пригласить врача, но его вырвало. Прямо на стол. На подготовленные к просмотру документы.

Испугавшаяся до полусмерти секретарша вызвала «Скорую помощь». Шефа увезли в больницу. В сопровождении эскорта машин охраны.

В приемном покое врачи выслушали жалобы секретарши. Осмотрели больного.

— Что с ним? — спросил начальник охраны. Врачи пожали плечами.

— Может, его отравили?

— Как отравили? — удивились врачи. — Что вы такое говорите?

— Знаю, что говорю! В его кругу такое случается. Часто.

— Ну если вы так считаете...

Больному влили в глотку три литра теплой воды, промыли желудок.

— На первый взгляд ничего подозрительного не видно, — сказали врачи, осмотрев выплеснувшееся содержимое желудка.

— Отчего же он такой? Никакой?

— Может, грипп? Или осложненное ОРЗ?

— С потерей сознания? Есть у вас тут кто-нибудь соображающий? Какой-нибудь профессор?

— Есть. Но он занят.

— Он должен быть здесь.

Начальник охраны вытащил из кармана пачку долларов.

— Я прошу вас передать ему мою просьбу. Профессор пришел через минуту.

— Где больной?

— Вот он.

— Разденьте его. Больного раздели. Донага.

— Ничего не понимаю.

— Что, профессор?

— Работа больного не связана с открытым огнем?

— Нет. Она связана с деньгами.

— Вы не знаете, он не получал в последнее время ожогов?

— Нет.

— Тогда совсем ничего не понимаю. Вот смотрите, — ткнул профессор пальцем в спину больного. — Видите? Это ожог!

Явный ожог. Откуда он мог взяться?

— Я не знаю.

— Погодите, погодите. Это не просто ожог. Этот ожог noхож... Этот ожог похож на лучевой ожог!

— На что?

— На ожог, вызванный сильной дозой радиации! У меня такое впечатление, что он...

Начальник охраны, ничего не сказав, по-военному развернулся на каблуках и вышел.

— Дозиметр! — коротко сказал он, появившись в банке. Нашли, принесли дозиметр. Положили его на кресло шефа. Прибор зашкалил!

— Четыреста рентген в час!

— Сколько?!

— Четыреста.

— Е-о! Как в Чернобыле!

— Дайте мне лом! — приказал начальник охраны. — Скорее дайте мне лом!

— Лом? Зачем лом?

— Я сказал лом! Быстро!

С пожарного щита в подвале сняли лом. Принесли бегом.

Начальник охраны перехватил лом и двумя руками, сверху, обрушил его на кресло.

И еще раз!

И еще...

Кресло под ударами разваливалось на куски. Вначале отлетели ножки, потом подлокотники, спинка...

Из-за разодранной в клочья кожаной обивки выпал какой-то небольшой сверток. Выпал и откатился в сторону.

— Этот? — спросил начальник охраны. Поднесли к свертку дозиметр.

— Он! Он самый! Источник излучения...

— Суки! — тихо сказал начальник охраны и, резко повернувшись, вышел из кабинета...

Глава банковского дома «Региональный кредит» умер к вечеру.

Небольшую дозу получила уборщица, убиравшая кабинет. Гораздо большую — рабочие, переносившие кресло. Самую большую — секретарша и зам шефа по кадрам. Которые, сидя в фонившем кресле, занимались любовью в кабинете шефа...

— Работа сделана, — сказал в телефонную трубку поролоновый голос.

— Я уже знаю.

— Вы удовлетворены?

— Вполне. И хочу надеяться, что никто ничего не узнает.

— Можете быть спокойны! Это средство не оставляет следов. И не оставляет свидетелей.