Вначале Ревизор «нашел» подходящий паспорт. Потом купил орденские планки и в далеком городе заказал у ювелира копию Золотой Звезды. Потом отращивал щетину и, сидя перед зеркалом и размазывая по коже грим, рисовал лица.
Нет, плохо.
Еще хуже.
Так лучше, но все равно не то. Какой-то премьер-трагик в главной роли в опере «Жизнь за царя». На сцене было бы, может, и ничего, но не в жизни.
А если так?
Нет, тоже неубедительно.
Одно лицо ничего не дает. Те, в далекой учебке инструкторы, утверждали, что общее впечатление важнее самого изощренного грима. Человек видит не лицо — видит образ в целом. То есть всего человека с лицом, фигурой, походкой, манерами, мимикой, жестами, звуками, запахами... Нужно лепить целый образ, причем, как настаивали преподаватели актерского мастерства, с его биографией, характером и внутренними конфликтами.
Какой должна быть биография? Обычная — индустриализация, война, восстановление народного хозяйства, немного тюрьмы, много болезней... Теперь характер. Характер, конеч-н0, не подарок, потому что война, тюрьма, индустриализация... Тут у кого хочешь нервы сдадут.
А если конкретизироваться?
Немного занудливый, раздраженный, вспыльчивый, можно сказать, даже скандальный. Но все это со знаком плюс, так к право имеет, жизнь свою положив на благо страны.
Отсюда одежда... походка... мимика... манера разговаривать, медленно, немного с одышкой и вот так вот мелко подергивая щекой после давней контузии...
Теперь походить, поговорить, пожестикулировать.
Нет, плохо, надо повторить.
Повторить.
Еще повторить.
Вот теперь вроде ничего. Теперь убедительно...
Древний старичок с планками орденов на засаленном, древнего покроя пиджаке бродил по зданию областной администрации. Он был запущен, неопрятен, от него попахивало старостью, грязью и, кажется, даже чуть-чуть застарелой мочой. Его можно было принять за бомжа, если бы над планками орденов не висела Звезда Героя Советского Союза.
Иногда подуставший ветеран садился в расставленные вдоль стен кресла, переводил дух и снова отправлялся в долгий путь по этажам. Чувствовалось, что он не большой любитель таскаться по кабинетам и что если бы не крайняя нужда...
— Дедушка, вы кого ищете? — спрашивали его пробегавшие мимо работники аппарата.
— Правду ишшу, — отвечал дед, хватая работника за полу пиджака и пытаясь рассказать свою беду. — Я ветеран... Я на Первом Прибалтийском, Втором Белорусском, Первом Украинском, на Курской дуге, в Корсунь-Шевченковской операции...
Работник вырывался и бежал дальше. Ну и слава богу. Наконец, дед увидел того, кого хотел. Увидел куда-то спешащего младшего Референта Главы администрации.
— Мне маршал Жуков собственноручно... А генерал Рыбалко при форсировании... — шептал ветеран, тихо передвигаясь по длинному, как жизнь, коридору.
Наверное, он уже не очень хорошо видел и поэтому, качнувшись в сторону, случайно задел проходящего мимо Референта. Вернее, Референт задел, отчего должен был почувствовать себя виноватым, но не почувствовал ничего. Не почувствовал, как в карман его пиджака упала какая-то, размером с булавочную головку, соринка.
— Смотреть надо, — ворчливо сказал оскорбленный ветеран.
— Простите, — дежурно, на ходу извинился Референт и побежал дальше.
Ветеран поворчал еще минут пятнадцать и тоже пошел. Домой пошел. В снятую пару дней назад квартиру в доме, расположенном в пределах прямой видимости от здания администрации.
Там он поставил на подоконник и включил в сеть магнитофон. Обыкновенный подержанный двухкассетник.
Магнитофон заговорил человеческим голосом. Голосом Референта:
— Извините, но в этом вопросе я вам помочь не могу. Мне очень жаль...
Убавил звук до минимума.
— Вам необходимо пройти в кабинет номер двенадцать. Да, можете сослаться на меня...
Нормальная чиновничья трепотня.
Ревизор сел в кресло и, выдавив на ватку крем, стал снимать грим.
— Приходите завтра к десяти часам утра... Вам надо подать заявление на имя... Здравствуйте... До свидания...
Переход в другое помещение, и вдруг тишина. Абсолютная тишина. Неужели микрофон?
Ревизор добавил громкость. Тот же результат.
Отмотал чуть назад пленку. Включил воспроизведение.
Стук в двери. Звук шагов. Скорее всего, по коридору. Опять шаги, но другие, более быстрые и другой тональности — спускается по лестнице. Снова изменение ритма — площадка. Быстрый стук — лестница. Площадка... Спустился на три этажа, похоже, в подвал. Опять шаги. Если их подсчитать, можно вычислить расстояние. Какой-то неясный скрип, напоминающий металлический. И... обрыв звука. Мгновенный, словно дверь захлопнули...
Или действительно захлопнули?
Отмотать назад и снова послушать. Шаги... лестница... шаги... металлический скрип... Очень похоже надверные петли. Вернее, на массивные петли бронированной дверцы сейфа. Но зачем там металлическая дверь? Вход в бомбоубежище? Или?..
Или вход в непроницаемое для радиосигналов помещение. В спецбокс, называемый по-простому «заглушка». Но тогда!..
Стоп! Спешить с выводами рано. Сейчас он выйдет, и, возможно, ситуация прояснится — он кому-нибудь что-нибудь скажет или ему скажут...
Но Референт не вышел. Не вышел через час, не вышел через два, не вышел через десять. Вообще не вышел!
Но не живет же он там, в подвале!
Значит, получается, что это действительно спецбокс. И получается, что дело — дрянь! По всей видимости, они нашли «клопа». Он зашел в бокс, и его проверили на наличие электронной записывающей и прочей аппаратуры, потому что всегда проверяют. Его проверили и нашли, что искали. Нашли микрофон. Какой прокол!
Но кто мог знать, что в обычном административном здании есть спецбокс, который не каждая областная ФСБ имеет! А эти...
Зачем им спецбокс, который предназначен для работы в условиях тотальной технической слежки? Например, в посольствах, расположенных на территории вероятного противника, для доверительного общения с особо ценными агентами.
А здесь вроде как своя страна.
Очень интересно. Все более и более интересно! «Кукла», спецбокс... Может, это то, что он так долго искал? Совсем не там искал, вынужденно использовав тактический прием пальбы по площадям, натравливая слежку чуть не на каждого второго жителя области.
Может, это именно та арбузная корочка, на которой, споткнувшись, сломал себе шею Резидент? Тогда надо крайне осторожно, на цыпочках...
Бывших в его распоряжении наемных филеров Ревизор забраковал — не тот уровень. Им можно доверить разработку бизнесменов и уголовников, но не людей, которые располагают профессиональным шпионским оборудованием. Против оборудования должно работать оборудование, а не наспех мобилизованные шпики.
Нужно изыскивать новые технические возможности. Нужно изыскивать такие возможности, которыми не располагает противник, чтобы опередить его хотя бы на полшага. Просто «жуки» здесь не подойдут. Просто «жука» они уже нашли.
Нужны самые новые разработки.
Только где их взять?
Обращаться за помощью в альма-матер смысла нет. Во-первых, это не поощряется, во-вторых, неограниченные возможности Конторы давно закончились. Остались только ограниченные. В виде морально устаревших, трех-пятилетней давности спецсредств. Что для спецсредств, учитывая темпы развития электроники, много.
Требуется более современная техника. Самая современная. Которую можно найти в «их» спецслужбах, а у нас только в элитных подразделениях ФСБ и Службы Безопасности Президента. Или... в структурах, работающих против ФСБ и Службы Безопасности.
Одну такую фирму Ревизор, кажется, знал, хотя она не рекламировала свои услуги и не размещалась в желто-золотых телефонных справочниках. Лишь однажды ее название было вскользь упомянуто в телевизионных новостях в связи с очередным скандалом, разразившимся в высших эшелонах власти. Фирма предоставила свои технические возможности одной из конфликтующих сторон. И, значит, имела такие возможности.
Но обращаться к ним напрямую нельзя. Слишком опасно. Нужно действовать обходным маневром, исподтишка.
Ревизор поймал одного из работников АО возле машины. Ревизор был в новорусском прикиде, который, так же как армейская форма, обезличивал, оставляя в памяти собеседника только слепящий блеск золотого цепака, перстней и часов «роллекс».
— Короче, мужик, мне «жучила» нужен, по которому чужой базар чисто, как если рядом стоять, слышно. Охота мне за своей телухой поглядеть, куда она, стерва, ноги делает, когда я с хаты валю.
— Какой «жучила»? Извините, я вас не понимаю. Я работаю просто охранником.
— Кончай ерзать! Мне корефаны шепнули, что у вас здесь все есть. И «жучила», и видаки. Кореша по-пустому тренькать не станут.
— Я никак не пойму, что вы хотите, — чуть менее уверенно заявил работник АО.
Браток сунул еще тысячу.
— Ты, я вижу, сам нулевой. Но оттуда. Ты сведи меня, чисто, с кем надо, чтобы порожняк не гонять, а я в долгу не останусь.
Вытащил, распушил веером двадцать стодолларовых купюр. Но на этот раз в карман их не сунул.
— Может, вам прийти в офис, заключить официальный договор и...
— Ну ты меня вконец запарил. Мне с договорами лучше не дрематься. Я наличными бабками забашляю.
Добавил к первому вееру другой, такого же достоинства.
— Ну тебе чего, шесть штук «зелени» мало?
Охранник менжевался.
— Ну я гляжу, ты какой-то малахольный, блин, какой-то тормозной, — потянул браток деньги к себе.
— Нет, я могу попробовать. Но у нас с этим строго, и вряд ли он...
— А ты кинь ему задаток. За базар. Тока за один базар. Вытащил толстую, перетянутую веревкой пачку.
— Это ему, за чтоб он тебя послушал. А если он придет, я ему в два раза отстегну. Десять кусков президентами, как с куста! За то, что тока придет! А за потом другой базар будет.
У охранника глаза на лоб полезли.
— И тебе, если он придет, пять брошу. Мне за дело баб не жалко. Бабки без дела — фуфло. Ну что, сделаешь? Охранник неопределенно кивнул.
— Я его на железке ждать буду. Сотая верста. Как сойдет пусть канает прямо по шпалам до тропы и потом сто шагов поляны. Я на поляне буду.
— А если... если он не согласится?
— Тогда хрен тебе пять кусков...
Охранник согласился. Конечно, в фирме было строго с этим делом, но за такие немереные бабки...
Он согласился, но встретиться с технарем было непросто.
Технарь не случайный охранник, с которым можно встречаться запросто, с глазу на глаз. С технарем надо держать ухо востро, по возможности оставляя между ним и собой зазор...
Который найти... хоть даже в аэропорту.
— Совершил посадку рейс 2449 из Ташкента. Просьба встречающих пройти в зал приема пассажиров, расположенный в левом крыле аэровокзала...
Пассажиры рейса 2449 были неодинаковы. Они были разные.
Одни радостно бросались на грудь встречающих их Маш и Саш. И, обнимаясь и похлопывая друг друга по спинам и плечам, толпой шли к выходу. Эти не подходили. Эти были местные. Или имели местных родственников.
Другие молча проходили к встречающим их машинам.
К этим лучше вообще не приближаться.
Третьи встречали своих любимых. И, кроме как о своих любимых, ни о чем не думали.
Они были невнушаемы и потому бесполезны.
Равно как липнущие друг к другу толпы туристов-экскурсантов...
Стоило присмотреться к пассажирам, которых никто не встречал и которые, никуда не спеша, бесцельно слонялись по зданию аэровокзала. Эти пассажиры были транзитниками. Они не жили в этом городе. И не имели в нем родственников. Они прилетели сюда на несколько часов, только для того, чтобы пересесть в другой самолет.
Они никому, ничего рассказать не могли...
Вон тот мужчина, очень представительного вида. Он подходит больше всего.
— Извините, вы не в Киев летите?
— Нет, не в Киев. В Вильнюс. В Вильнюс было нормально.
— А в чем, собственно, дело?
— Вы бы не могли мне помочь? В чрезвычайно важном для меня деле.
— У вас что-то случилось?
— Ничего особенного. Я хотел попросить вас съездить в одно место, чтобы...
— Ой, нет. Я не смогу. У меня через четыре часа начинается регистрация.
— Нам хватит полутора часов. Через полтора, максимум два часа вы будете в аэропорту, вот на этом самом месте; Я обещаю вам!
— Нет! Простите! Лучше поищите кого-нибудь другого,
— Я очень прошу вас! Дело идет о жизни и смерти.
— Но я могу опоздать на самолет!
— Если вы опоздаете на самолет, вы полетите следующим рейсом, который будет ночью. Все связанные с этим расходы я компенсирую. В десятикратном размере. — Ревизор вытащил пачку денег: — Вот возьмите.
— Не нужны мне ваши деньги!
— Это еще не деньги. Вернее, не все деньги. Вот еще. Аванс за работу. Полторы тысячи долларов. Половина причитающегося вам вознаграждения.
Мужчина ошалело смотрел на деньги.
— Если мы опоздаем, вы оставите их себе. В любом случае, Даже если вам не придется мне помочь. Надеюсь, вы мне не откажете?
Три тысячи за полтора часа работы?!
— Ну если дело идет о жизни и смерти... Что я должен делать?
— Провести деловые переговоры. За меня.
— Почему за вас?
— Дело в том, что вам придется встречаться с моими конкурентами, которые знают меня как облупленного. А вас не знают.
— Но я не смогу...
— Сможете. Я дам вам наушник и дам микрофон. Вам лишь придется повторять то, что я вам буду говорить...
На узкой лесной тропинке столкнулись два впервые увидевшие друг друга человека.
— Это вы?.. — напряженно спросил транзитный пассажир.
— Он это, он, — сказал голос в наушнике.
— Зачем вы меня искали? — спросил пришедший на свидание технарь.
— Отдай ему деньги.
— Вот ваши деньги.
— За то, что он пришел.
— За то, что вы пришли.
— Я не возьму никаких денег, — сказал технарь, взяв деньги. — Пока не узнаю, что вам от меня нужно.
— Вам нужна кое-какая аппаратура.
— Мне необходима кое-какая аппаратура.
— Кое — это какая?
— Прослушки.
— Прослушки.
У технаря отлегло от сердца. А он уж думал...
— В принципе я могу вам что-нибудь подобрать. Hanpимер...
Предложил на выбор несколько сортов «жучков». Ерунду предложил. Залежалый товар.
— Покачай головой. Пассажир покачал головой.
— Зря вы так...
— Зря вы так. Я к вам со всей душой, а вы... Такую аппаратуру я могу купить в любом магазине. Это все вчерашний день. А мне нужен завтрашний.
— Так вы?..
— Да, кое-что в технике понимаю. Это меняло дело.
— Тогда могу предложить...
Новое предложение было не лучше старого. Технарь хитрил, как продавец на китайском рынке, впаривая лоху-покупателю заведомо некачественный товар.
— Перечислите ему сами, что вам требуется. Вам требуется... — Ревизор перечислил нужную ему аппаратуру.
— Мне требуется... — честно повторил пассажир.
— А Луну с неба вам достать не надо? — ахнул технарь. — Это же последние поступления.
— Предпоследние вам не нужны.
— Предпоследние мне не нужны.
— Вы заплатите наличными. Девятьсот тысяч долларов за все.
— Я заплачу, — транзитный пассажир осекся.
— Девятьсот тысяч долларов, — повторил Ревизор.
— Сколько?! — одними губами прошептал попавший в переплет авиационный прохожий.
— Молчите! И назовите цену. Назовите цену!
— Девятьсот. Тысяч. Долларов...
Технарь вопросительно посмотрел на враз побелевшего собеседника. Девятьсот тысяч были хорошей ценой. Очень хорошей ценой. Девятисот тысяч, даже при неэкономном расходовании, должно было хватить до конца жизни.
— Он может или нет?
— Вы можете или нет?
— Наверное, могу... Но в обмен на большие неприятности.
— Да бросьте, как будто вы не знаете, как это делается — спишите по акту на утруску и усушку, — озвучил пассажир фразу Ревизора. И добавил от себя нервным шепотом: — Соглашайтесь! Это же... это же девятьсот тысяч!
— Не несите отсебятину! — рявкнул Ревизор. — Скажите, что с такими деньгами он может бросить работу и сбежать.
— С такими деньгами вы можете уволиться и жить как захотите! Да на такие деньги!..
Действительно, можно сбежать и жить. А можно и не сбегать... Если сделать так, чтобы пропажи никто не заметил...
— Скажите, а вы не согласитесь взять приборы, если они будут в других корпусах?
Ну молодец, сообразил! Воткнет в новые, с инвентарными номерами корпуса старую начинку, и никто никогда... А если даже заметит, то технарь, задумчиво почесывая затылок, скажет, что полетели две, которые хрен найдешь, микросхемы и теперь пусть спасибо скажут, что хоть так работает... Или устроит на складе небольшой пожар с удержанием стоимости сгоревшего имущества из заработной платы. Все равно останется в выигрыше.
— Когда он сможет принести оборудование?
— Когда вы сможете принести оборудование?
— Послезавтра. Мне надо успеть все подготовить.
— Скажите, что на следующую встречу придете не вы, придет другой.
— В следующий раз приду не я! — радостно сообщил пассажир. — Я все, я больше не приду.
— А кто будет вместо вас?
— Кто? Кто-нибудь будет...
Глава 36
Приборы встали на вахту. Приборы писали звук помещений, где находился Референт, находился Начальник службы безопасности и Первый. Писали все подряд, выдавая на-гора «породу», из которой Ревизору предстояло извлекать драгоценные вкрапления истины.
Сотни встреч, разговоры по делу, пустой треп, вздохи и бормотания наедине с собой, треньканье телефона, стук передвигаемых стульев, глухой звук работающего телевизора... Звуки, звуки, звуки.
И отдельные, в разное время, в разных, по разным поводам, фразы. Которые в отдельности ничего не значат, а вместе и в сопоставлении с другими приобретают новое качественное значение.
Заходит к Референту Начальник службы безопасности и треплется о том о сем — о погоде, о посеве, о видах на урожай и премию. А потом уходит. С Референтом. А зачем ему уходить не одному? И зачем вообще приходить? К должностному лицу, который не имеет к системе безопасности никакого отношения и который в служебной иерархии стоит на добрый десяток пунктов ниже начальника охраны. Или они приятели? Тогда почему из их разговоров это непонятно? И почему, покинув кабинет Референта, они не появляются в кабинете Начальника службы безопасности? И вообще нигде не появляются, пропадая в неизвестном направлении на полчаса-час!
Странно? Более чем странно!
Или еще одно, вопиющее, несоответствие.
Сегодня Первый в разговоре с представителями большого бизнеса Региона на предложение привлечь к работе уважаемого председателя Союза промышленников и предпринимателей ответил:
— Председатель Союза предпринимателей? Кто он и что это за Союз? Прошу прощения за свою неосведомленность, но я не слышал о такой организации и его председателе. И, честно говоря, не хотел бы расширять узкий круг своих старых знакомых за счет людей, которых плохо знаю.
Все естественно, понятно и не вызывает никаких вопросов. В рамках этого отдельно взятого разговора. Но через пять дней имел место другой разговор. Телефонный, где Первый разговаривал... с председателем Союза промышлеников и предпринимателей. Про которого он говорил, что знать его не знает и знать не желает. Причем разговаривал далеким от официального тоном, по-приятельски, допуская смешки и матюшки...
— Как настроение народа?
— Нормальное настроение. Думаю, все будет хорошо, и нас поддержат если не все, то подавляющее большинство.
Интересно знать, что будет хорошо, кому будет хорошо и кто и в чем их может поддержать? Что за тайны мадридского двора?..
— Правда, наметились небольшие проблемы.
— Какие?
— Кое-кто выражает сомнение в серьезности заявленных мною планов.
— Это кто там такой прыткий?
Председатель назвал несколько фамилий.
— Вот паразиты! Ну я так и знал, что они будут мутить воду. Они всегда мутят воду! Что они говорят?
— Сомневаются, что что-нибудь получится. Говорят, если такую кашу заваривать, то не расхлебать. И если заваривать, то не мне и не им.
— Верно говорят. Надо было намекнуть, что предложения исходят не от тебя.
— Я намекал. Но мой масштаб не соответствует тому, что я говорю. Может быть, можно сослаться на вас? Хотя бы намеком.
— Нет, ни намеком, ни полунамеком. После. Все после, когда я дам добро.
И все, гудки, гудки...
Ну и как это понимать? Равно как понимать другие, похоже на этот разговоры. Которые в отдельности — бессмыслица, а во взаимосвязи с другими — загадка. Которую очень желательно решить.
Ревизор снова и снова прокручивал записи, пытаясь найти что-то более существенное, чем многозначительные намеки. Нет, сплошная дипломатия. Похоже, в кабинетах они о деле не говорят, а говорят... Вполне вероятно, в спецбоксе, в который никакими «жуками» не залезешь! И, возможно, именно туда переходят Референт и главный телохранитель, чтобы продолжить разговор о погоде.
Но если им для разговоров нужен бокс, значит, они говорят о чем-то очень важном. О чем-то таком, что не должен знать никто, кроме них. Причем не просто «никто», а «никто», имеющий в своем распоряжении спецтехнику. То есть получается, местная ФСБ. Милиция аппаратуры, требующей спецбокс, не имеет, так как гоняется за уголовниками. А ФСБ...
Неужели... Неужели в Регионе, в высших эшелонах власти, зреет заговор?..
Стоп! Нельзя из-за одного бокса делать такие глобальные выводы. Может, они его приобрели, чтобы обсуждать свои амурные дела или делить уворованные деньги?
Нет, ерунда, ерунда... Для этого вполне достаточно было бы глушилок. А здесь целый бокс! Слишком затратно для того, чтобы дурить жен, а вот чтобы оглушить и ослепить ФСБ — в самый раз.
Надо проверить. В идеале — пробраться в бокс и послушать, о чем они там говорят.
Ну или хотя бы помечтать об этом. Потому что просунуть в бокс уши невозможно, он экранирован от любого внешнего вмешательства. Разве только заложить под него фугас...
Так, эта идея отпадает. Надо искать что-то другое.
Посадить всем на хвост шпиков понадежней, проследить контакты, натравить шпиков на контакты, чтобы выявить контакты контактов, послать...
Стандартные ходы. Которые потребуют батальон квалифицированных кадров и вагон времени. Ни кадров, ни вагона — нет.
Нужно искать что-то еще. Что-то менее масштабное.
Может, взять кого-нибудь из них за глотку и допросить с пристрастием? А потом, зацепившись за информацию...
Слишком лобово. Можно спугнуть, не ясно еще кого, но спугнуть.
Вот если бы бокс... Если бы туда влезть, то все бы сильно упростилось.
Бокс.
Бокс...
Ну неужели нет какой-нибудь щелочки, куда можно просунуть свой интерес? Щелочки есть всегда, пусть маленькие, пусть микроскопические...
Какие щели в боксе?
Никаких! Помещение герметично, как подводная лодка на километровой глубине.
Какие отверстия могут быть на подводной лодке?
Люк. В данном случае дверь.
Дверь, конечно, есть, но дверь закрывается наглухо.
Можно попробовать прицепить микрофон на кого-нибудь из входящих туда людей, но что толку, они его быстро обнаружат, просканировав одежду. Но даже если не найдут, микрофон все равно не пробьет экран.
Нет, надо отступиться от этой глупой затеи!
Но не хочется, ох как не хочется. Хочется найти щель!
Дверь отпадает, но, может быть, что-то, кроме двери?
Черного хода, окон, форточек нет. Водопровод, канализация, газ тоже отпадают. Что еще? Вроде ничего. Погоди, погоди, а свет!.. Ведь не в темноте же они там сидят, не со свечками.
Свет! Свет тонким электрическим проводом входит в спецбокс. Вряд ли они при столь интенсивном использовании бокса пускают в ход батареи. Почти наверняка подвели стационарное питание. Вот она и щель. Сквозная щель!
Только как ее можно использовать? Воткнуть свой, третий, параллельно идущий, провод? А получится?
Конечно, нет. Это же не дыра, пробитая в кирпичной стене ломом. Там не просунешься. Иголкой не просунешься. Только если использовать сами электрические провода...
Которые находятся под напряжением.
Нет, не получается. Щель есть, а толку с нее нет. Очень жаль, что нет. Щелочка-то единственная.
Похоже, надо бросить эту глупую, с прослушкой бокса, затею. Не для того боксы создаются, чтобы их можно было вот так запросто проковырять каким-нибудь подручным инструментом. Надежно создаются, так что не подступишься.
Все, забыли! Надо искать другие ходы...
И все же обидно! Обидно собирать информацию по крупицам, когда она, возможно, сконцентрирована в одном месте. Вся и в одном месте! В месте, куда входят электрические провода.
Может, не отметать эту безумную на первый взгляд идею. Может, посоветоваться? Есть же люди, которые соображают в этом деле лучше Конторских Ревизоров. Есть целые НИИ...
В пять часов из проходной НИИ радиоэлектронной промышленности пошел народ. Может, не так густо, как, скажем, десять лет назад, но все-таки потихоньку пошел... Одни двинулись к остановке городского автобуса, другие к автомобильной стоянке.
Наиболее интересны были те, что шли к стоянке, потому что в большинстве своем были старшими научными сотрудниками, завлабами и замзавлабами. Они шли мелкими группами, постепенно расходясь по своим потрепанным «пятеркам» и «шестеркам».
Одну такую машину, на выезде из стоянки, проголосовал священник в рясе и с «дипломатом» в руках. Священнику водитель не остановить не мог.
— Не подбросите?
— Садитесь.
Священник сел. Священник был волосат и бородат так, что лица не разглядеть, был с крестом на груди и в затемненных каплевидных очках.
— Закурить можно?
— Пожалуйста.
Священник закурил дорогие импортные сигареты.
— А вам курить разве не запрещается? — удивился водитель.
— Нет. Курение табака не есть грех, равный греху пьянства или любострастия, хотя последствия сей дурной привычки для организма пагубны.
— А почему тогда вы курите?
— Сия пагубная привычка приобретена мною в прошлой моей мирской жизни, до получения церковного сана. И по сию пору я не могу от нее избавиться.
Выпустил в ветровое стекло кольцо дыма.
— Вам куда, святой отец?
— Вообще-то никуда. Вообще-то к вам.
— Ко мне?!
— К вам, почтеннейший. По поручению его святейшества епископа Павла.
Водитель удивленно покосился на священника.
— Господи, да зачем я ему мог понадобиться?
— Не поминайте имя господа всуе, ибо это грех, равный греху неверия. А послал меня его святейшество по неотложной надобности. Требуются нам специальные устройства, в простонародье именуемые «жуки».
— "Жучки", вам?
— Истинно так — нам, — как-то даже с укором ответил священнослужитель. — Служба Отцу Нашему требует не одних только свечей и купелей, но и современных электронных приборов, ибо технический прогресс есть создание ума человеческого, угодное богу, когда используется слугами божьими во имя бога и во благо паствы его.
— Но зачем они вам?!
— Существует множество религиозных конфессий, между коими, как бы это мягче сказать, идет борьба. И есть множество, от сатаны, сект...
— Погодите, какая борьба?
— За души прихожан, — осуждающе покачал головой священнослужитель. — В том числе боремся мирскими методами, ибо сказано — поднявший оружие обращает его против себя. Если православие не будет защищаться, оно погибнет.
— Но при чем здесь «жучки»?
— Ими и молитвами одолеем мы врагов веры нашей, ибо тот, кто предупрежден, — силен верой и знанием, силен вдвойне.
— Извините, а почему епископ послал вас, а не кого-то другого?
— Потому что я, с благословения его святейшества, состою в службе безопасности епархии.
— Где?!
— В службе безопасности. Епархии. Почему вы удивляетесь? Сейчас такие времена, что заботиться о безопасности должны не только в миру. Лично я, слава господу, возглавляю отдел технической контрразведки.
— Почему вы не обратились в специализированный магазин?
— Там нет того, что нам нужно. Мы проверяли.
— А что вам нужно?
— Передающие устройства, закамуфлированные под электролампочки. Которые могут передавать сигнал по электропроводам.
— И при этом гореть?
— Конечно, гореть!
— Это невозможно.
— Епархия хорошо заплатит. Очень хорошо заплатит. Когда дело идет о спасении душ заблудшей паствы, деньги роли не играют. Подключайте любых, какие вам нужны, специалистов. Хоть целые НИИ. Я верю — бог укажет вам верный путь.
— Сколько у меня времени?
— Неделя.
— Сколько?!
— Хорошо — две. Через две недели я должен получить опытный образец. Денег не жалейте. Лучше потратить на заказ неделю и миллион долларов, чем месяц и пятьдесят тысяч. Время важнее денег. Дела духовные не терпят отлагательств.
— Я, конечно, могу попробовать...
— Пробуйте. Бог вас не оставит...
Через три недели заказ был готов. Над заказом в поте лица трудилась бригада из двух десятков привлеченных специалистов ведущих НИИ. За каждый день работ они получали полтысячи долларов. Но дело было даже не в деньгах, ученые дорвались наконец до коллективной работы. Они собирались в прокуренных квартирах и методом мозгового штурма, крича, размахивая руками, изрисовывая графиками случайные клочки бумаги, споря до хрипоты, решали очередную вставшую перед ними проблему. Они вернулись в те уже почти забытые времена, когда государство поручало им грандиозные задания, и они вот так же авралом, неделями не видя близких, недосыпая ночей, в сигаретном чаду решали неразрешимые на первый взгляд задачи.
Они вернулись в свою молодость.
— Слушай, а если так?