Во время очередной сходки Резидент, частично обманув, частично нейтрализовав охрану, явился пред светлые очи авторитетов и довел до их сведения свои требования.
      - Полное невмешательство в мою профессиональную деятельность. Мое консультационное и обучающее участие лишь в делах, которые я изберу сам. Пятьдесят процентов дохода с этих дел и ежемесячное содержание в процентах от последнего заработка. Поддержание круга знающих обо мне людей в пределах трех-четырех человек высшего командного звена. В рамках этого условия немедленная ликвидация моего агента и еще трех человек, близко узнавших меня в лицо. Это основное. Прочие мелочи в рабочем порядке.
      - Что мы будем иметь взамен? - спросили авторитеты.
      - Налаженную систему охраны. Как видите, ваша ни на что не годится, и лучшее тому доказательство, что я стою перед вами. Контрразведывательная работа против органов МВД и конкурентов. Обучение боевых групп профессиональным навыкам слежки, контрслежки и активного противостояния. Экспертиза деталей предложенных операций. Разработка каналов новых денежных поступлений при соблюдении ранее упомянутой пятидесятипроцентной пропорции в оплате.
      - Торговля возможна?
      - Торговля исключена.
      - Если мы откажемся?
      - Я покончу с собой, но предварительно с вами. Всех я, наверное, уничтожить не успею, по половину - гарантирую.
      Авторитеты напряглись. Они знали, что стоящий перед ними незваный визитер не блефует и не позерствует. Он обещает то, что способен реально исполнить. В его возможностях и его отношении к данному слову они имели случай убедиться.
      - Мы подумаем и сообщим...
      - Нет. Я не могу ждать. Ответ мне нужен сейчас. Завтра я начну действовать.
      Авторитеты покорились. И не пожалели об этом. Резидент не желал продавать свою честь задешево. Теперь его интересовали деньги, и он находил способ легкой и, что было для него принципиально, бескровной их добычи. Пятьдесят процентов дохода с предложенных Резидентом операций в отдельные месяцы перекрывали все прочие поступления организации. Ради этого стоило пожертвовать жизнями нескольких, не самых ценных, работников и не совать нос в его дела.
      Здесь у Резидента был пунктик. Любой интерес на тему его профессиональных обязанностей вызывал неадекватно болезненную реакцию. Двое чрезмерно любопытствующих искателей истины поплатились за свою природную любознательность жизнью. Мафиозные главари остались недовольны бестолковой гибелью людей, но возражать не посмели. Резидент не выходил за рамки первоначально оговоренных условий сделки. Тайна профессиональной жизни была его полной собственностью.
      Такая жесткая, неукоснительно проводимая в жизнь политика позволила Резиденту усидеть на двух стульях сразу. Он был накоротке с самыми влиятельными главарями мафии и одновременно считался не последним среди равных себе по классу работников Конторы. Теперь он старался не высовываться, не попадаться лишний раз на глаза начальству, не исполнять заданий слишком рьяно или слишком медленно. Он играл роль добросовестно относящегося к своим обязанностям середнячка. Он держался за место, которое любой другой посчитал бы ссылкой. Работать плохо он не мог: на его должность могли прислать другого. Работать хорошо опасался, чтобы не нарваться на ненужное ему повышение по службе. Любое изменение в налаженной им жизни означало бы быструю и неминуемую гибель. Более всего его тревожила возможность плановой ревизорской проверки. Он мог легко обыграть периодически объявлявшихся в регионе эмиссаров МВД, безопасности, прокуратуры. Но он бы никогда не смог справиться с тайной ревизией своих собратьев по "перу". Он не знал, в какой из следующих дней хитроумные приборы и внимательные глаза коллег возьмут его под контроль. Эта лавиной висящая над его головой проверка не давала ему возможности спокойно жить, отравляла почти сибаритское существование, напоминала о том, какой ценой он купил свое нынешнее благополучие.
      Опасность проверки осознавал не только Резидент, но и мафиозные главари. Они давно догадались, что лучше иметь дело с комиссией МВД, усиленной, полного состава дивизией Дзержинского, чем с одной тихой ревизорской бригадой не существующего в природе учреждения. Первые, действуя в рамках закона, вычисляют, отлавливают и передают преступника в руки закона. Их работа внешне эффектна - засады, захваты, разоблачения, - но не очень эффективна. На местах всегда остается возможность, используя наработанные связи, развалить дело до суда или, если он состоится, взять минимальный срок, переложив всю ответственность на мелких исполнителей. Организация, которую представлял Резидент, никого никуда не передавала. Она совмещала все службы государственной правоохраны в одном лице. Она вела следствие, определяла преступника, осуществляла дознание, выносила приговор и приводила его в исполнение. Только тюрем у нее не было. За ненадобностью...
      Довольно было вспомнить, как Резидент без угрызений совести и оглядки на закон разделался с опасными для него свидетелями, чтобы уяснить, на что способна организация в целом.
      Не испытывающие иллюзий авторитеты лихорадочно искали выход из создавшегося положения. И, как им показалось, нашли его. Логика их размышлений была пряма, как полет выпущенной из карабина пули. Им угрожала самая опасная за все время их существования организация. Единственно, кто мог гарантированно защитить от нее, была сама эта организация. Только она была равна себе по силе и возможностям. К ее помощи и следовало обращаться. У мафии был богатый опыт по части подкупа работников органов, призванных бороться с ней. Но в этих простеньких случаях они знали, куда, к кому и с чем идти. Нынешний ставил их в тупик. Они бы не поскупились, дали взятку, но не знали, кому ее давать. Только один человек располагал требуемой информацией. Резидент. Но он молчал, как пойманный и изжаренный прошлым летом пескарь.
      Авторитеты собрали внеочередную сходку.
      - Мы приняли решение! - объявили они Резиденту. - От тебя требуется немногое - московский адрес.
      - Это безумие. Контора неподкупна.
      - Во всякой конторе служат люди. Дай нам их координаты, остальное не твоя забота.
      - Я не согласен.
      - Твоего согласия никто не спрашивает. Ты не выйдешь из этого помещения, пока не дашь устраивающего нас ответа. Рано или поздно твои начальники хватятся своего работника и пришлют проверку.
      - Они уничтожат всех!
      - Пусть так. Они все равно доберутся до нас.
      Главари были глупы. Они надеялись на победу в деле, где победа не была возможна изначально. Они мыслили знакомыми им категориями милиции и иже с ней организации. Их наивность была самоубийственна. В принципе Резидент был не против. Ему было не жаль своих новых приятелей. В конце концов именно они послужили первопричиной его падения. Если им хочется коллективно умереть, он не станет им препятствовать. Давно пора подраспустить этот вконец запутавшийся узелок.
      Резидент устал находиться во взвешенном состоянии. Ожидание смерти становилось страшнее самой смерти. Уж лучше самая жизнь.
      Как и всякий изменник. Резидент был фаталистом, склонным верить в судьбу, в закон случая, в предначертания свыше. Такая вера в какой-то степени снимала ответственность за содеянное в прошлом преступление, обеляла его как отступника. "Чему быть, того не миновать". А если не миновать, зачем тогда терзаться воспоминаниями, зачем перетряхивать давно ставшие историей события?
      Как и всякий изменник с не до конца отмершей совестью, Резидент постоянно искал в настоящем знаки, подтверждающие необратимость своего прошлого выбора. В любой момент он был готов, доверившись судьбе, поставить на кон жизнь, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте. "Орел" или "решка"? Если "решка", то невиновен и все было так, как должно было быть. А если "орел"... Этот случай был именно такой. При всей призрачности выигрыша это была все-таки лотерея. И она очень устраивала Резидента. Он бы не смог покончить с собой теперь, когда его телесная оболочка привыкла к удобной для нее жизни. Но он был не против, чтобы его смерть пришла по воле рока. Он играл в очень азартную, вроде офицерской рулетки, игру. Один патрон в барабан, и револьвер по кругу. Офицеры тоже не были самоубийцами, но дуло к виску тем не менее подносили. Очень это щипало их нервы. А жизнь все равно ничего не стоила. Фронт. Сегодня жив, а завтра нет. Лучше самому приблизить смерть, чем унижать себя ее каждодневным ожиданием. Живя двойной жизнью, Резидент неизбежно раздваивался в сознании и поступках. Как предатель он желал себе безнаказанности, как воспитанный в традициях Конторы Резидент - праведной кары. Если бы он мог спастись, он, наверное, предпочел бы спастись. Но его желаний не спрашивали. И выхода не оставляли. В любом случае, откажись он или согласись, он засвечивался перед Конторой. В любом случае его ждала ревизорская разборка. Но в предложенном варианте ей предшествовала азартная игра.
      В принципе он играл беспроигрышно, потому что достигал желаемого в любом случае. Если допустить невозможное, что дело выгорало, то он обретал страховку высокого покровителя, что позволяло хоть на какое-то время расслабиться. Если проваливалось - он терял жизнь и вместе с ней изматывавшую его душу муку ожидания. Уж лучше так! Больной зуб или лечат, или рвут с корнем. И еще он был бы очень рад увидеть, как Контора вычищает его нынешних приятелей, унизивших его самолюбие дважды, когда вынудили предать Дело и когда заставили принять угодное им решение. Они сами пожелали получить то, что получат. Это их выбор. А в такой компании и помереть не жаль.
      Не вдаваясь в детали, Резидент указал три известных ему в управлении личности. Наверное, это нельзя было назвать предательством в чистом виде. Скорее это был хитрый стратегический ход - отступить, чтобы заманить противника в ловушку, из которой он никогда не сможет выбраться. Они узнают о Конторе больше, чем знают, но лишь на несколько дней. Потом они умрут, и Тайна останется Тайной.
      К разработке деталей операции Резидент не приложил ни грамма своих усилий. Зачем выполнять пустую работу? Зачем изображать то, что обречено на неуспех? Пусть разбираются сами.
      Сняв практически всю воровскую кассу и часть прибыли с еще не завершенной сделки, эмиссар авторитетов отбыл в Москву.
      В глубине души Резидент надеялся, что затеянное дело провалится, не начавшись, что эмиссар не решится предпринять сколько-нибудь решительные действия, а если решится, то отступит при первой же неудаче. И все останется как есть. О возможном выигрыше Резидент почти не думал. Раньше небо обрушится на землю, чем работник управления вступит в сговор с преступным миром. Он все же верил в святость устоев Конторы. Его пример был исключением, а не правилом. Иначе быть не могло.
      Резидент ошибся дважды. Эмиссар не отступил. Более того, сговор состоялся, и небо осталось там, где ему должно быть! Случилось то, что случиться не могло никогда!
      Неизвестно где, когда и с кем встретился авторитет, но в итоге через надежного курьера он передал устное (а кто бы ему хоть букву написал!) добро и хорошо продуманную схему конспиративной, в две стороны, связи. Вначале Резидент засомневался в добросовестности столичного визитера - поди, мотает по московским кабакам и гостиницам назначенные для взятки деньги, а взамен гонит липу. Оттого и курьера прислал, а не сам приехал. Потом заподозрил контригру Конторы; Выяснят все, что хотят, и прихлопнут мышеловку,' плотно забитую добычей. Скорее всего так и есть.
      Но через сутки эмиссар погиб в дорожно-транспортном происшествии, так и не успев открыть инкогнито завербованного московского агента. Случайный "КамАЗ" разутюжил его "Жигули", как сброшенная с девятого этажа пудовая гиря - куриное яйцо.
      Резидент понял больше, чем остальные. Человек из Конторы убрал единственного знающего его свидетеля, оставив только каналы обезличенной связи. В Москву уходили деньги, очень приличные деньги. Обратно поступала информация, которая этих денег стоила. Заказ - оплата - исполнение. Все это могло означать только одно - свершенное не было уже блефом! В сердце Конторы объявился предатель. Предатель, работающий в паре с другим предателем!
      Странно, но от того, что он перестал быть в единственном числе. Резидент не ощутил облегчения, но одну только горечь. Он словно освежил в памяти те, с годами забытые ощущения и пережил их с новой силой. Он победил, но не испытывал чувства торжества. Шумно отпраздновав победу и заодно поминки по безвременно усопшему сотоварищу, мафиозные главари взялись за дело. Обеспечившись надежными тылами, они стали действовать с большим напором. Дела пошли в гору. Внешне жизнь Резидента обретала все более благополучные формы. А в его внутренний мир, кроме него, никто заглянуть не мог. Он жил так, как жил. А остальное не ваше дело!
      Все изменилось после банально-книжного "к вам едет ревизор" сообщения конторского человека. Резидент нимало не обеспокоился. Заранее известная ревизия не ревизия - фарс. Она может найти лишь то, что ей позволят найти. По крайней мере так думал Резидент. Но в дело вмешался случай и... Контролер. Противостоя неожиданно объявившемуся противнику, Резидент предпринял все, что должен был предпринять, то есть много больше, чем смог бы простой смертный. Он находил самые нестандартные ходы, но каждый раз проигрывал. Наверное, в этой фатальной череде неудач был свой роковой смысл. И он догадывался, какой. Он утратил веру в свою правоту, превратившись в противоположность самому себе. Он потерял право на везение. Теперь судьба благоволила к его противнику. Он стал для нее нелюбимым пасынком. В какой-то не замеченный ни им, ни другими момент Резидент капитулировал. Нет, он не прекратил борьбы. Он продолжал исполнять свои функции как должно. Он анализировал быстро меняющуюся обстановку, принимал единственно верные в данный момент решения, но, и это было, пожалуй, самым главным, не доводил их до логического завершения лично, а перепоручал своим, заведомо менее опытным подчиненным.
      Он избегал прямого противостояния с Контролером. Он не боялся оказаться слабым. Он опасался узнать в своем противнике самого себя. Того, прошлого, честного и азартного Резидента. Подчиняясь разрастающемуся комплексу вины, он утрачивал столь необходимую ему бескомпромиссность. Он терял хватку.
      Его драка с Контролером стала игрой равных по силам гроссмейстеров. Соревнованием изощренных умов. И поэтому это была борьба, не имеющая завершения. Гроссмейстеры не умеют ставить точку. По-настоящему выиграть может только гладиатор. Его победа абсолютна, потому что его противник уничтожается физически. Переиграть бой с ним уже невозможно.
      Именно на этот подводящий черту под интеллектуальным противостоянием акт физического уничтожения Резидент решиться не мог. Он не пошел на анатомический, с понятным результатом допрос - он перепоручил расстрел Контролера другим, хотя обязан был довершить дело лично. Он явно избегал острых, ранящих душу углов. Каждый раз загнав противника в щель, он оставлял ему шанс, пусть призрачный, один на миллион, но все же шанс на спасение. Он пытался переложить ответственность за последнее мгновение чужой жизни на судьбу.
      В этом была его слабость. Это было пусть не очень видимой, но главной причиной его поражения. Когда случай свел в последнем противостоянии, когда для физической победы было достаточно нажать на курок, Резидент первым опустил оружие. Он не чувствовал уверенности в своей правоте. Он не мог судить другого, заведомо невиновного человека, будучи сам преступником. Он не решался убить того, кто более него заслужил право на жизнь.
      Резидент проиграл бой задолго до того, как его начал. Он не сумел превратиться в настоящего врага. Он все-таки не смог до конца предать свои годами воспитанные идеалы. Планируя и совершая очередное преступление, он как бы играл понарошку. Когда "понарошку" кончилось, он потерпел крах. Его поражение было запрограммировано им самим. Он был своим главным противником. И он выиграл. И он проиграл.
      Теперь, сидя на даче в ожидании своих бывших дружков, он ни о чем не сожалел. Он вдруг почувствовал огромное облегчение. Как будто вернулся из дальней разведки в свой старый обжитой окоп, к своим дорогим друзьям. "Наше дело правое, враг будет разбит, победа за нами!" Все просто, однозначно и не имеет других истолкований. Вот этого ощущения "правого дела" ему не хватало все эти благополучные и жирные годы предательства. Его не научили жить для себя, и всякий пирог, который нельзя было слопать пополам, отдавал горечью. Он долго жил в чужом блиндаже, очень уютном, теплом и сытом, но чужом. Он попал туда не по своей охоте - так сложились обстоятельства. Но теперь все в порядке, теперь он там, где надлежит быть. Он вернулся в строй! И хотя здесь, на даче, он тоже был в единственном числе, это было другое одиночество. Это было одиночество бойца, оставшегося прикрывать отход своих товарищей. Здесь его последний рубеж, здесь ему принимать бой и смерть. Но его смерть - это не просто смерть, а продолжение чьей-то жизни. Хоть даже Контролера. Жизнь не задалась, так хоть смерть удастся! Но и смерть у Резидента такая, какой он желал, не получилась. Видно, использовал он лимит отпущенного ему жизнью везения полностью. На пустяки использовал - на благополучие, на деньги, на преступную карьеру. Не дала ему судьба последнего облегчения. Глупо он умер, как и жил.
      Бандиты объявились вечером. Подъехали на четырех машинах, взяли дачу в кольцо, крикнули в мегафон:
      - Слышь, выйди, поговорить надо!
      - А ты сам подойди - коль надо, - отвечал Резидент, готовя к бою свой арсенал: автомат для дальнего боя, пистолеты для ближнего и еще консервный нож. Он хоть и консервный, но в умелых руках животы вскрывает не хуже банок. С таким арсеналом не уложить взвод противника - непростительный грех!
      - Кончай ломаться! У нас дела всего на три минуты! - По кустам под прикрытием разговоров к даче подбирались боевики.
      - Давай-давай, ребятки, поближе ползите, - подбадривал их шепотом Резидент, - у меня с патронами напряженка, мне наверняка бить надо, одна штука - одна жизнь.
      - Ну и черт с тобой, - безнадежно вздохнул человек с мегафоном. Начинайте!
      Боевики остановились, затаившись за случайно подвернувшимися укрытиями. Они даже не пытались подлезть со слепой, где не было окон, стороны, как предполагал Резидент. Они просто лежали и ждали. Подкрепления или сигнала к атаке? Чего?
      Из-за ближнего холма лязгая гусеницами, выползали два бульдозера.
      - Не передумаешь? - еще раз на всякий случай спросил координатор боевых действий.
      Резидент, больше полагаясь на удачу, чем на свое умение, выстрелил. Пуля ударила в мегафон. Координатор упал, выматерился, махнул рукой. Бульдозеры подняли отвальные ножи до уровня кабин и двинулись в сторону дачи. Они шли не торопясь, тяжело переваливаясь на кочках, разбивая и подминая под гусеницы заборы, случайные деревья и кусты. Стрелять было бессмысленно. Окна кабин были прикрыты недоступной пулям броней металла.
      "Все-таки чему-то я их научил, - подумал Резидент, - не желают подставляться под пули, хотят выдавить меня из убежища на улицу, а там из-за укрытия расстрелять, словно "кабана" на стенде. Возможно, попытаются взять живым. Засадят по пуле в коленные чашечки и в локти и утащат в стоящий неподалеку медицинский "рафик". Не так уж глупо, если иметь дело с любителем. Резидент не был любителем. Он знал, когда надо бороться, а когда это бессмысленно и даже на руку врагам. В данном случае это было бессмысленно. Единственное, что он мог сделать, это не позволить взять себя живым.
      Он проверил пистолет, развернул его дулом к себе.
      "Одна пуля - один поверженный враг", - вспомнил он давнее стрелковое наставление. Один враг! Грустные ассоциации. Но, наверное, справедливые. Раздвоенность не может продолжаться вечно. Рано или поздно ей приходит конец.
      Резидент взвел курок. Рокот моторов стал ощутимо близок. Заметно подрагивал под ногами пол, дребезжали окна.
      Очень жаль, что все случилось именно так, подумал Резидент и нажал на курок. За гулом моторов выстрела никто не услышал. Бульдозеры сдвинулись, смяли хрупкие стены, перемололи гусеницами обломки досок, стекол и кирпичей.
      В этом последнем бою Резидент не смог уничтожить ни .одного противника. Он умер один.
      - Обязательно найдите тело, - распорядился человек с мегафоном и сел в подошедшую машину.
      * * *
      Покидая дачу, я не знал, как умрет Резидент. Но я был абсолютно уверен, что сегодняшний день он не переживет. На этом свете его ничто более не удерживало. У него не осталось союзников, он никому не был нужен, кроме врагов, А враги искали его с единственной целью - убить. Вероятно, он смог бы спастись, но вряд ли смог бы жить. Наверное, я был благодарен Резиденту. Он дал мне почти все, что я просил: фамилии и координаты главарей, личный контейнер, и еще он дал мне жизнь. Вполне достаточно для чувства признательности. Но был я ему благодарен или нет, для него не имело практического значения. Я не пришел бы к нему на помощь, даже если бы услышал призывный крик. Передо мной стояла вполне определенная, не терпящая отвлечений цель. Ей принадлежали мое время и сама жизнь. В ситуации, когда включен отсчет минут, благородство не учитывается! Первое, что я сделал, - это обыскал резервный резидентский контейнер. Судя по пломбам, его не тревожили со времени закладки. Оно и понятно. Резиденты страсть как не любят потрошить "запаски". Сорвешь, не подумав, пломбы, а потом полгода пишешь рапорты, объяснительные и т. п. отписки. Когда вскрыл, с какой целью, что изъял, что использовал, что вернул на место. Уж лучше обходиться подручными средствами. Другое дело - чужой контейнер. За него душа не болит. А рапорты мне если писать и придется, то совсем по другому поводу. После навороченного здесь контейнер покажется такой малостью, что за него никто не спросит. Из полутора сотен предметов, заключенных в малопривлекательную внешним обликом упаковку, меня интересовали лишь два десятка: документы, оружие, униформа, спецсредства, деньги и еще кое-какие мелочи. Сложив все в объемную спортивную сумку, я отбыл в город. Вторым пунктом перечня подготовленных к основной операции мероприятий было обеспечение надежного "логова". Точнее, не одного, а трех. Используя разные, наспех заполненные в .подъезде документы (а чего мне было экономить чужой отчетности бланки!), я, отправившись на жилищную толкучку, снял три квартиры в разных районах города. Все были расположены на вторых этажах, чтобы возможно было проникнуть в них и покинуть через окна. Все подъезды имели двусторонний - на улицу и во двор - выход.
      Хозяева были рады-радешеньки щедрому квартиранту и лишних вопросов не задавали. И слава богу. Мгновенно придумать три надежные легенды на три разные фамилии, да так, чтобы не сбиться, не запутаться в событиях прошедшей жизни, было не просто.
      Штабной я избрал четырехкомнатную, старинной планировки, с парадным и черным входами, квартиру в самом центре города, с окнами, выходящими на областное УВД. Здесь, хотелось бы надеяться, бандиты открывать массированную стрельбу поостерегутся. Оставшееся до ночи время я убил на рекогносцировку местности. Пять интересующих меня адресатов располагались кустообразно и очень недалеко от занятой мною штаб-квартиры. Имеющая деньги мафия стремилась жить в престижных, по соседству с Сильными мира сего, районах.
      Последний клиент обитал в частном секторе, в неказистом на поверхностный взгляд домике. Второй, более пристальный взгляд в корне менял впечатление от первого. Третий, но уже спеца, лишал надежд на легкую победу. Если не обращать внимания на преднамеренно облупленную штукатурку на стенах и потрескавшийся шифер на крыше (а под ним, поди, плотно пригнанные листы нержавеющей стали!), домик можно было смело причислить к средней величины дзоту. Капитальный забор, по нему наверняка сигнализация. Усиленные входные двери и ставни на окнах. Умудрись выковырни из такого убежища хозяина. Он там как черепаха в панцире.
      Ладно, этот орешек оставим на десерт, а начнем с менее крепких, но не менее аппетитных. Первые "чистки" я предполагал провести в типичном для Конторы случайно-трагическом стиле, чтобы преступники не сразу догадались об истинной сути происходящего. Пока человек несведущ, он расслаблен, и работать с ним одно удовольствие. Он сам подставляется под удар! Но стоит ему почувствовать угрозу, и неизбежна суета с дополнительными телохранителями, засадами, контрслежкой, тяжелым вооружением, бронетехникой и ударной авиацией тактического назначения. Это в зависимости от того, кто какими деньгами располагает и в какую сумму оценивает свою жизнь.
      Как правило, такие героические усилия приговоренного все равно не спасают, но работу исполнителя усложняют значительно.
      Лучше лишний час поломать голову в теоретических построениях, чем перетруждать руки и ноги, ползая по крышам и канализациям, отбиваясь от дополнительной охраны и занимаясь другой подобной ерундой на практике. Я слишком устал, чтобы позволить себе отдых при разработке плана операции.
      Еще три дня, периодически изменяя внешность, я бродил, как кот возле куска мяса, по периметру интересных мне кварталов. Я составлял топографические планы, вымеривал шагами расстояния, намечал пути плановых и аварийных отходов, фиксировал время прибытия и ухода от остановок городского транспорта, исследовал методы охраны, замечал часы наплыва и отсутствия на улицах людей и совершал еще тысячу очень утомительных, но обязательных в данном случае действий.
      Вообще-то это не дело ликвидатора. Его - прийти, увидеть, победить и исчезнуть. Черновую работу - подходы, отходы, графики, прикрытия, транспорт и прочее - делают другие. Зачем лишний раз светить главное лицо в месте предстоящего действия? Я не располагал помощниками и потому всю черновую работу тащил лично. Я и капитан, и распоследний кочегар на судне своего будущего (дай бог!) успеха. Я все, что угодно, только не праздно отдыхающий пассажир.
      297 шагов до перекрестка Д.
      794 шага до подворотни С.
      940 шагов до проходного подъезда...
      Тут больше нашагаешь, чем на тренировках скороход-марафонец. Причем не просто прошагаешь, это бы ладно, а строго определенной, полтора метра - парный шаг, походкой. И ни на сантиметр больше или меньше! Поворот - Потеря 2,5 секунды. Перепад высоты, подъем - 10 процентов, значит, примерно такое же снижение темпа. Минус десять секунд. Спуск, увеличение скорости... Считай, Контролер, не сачкуй. Хочешь жить - не ленись цифирки складывать. Один да один - два. Два да один - три. Три да пять - восемь. Это не арифметика. Это борьба за жизнь. Топай по маршруту, по которому скорее всего никогда не пройдешь. Фиксируй. Запоминай. Парадное Открыть, закрыть дверь. Петли скрипят или нет? Какой силы пружина? Можно ли ее открыть ударом ноги? Сколько на это уйдет времени? Какая внутренняя ручка? Возможно ли через нее запереть дверь примитивно-подручным засовом и сколько он сможет сопротивляться дерганью снаружи?
      Господи! Сколько вопросов! И на каждый ответь, и каждый ответ запомни, и каждый увяжи с предыдущим и последующим! Вот жизнь! С тоски сдохнешь, если до того не помрешь от перенапряжения. А несведущие почитатели детективов свято верят, что ликвидация - это когда забрался человек на чердак, вытащил винтовку с оптическим прицелом и бабахнул с километра в затылок ничего не подозревающей жертве. Нет, конечно, и вытащил, и бабахнул, но это лишь малая видимая часть айсберга работы. А о самом главном, о подготовке, никто знать не желает. Скучно. И то верно. Кто станет читать многотомный детектив, состоящий на треть из столбцов непонятных, а на самом деле чрезвычайно важных цифр, на треть из автобиографий, затверженных - родился, учился, женился - легенд, на треть из черт знает какой мешанины сопромата, баллистики, психологии, оптики и т. п. наукообразных дисциплин и лишь из одной страницы собственно действия. То есть именно тех: он вытащил винтовку, совместил перекрестье прицела с виском героя и, злобно усмехнувшись, нажал на спусковой крючок... Такое даже и я, если не по обязанностям службы, читать не буду. Читать не буду, а считать буду. Приходится! Конечно, если быть до конца честным, я подхалтуривал. Не без того. Во-первых, у меня не было необходимого в таких случаях резерва времени. Во-вторых, противник мой был далеко не самым профессиональным. И, в-третьих, передо мной не стояла задача свершения чистого, не оставляющего следов преступления, что на порядок упрощало подготовку. Я действовал без оглядки на то, что следователи впоследствии, разбираясь в очередном, со смертельным исходом, происшествии, обнаружат в нем некоторые позволяющие подозревать злой умысел странности. Ну и что? Почти наверняка они объяснят это конкурентной борьбой местных преступных группировок. Важнее, чтобы сами преступники раньше времени не почуяли неладное. Для того и тружусь не покладая рук или, скорее, ног.
      Ночами я, превратив сотни затверженных днем цифр в линии на план-схеме, высчитывал свой путь, возможные действия и контрдействия противника и способной вмешаться в ход событий ближней милиции. Я передвигал фишки, обозначающие машины и людей, по бумаге, видя за этими короткими ломаными линиями вполне конкретные улицы, переулки, подъезды, двери, проходные дворы. К утру я сжигал весь тщательно вырисованный план, чтобы вечером вновь его восстанавливать. Возможно, я со своими тайными играми перебарщивал, но привычка есть привычка. Если бы вас десять лет учили самыми жестокими методами убирать за собой, вы бы тоже, сами не зная почему, потянулись бы за спичками.
      К исходу третьей ночи я придумал шесть версий чужих смертей.
      Последние перед работой сутки я посвятил покою. Я отдыхал столько, сколько хотел отдыхать. Это убийцам-бытовикам вроде Раскольникова плохо спится и естся перед преступлением, а у профессионала сон от настроения и угрызений совести не зависит. Единственное, что на него влияет, - внутренний приказ. Закрыл глаза, сказал себе "спать" - и через мгновение в отключке.
      Если спец не умеет спать, когда надо и сколько надо, а только когда захочется, его можно смело списывать в тираж. Умение уснуть в любой обстановке и проснуться в строго определенное время - это азы спецобучения, это оборотная сторона умения не спать вовсе по трое-пятеро суток кряду. Не умеешь первое, в том числе выспаться, отключаясь на две-три минуты каждые четверть часа, значит, не умеешь и второе.