— А если не деньги и не голова?
— Такого, чтобы ни того, ни другого, не получится. Вы себя на мое место поставьте. Ведь если я вам не отомщу — мне крышка. Все от меня отвернутся. И по старым, в том числе прощеным и в том числе мифическим, долгам деньги обратно потребуют. Ну, раз я их так легко отдаю. Ну вы же наши законы знаете. Волчьи законы. Если упал и с ног не поднялся — свои же и загрызут. В первую очередь свои.
Так что у меня другого выхода нет, как подниматься. Пусть даже ценой большой войны.
— Ты нас войной не пугай. Мы войны не боимся.
— Я боюсь. В отличие от вас боюсь. Потому что если мы ее начнем, то не остановим.
— Не мы, а ты начнешь.
— Хорошо, я начну. Что с того, что я. Тут не важно, кто первый выстрелит. Тут важно, в кого пули попадут.
— Ты знаешь, Толстый, мы от пуль не бегаем. Так что если ты ведешь базар за войну — делай войну! — подвели итог братья и встали.
— Погодите уходить. Я еще не все сказал. Я еще не сказал за вашего бухгалтера. Который развязал язык.
— Про что ты еще?
— Про все то же. Про войну. Которую, я боюсь, вы не с одним мной вести будете.
— А с кем еще?
— С одним вашим компаньоном, которого вы кинули, сказав, что деньги легавые изъяли, а на самом деле не взяли. А он об этом знать не знает. И о другом кредиторе, которого вы тоже кинули… — Бухгалтер тренькнул?
— Он. И много еще о чем другом тренькнул. Так что вы не со мной воевать будете. Вы с целой армией воевать будете.
— Что ты предлагаешь, чтобы забыть про бухгалтера?
— Все то же самое. Деньги или голову. Деньги, я так думаю, вы пожалеете. Значит, остается голову.
— Нам надо подумать.
— Думайте. До завтрашнего дня. Завтра к вечеру я начну звонить вашим кинутым компаньонам.
Так что вы с этим делом не затягивайте. Мне кажется, восемьсот тысяч долларов за одну голову хорошая цена. Достойная цена. Вас устраивающая. И меня тоже устраивающая. Пусть меньше, чем возврат денег, но все же устраивающая. Я той головой от многих прикроюсь.
Так что жду. Завтра жду. С деньгами. Или с головой…
Глава 7
Дома братья напились. Вдрызг. Все-таки не каждый день приходится торговать чужие головы. Можно было бы, конечно, согласиться и на «зелень», но тут Толстый прав, таких денег голова Зуба не стоит, сколь бы светлой она ни была. Таких денег вообще ни одна голова не стоит! Кроме разве их, братьев, голов. И то еще неизвестно, как там может сложиться с ценой, если их продавать в розницу. Может так получиться, что один за другого нужную цену и не даст.
— Давай лей, — подставлял один другому стаканы. — Еще лей.
— А много не будет?
— Мало будет… За помин души… — Да погоди ты. Он еще жив.
— Уже считай, что не жив. Уже считай, что его башка на подносе у Толстого лежит!
— Да-а. Жалко Зуба!
— Не то слово. Он нас там, в лесу, можно сказать… А мы его… — А что мы сделать можем? Разве только бабки отстегнуть.
— Нет, бабки нельзя. Своя башка ближе к телу. Мы пока только полсуммы набрали. У Толстого набрали. Осталось еще семьсот. А если их отдать, то снова полтора. Полтора нам взять негде. Так что аминь и за помин души усопшего раба.
— Я же тебе говорю, что он живой еще.
— Не живой он. Он временно живой. И значит, уже почти мертвый.
— Может, ему сказать? Предупредить?
— Чтобы он сбежал?
— Ну да. Чтобы сбежал.
— Тогда не будет головы.
— Не будет… — И придется отстегивать бабки.
— Придется… — А их у нас нет.
— Нет… — Ну значит, предупреждать нельзя.
— Нельзя… Но Зуба жалко… Он нас тогда, в лесу… с того света. А мы его… на тот… Утром у братьев жутко болела голова. И было тошно внутри. Но еще более тошно на душе. Хотя, казалось бы, должно быть совсем наоборот. Потому что они провернули очень выгодную сделку — продали одного-единственного человека почти за миллион баксов. Это даже если по весу считать, то, наверное, дороже золота получится.
— Налей, — попросил один брат другого. — И себе тоже.
Братья выпили по полстакана водки, но легче не стало. Ни голове. Ни душе.
— Ну что делать будем? Время осталось только до вечера.
— То самое будем! Сделку завершать будем.
— Ну завершать так завершать… Братья набрали номер дежурного на первом этаже.
— Дежурный слушает.
— Зубанов приехал?
— Да. Уже давно.
— Скажи, пусть зайдет.
— Когда?
— Через пятнадцать минут, скажи.
— Скажу.
Зубанов пришел ровно через пятнадцать минут. Секунда в секунду.
— Ну и дух тут у вас! — удивился он. — Что праздновали?
— Удачно проведенную сделку.
— Поздравляю. Много сорвали?
— Восемьсот тысяч. Баксов. Вот так вот, — А я по какому поводу понадобился?
— По тому же самому. В гости мы сегодня идем. В пять часов.
— Куда?
— К Толстяку в гости. Домой. Он приглашал. Вот тебя решили с собой прихватить.
— А не опасно втроем?
— Нормально втроем. Уговор такой был. Да ты не опасайся, ничего не будет. Они после того леса тебя как огня боятся. От тени твоей шарахаются.
— То-то и оно, что боятся, что зуб на меня имеют.
— Если имеют, ты им его выбьешь, — попробовали пошутить братья, но получилось не очень.
— Ладно, раз ехать, значит, ехать… Не понравилась полковнику эта поездка. Вот не понять чем, а не понравилась. Может, от того, что в логово врага идти предстояло, может, еще из-за чего, но не понравилась. Предчувствие какое-то мучило полковника. Именно нехорошее предчувствие, а не страх. Мало ли куда он один ни ходил. Это может быть даже лучше, что один, чем с этими, никуда не годными трусами. На себя по крайней мере в трудную минуту рассчитывать можно. В отличие от них.
Не было в этой поездке ничего сверхъестественного. А ехать все одно не хотелось… — Ближе к пяти будь готов, — напомнили братья.
— Буду… Когда Зубанов ушел, братья набрали номер Толстого.
— Мы приедем. В пять часов.
— Втроем?
— Втроем.
— Буду ждать… В шестнадцать тридцать пять Зубанов распорядился подать «Мерседес» к подъезду. Двадцати минут, для того чтобы доехать до апартаментов Толстого, должно было хватить с избытком. Плюс пять минут резерв на заторможенность мучающихся с похмелья братьев. В любом случае не успеть было нельзя.
Зубанов вытащил мобильный и сообщил на номер братьев, что машина ждет.
— Идем, — недовольно ответили они.
"С чего это они такие недовольные жизнью? И такие пьяные? — подумал полковник. — Надо будет по этому поводу помозговать. Потом. Когда вернемся».
Но назад полковник Зубанов не вернулся… — Рассаживайтесь, — радушно предложил Толстый. — Угощайтесь.
— Сыты мы. По самое горло, — грубо ответили братья. — Говорить давай.
— При нем? — показал Толстый на охранника.
— При нем.
— При нем разговора не получится.
— Почему?
— У него микрофон может быть. Пусть он на всякий случай выйдет.
— Нет у него микрофона. Можешь проверить.
— Хорошо, проверю. Толстый вызвал охрану.
— Зря вы это, — сказал Зубанов. — Нельзя ко мне чужих подпускать.
— Почему это?
— На всякий случай.
В комнату вошли три дюжих охранника. «Зачем три, если для этого дела довольно одного?» — подумал Зубанов. И на всякий случай поправил отворот пиджака, придвинув руку ближе к рукояти пистолета.
— Снимите, пожалуйста, пиджак, — попросил один из охранников.
— Зачем?
— Нам надо проверить вашу одежду. Зубанов вопросительно взглянул на своих хозяев. Они знали, что одежда телохранителя неприкосновенна. Что куда бы и зачем он ни зашел, он должен выйти в том, в чем пришел. Что приближаться к нему на расстояние вытянутой руки посторонние не должны. Тем более снимать одежду. Он много раз вдалбливал им это в головы, когда в гостях добрые хозяева предлагали ему снять пиджак, чтобы не париться.
— Руки! — остановил полковник потянувшихся к нему охранников. И еще более пристально взглянул на непонятно почему мнущихся хозяев.
— Отдай им пиджак. Отдай, — сказали те. Снимая пиджак, полковник попадал в самое невыгодное с точки зрения боя положение — его руки на несколько секунд должны были застрять в рукавах.
— Да сними же ты его наконец! — закричал один из братьев.
Зубанов расстегнул пуговицы и потянул пиджак с плеч.
В то же мгновенье в кисти ему вцепились несколько рук, а еще одна выдернула из кобуры пистолет Потом ему заломили руки за спину и защелкнули на них браслеты.
Все! Дергаться было бесполезно.
— Извини, — сказали братья. — У нас не было другого выхода.
— Так это вы? — даже и не удивился очередному предательству Зубанов.
— У нас не было другого выхода, — снова повторили братья, потому что больше им сказать было нечего.
— За сколько продали?
— Дорого, — ответил за братьев Толстый. — Много больше, чем кого-нибудь другого. За восемьсот тысяч баксов.
— Сволочи! — только и смог сказать полковник.
— У нас не было другого выхода, — в третий раз повторили братья.
— Ну все. Будем считать, что мы в расчете, — подвел итоги сделки Толстый. — Теперь ни вы мне, ни я вам.
Зубанов попытался дернуться, чтобы достать обидчиков ногой, но не смог. Его тут же осадили и для острастки ткнули кулаком в почки.
— Сидеть!
— Уберите его, он нам мешает, — сказал Толстый. — Совсем уберите.
Охрана подхватила Зубанова под руки и потащила в соседнюю комнату, из комнаты на лестницу, а с лестницы в машину.
"То, что в машину, — очень плохо, — подумал полковник. — В машину толкают, только когда дело идет к концу. Когда надо труп или еще не труп вывезти куда-нибудь подальше. Куда-нибудь на природу. Где ни одна сволочь не найдет».
— Куда поедем? — на всякий случай спросил он.
— В Диснейленд! С Микки-Маусом знакомиться. Садись давай! — охранники еще раз наддали под ребра и впихали полковника на заднее сиденье.
Могли бы и не мучиться. Могли бы сразу в багажник… Машина тронулась с места и двинулась… Туда, куда надо, двинулась. К сосновому бору и кладбищу. Где так удобно новоиспеченного покойника сунуть на дно чужой могилы и припечатать сверху вполне законным гробом. Кто станет искать лишнего покойника в могиле? И главное — никакая собака, никакой детектор мертвечины ничего не учует. Потому хоть так, хоть так покойником пахнет.
— Узнаешь? — снова ударили охранники. Но на этот раз в печень ударили. — Узнаешь, падаль смердящая?
— Узнаю, — кивнул Зубанов.
Машина въехала на знакомую ему поляну. Где он так удачно разоружил десять человек. В том числе и этих, которые его сюда привезли.
— Вылазь, гнида!
Вытолкали из машины. Отволокли в кусты. Поближе к кладбищу.
— Вставай! На колени вставай! Падла! Как ты нас тогда ставил.
Полковник встал на колени. Потому что спорить с такими дуболомами без толку. Они человеческого языка не понимают.
Зубанов встал на колени и приготовился к выстрелу. Настолько, насколько к нему можно подготовиться.
Стрелять скорее всего будут в затылок Как гестаповцы. И как чекисты, приводившие приговор в исполнение при Сталине. Как любые другие профессиональные палачи.
— Ну давайте уже, — хрипло сказал Зубанов.
— Смелый. Гад! А вот счас действительно!
Сзади характерным звуком клацкнул передергиваемый затвор.
Ну вот и все… Ну и хрен с ним. Он уже однажды стоял так, на коленях, слушая приставленный к голове ствол. Раньше стоял. Еще в той жизни. На ракетной площадке. Так что можно считать, что это просто возвращается тот, который он задолжал, выстрел.
— Ну все, гад! Молись своему богу!..
— Буде, — сказал в стороне спокойный голос. — Побаловались, и довольно. А то действительно еще пристрелите невзначай.
— Да мы так. Попугали малость, — резко сник и попытался оправдаться баловавшийся оружием исполнитель.
— Ну значит, считайте, что уже попугали. Тащите его в машину. И передайте своему Толстому, что груз я принял.
Полковника снова подхватили под руки и потащили через кусты к совсем другой, незнакомой ему, машине.
— Куда?
— На заднее сиденье. И снимите с него наконец наручники. А то он мне салон кровью измарает.
Наручники сняли. Дверцу захлопнули, и полковник Зубанов поехал в неведомом ему направлении. Куда поехал, к кому поехал, зачем поехал — совершенно непонятно.
Глава 8
Человек сидел за огромным, в полкомнаты, столом и что-то писал. Рядом стоял компьютер, чуть поодаль лежал ноутбук, а он писал.
— Нельзя терять нажитые навыки, — сказал он вошедшему. — Опасная тенденция. Сегодня писать пером разучишься, завтра читать с листа бумаги, послезавтра забудешь, что человек. Подумаешь, что приставка к компьютеру. Которая нажимает нужные ему кнопки. Ну что у тебя?
— Они приехали.
— И привезли?
— Привезли.
— Давно?
— Только что.
— Пусть ведут сюда. Впрочем, нет. Не сразу. Вначале пусть в порядок приведут. А то ведь, наверное, по дороге не выдержали, поупражнялись.
— Не без этого.
— Ну ладно, хоть без того. Короче, окажи ему первую медицинскую помощь, вымой, накорми, одень и приводи сюда. Часа на все хватит?
— Думаю, хватит.
— Тогда жду. С нетерпением жду. Не каждый день можно с живым суперменом повидаться.
Через назначенный час вымытого, переодетого и накормленного полковника Зубанова препроводили в кабинет. Где почти половину его занимал огромный стол… — Люблю старую мебель, — сказал, вставая, хозяин кабинета. — В том числе канцелярские столы тридцатых и сороковых годов. Вот с таким зеленым сукном. За этим столом, к примеру, сидел Орджоникидзе. Я вам точно говорю! Я проверял.
— Орджоникидзе спрашивали? — не удержался, плоско пошутил Зубанов.
— У его секретаря и других отв. работников.
— Что значит отв.?
— Отв. — это значит ответственный работник. За свою работу ответственный. Это то, чего так не хватает современным руководителям. Садитесь.
Полковник сел. Раз предложили — Я тут о ваших приключениях узнал… — О каких? О тех? Или об этих? — показал Зубанов на кровоподтеки на руках.
— И о тех, и об этих. О тех понаслышке, а к этим я сам руку приложил. Вернее, голову. Это, между прочим, я вас спас.
— Догадываюсь Не догадываюсь только зачем.
— Для взаимовыгодного сотрудничества.
— Мои прежние хозяева тоже обещали взаимовыгодное… — Прежние хозяева тебя предали. И продали. За восемьсот тысяч долларов. Прежние твои хозяева были дерьмо. Они всегда были дерьмо. За что и расплачиваются.
— Мной расплачиваются?
— В том числе и тобой.
— С Толстым?
— Нет, не с Толстым. Толстый такое же дерьмо, как они. А в этой конкретной сделке просто гомонок, в который вначале положили деньги, а потом забрали деньги.
— Так это вы?! — вдруг догадался Зубанов.
— Я. В том числе и я.
— А Толстый?
— Толстый — мелкий статист. Который, сам того не подозревая, играет уготованную ему роль.
— А вы, значит, и есть тот самый кредитор. Который братьев за жабры взял?
— Ну что вы, нет, — засмеялся хозяин кабинета и стола наркома Орджоникидзе. — Для меня эта роль слишком мелкая. Роль кредитора играл совсем другой человек. Но тоже очень богатый человек. Гораздо богаче Толстого и твоих бывших хозяев. Вместе взятых — богаче.
— А вы всю эту комбинацию продумывали?
— И воплощал в жизнь. Как и многие другие. Эти твои братья сильно мешали мне. А в последнее время очень сильно. Они к центру города свои руки потянули, а это не их территория.
— Ваша?
— Моя. И моих добрых друзей. Вначале они не спросясь приобрели «Центральный», а потом подмяли «Аэлиту». Они вошли во вкус. Это очень опасная тенденция. Их надо было как-то останавливать.
— И вы подкинули им товар?
— Нет, товар они нашли сами. Правда, по моей наводке. Очень выгодный товар, который обещал двойную прибыль и очень быстрый оборот. Возможно, даже недельный оборот. Но у них на этот товар не было денег.
— И вы навели их на кредитора?
— Совершенно верно. Вы очень быстро мыслите. Я нашел им кредитора. Вернее, они сами его нашли, но эту мысль, через авторитетных для них людей, внушил я.
Братья взяли кредит под очень жесткие условия, потому что были уверены в успехе операции. И купили товар.
— И вы тоже купили?
— И я тоже. Но раньше их. И больше их. А главное — успел привезти товар на неделю раньше.
— И теперь продаете его, чтобы сбить ажиотажный спрос? Чтобы лишить братьев потенциального покупателя?
— Еще не продаю. Но буду. По самым низким ценам. По бросовым ценам. Я начну продавать свой товар, как только начнут его развозить по магазинам они. И собью цену так низко, как они не смогут… — Даже если потеряете в деньгах?
— Даже если потеряю. Очистка территории от конкурентов важнее прибыли. Свободные территории окупаются очень быстро. Впрочем, я думаю, до убытков дело не дойдет.
— Потому что товар не придет в город?
— Вполне может быть, что не придет. А если придет, то слишком поздно. Не раньше, чем когда капающие проценты превысят сумму самого долга.
— Это тоже вы?
— Что я?
— Придержали вагоны в пути? Незнакомец очень внимательно посмотрел на Зубанова.
— Тоже я.
— То есть, как я теперь понимаю, братья не могли выиграть в этой операции ни цента. Изначально не могли. Что эта торговая операция была обречена… — С самого начала. С мгновенья, когда они узнали о выгодном товаре. Вернее даже, еще раньше, когда ступили на чужую территорию.
— Вы придумали товар, придумали, где братьям взять под него кредит, придержали вагоны в тупике какой-нибудь мелкой станции и на всякий случай, чтобы при неудаче с вагонами сбить цены, приобрели точно такой же товар. Получается, что вы же подвели к братьям Толстого.
— Нет. Они нашли его сами. Потому что знали его как потенциального и очень богатого покупателя. Все почему-то считают его богатым покупателем. Хотя на самом деле его богатства давно закончились.
— Но он нашел деньги.
— Он нашел деньги у меня. Вернее, у подсунутого ему мною кредитора. Правда, нашел лишь полсуммы. И потому остаток решил добавить «куклой».
— Это тоже вы ему подсказали?
— Это он сам придумал. И ничего другого придумать не мог. Он ведь в молодости был кидалой. Подсовывал гражданам, желающим купить вне очереди машины и мебель, «куклы». Вот и пошел по проторенному пути.
— Но ведь он рисковал.
— Чем? Он считал, что братья уже свалены. Кредитором свалены. Что им будет не до того, чтобы бегать за ним. Дай бог свои бы ноги унести. Ведь время, в виде процентов с кредита, работало против братьев. И значит, в том числе и на Толстого. Он хотел обезопасить себя чужими руками.
Но вмешались обстоятельства. Вмешались вы!
— Я?
— Вы! Потому что не позволили сделке состояться. И вернули деньги братьям, оставив им при этом их магазины. Теперь у них появился шанс выкрутиться из этой ситуации. За счет Толстого выкрутиться. Который остался должен кредитору полмиллиона «зеленых». И тоже под проценты с будущей прибыли от купленных магазинов. Которых теперь у Толстого нет.
Толстый попал в скверную ситуацию. В точно такую же, в какую хотел засадить братьев. Но я думаю, Толстый выкрутится.
— Как?
— Как-нибудь. Может быть, снова займется «кукольным» производством. Может, еще как. Но деньги в конечном счете отдаст. Потому что не может не отдать. «Пол-лимона» не такая уж большая сумма.
— Но ведь еще проценты… — У него нет процентов. Он расплатился по процентам.
— Чем?
— Вами. Он доставил мне вас. Теперь мы с ним в расчете. По процентам в расчете. Осталось подвести баланс с вами.
— Похоже, вам тоже не понравилась та история в лесу. Похоже, вы тоже повезете меня в тот лесок, чтобы свести мой дебет с вашим кредитом. Только стоило ли отдавать проценты, чтобы иметь удовольствие лично самому… — Нет. Вы ошибаетесь. Мне, в отличие от всех прочих, эта история как раз понравилась. Хотя я на этом потерял приличные деньги.
Я люблю профессионалов. В какой бы области они ни работали. Вы профессионал. И как показал опыт — высочайшего класса. Вы один ткнули мордой в грязь десять «быков»!
— Это ровным счетом ничего не значит. Кроме того, что они были слюнтяи и трусы. Если бы там были бойцы, они бы никогда не легли. Лег бы я. Не моя заслуга, что у Толстого нет бойцов.
— Вот по этому поводу я и хочу с вами поговорить. Мне нужны вы. И нужны воспитанные вами бойцы. Мне надоели «качки», которые только и могут, что играть мускулами. Я хочу спать спокойно. И хочу вести бизнес спокойно. Я готов платить за покой. Хорошо платить.
— Вы шутите? Ведь это я там, в лесу… — Нет, я не шучу. И, надеюсь, доказал, выплатив аванс. Не вам, конечно. Толстому выплатив, простив ему проценты. По-моему, это достаточно серьезный жест с моей стороны. Я мог взять деньги, но предпочел взять вас.
Значит, вы действительно нужны мне. Не все ли равно вам, на кого работать? На меня лучше, чем на братьев. Потому что выгодней.
— А вы не думаете, что у меня могут быть свои принципы… — Могли быть. Раньше могли быть. Не спорю. Но раз вы продались Заикиным, значит, ваши принципы уже в прошлом. Я извиняюсь за резкость, но я привык все называть своими именами. А не чужими. Хотите вы того или нет, факт продажи состоялся. Теперь дело осталось только за ценой. Я даю хорошую цену. Самую большую, которую здесь могут дать.
— Я не люблю, когда меня покупают за деньги.
— Я покупаю вас не за деньги. Я покупаю вас за дружбу. Деньги назначаете вы. Это не покупка, когда окончательную сумму назначает продавец, а не покупатель.
— Вы не боитесь, что я могу назначить очень большую цену?
— Не боюсь. Вы не назначите очень большую цену. Вы назначите разумную цену, И именно потому, что вас не интересуют деньги. Вернее, интересуют в самую последнюю очередь. Вы назначите разумную и, значит, приемлемую для меня цену, потому что я предлагаю вам дело. Не деньги, а дело! В котором абсолютно развязываю вам руки. Вы можете покупать любую, какую сочтете нужным, аппаратуру, выписывать любых, каких пожелаете, специалистов… — А если я откажусь, то меня отвезут обратно? Обратно в лес… — Ничего подобного. Вас отвезут туда, куда вы скажете. Принять или не принять мое предложение — сугубо ваше дело. Дело вашего выбора. Я вас ни к чему принуждать не буду.
— И отпустите?
— Отпущу.
— А как же аванс? Выданный Толстому.
— Будем считать это потерей рискового капитала. Не все же сделки приносят доход.
— Можно подумать?
— Конечно, можно.
— Одни сутки?
— Сколько угодно. Хоть полгода. Я буду рад принять вас в любое время.
— Мягко стелете… — Добрым гостям всегда мягко стелют. Чтобы им мягко спалось.
— Тогда я пошел?
— Идите. Я вас не задерживаю. И помните, что все мои предложения остаются в силе.
Зубанов встал и пошел к двери. Чтобы уйти. Или, может быть, убедиться в возможности ухода.
Но не ушел. В последний момент, уже взявшись за ручку двери, остановился.
В конце концов, факт его продажи действительно уже состоялся. Раньше состоялся. Тут хозяин кабинета прав. Он, конечно, может отказаться от лестного предложения, но куда он тогда пойдет? Обратно к братьям Заикиным? Которые его предали. Или к следующим братьям Заикиным? Или к Толстому?
Куда бы он ни пошел, он все равно придет туда, куда уже пришел. Придет наниматься на работу к капиталу. Большому или маленькому — не суть важно. Наверное, предпочтительней к большому. Там хоть не придется общаться с совсем уж мелкой швалью.
Если продаваться, то надо продаваться по-крупному. Если все равно продаваться… К чему из себя девицу корчить, когда уже под мужиком побывала? Вернее, сразу под двумя мужиками. Которые родные братья… — Я хочу работать с профессионалами. И потому хочу вызвать сюда своих бывших сослуживцев, — твердо сказал Зубанов.
— Буду только приветствовать, — радостно улыбнулся хозяин кабинета.
— Кроме того, мне понадобится специальное оборудование. И понадобится настоящее оружие.
— Принимается. Все, что возможно будет достать, я достану. Что не достану — куплю.
— Но профессионалы и профессиональное боевое оружие стоят дорого.
— Не дороже жизни. Я уже говорил — цены назначать вам. Мне — подписывать представленные вами счета.
Так вы согласны?
— При соблюдении выдвинутых мною требований, наверное, да. Все-таки — да, — повторил Зубанов, обрубая пути к отступлению. И еще раз повторил. На этот раз уже, похоже, для себя:
— Да!
— Тогда давайте хотя бы познакомимся. Ведь мы… мы до сих пор не познакомились. Разрешите представиться — Иван Степанович Боровицкий. Как теперь говорят — предприниматель.
— Григорий Степанович Зубанов, — отрекомендовался Зубанов.
— Очень приятно. Нет, действительно очень приятно. Приятно, что мы с вами все-таки сговорились, — дружелюбно протянул открытую руку Зубанову хозяин кабинета.
Вернее, уже не хозяин кабинета. Вернее, уже просто — хозяин. Полковника Зубанова — Хозяин.
Сделка состоялась. И была скреплена дружеским рукопожатием.
Все-таки сделка состоялась…
Глава 9
Этот кабинет был другой. Совсем другой. И дело даже не в площади. Тем более не в оборудовании, которое не шло ни в какое сравнение… Дело в расположении кабинета. Кабинет располагался в отдельно стоящем четырехэтажном здании, огороженном по периметру капитальным трехметровым забором. Кабинет и все это здание принадлежали Зубанову. Конечно, не на правах собственника, но на правах полноправного хозяина.
Кабинет находился на втором этаже. На первом — дежурка и оружейка. В подвале тир. На третьем этаже — комнаты личного состава. На четвертом — спортзал. На чердаке — наблюдательный пункт и антенны, обеспечивающие дальнюю радиосвязь.
Дом был перепланирован согласно пожеланиям полковника. Хозяин выполнял свое обещание. Полковнику действительно развязали руки и дали деньги. Пока столько, сколько он попросил.
Полковник обустроил свой офис так, как привык. Как казарму. Где все подчинено задачам боевой и специальной подготовки. Где все просто, органично и функционально. Если приемная, то без излишеств в виде роскошной мебели и сидящих за ней не менее роскошных секретарш. Если кровати для отдыха, то узкие, с жесткой лежанкой и обязательно разборные, чтобы можно было их перетащить в любое место, в любую следующую минуту.
Из предметов роскоши — только телевизоры в комнатах отдыха и бильярд в сауне. Все остальное пространство занимали оружие, средства связи, амуниция и спецснаряжение. И шкафы, ящики и хранилища для оружия, средств связи, амуниции и спецснаряжения.
— Крепко ты здесь обосновался! — каждый раз удивлялся, бывая в хозяйстве Зубанова, Хозяин. — Тебя тут пушкой не вышибешь!
— Смотря какого калибра будет пушка. Хотя пушки как раз и не будет.
— А что будет?
— По всей видимости, снайперская винтовка. Для вас.
— Спасибо на добром слове.
— И налоговый инспектор, судебный исполнитель и следователь прокуратуры — для нас. Мы ведь не стенами этими от окружающего мира прикрыты. Вернее, в гораздо меньшей степени стенами.
— Это верно. Пока я жив, они сюда не сунутся. А когда нет — то хоть и с пушкой. Так что ты меня как следует охраняй, полковник. Потому как у тебя в том прямой резон имеется.
— Охраняю. Как могу.
— Это я уже заметил. И все заметили, — усмехнулся Хозяин, кивнув на трех молодцов, нависающих над его плечами. — Они, я тебе скажу, полный фурор произвели.
Новые телохранители были полутяжами-борцами.
Которые остались без борьбы. О чем теперь совершенно не сожалели. Полутяжи были очень эффектны внешне и совершенно бесполезны по сути. Вся их польза была в объемах. Которые оставляли мало шансов протиснуться к Хозяину злоумышленнику и в какой-то степени даже пуле, выпущенной снайпером, так как перекрывали все подходы своими телесами. Короче, телохранители были не более, чем ширмой, назначенной привлекать взоры и принимать в себя пули. Большим и сильным пушечным мясом.
Настоящую охрану вели несколько ничем не приметных, шустрых бойцов, постоянно отирающихся возле парадных телохранитей под видом референтов, секретарей, курьеров и тому подобной офисной шушеры. Но их никто не замечал. Потому что все взоры были устремлены на борцов.
Дальнюю охрану осуществляли выдаваемые за представителей толпы и случайных зевак наблюдатели. Они должны были заранее известить о приближении опасности.
Но все равно все эти полутяжи, бойцы-курьеры и наблюдатели играли в деле защиты клиента от вооруженных посягательств самую малую роль. Потому что самую большую — оперативные методы разведки.
Что толку в охране, если не знать, кто конкретно может угрожать Хозяину и каким примерно способом возжелает от него избавиться.
"Известен — значит, безопасен», — говорят меж собой спецы. Вычисленная угроза перестает быть угрозой, так как всегда можно предпринять против нее ряд действенных контрмер. А когда не знаешь, откуда последует выстрел, тогда никакие телохранители не помогут.
Полковник Зубанов сделал упор на профилактике возможных покушений, обеспечиваемых широко поставленной оперативной работой. Знал бы полковник, какую он яму копает. В первую очередь себе копает. Знал бы — поберегся.
А впрочем, ведь знал! Не мог не знать! Информация в больших количествах, она всегда опасна. Как обоюдоострый меч. Как граната с вырванной чекой. Казалось бы, дернул кольцо, чтобы наказать виновных, а осколки, разлетаясь во все стороны, в первую очередь попали в тебя. Как информация, которая тоже не выбирает.
Так что пусть не говорит потом полковник, что не догадывался о последствиях творимых им поступков. Что не знал, как опасно тревожить пчелиный улей. Все он знал! Обо всем догадывался! Просто вовремя остановиться не смог. Заигрался полковник в абсолютную, без оглядки на вышестоящих генералов, власть.