Рядом с ним, на журнальном столике, лежал лист бумаги, шариковая авторучка и пистолет Макарова.
Он сидел так, не шевелясь, не меняя позы.
Сидел час.
Два.
Три…
В коридоре, возле входной двери, послышалось какое-то неясное шуршание, словно кто-то шарился в замке.
Но он не обратил на это никакого внимания.
Тихо щелкнул механизм замка, цилиндр сделал два оборота, втягивая внутрь металлический язычок, и дверь медленно открылась.
С лестничной площадки в квартиру быстро проскользнул человек. Бесшумно прикрыл за собой входную дверь. Замер, привыкая к полумраку. Сделал шаг вперед. Еще один…
По стенам комнаты бегали цветные, отбрасываемые экраном телевизора тени. Звука слышно не было.
Перед телевизором в кресле сидел человек в форме, с нацепленными на китель медалями. Медалей было много, и поэтому они располагались в несколько рядов. Верхний ряд начинался с двух поблекших от времени медалей “За отвагу”. С самых памятных, потому что первых медалей…
В кресле, в парадной форме, при орденах и медалях, сидел генерал Крашенинников. Теперь уже в отставке.
Это был он.
И не он…
Это был какой-то совсем другой человек — хоть и в парадном с генеральскими погонами кителе, но какой-то древний, с отвисшей челюстью и потухшим взглядом, старик.
И все-таки это был генерал Крашенинников. Мгновенно, в течение нескольких дней, превратившийся в дряхлого старца сразу после того, как его часть взлетела на воздух. А на самом деле не часть, на самом деле его дело…
Он медленно, словно с усилием, повернул голову и сказал:
— Это ты?
Он знал, кто к нему может прийти. Он ждал.
— Я, — ответил вошедший. — Можно включить свет?
— Валяй.
Щелкнул выключатель.
Человек стоял в проеме двери, в правой руке у него был пистолет. Генерал никогда его не видел, но он узнал его. По манерам узнал.
Человек совершенно бесшумно прошел в комнату, остановился недалеко от кресла.
— Это ты был возле части? Ты вытащил своего человека, чтобы потом убить его?
— Убили — вы. Я лишь прибрал за вами.
— Кто вы — он и ты?
— Люди.
— Ясно, — кивнул генерал. Другого ответа он услышать не ожидал.
— По мою душу пришел?
— По вашу.
— Тогда садись. Время есть. Успеешь еще. Человек с пистолетом сел. И как бы невзначай пододвинул к себе лежащий на журнальном столике “Макаров”. Генерал криво усмехнулся.
— Хочешь узнать у меня подробности того, чем я занимался?
— Хочу.
— Сохранением армии. Которая основа всему.
— И ради этого убивали?
— Армия всегда убивала и гораздо больше убивала. Армия и создана для того, чтобы убивать. Во благо своей страны. Всегда во благо. И теперь — во благо… Государство без армии — лев со сточенными клыками, которого может загрызть любой шакал. Я не хочу, чтобы нас сожрали шакалы.
— Так вы, оказывается, патриот… — с легкой иронией сказал пришедший.
— Патриот, — просто ответил генерал, — хотя теперь это не модно. Теперь в моде деньги. А Родина там, где больше платят.
— Но вы ведь тоже!..
— Да, я тоже. Но я не взял лично себе ни копейки. Я работал не на свой карман, а на армию. На страну! Я — на страну, а вы — против! Ты и он — вы загубили доброе дело, вы сработали на них, — кивнул генерал куда-то в сторону. — Вы как “Першинги”, вы хуже “Першингов”, потому что бьете в спину!..
Несколько минут они молчали.
И все равно нужно было делать то, зачем он сюда пришел.
— Кому вы подчинялись?
— Я уже сказал — себе.
— Только себе?
— Да! Это придумал я, я один! Мои люди ничего не знают. Я отдавал приказы, и, значит, весь спрос с меня. На том давай поставим точку. Больше я тебе все равно ничего не скажу.
— А если я спрошу так, как спрашивали у моего человека там, в оружейке? Как спрашивали вы?!
— Попробуй. Только вряд ли у тебя что-нибудь получится. Я старый человек и не смогу выдержать того, что выдержит молодой. Просто сердце остановится. Стариков невозможно пытать, их можно только убивать.
Тут он был прав — ни пытки, ни наркотики помочь здесь не могли. Если он не захочет говорить, он ничего не скажет.
— Я свой век отжил — хоть так, хоть этак отжил… Всякое в жизни бывало, но краснеть мне не за что — за наградами не бегал, от пуль за спины товарищей не прятался. И теперь прятаться не стану. Не надейся. Нужен крайний — вот он я, других можешь не искать!..
Крепок был генерал и в жизни, и в смерти. Настоящий боец из того, из уходящего, времени, где идея была выше денег, выше выгод, выше даже жизни. Где за победу были готовы платить любую цену и платили любую цену. Где личный успех не шел ни в какое сравнение с общим. Где если рубили — то щепки во все стороны… Но зато и строили!..
А как иначе? Как может быть, чтобы интересы личности были выше интересов государства, когда любому дураку понятно, что отдельно взятая личность — это в большинстве своем сволочь, которая хочет только жрать в три горла, поменьше работать и давить слабого, обогащаясь за его счет. Как выигрывать войны, если солдат может иметь особое свое мнение в отношении приказа командира? Тогда никто на смерть не пойдет, тогда все пойдут в кашевары, чтобы подальше от фронта казенную тушенку налево толкать. Как строить великое государство, если каждый заботится только о своей шкуре, а до остального им дела нет? Как можно жить в анархии, где каждый сам по себе и все против всех?..
Не понимал генерал. Честно пытался понять и даже пытался плетью обух перешибить, да вот не смог. Не смог…
— Хочу попросить тебя… Не трогай моих близких. За свои ошибки должен отвечать я, только я один!
— Хорошо.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Тогда валяй, начинай. Я готов.
Генерал отвернулся.
Резидент взял со столика пистолет Макарова, вытащил обойму, проверил, есть ли в ней патроны.
Патроны были.
Генерал сидел, не оглядываясь на него, он внимательно смотрел в экран телевизора…
Странно, раньше там, в лесу, когда он тащил раненого, с прожженными ступнями Помощника, самым главным желанием было увидеть, как генерал умрет. А теперь нет. Теперь не хочется…
Может, потому, что он в чем-то прав? В том, что сегодня государство раздирают и разворовывают по кускам, а оно не может себя защитить и потому рискует исчезнуть с карт. И вряд ли чего-нибудь можно добиться законными методами, а можно только так, можно, взяв на вооружение приемы экономического рэкета. Как это сделал генерал.
Но если так, если он действовал во благо армии и государства, то он не враг, потому что Контора занимается тем же самым и такими же точно методами.
Тогда, получается, они союзники? И тогда прав был генерал, когда обвинил его в том, что он сработал на “них”. И выходит, что свои бьют своих, а выигрывают от этого те, чужие.
Но все равно теперь отступать поздно. Теперь уже поздно…
Резидент передернул затвор, досылая в ствол патрон.
— Вы не хотите кому-нибудь что-нибудь передать?
— Нет.
Резидент быстро, отметая сомнения, отрезая себе пути к отступлению, вскинул пистолет, поднес его к виску генерала и нажал спусковой крючок.
Грянул выстрел!
Голова генерала дернулась, и он уронил голову на грудь.
Резидент всунул рукоять пистолета в безвольно повисшую руку генерала, толкнул в скобу указательный палец.
Теперь надо прибрать и уходить.
Он быстро осмотрелся вокруг, отодвинул, поставил на место стул. Что еще?
Лист бумаги — надо проверить, что там написано…
На стандартном, какие подшивают в дела, листе рукой генерала было написано:
“Я не хочу больше жить. Я ухожу из жизни по собственной воле. Во всем прошу винить одного меня”.
Число…
Роспись…
Резидент положил записку туда, откуда взял, и пошел к выходу.
На душе было муторно Хоть водку покупай...
На улице он по привычке, почти не осознавая, что делает, проверился, вгляделся в мелькнувшие мимо лица. Прошел к остановке городского автобуса.
Домой, теперь домой…
Хотя какой это дом, очередная съемная квартира, каких было сотни. Благоустроенная казарма.
Резидент сел в первый подошедший автобус, номер которого он даже не заметил, проехал три остановки, в последний момент, когда двери уже закрывались, выскочил на улицу, перешел дорогу, запрыгнул в уходящий трамвай, проехал еще несколько остановок.
Все это он делал машинально, как делал всегда…
Едва добравшись до дома, он упал в постель и уснул мертвым сном…
Когда он проснулся, было уже далеко за полдень и сильно хотелось есть. Резидент оделся и пошел в магазин. Потому что разведчики тоже ходят в магазины, потому что разведчики тоже люди.
Он вышел из дома и добежал до ближайшего гастронома, где купил хлеб, кефир, яйца… Расплатился и вышел на улицу.
И вдруг увидел…
Что увидел? Он сам до конца не понял, просто ему что-то такое показалось. Что-то, что он не мог еще осознать…
Вон тот молодой человек!.. Его лицо ему было знакомо. Или это просто сосед, с которым он раньше встречался где-нибудь здесь же, в магазине?
Вспомнить, нужно вспомнить…
Нет, это был не сосед. Этого молодого человека он видел вчера” когда выходил из дома генерала Крашенинникова. Он видел его там, именно там!
Никак не меняя своего поведения, не убыстряя шаг, не оглядываясь, он пошел в сторону дома. Но теперь он был настороже, теперь он контролировал все, что происходило вокруг него.
Парень прошел за ним два квартала и исчез. Но появился такой же неприметный другой.
Нет, это не случайность, это слежка!
Резидент шел, помахивая пакетом, зависая возле табачных киосков.
Да — слежка!
Но откуда? И кто это может быть? Кто?
Охрана генерала? Но тогда они должны были охранять…
Случайные милицейские оперативники, принявшие его за находящегося в розыске преступника?
Нет, эти на милиционеров не похожи.
Или это какая-то “третья” сила. Например, те “кочки”, что возле части генерала Крашенинникова пытались взять в плен Помощника? Потому что откуда-то они взялись! А раз там взялись, то могли и здесь…
И что теперь делать?
Домой нельзя, дома могут быть они. Хотя найти там ничего невозможно, потому что ничего нет. Даже кефира с хлебом… Если вернуться домой, они запрут его там, как мышь в мышеловке. Надо оставаться на улице, улица дает больше возможностей на отрыв.
В ближайшем киоске Резидент купил бутылку водки и купил перочинный нож. Хоть какое-то, хоть такое оружие. И купил затемненные очки.
Пошел дальше, думая, как можно от них оторваться.
Транспортом не удастся, где-нибудь здесь, рядом, у них наверняка машина или даже несколько машин. Уходить надо пешим порядком.
Местность он знал хорошо, потому что первое, что он делал, оказавшись на новом месте — отрабатывал пути эвакуации.
Поравнявшись с одним из проходных дворов, он резко свернул. И увидел, как за ним бросились его соглядатаи.
Пересекая двор, он поднырнул под развешенное на столбах для просушки белье. К сожалению, постельное белье. Только постельное… Но в последний момент он увидел халат — белый расправленный на веревках медицинский халат. Ладно, бог с ним, выбирать не приходится… Он мгновенным движением сорвал с веревки халат и сунул его за пазуху. Филеры ничего не заметили, так как он был прикрыт простынями. Теперь посмотрим, сколько их. Он сделал петлю, чтобы выявить хвост слежки. Нет, только двое. Остальные либо потерялись, либо пошли наперерез, чтобы перехватить его впереди. Надо торопиться. Еще минута, другая…
Но все дворы, как назло, были пусты. У подъездов стояли только грузовики и легковушки.
Ну не может быть, не может быть, чтобы ничего не было! Всегда бывает.
В следующем дворе он увидел то, что искал. В следующем дворе у одного из подъездов стояла машина “Скорой помощи”. Отлично!
Он не спеша, подчеркнуто не спеша прошел по двору и повернул в подъезд, в который недавно зашла медицинская бригада.
Открыл дверь, заметно тормозя, зашел в подъезд и там, в мгновение утратив медлительность, накинул поверх пиджака белый халат, застегнул его на все пуговицы, вытащил, нацепил, прикрывая глаза, купленные в киоске очки, зачесал, меняя прическу, на другую сторону волосы, откусил от купленной буханки, сунул за щеки два мякиша хлеба, выставил чуть вперед челюсть.
На все ушло не более двух десятков секунд. Вряд ли они еще даже подошли к подъезду.
“Врач” встал на выходе, между двумя — входной и второй, в подъезд, — дверями. Услышал, как кто-то пробежал по крыльцу, взялся за ручку двери. И толкнул дверь сам.
Рядом были филеры.
Он сделал шаг в сторону, и они пробежали мимо него, пробежали в подъезд. При мгновенной, нос к носу, встрече в полумраке междверного тамбура они его не узнали. Бросившийся в глаза белый халат обманул их. Униформа всегда обманывает, забирая внимание на себя.
Резидент шагнул на крыльцо и огляделся.
Никого, совсем никого. Так, может?..
Лучше было бы, конечно, уйти. Но тогда он никогда не узнает, кто и почему за ним следил.
Резидент сделал шаг назад и тихо прикрыл за собой дверь.
Внизу, на площадке, задрав голову вверх, стоял один из филеров. Второй бегом поднимался по лестнице.
Резидент сделал еще один бесшумный шаг и, резко наклонившись вперед, схватил шпика за лицо, зажимая ладонью рот и нос. В другой руке у него был купленный десять минут назад, с длинным лезвием, нож.
— Тихо! — шепотом сказал он, приставив нож к горлу и чиркнув им поперек кадыка, чтобы пошла кровь.
Шпик напрягся и замер.
Он оттянул его на два шага назад в тамбур между дверями.
— Откуда ты? Ну, быстро! Вдавил лезвие ножа глубже.
— Если не скажешь — перережу глотку. Скажешь?
Филер осторожно закивал.
Резидент разжал пальцы на ладони, заткнувшей рот.
— Кто вы?!
Лезвие подрезало мышцы. Что было страшно, очень страшно.
— Мы из ФСБ.
— Почему следили за мной?
— Не за вами, — напряженно произнес филер. — За генералом Крашенинниковым.
Так вот в чем дело! Они следили не за ним, за генералом! И когда он к нему пришел, за ним пустили “хвост”.
— Зачем вы за ним следили?
— Я не знаю. Нам не объясняют. Это было похоже на правду.
— Как давно вы установили слежку?..
— Год назад.
Год?! Они следили за ним год!..
— Прослушка была?
— Да.
Но если слежка и прослушка, то, значит, они должны знать о нем практически все. Не могут не знать!.. Наверху застучали вниз шаги второго филера.
— Лежи тихо. Если пикнешь!.. — зловеще прошептал Резидент. Быстро прохлопав карманы филера, вытащил пистолет и удостоверение личности.
Убивать он его не стал. Смысла не было. А главное, времени.
Он выскочил из подъезда, быстрым шагом прошел к машине “Скорой помощи”, стукнул в стекло. Водитель, среагировав на халат, приоткрыл дверцу.
Резидент схватил его за руку и рывком выбросил из машины. Ключи были в замке, мотор работал на холостых оборотах.
Резидент переключил скорость и тронул машину с места.
У него было пять-десять минут до того, как они объявят план “Перехват”…
И все-таки почему генерала пасла Безопасность? Почему пасла и, зная, чем он занимается, потому не могла не знать, не тронула?!
Почему?
Ну почему?..
Не узнать, теперь уже не узнать, теперь лишь бы ноги отсюда унести.
Он влился в поток машин и, включив сирену и мигалку, вдавил педаль газа в пол.
Он свое дело сделал, дальше пусть разбирается Контора. Видеокопии материалов из генеральского сейфа уже должны быть у них. Пусть теперь у них и голова болит. А у него только раны…
Все, ему хватило… С него довольно!..
Глава 24
Уже не там, уже далеко, на другом краю страны, в небольшом провинциальном городке, типичный по виду и манерам новорусский браток, лениво развалясь в гостиничном номере в казенном кресле, смотрел телевизор. Смотрел от нечего делать какую-то туфту, типа про что-то там новости.
На экране мелькали знакомые лица политиков.
“Плохо, что знакомые, — думал браток. — Несчастлива та страна, в которой население знает в лицо своих политиков. Значит, что-то в той стране неблагополучно. Политиков, как врачей, человек начинает узнавать, только когда ему становится худо”.
Не должны люди знать политиков, должны — ученых, художников, актеров, поэтов…
Многоречивые рассуждения политиков о том, как спасти Россию от других политиков, закончились.
Пошла столь любимая народом криминальная информация. Гвоздем которой было очередное громкое преступление — убийство одного из известных в стране нуворишей, “владельца заводов, газет, пароходов…”. А чего еще? Кажется, Нагатинского металлургического комбината, снабжающего титановыми и легированными сплавами предприятия оборонного комплекса.
Погоди-погоди… А как же они его?..
Диктор с удовольствием сообщил, что бизнесмен был застрелен на своей даче из крупнокалиберной снайперской винтовки…
Из какой, из какой винтовки?.. Из крупнокалиберной?..
Ничего себе! То есть известного, снабжающего продукцией предприятия оборонного комплекса бизнесмена застрелили из противоснайперской винтовки?!
Но это получается… получается, что наезды на оборонку продолжаются. Несмотря на смерть генерала Крашенинникова, продолжаются!..
Что за чертовщина?!
В новостях показывали еще какие-то трупы, но уже гораздо менее интересные трупы.
Потом прошла протокольная информация — кто где бывал, с кем встречался, кого сняли, кого назначили. Это было менее интересно, чем человеческие трупы.
Но бизнесмен вдруг вновь напрягся. В ряду прочих бюрократических перестановок прозвучала фамилия одного из заместителей министра обороны. Которого двинули на одну должностную ступень выше.
Ничего в этом сообщении необычного не было, было — в фотографии. На экране буквально в течение нескольких секунд показали фотографию делающего успешную карьеру чиновника. И бизнесмен его узнал!
Это был он, именно он, тот самый высокий начальник, что ненадолго заезжал в часть генерала Крашенинникова и ходил рядом с генералом на стрельбище и на полосу препятствий!
И вот теперь пошел на повышение. Причем пошел после разгрома части генерала Крашенинникова! То есть получается, ему этот провал не засчитали? Или он не имеет ни к нему, ни к генералу никакого отношения, а приезжал просто так в порядке плановой инспекции?
Ни черта не понятно…
Ну ладно, этого протолкнули вверх. А кого на его место назначили?
Об этом в новостях ничего не сообщили, вероятно, посчитав такую информацию малозначительной.
Но это не беда, можно покопаться в Интернете…
Вторая, выуженная из мировой паутины информация оказалась не менее занятной. На место пошедшего на повышение Зама был назначен второстепенный чиновник из аппарата Премьер-министра. И все бы ничего, если бы этот чиновник тоже не служил раньше в ФСБ, причем под непосредственным началом все того же новоиспеченного выдвиженца.
Дальше — больше!.. Был в Министерстве обороны один человек от ФСБ, а теперь их стало два. Занятные перестановочки.
Так, может, все-таки не прав был генерал Крашенинников, когда считал, что все то, что он придумал, придумал он, он один? Может, ошибся генерал? Иначе бы не было за ним слежки, и его начальник не пошел бы на повышение, а на место того начальника не сел бы его, в бытность службы в ФСБ, подчиненный.
А раз сел, то не исключено, что о двойной жизни генерала знали не только пасшие его фээсбэшные филеры, но и их руководство.
Вполне может быть, что знали!
Так почему, если знали, ничего не предприняли? Почему развязали руки людям генерала Крашенинникова? Почему позволили им охотиться на бизнесменов, как на куропаток в охотничий сезон? Почему позволили подминать предприятия?
Почему?..
Ответа на этот вопрос не было. И, выходит, тот его рапорт был не рапорт, а так, отписка. И ничего еще не закончилось, все только еще начинается…
Одно хорошо — снялся с души камень за ликвидацию генерала. Не было там никакого патриотизма, вернее, у него, может, и был, а у тех, кто дергал за ниточки, — вряд ли. Начал все это генерал, не исключено, по своей инициативе, а продолжал, хоть и не знал об этом, по чужой указке.
Так что тут все в порядке — не агнец был генерал — ястреб, и, значит, все, что случилось, было правильно.
По крайней мере очень хочется, чтобы было так!..
Глава 25
Это был не первый звонок, это был второй звонок. Первый прозвучал так давно, что о нем все забыли. Первый прозвучал пять недель назад.
— Нам кажется, что ваш первый заместитель плохо справляется со своей работой, — сказал неизвестный.
— Кому это “нам”?
— Доброжелателям, болеющим за успех вашего предприятия.
— Да? И сильно болеете? Чахнете? — весело спросил исполнительный директор Акционерного общества “Росметалл”, который не принял разговор всерьез.
— Вы зря думаете, что мы шутим.
— А чем вас так не устроил мой зам?
— Тем, что слишком рьяно взялся за конверсию. Мы хотим вам предложить на его место более подходящую кандидатуру.
Похоже, это действительно была не шутка. И исполнительный директор перестал улыбаться.
— Ты или сумасшедший, или просто дурак!..
— Мы перезвоним послезавтра, и думаю…
Директор бросил трубку.
“Ну точно дурак, — решил он про себя. — Причем пронырливый дурак, раз каким-то образом узнал прямой телефон”.
“Послезавтра” незнакомец не позвонил. И после-послезавтра тоже не позвонил. И директор благополучно забыл о нем. Поэтому, когда через месяц раздался новый звонок, он не сразу понял, о чем идет речь.
— Какой зам? Что вы мне голову морочите!..
— О вашем заместителе, который не справляется с работой, и поэтому от него следует избавиться. Лучше уволив. Для него лучше.
— Так это вы? Опять?..
Голос был незнакомый, не тот, что в первый раз. Этот говорил гораздо резче.
— Никого я не буду увольнять! Перестаньте валять дурака, или мне придется…
— Я найду вас через несколько дней…
На этот раз директор забыл о странном звонке быстрее, потому что прошлый после обещания “перезвонить послезавтра” незнакомец пропал на месяц. Ну, значит, и теперь…
Но на этот раз “проситель” сдержал слово. Он объявился через день.
— Что вы решили?
— Насчет чего решил?
— Что вы решили насчет увольнения своего первого зама?
— Я же сказал вам… Я сказал вам, чтобы вы шли к чертовой матери и перестали доставать меня своими идиотскими звонками!..
— Вы его уволите сами или предлагаете решить этот вопрос нам?
— Знаете что?.. Идите вы… — и директор послал неизвестного абонента откровенным матом.
Достал, дурак!..
Вечером он пригласил своего заместителя в гости. Назло, назло дураку-шантажисту… Они пили хороший коньяк, ели шашлыки, много шутили и смеялись. Такого вечера давно не было, если вообще был. Расстались поздно вечером.
— Мне казалось, он сухарь, а оказалось — очень даже милый человек, — удивлялась жена зама в машине, устало прижимаясь к мужу.
— Я сам удивлен. Первый раз его таким вижу…
Когда супруги зашли в свой подъезд, вслед за ними шагнул внутрь какой-то мужчина. Он не обгонял поднимающихся вверх по лестнице, обсуждающих вполголоса события вечера супругов, он тихо шел сзади.
Но на втором этаже он вытащил из кармана и спрятал за спину длинный и узкий нож. На следующем марше, перешагивая сразу через несколько ступеней, мгновенно приблизился к жертвам, оказавшись за их спинами. И делая вид, что хочет обогнать их, придержал мужчину левой рукой, а правой ударил ножом под лопатку.
Нож легко, как в масло, вошел в тело, проткнув его практически насквозь. По пути лезвие пробило, перерезало надвое сердце.
Лицо мужчины перекосила гримаса даже не боли — безмерного удивления.
— Что с тобой?! — обеспокоено спросила жена.
Муж стал оседать, падать вниз, падать на нее. Женщина подхватила его, но удержать не смогла.
Он упал на лестницу, привалившись к стене. И угасающим, уходящим взором увидел свою жену и человека с черным, потому что окровавленным, ножом в руке.
— Не надо… ее! — сказал он. И умер.
Женщина в испуге смотрела на мертвого мужа, на мужчину, на нож. И, все понимая, быстро-быстро затрясла головой.
— Нет, — сказала она. — Вы не сделаете этого! Я прошу вас…
Мужчина приблизился и очень спокойно и расчетливо воткнул нож ей в живот. Женщина схватилась за лезвие, перерезая пальцы. И тоже умерла.
Убийца спустился на несколько ступеней вниз, содрал с одежды тонкую, наклеенную на ткань и теперь забрызганную кровью, пленку, скомкал, сунул в полиэтиленовый пакет.
Уходил он быстро, но тоже очень спокойно, не убыстряя шаг, не оглядываясь, не пытаясь закрывать лицо. И поэтому не привлек ничьего внимания…
Утром директор узнал, что его заместителя и его жены нет в живых. Что их убили, зарезали в собственном подъезде, когда они возвращались домой. Возвращались от него.
Но тогда он не связал те звонки и их трагическую смерть. Тогда он лишь ужаснулся року, так страшно играющему с людьми — весь вечер веселились, а закончилось все вот так, закончилось смертью…
Он связал два эти события на следующий день, когда ему снова позвонил неизвестный и сказал:
— Вы зря нас не послушались. Вы не хотели уволить своего зама, поэтому нам пришлось решить этот вопрос так.
— Как решить?.. — не понял директор. Но тут же понял. — Так это вы?!.
— Это мы. Но мы предупреждали... Теперь, когда место вакантно, мы бы хотели рекомендовать вам своего человека.
— Сволочи! Подонки! Убийцы! Как вы смеете!.. Я немедленно сообщу обо всем в милицию!..
— Пожалуйста, но тогда вам придется сказать, что вы знали о готовящемся преступлении, что вы почти соучастник.
И еще… Если вы кому-нибудь что-нибудь скажете, вы снова кого-то убьете. Не мы — вы!
Директор не поверил, он бросил трубку и, тут же подняв ее, набрал ноль два Но вместо диспетчера ему ответил все тот же голос:
— Не глупите. Зачем вам брать на свою совесть еще одну жизнь…
Директор испугался, испугался этого своего несостоявшегося звонка даже больше, чем убийства зама. Они контролировали его, они обложили его…
Не надо звонить, надо ехать, сразу ехать в милицию…
Он вызвал служебную машину и распорядился ехать в горотдел. Но не доехал На полдороге в кармане зазуммерил мобильник.
— Вы приняли неверное решение, — сказал все тот же голос. — Возвращайтесь и заскочите по дороге к Вике. Она вас очень ждет.
Вика была любовницей директора.
— Поворачивай, поворачивай к Вике! — закричал он.
Водитель, испуганно глядя на него, развернул машину.
На пятый этаж директор вбежал, прыгая через две-три ступеньки, забыв о лифте. Дверь в квартиру была заперта. Он, лихорадочно шаря по карманам, нашел ключ, долго пытался попасть им в ускользающую замочную скважину. И все же попал…
В квартире было тихо, не было видно разбросанных вещей, не чувствовалось присутствия посторонних людей. Директор даже немного успокоился. И совсем успокоился, когда увидел Вику, лежащую на тахте в запахнутом халатике.
— Вика, — сказал он, — я так за тебя испугался.
Но Вика ничего ему не ответила, она молчала.
Директор подошел ближе и понял, что его любовница не спит. Лицо ее было безмятежно-расслабленным, но из груди торчала ручка кухонного ножа.
Он схватил его, чтобы выдернуть, почувствовал, как рукоять скользит в ладони и одновременно липнет к ней. Испугался и разжал руку.
Это была кровь, неестественно густая, потому что подсохшая кровь.
Он отшатнулся от мертвой любовницы и стал отступать к двери. Но тут раздался звонок телефона. Он звонил долго, бесконечно долго, и директор, повинуясь рефлексу, снял трубку.
— Да.
— Вы пришли? — это был тот же голос, все тот же самый голос… — Нам очень жаль. Видите, что бывает, когда стороны не могут найти общий язык.
Теперь директор уже не кричал и не грозил позвонить в милицию. Теперь он стоял, как болван, и просто слушал.
— Вы не подходили к трупу, не пытались вытащить нож, не дотрагивались до него? Если дотрагивались, то дело плохо, следствие обнаружит на нем отпечатки ваших пальцев, а свидетели покажут, что вы находились с потерпевшей в сложных отношениях.
— Но ведь это вы сказали мне, чтобы я приехал! При водителе, который подтвердит!..
— Водитель подтвердит только то, что вы, поговорив по мобильному телефону, пришли в крайнее возбуждение и приказали ехать к любовнице. Потому что кто-то позвонил и сказал вам, что она находится там с вашим соперником. Вы приехали и…
— Но это не так!
— Об этом, к сожалению, знаете только вы. Один вы.
— Но что же тогда делать?
— Найдите на кухне салфетку, оберните ручку ножа и аккуратно выдерните его. Нож положите в пакет и возьмите с собой. Потом, позже, вы выбросите его где-нибудь в укромном месте. От одежды лучше избавьтесь или хорошенько ее застирайте, так как на ней могут оказаться капельки крови. Водителю скажете, что не застали Вику дома…
Директор слушал, и ему казалось, что его собеседник говорит дельные вещи, что он помогает ему. На самом деле его топили, выстраивая его же руками законченную картину совершенного им убийства. Его заставляли делать то, что делал бы на его месте типичный убийца — изымать и прятать орудие преступления, застирывать одежду, вводить в заблуждение свидетелей.
Наверное, если бы он вызвал милицию, он мог что-то объяснить, доказать. Но только если не откладывая, если прямо теперь, а не потом, когда всем станут очевидны его попытки замести следы преступления. Когда ему неопровержимо докажут его присутствие в квартире убитой, снимут с ручек дверей, с телефонной трубки, кранов отпечатки его пальцев, когда найдут выброшенный им нож и допросят водителя…