Глава 23

— Я никак не пойму, зачем мне встречаться с каким-то там Корольковым по кличке Папа? Зачем он мне нужен? — никак не мог уяснить суть поставленной перед ним задачи Иванов.

— Вам — совершенно незачем. Встреча с Папой нужна не вам — нам.

— Тогда зачем вам понадобилось, чтобы с Корольковым встречался я? Если он вам так нужен, встречайтесь с ним вы.

— К сожалению, с нами он на контакт не пойдет.

— А со мной пойдет?

— С вами — пойдет.

— Почему?

— Потому что он вас знает.

— Откуда он меня может знать, если я с ним незнаком и ни разу не видел?

— Он вас знает заочно. А нам бы хотелось, чтобы это знакомство из заочного превратилось в очное.

— Почему обязательно очное? Почему нельзя как-нибудь по-другому? Я готов вам помочь!.. Например, написать ему письмо или даже поговорить с ним по телефону. Я не хочу туда идти, чтобы знакомиться с ним лично. Почему я должен туда идти? Почему вы не можете обойтись без меня?

— Потому что существует своя логика проведения такого рода операций. Я не могу посвящать вас во все детали, но если в общих чертах, то гражданин Корольков имеет выход на агента одной из иностранных спецслужб. Один только он имеет. В силу различных обстоятельств он знает вас. И как мы предполагаем, сможет подвести вас к этому агенту для передачи определенного рода информации, которой снабдим вас мы. Понятно?

— Ни черта не понятно!

— Повторяю — агент иностранной разведки доверяет Королькову, Корольков — доверят вам, вы просите Королькова о встрече с агентом и после знакомства передаете ему полученную от нас информацию. Теперь понятно?

— Нет, непонятно! С чего это вдруг этот Корольков будет меня знакомить с иностранным агентом?

— Потому что вы его об этом попросите.

— Я попрошу?

— Вы попросите. Когда с ним встретитесь.

— Я не хочу с ним встречаться. И потом, он не станет со мной встречаться. С чего это он будет со мной встречаться?..

— Он с вами встретится. Обязательно встретится.

— Почему?

— Потому что он захочет с вами встретиться.

— Встречусь, чтобы они меня убили? — горько усмехнулся Иван Иванович. — Вы этого добиваетесь? Вы добиваетесь, чтобы они меня убили?

— Они вас не убьют.

— Как же не убьют, когда считают, что это я их тогда, в том доме. Когда вы все так подстроили, что это как будто я... Неужели они после этого меня простят?

— Нет, не простят. Конечно, не простят. Но не убьют.

— Почему не убьют, если я буду в их руках?

— Потому что они будут бояться вас больше, чем вы их. Будут бояться, что вы убьете их первыми.

— Это еще ничего не значит.

— Кроме того, место для встречи будет выбрано нами с точки зрения обеспечения возможно более полноценной страховки и будет заранее подготовлено к ней. Мы посадим в специально оборудованные и хорошо замаскированные НП наших наблюдателей и снайперов. Они будут следить за вами не отрывая глаз. Любое неосторожное движение со стороны ваших собеседников будет пресекаться выстрелом.

— А если они промахнутся?

— Они не промахиваются.

— А если меня убьют как-нибудь незаметно? Например, ножом?

— На вас будет надет легкий бронежилет.

— А тяжелый нельзя?

— Тяжелый весит сорок килограммов и заметен на теле. При этом он ненамного надежней легкого. Кроме внешней страховки, мы планируем провести ряд упреждающих мероприятий, призванных повысить мотивацию Королькова на сохранение вам жизни.

— Чего, чего?

— Мы постараемся сделать так, что вы им будете нужны живым больше, чем мертвым.

— Как так можно?

— Например, убедив Королькова, что вы обладаете информацией, которая им необходима. И которую, убив вас, они никогда не получат.

— Какой информацией?

— Любой. Но об этом вы узнаете позже. Подводя итог, скажу, что для обеспечения вашей безопасности предусмотрены, если так можно выразиться, три кольца обороны: ближнее — это бронежилет, личное оружие и ваш имидж, внешнее — несколько снайперов-телохранителей, наблюдающих за встречей из скрытых засад и группа быстрого реагирования, способная оказаться на месте в считанные секунды, и последнее — так сказать меры психологической защиты. Ну что, убедил я вас?

— Ну... Вроде да... Но все же было бы лучше, если кто-нибудь пошел на встречу вместо меня.

— И тем не менее на эту встречу придется пойти именно вам!

— Почему это?

— Потому, что у вас нет другого выхода. Или вы соглашаетесь помогать нам. Или мы перестаем помогать вам! Мы просто перестанем прикрывать вас, и Корольков с компанией рано или поздно встретятся с вами без нашей страховки.! И тогда у вас уже не будет ни бронежилета, ни снайперов, hi группы быстрого реагирования. Тогда они просто...

— Ладно, я понял. Я согласен. Что мне надо делать?

— Пока ничего особенного. Вам надо будет появляться строго определенное время в строго определенных местах.

— Зачем?

— Затем, чтобы повысить заинтересованность Королькова во встрече...

Глава 24

— Доложите готовность, — попросил в микрофон переносной рации майор Проскурин.

— Черный готов.

— Красный готов.

— Желтый занял исходные позиции.

— Синий может работать.

Все были на местах и были готовы исполнить полученный ими приказ.

— Добро. Всем готовность номер один. Начинаем через три минуты.

— Поняли вас, Белый. Начало через три минуты.

— Зеленого подготовили? Как слышите меня?

— Слышу вас. Зеленый готов.

— Нервничает?

— Есть маленько. Но в принципе держится молодцом.

— Подстрахуйте его на всякий случай.

— Есть подстраховать.

Две минуты.

Одна.

Пора!

— Пошли!

Одетого в черный кожаный плащ Иванова вытолкнули из машины, сунули в руку большой «дипломат» и показали направление, в котором ему следовало идти.

В принципе Иванов знал свой путь. Знал каждый поворот и каждую, которую ему предстояло открыть, дверь. Свой путь, отснятый на видеокамеру, он много раз видел на экране телевизора.

Повернуть направо.

Пройти в арку. Повернуть налево. Пройти пятьдесят шагов.

Зайти на крыльцо, открыть дверь и войти внутрь подъезда.

Подняться на верхний этаж.

Сесть на подоконник.

И... сидеть до особого распоряжения...

— Зеленый на месте. Черному работать, — прозвучал голос в наушниках.

Черный упал животом на грязный пол чердака. Повозился телом, уминая мешающую лечь удобно грязь. Выставил вперед обвешанную маскировочными тряпками снайперскую винтовку, припал глазом к резиновому наглазнику и отыскал нужное окно.

В окне в удобном кресле перед телевизором сидел мужчина. И медленно цедил из вскрытой банки пиво.

— Цель вижу, — тихо сказал снайпер в закрепленный возле самых губ микрофон. — Начинаю работать.

— Понял тебя. На подходах чисто. Можешь работать. Снайпер сделал несколько глубоких вдохов, потом один выдох, замер, словно закаменел, подвел перекрестье прицела к руке мужчины, пившего возле телевизора пиво, и плавно вдавил спусковой крючок.

Пуля, мгновенно одолевшая тридцать метров, отделявших ее от цели, пробила оконное стекло и пробила навылет руку и зажатую в ней банку с пивом. Мужчина, пивший пиво, вскричал и упал на пол.

— Работу сделал, — сказал в микрофон Черный. Быстро встал, несколькими движениями разобрал и уложил винтовку в специальный «дипломат». — Я готов, — доложил он.

— Красному уводить Зеленого, — приказал майор Проскурин.

— Вас понял. Уводить Зеленого.

В подъезде открылась дверь, и кто-то громко крикнул:

— Сашка! Ну ты куда делся? Нам уже идти пора... Крик был в точности такой, каким должен был быть. Иван Иванович встал с подоконника, спустился на первый этаж, вышел из подъезда и, как ему велели, не спеша прошел к арке.

Черный прошел чердак по всей длине, вылез на крышу, прошел по ней до соседнего дома, через слуховое окно спустился на чердак, по нему добрался до люка, ведущего в подъезд, и, спустившись по подъездной лестнице, вышел на улицу. Иван Иванович сел в машину, которая не спеша и не нарушая правил дорожного движения слилась с городским транспортным потоком.

— Красному, Желтому, Синему — отбой, — приказал майор Проскурин.

— Есть отбой.

— Есть отбой...

На полу квартиры, расположенной на четвертом этаже, воя, матерясь и плача, катался мужчина, так и не допивший свое пиво. Катался один из ближайших подручных Королькова Ильи Григорьевича по кличке Папа.

— Белый вызывает Розового, — сказал в микрофон майор Проскурин.

— Розовый слушает.

— Как у тебя дела по Фикусу?

— Кактус на месте.

— Понял тебя. К тебе направляется Зеленый. Будет через семь-восемь минут.

— Понял вас. Через семь-восемь минут.

— Сообщай о всех передвижениях по Фикусу.

— Есть сообщать.

Машина, в которой сидел Иванов, съехала из общего п тока машин в боковую улицу.

— Готов? — спросил сидящий на заднем сиденье человек.

— Что? — встрепенулся Иванов.

— Я спрашиваю, ты готов?

— Да, готов.

— Ну тогда иди.

— Я пошел... Что-то не получается.

— Ремень сними.

— Что?

— Ремень безопасности сними. Он тебе встать мешает!

— А-а. Ну да.

Иванов открыл и закрыл дверцу и, вспоминая подробности еще одного сто раз показанного ему кинофильма, пошел вперед: до переулка, по нему направо, налево, прямо, возле мусорных баков опять налево и прямо до второго подъезда в кирпичной пятиэтажке. Затем по лестнице до подоконника пятого этажа.

— Зеленый на месте.

— Фиолетовому, Сиреневому и Коричневому работать.

— Есть работать.

Фиолетовый протер окуляр оптического прицела и приблизил к нему глаз.

— Фикус не вижу. Повторяю — Фикус исчез из поля зрения.

— Вызываю Сиреневого. — Сиреневый на связи.

— Сообщи появление Фикуса на улице.

— Фикус на улицу не выходил. Как поняли меня?

— Понял тебя, Сиреневый. Сообщай о любых его передвижениях.

Минутная пауза.

— Сиреневый вызывает Белого.

— Слушаю тебя.

— Фикус вышел из подъезда. С мусорным ведром. Фикус направляется к мусорным бакам. Как поняли меня?..

— Говорит Фиолетовый. Вижу Фикус на подходах к мусорному баку. Вижу очень хорошо, могу работать.

Майор Проскурин на секунду замолк и задумался. Наверное, лучше было не рисковать и использовать выстрел теперь, пока Фикус досягаем. Мало ли куда он денется через минуту или две. Может, в ванну часа на два засядет или в гости к соседям уйдет.

Но, с другой стороны, выстрел на улице привлечет внимание дворовой общественности. И через них чуть не полгорода. А полгорода в задачи майора не входили.

А вот если выстрел найдет жертву в квартире, то все пройдет гораздо тише. Возможно, даже обойдется без милиции, потому что подручные Королькова ее не жалуют. И если есть хоть малая возможность, пытаются ее избежать.

— Белого вызывает Фиолетовый. Я могу работать Фикус. Прошу разрешения работать.

— Слышу тебя, Фиолетовый. Фикус на улице не работать. Повторяю, Фикус на улице не работать. Фикус работать на прежнем месте. Под крышей работать. Как понял меня?

— Понял тебя, Белый. Фикус работать на прежнем месте. Человек с ведром поднялся в квартиру, прошел на кухню, поставил ведро и стал засовывать туда новый полиэтиленовый мешок.

— Вижу Фикус, — сказал Фиолетовый, перемещая риску прицела на выставленный в сторону зад. — Разрешите работать Фикус?

Мешок никак не налеплялся на края ведра.

— От гнида склизкая! — высказал человек свое отношение к мешку и мусорному ведру.

— Коричневый?

— Коричневый слушает.

— Как подходы?

— Подходы свободны.

— Фиолетовому разрешаю работать.

Фиолетовый зафиксировал выставленный зад в прицеле и нажал на спуск.

Пуля сбоку чиркнула по двум мягким полукружьям чужого седалища, вырвав клочья мяса.

— А-а-а!

— Фиолетовый работу закончил.

— Фиолетовому уходить.

В подъезд заглянул какой-то случайный прохожий и диким криком позвал какого-то, которого все ждали, Сашку.

Иван Иванович встал с подоконника и пошел вниз.

Какими-то странными были его нынешние хозяева. Заставляют ходить по городу туда-сюда, заходить в пропахшие мочой подъезды, подниматься на верхние этажи и сидеть минут по пять, изображая полного идиота. И при этом утверждают, что это должно убыстрить его встречу с Корольковым-Папой.

Странно все это. И очень глупо...

— Фиолетовому, Сиреневому и Коричневому отбой.

— Поняли тебя, Белый, — отбой...

Глава 25

— Папа! Они отстреливают наших!

— Кто отстреливает?

— Не знаю кто. Но они уже продырявили Шныря и Гнусавого.

— Когда продырявили?

— Только что! Буквально несколько минут назад.

— Что, одновременно двух?

— Нет, Папа. По очереди. Вначале одного, потом, минут через двадцать, другого. Они их зашмаляли прямо дома!

— Из шпалеров?

— Нет, Папа, в том-то и дело, что нет! Они зашмаляли их из винтаря. Прямо через окно. Из соседнего дома.

— Они живы?

— Живы. Шнырю продырявили руку, а Гнусавому... хм...

— Куда попали Гнусавому?

— Гнусавому разнесли задницу по всей кухне. Он теперь полгода сидеть не сможет! Вообще-то, блин, им повезло. Могли, вглухую замочить! Могли башку разбрызгать вместо задницы.

— Лепил с легавыми вызывали?

— Пока вроде нет.

— И не надо. Обойдемся без них. Бери машину и вези их к нашему лепиле, который в седьмой поликлинике работает. Да не в поликлинику вези, а домой.

— Какие машины брать?

— Любые бери. «Волгу» бери.

— Папа, Гнусавый не сможет на «Волге».

— Почему?

— Папа, Гнусавый теперь не может сидеть. Ему не на чем сидеть.

— Ну бери тогда грузовую. Все!

— Папа. Тут с тобой просил поговорить Шнырь.

— Зачем поговорить?

— Не знаю, но, когда он мне позвонил, он кричал, что знает мочилу.

— Откуда он может знать?

— Папа, я не знаю. Я только сказал, что он сказал мне.

— Набери его.

Принесший новость блатной быстро стал нажимать кнопки телефона.

— Папа, он на телефоне.

— Ну? — коротко спросил Папа. По-другому он спросить не мог, потому что Шнырь был не его поля ягода. И даже не ягода.

— Папа! Он продырявил меня! Он отстрелил мне руку! У меня дырка в руке. Мне так больно, что я еле...

— Про дырку я уже знаю. Что ты мне хотел сказать?

— Папа, он хотел меня убить!

— Кто?

— Тот, который в меня стрелял. Но он промахнулся.

— Ты его знаешь?

— Я знаю его, Папа! Родной мамой клянусь! Это тот, который не убил меня, когда всех... Тогда, в доме. Когда я остался живым один. Папа, он очень обидчив. Он жмурит всех кто был тогда в доме! Папа, я точно знаю. Гадом буду! Он побил братанов там. А меня не смог. Промахнулся. И Шустрого не смог, потому что тот уехал к тебе. Но он все равно убил Шустрого, потому что не смог убить там. Он нашел его и все равно убил. И хотел убить меня. Потому что я тоже был там, но остался жив. Папа! Он жмурит всех, кто его тогда бил! Я это понял! Я это сразу понял, когда он отстрелил мне руку. Я не ошибаюсь, Папа! Я тебе это сказал, чтобы успеть. Потому что он все равно кончит меня. Он кончил всех, кто его обидел. Я остался последний. Папа, он не прощает обид! Он всегда находит тех, кто его обидел. Он под землей находит тех, кто его обидел. Теперь он...

Папа брезгливо отбросил трубку.

— Бери машины и вези их к лепиле. И вот что, первого Гнусавого вези.

— А что сказал за мочилу Шнырь?

— Глупость сказал! Сказал, что точно знает, кто в него шмалял.

— И кто?

— Сказал, что за ним гоняется тот, который наших в доме положил. Который сказал, что он Иванов. И теперь решил его добить, раз там не смог. В общем, полная дурь...

Служка неопределенно пожал плечами.

— Или, может, ты тоже так думаешь?!

— Я ничего не думаю, Папа. Здесь думаешь ты. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Ведь Шустрого он замочил. А Шустрый тоже был там. Со Шнырем...

Папа внимательно посмотрел на своего подручного.

— Ботало ты! И он ботало! Дела нет ему гоняться по городу за каким-то дерьмовым Шнырем. И тем более за Гундосым! Велика честь будет. То, что шмальнули, — понятно. Только при чем здесь Иванов? Мало ли кто мог свести с нами счеты? Да хоть даже Сивый за свой магазин наехал. Или...

Зазвонил телефон.

— Возьми и скажи Шнырю, что ты выезжаешь.

— Это не Шнырь.

— А кто?

— Не знаю. Папа взял трубку.

— Ну что, узнаешь? — спросил голос.

— Ты кто?

— Я тот, кто тебе сегодня передал привет. Через окна твоих «шестерок».

Папа побелел и стиснул трубку в кулаке.

— Кто ты?!

— Я тот, кого ты ищешь. Я Иванов!

Иванов сидел в кабинете майора Проскурина и, глядя на его вплотную придвинувшееся лицо и на разложенные на столе листы, говорил в трубку написанный на них текст. Вернее, несколько предположительно возможных вариантов текста. Говорил по кабинетному телефону, который на АТС числился телефоном-автоматом.

— Правильно, — кивал головой майор. — Жестче! — показывал он стиснутый кулак. — Дави его! — крутил большим пальцем по столешнице стола.

Иван Иванович в точности старался следовать тексту и следовать тону, отрепетированному им с помощью преподавателя по сценической речи.

— Значит, все-таки узнал, — с усмешкой сказал Иван Иванович и, входя в роль, криво ухмыльнулся и покачал головой.

— Да, я узнал тебя! — еле сдерживая гнев, сказал Папа. И показал пальцем на телефон, чтобы с другого аппарата позвонили на АТС и узнали, кто и откуда говорит. — Откуда ты узнал мой телефон?

— Оттуда же, откуда я узнаю все, — сказал истинную правду Иван Иванович.

— Что ты хочешь?

— Я хочу справедливости. И хочу, чтобы никто не брал того, что ему не принадлежит...

— О чем ты?

Служки Папы, лихорадочно накручивая диск принесенного из соседней комнаты телефона, пытались дозвониться до телефонной станции.

— Ты знаешь, о чем.

— То, о чем ты говоришь, ты тоже не в лесу нашел.

— Но я нашел это раньше тебя!

— Это не важно. На чужие вещи все имеют равные права.

— Но кто-то чуть большие.

— Что ты хочешь от меня конкретно?

— Я хочу, чтобы ты отдал то, что по праву принадлежит мне. Хочу, чтобы ты отдал это сегодня. Тогда завтра мы разойдемся, как в море корабли.

— У меня ничего нет!

— Не верти вола, Папа! Я не какой-нибудь дешевый фраер! — грубо сказал Иванов фразу, не написанную ни в одной сценарной разработке.

Майор Проскурин удивленно вскинул брови и показал большой палец.

— Это я в кино слышал! — гордо сообщил Иванов, прикрыв трубку рукой.

Майор побелел и несколько раз ткнул пальцем в трубку.

— Ах, ну да! — кивнул Иванов и снова прижал наушник к уху.

— ...рваный, — услышал он обрывок фразы.

— Что?

— Сойди с моего пути! Гнида! Сойди! Если хочешь остаться жив! — заорал совершенно потерявший над собой контроль Папа.

— Я не уйду, пока не получу то, что принадлежит мне по праву, — напротив очень спокойно сказал Иван Иванович. — И ты все равно отдашь мне то, что мне принадлежит.

— Ты никогда ничего не получишь!

— Я думаю, ты одумаешься. Потому что если ты не одумаешься, я начну террор.

— Какой террор? Не кукарекай, петух драный, пока солнце не взошло.

Переставшая возиться у второго телефона братва притихла, глядя снизу вверх на Папу. «Петух» — это было серьезно. На «петуха» неизвестному телефонному собеседнику надо было как-то отвечать.

— Он обидел тебя! — сказал губами майор Проскурин, слушавший телефон по отводной трубке. — Обидься!

— Сам петух, — не нашелся, что сказать, Иванов. После чего снова заговорил по утвержденному генералом сценарию. Очень убедительно заговорил. — Слушай меня сюда ушами, — зловеще и очень громко сказал он, обратив внимание на поставленные против этой реплики два восклицательных знака. — Я позвоню тебе через десять минут. Если ты не скажешь «да», я буду каждый день калечить по одному твоему подручному. Каждый день — по одному! Три дня! Через три дня я начну убивать их. Одного за другим. Пока не доберусь до тебя. Последним я убью тебя. Потому что ты не хочешь отдать принадлежащую мне вещь!

— Молодец! — показал майор. И тут же добавил уже в полный голос: — Круто ты с ним!

Иван Иванович смущенно потупил взор. Папа стоял с трубкой, прижатой к уху, еще две или три минуты после того, как по ней зазвучали гудки. Так с ним никто не разговаривал. Очень давно не разговаривал. А может быть, вообще не разговаривал.

Он зло отбросил трубку и взглянул на своих подручных. Так взглянул, что те шарахнулись в сторону...

— Откуда?! — резко спросил он.

— Мы ничего не узнали, Папа! Он звонил с телефона-автомата.

— Что?!

— Папа, мы здесь ни при чем! Так сказали на станции.

Упавший на пол телефон зазвонил снова. Все смотрели на него, но никто не решался его поднять.

— Дайте! — сказал Папа.

— Десять минут истекли. Что ты решил? — спросил уже знакомый голос.

— Да пошел ты!..

— Тогда я открываю счет, — предупредил голос. Папа снова швырнул телефон на пол. Но на этот раз так, что из него, словно взрывом, выбросило все внутренности...

— Он отказал, — чуть даже виновато сказал Иван Иванович.

— Очень хорошо, что отказал, — приободрил его майор. — Он и должен был отказать. Кто дольше ломается, тот потом сильней любит, — и тут же поднял к лицу рацию. Смешков! Да я, Проскурин. Готовь машины на выезд. В полном объеме готовь. Да, всех. Как сегодня днем. Выезд через сорок минут. И вы собирайтесь, Иван Иванович.

— Мы куда-то снова едем?

— Едем. Снова. Едем продолжать то, что не успели доделать днем. Собирайтесь. Выезд через сорок минут.

— И что мне надо будет делать?

— Что делать? Ничего нового не делать. То есть делать совершенно то же самое, что вы уже делали. Ходить по адресам, которые мы вам укажем...

«Все-таки странные люди, — вновь удивился про себя Иван Иванович. — Полдня таскали его по всему городу с чемоданом. И снова хотят делать то же самое! Снова таскать чемодан по городу. Ну очень странные люди!..»

К исходу дня в городе имело место быть еще одно странное происшествие. Одному два года нигде не работающему, имеющему две судимости гражданину на его даче неизвестные хулиганы из ружья практически напрочь отстрелили правое ухо...

Глава 26

— Ты мне можешь объяснить, зачем тебе эти дела, Саша.

— Объяснить не могу. Могу только сказать, что надо. Кровь из носу как надо.

— Но ты же не первый год в нашей системе, ты же понимаешь, что уголовные дела попадают под категорию документов строгой отчетности. Их нельзя раздавать направо и налево.

— Я не «право» и не «лево».

— Я не хотел тебя обидеть.

— Меня нельзя обидеть. Я толстокожий.

— Значит, не скажешь?

— Я же сказал — не могу.

— Но я надеюсь, ты не собираешься их подчищать?

— Если бы я хотел их подчищать, я бы к тебе не обращался. И кроме того, насколько я осведомлен, что там настолько много мертвяков, что, даже если вырвать половину листов, это ровным счетом ничего не изменит.

— Ну вообще-то верно.

— Ну и что ты мне скажешь?

— Скажу, что пока не знаю. Дела находятся в ведении следователей.

— Но ты же их начальник.

— Но непосредственно отвечают за них они. Я не более чем администратор.

— Никогда не поверю, что ты не можешь с ними поладить. Я точно такой же администратор, как и ты, и знаю все твои потенциальные возможности. Потому что располагаю точно такими же.

— Хорошо. Я попробую тебе помочь их посмотреть. Но только если без выноса.

— Конечно, без выноса.

— Я возьму эти дела себе. Для ознакомления. На какую-нибудь из суббот.

— На ближайшую субботу. Мне они нужны на ближайшую субботу. На следующую будет поздно.

— Ладно, на ближайшую. Но с уговором, чтобы смотреть только в моем кабинете.

— Согласен. Только в твоем.

Александр Владимирович положил трубку и долго ежился в своем добротном подполковничьем мундире. Не привык он просить. Вернее, уже отвык. Потому что привык приказывать и отдавать распоряжения. И привык, что эти приказы и распоряжения мгновенно выполняются.

И вообще, за последние несколько дней ему много чего пришлось делать такого, от чего он отвык. Начиная с того собеседования, на которое его притащил дядя Федор. Тогда, в детстве, дядя. А теперь непонятно кто, потому что Александр Владимирович сам дядя. Притащил и даже нормально не объяснил для чего. Сказал только, что нужно деньги выручать.

Несколько раз подполковник деньги уже выручал. У должников выручал, которые их никак не хотели отдавать отчаявшимся кредиторам. Но отдавали, когда он, под каким-нибудь благовидным предлогом, например оскорбление работника правопорядка при исполнении им служебных обязанностей, запирал строптивых должников в следственный изолятор. По личному знакомству с начальником этого ведомства запирал. Через сутки пребывания там «по знакомству» самые строптивые должники готовы были вернуть долг вдвое.

Но то были не более чем отданные в долг или под проценты деньги его знакомых или знакомых их знакомых. И были небольшие деньги. А здесь... Здесь деньги были совсем иные. И именно поэтому Александр Владимирович согласился на предложение приятелей дяди Федора.

Правда, потом, когда вспомнил все перипетии разговора, — пожалел, что согласился.

Но потом, прикинув; о каких деньгах может идти речь, снова решил, что поступил правильно. В конце концов, такой шанс выпадает один раз в жизни. И обычно кому-нибудь другому. А тут ему!

Правильно, что согласился. Потому что неизвестно, что в этом терзаемом внутренними противоречиями государстве будет завтра. И еще менее известно, будут ли кому-нибудь нужны подполковники милиции.

Но, согласившись, подполковник почти тут же столкнулся с рядом сложностей. Например, с тем, что работать надо не подчиненном ему коллективе, к чему он привык, а одному Так сказать, быть единому во всех лицах. И запросы рассылать, и информацию добывать, и перепроверять...

День он пребывал в некоторой растерянности, но потом вспомнив уроки молодости, где он не один год проходил опером и следаком, взялся за дело.

Для начала запросил в адресном бюро координаты разыскиваемых милицией лиц — майора Сивашова и капитана Борца. Ну то есть в запросе, конечно, не было указано, что разыскиваемые лица майор и капитан. Просто граждане Сивашов и Борец. Плюс имена, отчества и примерный год рождения.

Проживающих в городе Сивашовых и Борцов было несколько. Злоупотребляя своим служебным положением, Александр Владимирович позвонил участковым инспекторам и попросил их навести справки по гражданам, проживающим по адресу... Кто они, где работают, какой образ жизни ведут. Образ жизни — для отвода глаз. Потому что участковых всегда спрашивают в первую очередь про образ жизни.

Большинство кандидатур, представленных адресным бюро, отпали сразу. Кто-то был инвалидом и по этой причине практически не выходил из квартиры, кто-то был горьким пьяницей, а большинство не имели никакого отношения к армии. Кроме двух адресатов. Эти двое — да, действительно служили в Вооруженных Силах, потому что, по свидетельству соседей, иногда ходили в форме.

При этом одного дома не видели уже много дней. А про второго сказали, что он умер...

— Умер?! Как так умер?!

— Так — умер, — повторил участковый по телефону.

Говорят, дотла сгорел в собственной даче.

— Отчего возник пожар? — спросил подполковник.

— Точно неизвестно, но вроде как взорвался баллон с пропаном. Эти баллоны вечно взрываются.

— Расследование пожара кем-нибудь проводилось?

— Наверное, проводилось. Наверное, пожарниками. Но точно я сказать не могу...

Итак, выходит, что майор Сивашов умер. Причем умер при весьма странных обстоятельствах. Потому что взрыв баллона на даче майора, который должен был ехать добывать деньги в Швейцарии, обстоятельство странное. Вернее сказать, архистранное.