Глава двадцать вторая

В последнее время к работникам следственной бригады Старкова зачастили земляки из глубинки, которые представлялись дальними, седьмая вода на киселе, родственниками или детсадовскими, с соседней кроватки, приятелями.

— Ну ты чего, не помнишь, что ли? Твоя кроватка была у стены, а моя аккурат у двери стояла. Да ну как не помнишь? Ты еще у меня как-то машинку пожарную хотел отобрать, а я тебе ею по голове вдарил...

Детсадовские приятели привозили дорогие подарки, водку и экзотическую закуску.

— Это раки. Сам ловил...

— Это опята маринованные. Сам собирал...

— Это медок с пасеки деда Николая. Помнишь такого? Нет? Деда Николая не помнишь...

Потом земляки пили водку и говорили за жизнь.

— Работа у тебя, поди, тяжелая? Гадов ловить. Сколько их развелось-то, гадов этих.

— Много, — говорил захмелевший следователь. — Но мы их все равно всех до одного переловим. Потому что вор должен сидеть в тюрьме! Это я тебе говорю.

— Погоди, это же, кажется, Высоцкий говорил.

— Он раньше говорил. А я теперь говорю.

— А платят тебе за это дело сколько? — интересовался приятель.

— Да уж поболе, чем тебе.

— Не, ну сколько? Следователь называл.

— Всего-то? Да я дома на сене больше возьму. Дешево вас ценят. Как же так можно, когда каждый день жизнью рискуешь...

Потом земляки снова пили. Почти до беспамятства.

— Ну а дело ты мне какое-нибудь можешь рассказать? Позабористей. Ну, чтобы с трупами. Или у тебя только карманники?

— У меня карманники? Да ты знаешь, какие дела я расследую?

— Какие?

— Такие! О которых в газетах не пишут!

— Ну?

— Точно тебе говорю.

— Ну например?

— Не могу. Нам запрещено до суда.

— Да ты что, мы же земляки! У нас же кроватки рядом...

— Но только тебе! А ты никому!

— Могила!

— Ну вот взять хотя бы самое последнее дело. Чуть не два десятка мертвяков!

— Ну?!

— Точно тебе говорю! Шмаляли друг друга куда ни попадя. А ты говоришь, карманники...

— А кто кого шмалял?

— Вот. Это самое главное. Что я сейчас и расследую.

— А подробней можешь? Нет, ну интересно, как такие дела расследуют. Как тех гадов ловят.

— Подробней? Но только если ты никому!

— Даже не сомневайся...

Утром земляк выкладывал на стол здоровенную пачку денег. И выставлял два стакана водки.

— Это что?

— Это водка. Чтобы голова не болела. После вчерашнего.

— Нет, я не про водку. Я про это.

— Это деньги.

— Какие деньги?

— Гонорар.

— Какой гонорар? Ни черта не понимаю.

— За рассказ о расследовании дела на Агрономической.

— А я что-то рассказал?

— Ты много чего рассказал. Такого, что рассказывать не следовало. Такого, за что снимают погоны. И отправляют в места не столь отдаленные. Предназначенные для проштрафившихся работников милиции.

— Ты кто?

— Я же говорил — твой детсадовский приятель.

— Я сейчас патруль вызову.

— И пойдешь под суд.

— За что?

— За то! За разглашение служебной информации.

— Что ты от меня хочешь?

— Некоторой дополнительной информации. Кроме той, что ты уже рассказал. Фотографии, ксерокопии криминалистических экспертиз.

— Да ты с ума сошел! За это знаешь что бывает?

— То же самое, что бывает за то, что ты уже сделал. Плюс-минус год. И плюс или минус вот эта пачка баксов.

— За кого ты меня принимаешь?!

— За милиционера. Да брось ты, сейчас все берут. От вашего министра до участкового. Даже президент берет. Сам знаешь. Газетки-то небось почитываешь? Отчего же они берут, а ты не можешь? Тем более что теперь ломаться уже поздно. Большую часть ты уже рассказал. А здесь, — кивал детсадовский приятель на деньги, — до конца жизни хватит. Если сильно не шиковать.

— Я не могу достать все документы.

— Но можешь назвать людей, которые могут их достать. В конце концов, они тоже в детский сад ходили... где наши кроватки рядом стояли...

Потом, спустя буквально несколько дней, наезжали новые земляки. На этот раз очень дальние родственники. Сразу трое. С тройным запасом водки, приветов и подарков.

— Ну ты что, зазнался, что ли?

— Почему зазнался?

— Домой не наведываешься. Писем не пишешь.

— Да некогда все. Работа. Замотался совсем.

— Ну да, работа у тебя не позавидуешь. Бандитов ловить. Под пули их подставляться... Платят-то хоть хорошо?

— Платят? Мало платят. Еле-еле на жизнь хватает.

— Так, может, тебе помочь? Мы завсегда. Потому что при деньгах. А ты расскажешь, что у тебя за работа. Уж больно интересно.

— Пятьдесят!

— Что пятьдесят?

— Пятьдесят тысяч зеленых.

— За что?

— За рассказ о службе.

— А не много?

— Как хотите.

— Ладно, столкуемся. По-родственному... Потом приезжали третьи земляки. И тоже интересовались службой. За те же пятьдесят тысяч баксов. Но приезжали к другому следователю, хотя из той же старковской бригады.

Ну всех интересовало то, на Агрономической, дело. Наверное, из-за того, что там был самый захватывающий сюжет. И самое большое количество трупов. Иначе зачем бы им было отдавать за рассказ о нем такие деньги...

Глава двадцать третья

— Я слышал, что у вас случились какие-то неприятности? — поинтересовался неизвестный, пожилой, в добротном костюме мужчина у заметно нервничающего, хотя и скрывающего это Петра Семеновича.

— Неприятности? Какие неприятности? Нет, у нас все нормально. Все идет планово. Все идет так, как и должно идти.

— Но, насколько я осведомлен, у вас имели место потери в личном составе?

«Уже знает! Уже капнули, сволочи!» — подумал Петр Семенович.

— Потери? Да, были. Сами понимаете, в таком деле без жертв не обойтись. Не в бирюльки играем...

— В связи с чем случились жертвы?

— В связи с одним незначительным инцидентом. Дело в том, что один из третьестепенных участников «движения» допустил некоторую утечку информации.

— Почему вы нам об этом ничего не доложили?

— Я посчитал это событие незначительным, не заслуживающим вашего внимания.

— Утечку сведений о «деле» вы посчитали не заслуживающим внимания событием?

— Утечки не случилось.

— А что случилось? Что знал тот человек?

— Практически ничего. Лишь некоторые второстепенные детали. Но даже их он не успел никому разгласить. Потому что мы, проведя соответствующую работу, смогли его вовремя нейтрализовать.

— Но откуда тогда взялись жертвы?

— Случайность. На место... на место нейтрализации соседи вызвали милицию.

— Вы грязно работаете. Боюсь, скоро мы поменяем наше о вас мнение. Боюсь, скоро мы посчитаем, что ошиблись в своем выборе!

— Но утечки информации не было! Мы очень быстро взяли ситуацию под контроль!

— Хорошо, что вы можете сообщить по общему плану действий?

— Ведется активная работа на местах. Мы уже имеем поддержку по меньшей мере в двух округах.

— На каком уровне?

— На уровне заместителей командующих и командиров наиболее боеспособных войсковых частей.

— Что еще?

— Налажен контакт с представителями рабочего класса и трудового крестьянства в трех регионах. Ведется активная пропаганда в субсидируемых нами через коммерческие банки и подставные фирмы средствах массовой информации. Кроме того, в настоящий момент идет активное накопление специмущества и спецсредств, предназначенных для вооружения боевых отрядов.

— Что по зарубежным счетам?

— По зарубежным счетам также ведется соответствующая работа.

— Вы можете выражаться более определенно?

— Так точно. Мы готовим три независимые группы, предназначенные для изъятия и транспортировки в страну требуемых сумм.

— Почему так долго? Почему вы так долго тянете с этим делом?

— Потому что это не просто дело! А очень непростое дело. Связанное с работой за рубежами страны. Им придется пересекать несколько границ. Придется действовать в зоне ответственности сил правопорядка и спецслужб нескольких европейских стран. Где мы не имеем практически никакого влияния. Кроме того, вы сказали, что на месте наших людей могут ждать определенные неожиданности.

— Не исключено. Потому что далеко не все распорядители фонда разделяют наше в отношении вас мнение. Кое-кто считает, что вы не тот человек, на которого можно делать ставку. Который способен продолжить дело партии.

— На кого же тогда можно, если не на меня?

— Они считают, что на вас в самую последнюю очередь. Что хоть на кого, кроме вас. Свою позицию они обосновывают тем, что вы не лучшим образом проявили себя при выводе западной группировки войск и в некоторых других, в которых вы принимали непосредственное участие, мероприятиях.

— Ну, во-первых, это клевета. А во-вторых, даже если допустить, что часть из того, в чем меня подозревают, имела место в действительности, какое это может иметь отношение к делу, которым я занимаюсь в настоящее время? Тогда, простите, все брали. Я — меньше всех. Если вообще брал.

— И тем не менее...

— В таком случае пусть они поищут кого-нибудь другого. Кто кристально чист. И несмотря на это, что-то представляет из себя в нынешней военной и политической иерархии.

— Они ищут. А мы посчитали, что уже нашли. Вас нашли. Хотя последнее время начали сомневаться...

— Если вы сомневаетесь в моих возможностях и в моих словах, можете проревизировать мою за истекший период деятельность. И расход средств...

— А вы раньше времени не кипятитесь! И не беспокойтесь. Будет такая необходимость — проревизируем. И за каждую истраченную народную копейку спросим. В будущем. Не теперь. Пока дело до проверок еще не дошло. Пока мы вам верим. Но вне зависимости от того, верим мы вам или нет, сложившаяся ситуация, как вы понимаете, неоднозначна. И, к сожалению, зависит не от одного только нашего к вам отношения. Мнения распорядителей фонда разделились. И каждый считает себя правым. Каждый считает, что именно он уполномочен распоряжаться доставшимися нам после распада Советского Союза и смены политического курса финансовыми средствами. Что он более других понимает стратегию и тактику борьбы за реставрацию прежних идеалов. И имеет право выделять и субсидировать лидеров, выражающих эти идеалы.

Конечно, речь идет не о всех фондах и не о всех размещенных на них в свое время средствах, но даже тех, о которых начат спор, вполне довольно, чтобы посеять зерно раздора.

Ну да это наши внутренние дела, за которые ваша голова болеть не должна. Ваша должна болеть за то, чтобы приложить все возможные усилия к достижению светлых перспектив скорого будущего и оправдать доверие наше и народа в деле борьбы за идеалы справедливого, для трудящихся слоев населения и передовой интеллигенции, социального устройства общества.

И вы должны понимать, что если мы пошли на то, чтобы открыть вам часть зарубежных финансовых счетов, то, значит, мы вам доверяем. И надеемся, что вы сможете по достоинству оценить наше к вам доброжелательное отношение и, воодушевленные, достигнете новых результатов... в деле...

Интересно только, в каком деле?

— Приложу все возможные усилия... не пожалею сил, а если понадобится, жизни... чтобы оправдать доверие... и доказать...

«...Надо будет убрать его, как только он сделает свое дело, — подумал пожилой, в добротном костюме мужчина. — Такие типы потенциально очень опасны. Такие типы могут наворотить черт знает что, чуть только ослабь за ними контроль. С такими типами нам не по пути. Но и без них никак. Пока никак...»

«...Достали! Своим партийным прошлым достали! И своим непонятно каким настоящим! Вконец достали! — подумал Петр Семенович. — Ну ничего. Недолго терпеть осталось. От силы пару месяцев. Или даже меньше. А там посмотрим, кто правее...»

Глава двадцать четвертая

Не прошло и недели, как на стол Петра Семеновича положили документы. Вернее, фото и ксерокопии тех документов, что были подшиты в «для служебного пользования» папки и заперты в столы и сейфы следователей, ведущих расследование двух происшествий, случившихся одно за другим на улице Агрономической.

— Это, разрешите доложить, акты патологоанатомических вскрытий. Это результаты баллистических экспертиз. Это протоколы осмотра места происшествия. Показания свидетелей... — перечислял, раскладывая стопками листы, помощник. — Отпечатки пальцев. Фотографии трупов. Марки и номера оружия...

— Погоди, оружия. Дай фотографии трупов. Да не наших. Наших я и так знаю. Их трупов.

Помощник передал фотографии. Которые одну за одной внимательно пересмотрел его шеф.

— Молодые.

— Да, практически все не старше капитанского возраста.

— Кто они?

— Неизвестно. То есть я хотел сказать, что личности погибших следствием пока не установлены. Вот запросы в картотеке. Вот ответы. Отрицательные ответы...

— А вами, вами установлены?

— Никак нет. Но проводится соответствующая работа.

— Какая?

— Я приказал размножить имеющиеся в нашем распоряжении фотографии с целью ознакомления с ними личного состава.

— Зачем с ними знакомить личный состав?

— Для опознания. На случай, если кто-нибудь из них сможет узнать изображенных на фотографии людей.

— А если не сможет?

— Не могу знать!

— Вы бы еще теще своей эти трупы показали. Может, она их в очереди за хлебом встречала. И узнает.

— У меня теща не здесь, у меня теща в Ярославле живет.

— А так бы дали?

— Если последовал бы такой приказ. Петр Семенович внимательно посмотрел на своего помощника. Помощник был, конечно, исполнительный и преданный, чуть не десять лет за своим начальством по округам и весям болтался. Но был, как бы это сказать, не совсем инициативный. Вернее, вовсе не инициативный. Действующий строго в рамках отданного вышестоящим начальством приказа.

— Ладно, идите, Анатолий Михайлович. И пригласите ко мне Сивашова. Только не сюда. Домой. Сегодня. Часам к девятнадцати.

— Есть!

Ну и ладно, что тугодум. Главное, что преданный тугодум. Самое главное, что преданный. Все остальное не суть важно. Как показал печальный опыт — лучше недалекий, но свой в доску. Чем хорошо соображающий, но предатель...

Вечером на даче Петр Семенович повстречался с майором Сивашовым. Сыном одного из его старинных друзей. Который командовал специально под него созданным спецподразделением и отвечал за вопросы безопасности в ведомстве Петра Семеновича в служебное время и вне его ведомства в неслужебное. Вне ведомства отвечал хуже, потому что умудрился три раза подряд проштрафиться, провалив две операции на Агрономической и одну там, в морге. Впрочем, хоть он и проштрафился, заменить его все равно было некем. Потому что привлекать новых людей к делу по известным причинам не следовало. По известным Петру Семеновичу причинам...

— Здравия желаю, товарищ... Петр Семенович.

— Проходи. Зачем вызывал, знаешь?

— Догадываюсь.

— Неправильно догадываешься. Вливаний тебе больше делать не буду. Вливаний тебе хватит. Майор расслабился.

— Но один вопрос все-таки задам. Как же ты так в морге маху дал? Снова?

— Не могу знать.

— Да, тебе, как видно, действительно оперативный простор требуется. Чтобы применить свои общепехотные навыки. Видно, тебе без приданного артдивизиона никак.

Майор потупил взор.

— Ладно, кто старое помянет... Что делать думаешь, чтобы за своих бойцов поквитаться?

— Противника искать.

— Где искать?

Майор пожал плечами.

— А я тебе подскажу где. Вот возьми список номеров бывшего на поле боя оружия и отсмотри его по местам хранения. Оружие, судя по всему, из армейских арсеналов, значит, большого труда это не составит. Только быстро отсмотри, пока до него милиция не добралась. И еще проверь ближнее к тому, кто всю эту кашу заварил, окружение. Вряд ли он вышел на совершенно незнакомых ему людей. И вряд ли они, не зная его, ему так сразу поверили.

И еще...

И еще...

— Но самое главное, поинтересуйся вот этим типом, — показал Петр Семенович переснятую из следственного дела фотографию. — Потому что все, что я тебе до того говорил, — присказка. Круги от три дня назад упавшего в воду камня. А это — сказка.

— Кто это?

— Некто Иванов Иван Иванович. Который, как установлено следствием, на момент боя был на месте. На том самом месте, где мочили вверенный тебе личный состав. И где, между прочим, он тоже не сидел сложа руки и уложил трех твоих бойцов.

— Кто?!

— Иванов Иван Иванович. Если судить по выводам патологоан атомической, баллистической и прочих экспертиз. Если судить по их выводам, то пули, извлеченные из голов твоих бойцов, были выпущены из пистолета, который держал он.

— Кого? Он?

— Широкова, Петрова и Луценко.

— Гад!

— И самое интересное, что не просто гад, а оставшийся в живых гад.

— Он жив?

— Жив. По крайней мере его тела на месте преступления обнаружено не было.

— Как же это они? Широков и Луценко? Лучшие бойцы, профессионалы... Были.

— Значит, он был лучше Широкова и Луценко. Значит, он был больший профессионал. Значит, он был суперпрофессионал.

— Суперпрофессионалы бывают только в кино.

— Видно, не только. Скажи, ты смог бы во время скоротечного боя, когда в тебя со всех сторон стреляют, попасть в цель чуть больше чайного блюдца?

— Вряд ли.

— А он смог. В три цели! А ты говоришь, не бывает... Но самое интересное, что он сделал не только тебя, он сделал и твоего противника.

— Как это? Как так может быть?

— Так и может. Я бы сам не поверил. Но кроме трех пуль в головах твоих бойцов, патологоанатомами были извлечены еще две пули из голов чужих бойцов. И не был найден пистолет, из которого в них стреляли.

— Так, может, кто-нибудь другой стрелял?

— Я тоже так подумал. Но только позже из этого пистолета тем самым скрывшимся с места преступления гражданином Ивановым чуть не были застрелены еще два человека. Что подтвердило исследование пули. И подтвердили свидетельские показания.

— Неужели еще двух?

— Еще! Судя по всему, он перестрелял в той квартире всех. И наших и не наших... Он всех перестрелял! И ушел оттуда живой и здоровый. Один-единственный ушел!

— Так кто же он тогда? Если один — всех!

— Это самый трудный вопрос. На который у меня ответа нет. Абсолютно точно я знаю только, что он не наш. С большей степенью уверенности могу предположить, что он их. А те две пули объясняются тем, что он просто-напросто добил своих раненых бойцов, чтобы убрать опасных, не способных уйти с места преступления свидетелей. Но хуже всего, если не наш и не их. Если пришлый. Тот третий, который в последний момент вступил в бой. И выиграл его. Тогда многое становится на свои места. Тогда все становится на свои места! И в первую очередь таинственное исчезновение дискет.

— А может, они не исчезли. Может, они у тех...

— Это вряд ли. Иначе не было бы второго эпизода. И третьего эпизода. Иначе они давно бы от нас отстали. У них нет дискет. Точно так же, как у нас нет. И в милиции нет. Их нигде нет! Разве только... Разве только они есть у него! И скорее всего у него!

Вопрос только — специально есть? Или случайно есть? Знал он, что искать? Или заполучил это, сам того не желая? Если судить по его выучке и умению управляться с оружием — не случайно. И значит, существует какая-то третья сила, о которой мы ничего не знаем. Или... Или он действует в одиночку. На свой страх и риск. Как тот удачливый пират.

В любом случае все пути ведут к нему. Он единственный уцелевший после первого боя свидетель, который знает, что там происходило. Он убийца твоих трех бойцов. И убийца чужих двух бойцов. И наконец, он — наиболее вероятный владелец дискет.

Если мы найдем его, мы ответим на все вопросы. И найдем то, что ищем. Нам нужен он — Иванов Иван Иванович. Который ключ ко всем замкам. Только он. Один только он...

Глава двадцать пятая

Уже много часов подряд майор Проскурин отсматривал выписки из медицинских карт пациентов, которые получили огнестрельные ранения в область спины и правого предплечья. Их в последние пятнадцать лет было на удивление много. Из чего следовал вывод, что либо армией, милицией и спецчастями велись полномасштабные боевые действия, либо царил полный бардак. В том числе бардак в обращении с огнестрельным оружием. Которое стреляло не столько в чужих, сколько в своих.