Его присутствие, если таковое я смогу обнаружить, и будет служить доказательством преступления. Конкретный, во плоти и крови человек — это не абстрактная творящаяся в финансовой и экономической сферах чехарда, которую всегда можно списать на двух-трех облеченных властью ротозеев. Это слова, встречи, перемещения, которые можно запротоколировать и от которых очень непросто откреститься.
Сумею ли я его, одного-единственного, вычислить в миллионном населении города? Если он не нелегал — без сомнения. Иметь такую густую и разветвленную сеть «подслушюн» и при этом пропустить столь масштабную фигуру было бы верхом ротозейства. Не может он не зацепить, не намотать на себя хотя бы одну из расставленных мной по городу ловчих паутинок. А как зацепит, я примчусь, добавлю новые, опутаю его со всех сторон, как паук муху, оплету коконом визуальной и технической слежки и высосу по капле всю интересующую меня информацию. Нет у него шансов укрыться от меня, если он, конечно, существует.
В тысячах метров ранее и вновь записанных разговоров я стал высеивать людей. Любое упоминание о любом вновь прибывшем или собирающемся прибыть в регион человеке я заносил в специальную таблицу. Я искал в стоге сена единственную необходимую мне иголку. Понятно, что на сообщения о приездах многочисленных бабушек, дедушек, дядек и теток я внимания не обращал. Меня интересовали более-менее «официальные» лица. Таких набралось несколько сотен. Проверить всех на принадлежность их к заговору я, конечно, не мог, да это и не требовалось. За меня это должна была сделать элементарная математика.
Я растасовал находящихся в дороге гостей по месту и времени упоминания. Десять предположительных визитеров перекрестились, то есть об их приезде было упомянуто несколькими разными людьми вне связи друг с другом. Об одном сказали почти все, хотя ни его названная должность, ни положение в иерархии государства не обязывали власти к суете. Я отмотал записи назад и прослушал их вновь, но уже более основательно, обсасывая каждое произнесенное слово. Теперь меня интересовал уже не один только факт приезда, но детали, интонации, отношение к излагаемым событиям не подозревающих, что их прослушивают, собеседников. Суммируя впечатления, я обнаружил странные несоответствия: третьестепенное лицо въезжает в город, заранее предупреждая его отцов, что визит его неофициальный, почти частный и афишировать его не следует. Интересное кино получается: визитер — мелкая сошка, но торжества по случаю своего приезда отменяет! Как так может быть? Тут или — или. Или он рядовой Никто, или имеет возможность изменять общепринятые протоколы официальных встреч. Без середины.
А зачем официальному лицу наносить неофициальные визиты, как не с тайными целями? Вот я его и поймал, вот я его и вычислил — инкогнито с секретным предписанием.
Самое интересное, что одновременно с ним и вместе с ним прибывали еще три гостя, о которых упомянуло только одно ведомство — Безопасность, и то вскользь: мол, едет бригада, велено ей оказать полное содействие, а зачем едет, сам черт не разберет, может, даже нас самих и ревизировать. Полномочия самые высокие, а конкретики никакой.
Эти трое заинтересовали меня больше всего. Все завязывалось в очень логический узелок. Один легальный координатор и три полулегальных помощника. Первый дирижирует ситуацией, вторые играют по заданным нотам. Не может же в самом деле дирижер одновременно палочкой размахивать, в литавры стучать, в трубы дуть, смычком по струнам скрипки водить и — еще нотные листы перед глазами пианиста перелистывать! У каждого своя работа: кому-то партитуру писать, кому-то ее согласно местным условиям интерпретировать, кому-то свою партию вести, не всегда даже слыша, что играет оркестр в целом. А если композитор или дирижер лично за каждый инструмент хвататься будет, то никакой музыки не получится. Вот на этих троих и на их хозяине я и решил сосредоточить свои усилия.
Делегацию «товарищей из центра» я, как и прочие официальные и полуофициальные лица, встречал в аэропорту Вообще-то встречал не я, а какой-то совершенно неопределенного вида, возраста и положения гражданин, на создание образа которого ушло грима, пудры, клея, краски и прочих наименований косметической и бытовой химии больше, чем потребовалось бы взводу престарелых модниц для поддержания боевой раскраски в течение полумесяца. А к чему мне лишний раз свою физиономию перед потенциальным противником светить? Успею еще примелькаться.
В отличие от основной массы встречающих я держался в стороне. Мне важно было дело сделать, а не свою лояльность, до высокопоставленной ручки раньше других дотянувшись, продемонстрировать.
И точно так же не лезли во всеобщую чиновничью свалку трое вновь прибывших, судя по внешнему облику и манере поведения, моих коллег. Вон они — не низкие, не высокие, не крупные, не мелкие, не красавцы, но и не уроды. Середнячки, абсолютно сливающиеся с серым фоном толпы. То есть такие, какими и надлежит быть агентам спецслужб. Постояли, понаблюдали бурную неофициальную встречу (отсутствие протокола, похоже, выражалось только в том, что не было почетного караула, девушек, преподносящих хлеб-соль, и салюта), посмотрели на часы, зашагали к аэропорту. Там к ним притиснулся какой-то «прохожий» из Безопасности, что-то сказал, завернул в сторону стоящих невдалеке неприметных «жигулей». Вот на подходах к ним я, пожалуй, и буду их отлавливать.
Озабоченной рысцой опаздывающего на последний рейс пассажира я чуть не перед самым носом пересек путь агентам и запрыгнул в дверь стоявшего на остановке автобуса. Агенты сели в машину. Я уткнулся носом в вытащенную из кармана газету. Моя работа была успешно завершена. Полностью.
Дрянь оказались агентишки. Кроме вида и выправки никаких достоинств. Даже глазом не повели, когда я перебегал им дорогу. Даже не заметили, как нацепили себе на башмаки маячки. А теперь их от подошв стамеской не отдерешь, да и не различишь среди прочей налипшей на ботинки грязи. И куда бы впредь эти ботинки ни шагнули, я буду с точностью до десятка метров наблюдать их маршрут. А точнее мне и не надо.
Дома, в лучших традициях английского денди, я облачился в теплый халат, заварил погуще кофе и уселся перед экраном монитора, на который была выведена карта города. В ближайшие несколько суток мне предстояло работать, не отрывая зад от кресла.
Согласен, подобные занятия мало напоминают шпионские подвиги многочисленных книжных джеймсов бондов, но именно они есть основа нашей работы. Смотреть, слушать, сопоставлять, анализировать. 99, 9 процента времени уходит на напряжение извилин, и дай Бог, чтобы одна десятая на указательный палец, нажимающий на курок. А вы думали, разведчики умирают от многочисленных, полученных в вооруженных потасовках ран? Скорее от хронического геморроя. Вот там большинство боевых ран и располагается. Уж извините, чем трудимся, тем и мучимся. Не верите, можете поинтересоваться у наших лечащих врачей, они вам точно укажут, где у профессиональных разведчиков гуще всего швов.
А вы как хотели? Попробуйте 60 часов без перерыва просидеть ну хотя бы возле экрана телевизора. Не слабо? Не заболят голова, глаза, а то и прочие места? Не покажется после этого кровавый мордобой отдыхом? А ведь вы будете легкие фильмы смотреть да подремывать незаметно. Мне же предстоит наблюдать на экране чистую геометрию — ползающие вдоль и поперек линий улиц и переулков световые точки курсографов, да так, чтобы каждое перемещение зафиксировать, каждую остановку по секундомеру засечь. Потому что точки эти — не что иное как мои на сегодняшний, а возможно, и завтрашний день противники. И за любой такой остановкой или изменением скорости движения может стоять разгадка тайны их пребывания на вверенной моим заботам территории.
Центр. Здание Безопасности. Движение внутри здания. Выход. Автомобильное перемещение. Перекресток, 15 секунд — остановка. Перекресток, 8 секунд — остановка. Улица... Пешеходное перемещение. Улица... Расхождение курсографов. Первый — автомобильное перемещение. Второй — пешеходное. Третий — завис на пересечении улиц... Понятно — двое работают, один страхует.
Улица... Переулок... Остановка 65 секунд... Схождение курсографов... Расхождение... Автомобиль... Снова автомобиль... Перекрестки... Пешеходка... Городской автобус...
Что-то странное ощущается в этих на первый взгляд совершенно хаотичных перемещениях. Странное и тревожное. Исчеркивают город, как скучающий двоечник тетрадку, а зачем — понять невозможно. Нет знакомых еще по Учебке, по занятиям в классах электронных методов разведки характерных узоров слежки, контрслежки и проверки. Сколько их всего было? Тридцать или тридцать пять? И ни один не подходит! Ни «шаг», ни «возвратный шаг», ни «звездочка», ни «сеть»... Какой-то новый, не похожий ни на что узор вырисовывают мои коллеги.
Для чего они здесь, если никого не ловят, никого не выслеживают, ни с кем не встречаются, никакие тайники не проверяют? Для легких моционов вдоль городского пейзажа? Должен быть в этих изломанных, пересекающихся, расходящихся, замирающих и снова сходящихся линиях какой-то смысл, какая-то своя логика.
"Не бывает хождений просто так, — толковали мне еще в Учебке. — Желает того человек или нет, он всегда идет за чем-то или из-за чего-то, рисуя ногами на мостовых свое душевное состояние, биографию, возраст, тайные намерения. Достаточно только взглянуть на график его перемещений, чтобы понять, что с ним случилось или что он хочет предпринять в ближайшее время.
Дайте мне голый рисунок траектории человеческих шагов, и я скажу с абсолютной точностью, кому они принадлежат: мужчине, женщине, ребенку, душевнобольному, готовящемуся к последнему шагу самоубийце, вору, мужу, любовнику, военному, актеру, связнику или резиденту чужой разведки. Подумайте, и вы согласитесь, что это элементарно. Влюбленная парочка идет совсем не так, как прожившие двадцать пять лет вместе супруги. Мужчина не останавливается и не замедляет шаг там, где это непременно делает женщина. Пожилой пешеход не преодолевает таких расстояний, как молодой. А рота марширующих солдат не притормаживает возле всякого встретившегося на пути магазина. Каждый ходит так, как живет.
Если вы хотите, оставаясь невидимым, знать, какие цели преследует ваш противник, отследите географию его перемещений. Она вам скажет больше, чем прямая слежка. Она, словно вычерченная на асфальте стрелка, укажет на конспиративные квартиры, места нелегальных встреч, тайники и пр. Почти все разведчики умеют контролировать мимику, жесты, речь, но практически никто — шаги. В конечном итоге они всегда идут туда, куда требуется, и так, как их учили, тем самым выдавая себя с потрохами..."
По шагам моих нынешних противников я не мог сказать ничего! Вообще ничего! Надеясь с помощью электронной слежки прояснить картину, я лишь больше затемнил ее. Уж лучше было бы, пусть и с риском, раскрыть свое инкогнито, вести слежку по старинке, топая за подследственными собственными ножками и наблюдая собственными глазками. Может быть, чего больше углядел.
Улица... Переулок... Автомобиль... Пешеходка... Схождение... Расхождение...
А это что-то новенькое — появились вертикальные смещения. Курсограф, замирая на месте, стал совершать странные, вибрирующие колебания: подопечные закрутились в лестничных маршах. Раз, два, три... девять, десять. А по карте там стоит девятиэтажка. Где же они десятый этаж раздобыли? Или это крыша? Горизонтальное смещение. Еще. Замирание. Зачем им крыша?
Спуск. Улица. Пешеходка. Снова девятиэтажка. Первый второй, третий лестничные марши. Крыша.
Опять крыша! Они что, специалисты по ремонту мягкой кровли? Да нет, похоже, они специалисты гораздо более широкого профиля. Не ясно только какого.
Третий курсограф замер посреди улицы, «потоптался» и на сверхмедленной скорости стал смещаться вдоль проезжей части. А это что за ерунда? Зачем ему, да еще так не спеша, прогуливаться посреди мостовой? Он не опасается машин, не боится нарушать правила дорожного движения? Ему наплевать на возможный конфликт с блюстителями дорожного порядка? Что-то не верится. Тайный агент, привлекающий к себе внимание, — это нонсенс. И почему так медленно?
Снова замирание, колебания на месте, быстрый отход к тротуару.
Что за странные маневры, на виду автолюбителей и пешеходов? А почему на виду? Кто сказал, что на виду? То, что он перемещался вдоль проезжей части, еще не значит, что он по ней шел! Ну-ка, где у меня карта городских подземных коммуникаций? Точно! В этом месте, под асфальтом, проходит объемный канализационный коллектор.
Значит, еще и подземелья. И крыши. Вычесывают город, как хозяин шерсть собаки в поисках блох, — прядки не пропустят. Обшарили, ощупали, обнюхали каждый квадратный метр, словно саперы нейтральную полосу перед большим наступлением.
Саперы... А почему бы и не саперы? Ползают на брюхе по ничейной земле, снимают все подряд, свои и чужие мины, режут колючую проволоку, готовят безопасные проходы для пехоты и техники, которые скоро пойдут в прорыв...
Вот оно! Вот где был скрыт дефект всех моих предыдущих рассуждений. Я искал объяснения действиям агентов в рамках одного законченного задания, а это, возможно, только подготовка к более масштабной операции. К тому самому фронтовому наступлению.
Я снова обложился картами. На этот раз я перестал обращать внимание на сиюминутные действия агентов, перестал, если так можно выразиться, «хватать их за руки», которые должны были опустошить или заполнить неизвестный мне тайник. Я вспомнил старое, мудрое правило — если хочешь разгадать секрет фокуса, если хочешь что-то заметить, отцепи взгляд от лица и пальцев манипулятора. Абстрагируйся, ищи частное от общего.
Общее — это вектор интереса моих коллег к тем или иным районам города. Да, они были везде, но где-то они были чаще, где-то пути их маршрутов пересекались.
Я взял карандаш и закрасил все точки, где агенты в эти дни объявлялись хотя бы однажды. Места, где они были два-три и более раз, я покрыл штриховкой многократно. Чернота густо облепила несколько центральных улиц и казенные, регионального масштаба учреждения.
Так вот что их интересует, вот куда они подбираются! Но зачем? Зачем им местное начальство, тем более транспортные подходы к нему?
Транспортные... Именно транспортные! В первую очередь транспортные! И еще подземные коммуникации. И крыши. Крыши! Вертикальный охват подходов к охраняемому объекту. Это же так элементарно! Это же классика! Вот он и ответ. Простой и невероятный!
Теперь я знал, что замышлялось в этом тихом провинциальном городке. Осталось узнать пустяк — против кого замышлялось!
Глава 2
— Мне кажется, проблема назрела, — сказало облеченное властью Лицо. — Хозяин шатается. И это может кончиться печально. Для всех. Проблему надо решать. Вплоть до физических мер. Подумайте и доложите ваши соображения. Я не тороплю.
Через неделю была сформулирована общая концепция Действия. Она включала в себя шесть позиций, для разработки которых было создано шесть независимых друг от друга экспертных групп. Аналитическая — для учета социальных предпосылок и последствий Акции, финансовая — для поиска, аккумуляции и распределения средств. Сценарная — для разработки вариантов Действия. Конструкторская — для привязки сценариев к местности. И исполнительская — для непосредственного завершения Акции. Ни одна из групп знать не знала о существовании прочих и не догадывалась о целях, ради которых была создана. Каждая по отдельности исполняла свою узко направленную и на первый взгляд совершенно безобидную работу, которая в конечном итоге являлась важной составляющей Большого Заговора.
Шестая группа, в которой о сути дела знали чуть больше, но далеко не все, осуществляла функции охраны и страховки, всецело отвечая за сохранение тайны, разно-направленную дезинформацию и подчистку хвостов.
Почти все, но, как он подозревал, тоже не все, знал Координатор. Он был ключевой фигурой Акции. Ему предстояло из разрозненных кирпичиков действия составить здание заговора. Координатор подчинялся только и непосредственно облеченному властью Лицу. Координатор понимал, что сохранность его головы, несмотря на его совсем не последний в кремлевской табели о рангах пост, отныне зависит только от его умения молчать. Именно умения, потому что прикусить зубами собственный язык, хоть даже откусить его, еще не значит сохранять молчание. Иногда немота бывает красноречивее слов. И еще Координатор понимал, что по-настоящему спасти его может только успех предприятия, поэтому работал не за страх, а за совесть. Хотя и за страх — тоже.
Выбора у него не было. Отказаться он не мог, проиграть не мог, покончить с собой тоже не мог, потому что по правилам игры, которые он давно усвоил, в залоге оставалась его семья. Он мог только выиграть. Любой ценой.
Через цепочку посредников Координатор довел до сведения руководителей групп тест-задание. О его прямом общении с исполнителями не могло быть и речи. Информация о заказчике не должна была просочиться в низшие звенья. На этот случай и нужен был многоступенчатый посреднический мостик, который в случае опасности аннулировался, прерывая тропку, ведущую к мозговому центру заговора.
Прочность исполнительских звеньев, в свою очередь, проверялась тест-заданием, которое при внешней значимости на самом деле было пустячным и назначалось исключительно для поиска каналов возможной утечки информации. Каждого узнавшего о нем прощупывала группа страховки — кого покупая, кого совращая, кого запугивая.
В итоге семь исполнителей ушло в брак, зато в оставшихся можно было быть уверенными. Теперь пришло время приступить непосредственно к работе.
В группы пошел «коктейль», то есть совершенно никчемные, бесполезные для дела задания (на жаргоне спецов — «шелуха»), среди которых были умело вкраплены несколько действительно интересовавших Координатора. Исполнитель не мог из ряда единоподобных работ выделить приоритетные и, значит, не мог догадаться, что в действительности интересует заказчика. Лишь сведенная в единое целое информация могла дать ответ на вопрос, зачем она понадобилась. Но соединиться информация могла только на столе Координатора.
Аналитической группе было поручено выступить заказчиком ряда исследований по социально-политическому положению окраинных регионов страны. Субподрядчиками были избраны известные, хорошо себя зарекомендовавшие научно-исследовательские институты и лаборатории, с которыми были заключены соответствующие договоры. Социологические экспедиции разъехались по стране, увозя в чемоданах тысячи опросных листов и анкет. Оплата была проведена финансовой группой через счета Академии наук. Так что здесь все было тоже шито-крыто.
Десятки тысяч ответов респондентов прогонялись через машину, которая сотни заданных на улицах и в учреждениях второстепенных, на обывательский взгляд, вопросов («Считаете ли вы, что ваш уровень жизни повысился?», «Давно ли вы покупали дорогие вещи?», «Пойдете ли вы на выборы?», «Есть ли у ваших детей сменная обувь?» и пр.) превращала в один-единственный — «Ваше отношение к власти?». Достигшие астрономических величин цифры были переведены на язык графических построений. Семь регионов показали «провал». Они уже шатались, их надо было только подтолкнуть. Так была определена география заговора. Сценарный отдел получил задание разработать схему предположительной ураганной дестабилизации одного, отдельно взятого района. Какого — знать не обязательно. Отдельно взятого... Однако финансово-экономические вводные для расчетов были даны самые что ни на есть реальные и именно тех, «провальных», районов. Но кто об этом мог догадаться?
Специалисты выдали два десятка принципиально возможных моделей социально-экономической катастрофы. Они думали, что трудятся во благо человека, предупреждая грядущую беду. Они не знали, что работают на приближение этой самой беды.
Координатор переправил сценарии наверх. Прочее его не касалось. За «прочее» голова должна была болеть у других. Он даже не знал, пригодилась ли работа «сценаристов», хотя по отдельным, для служебного пользования, документам, по неясньм, курсировавшим в верхних эшелонах власти слухам догадывался, что под сукно они не легли. У Координатора своей работы было невпроворот. Он наседал на «конструкторов», разрабатывавших механизм Акции. Опять-таки чисто теоретически, без привязки к конкретной местности. Просто — из пункта А. в пункт Б. на транспортной единице В. выехал объект Г. Подходы со стороны улиц Д, Е, Ж, 3 блокированы подразделениями охраны — условно И, К, Л. Вопрос — как можно М, Н, О, П, Р, С, Т, нейтрализовав противодействие И. — Л., пробиться к объекту Г. Предпочтительны нестандартные, малозатратные ходы.
Конструкторы расчленили задачу на составные. Вначале — исторические аналоги. Десятки специалистов-историков, по традиции не предполагая, во имя каких целей трудятся, зарылись в архивы, выискивая и конспективно излагая прецеденты покушений от времен древнейших до новейших. Заказчиков интересовали не столько личности убиенных исторических лиц, сколько способы их умерщвления.
Медики и криминалисты разрабатывали направление инструментария убийств. Им тоже повезло с неожиданно подвернувшейся и хорошо оплачиваемой халтурой. В общей сложности они накопали полторы тысячи способов лишения жизни: от простейших — обухом топора по голове до самых экзотических — вроде яда древесной африканской лягушки и выстрела в рот каплей воды, заключенной в оболочку из кондитерской глазури.
И все же больше всех неожиданных ходов предложили писатели. Специально для них через средства массовой информации был объявлен всероссийский конкурс на лучшее литературное произведение детективно-политического жанра, центральным эпизодом которого должно было стать политическое убийство. Удивительно щедрый главный приз, десятки поощрительных премий и демократичность отбора привлекли к творчеству лучшие детективно-литературные силы.
Писатели потрудились на славу. «Гран-при» была вручена, премии розданы, лучшие произведения опубликованы отдельными книгами, в отечественную приключенческую литературу влились свежие, не востребованные ранее авторские силы, а на стол Координатора легло несколько перспективных и очень неординарных сценариев Большого Убийства. В чем-то интеллигентные писатели оказались более полезны не боящихся крови аналитиков спецслужб. Они убивали с большим изыском, фантазией и удовольствием, чем закостеневшие на службе штатные палачи. Безопасность могла только мечтать о подобных энтузиастах жанра.
Предложенные писателями и историками сценарии специалисты-конструкторы привязали к выданным им обезличенным картам и схемам. Данная работа так же прикрывалась целями государственной Безопасности — ведь чтобы противостоять злодеям, надо уметь в этом злодействе их опережать. На картах не было обозначений улиц, переулков, площадей — только двух — и трехзначные цифры. Двух — поперечные, трех — продольные магистрали.
Вписать в местность удалось только тридцать сценариев. Тридцать сценариев — на семь карт. Дальнейшая работа застопорилась. Требовалась деталировка — те самые сантиметры, миллиметры и градусы, о которых карты ничего сказать не могли. В регионы были командированы «топтуны», чтобы добыть требуемые цифры. Ехали они по совершенно сторонним, никак не связанным с заговором каналам, тоже мало понимая, зачем ползать по крышам, улицам и подземельям с линейками в руках.
Но и это еще не был конец работ. В дело пошли эксперты. Сценарии, расчлененные на отдельные, чтобы их невозможно было опознать и состыковать, части, легли пред очи узких специалистов самого высокого ранга. Если в плане присутствовал взрыв, для экспертизы задействовались саперы, пиротехники, пожарные, метеорологи, материаловеды, сопроматчики и пр. Если предполагался выстрел — головы ломали баллистики, конструкторы-оружейники, оптики, инструкторы-снайперы с боевым опытом полудюжины войн и военных конфликтов. Каждый отвечал на узкопоставленный вопрос: как полетит пуля, какова траектория возможного рикошета, какую пороховую начинку лучше использовать, какая оптика более всего пригодна конкретно для данных, наиболее вероятных, установленных на основании 150-летних метеорологических наблюдений, погодных условий? За таким обвалом вопросов терялся единственный — в кого будет направлена та единственная пуля.
Сами того не подозревая, эксперты выбраковали еще десять внушавших сомнение сценариев. Оставшиеся должна была доводить до ума исполнительская группа. Солисты. Им предстояло превратить отвлеченные метры, градусы, граммы, секунды в конечный результат — в человеческую смерть. Здесь ключевой фигурой становился Технолог. Тысячи людей не покладая рук, не подозревая, что творят, трудились на него и для него, он единственный должен был проверить делом степень их усердия. От него в конечном итоге зависел успех или провал операции. Здесь ошибиться было нельзя. И Координатор надолго задумался.
Глава 3
Я пребывал в шоке. Я смотрел на шифровку, перехваченную с факса Безопасности. Я понимал, что ухватил правду за хвост, но радости от этого не испытывал. Это была пиррова победа. Я прозрел, но лучше бы мне всю жизнь оставаться незрячим.
Местной Безопасности предписывалось провести плановые мероприятия, обеспечивающие предполагаемый визит Первого. Под номером первым в служебных документах Безопасности обычно проходил Президент.
К нам ехал Президент. Точнее, он ехал не только к нам, он собирался посетить весь восток России, но сути это не меняло. Первый ехал в регион, где творились очень странные события. Первый ехал в регион, за который отвечал я! Первый ехал — и этим сказано все! Неужели Президент?!
Дестабилизация региона... Подготовка отвлекающей — захват тюрьмы — операции... Сверхтщательное, по сантиметру, прощупывание территорий, которые миновать правительственному кортежу невозможно...
Неужели Президент?! Президент! Он самый. Такая подготовка не будет затеяна ради местной административной мелюзги. Такая подготовка рассчитана на удар в самое сердце. Только Президент! Прочие не в счет!
Так вот какая работа меня ожидает... Но зачем дестабилизация? Зачем для того, чтобы совершить одно-единственное покушение, раскачивать целый регион, рискуя привлечь к себе внимание? Зачем? Этот вопрос был мне пока не по зубам. Когда в доме пожар, вначале гасят пламя, а уж потом думают о причинах, его вызвавших. Мне бы с самим покушением разобраться, а политические ребусы я буду разгадывать на досуге.
Бьем бабки.
На сегодняшний день в наличии есть как косвенные, так и отдельные прямые доказательства существования разветвленного политического заговора с целью физического устранения либо психологического давления (это, к сожалению, можно выяснить уже только после покушения) на одно из высших лиц государства. Совпадение сроков реализации планов заговора с временем прибытия в регион Президента, а также типичная для подобного рода операций тактика подготовительных работ позволяют сделать вывод, что непосредственной целью покушения является ???гамм??? государства либо лицо равного с ним ранга.
Все. Теперь я, как региональный представитель Конторы, обязан подать рапорт наверх и, прекратив всякие самостоятельные действия, дожидаться приказа центра. Заговор подобного масштаба намного превосходит пределы моей компетенции. Я распознал опасность — спасибо мне, все прочее дело начальства. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, какое продолжение имела закрученная с моей подачи интрига. Даже если меня в ней задействуют, я буду выполнять узкоспециальные задачи, по характеру которых невозможно распознать целого. Поди туда — возьми то — отнеси туда-то. Ни с чем не связанный фрагмент общего действия.
Моя работа сделана, продолжать ее будут другие.
Я составил рапорт, зашифровал его именным, используемым в особых случаях шифром и срочным каналом переправил в центр.
Срочным — это значит не письмом, а телеграммой. Точнее дюжиной телеграмм, отправленных из разных, удаленных друг от друга почтовых отделений, по различным почтовым адресам. Каждая телеграмма несла определенную часть информации, которую, даже умудрившись расшифровать ее, вне контекста с остальными понять было невозможно. Только собранные воедино, телеграммы обретали информационную значимость. При этом каждая телеграмма с целью увеличения степени защиты зашифровывалась измененньм кодом, так что логический ключик, подобранный к одной, в прочтении других помочь не мог. Подобный стиль отправки корреспонденции был очень громоздок и утомителен (почему и использовался только в экстраординарных случаях), но зато гарантировал от утечки информации. Собрать, расшифровать телеграммы, состыковать и логически склеить всю информацию в единое целое мог только человек, имеющий доступ к Тайне на всех уровнях. Таких в стране были единицы.
Не позднее чем через двенадцать часов после отправки я должен был получить подтверждение о прохождении рапорта. При задержке его хоть на минуту мне предписывалось уничтожить все коды и запустить по так называемым каналам проверки тест-телеграммы, предназначенные для выявления контригры возможного противника. Как с помощью обыкновенных, отправленных простой почтой телеграмм возможно выявить присутствие в информационной цепи противника, я не знал, да и не должен был знать. Мое дело ограничивалось их-в определенной последовательности, по определенным адресам — рассылкой.
Ответа я ждал с нетерпением большим, чем подросток с завершившимся периодом полового созревания первого сексуального опыта. Ответ, каким бы он ни был, снимал с меня всякую ответственность, низводя до звания рядового бойца невидимого фронта, за деяния которого всецело отвечает командир. Взваливать на себя бремя принятия решения в операции подобного масштаба лично я желания не испытывал. Даже если бы мне за это посулили генеральские лампасы на штанах. Это тот случай, когда солдатский окоп много безопасней и уютней укрепленного командирского блиндажа.
Я ждал час, два, десять. Я ждал напрасно. Подтверждения не было! Но, что самое удивительное, не был выдержан и обязательный в таких случаях режим молчания! В ответ на запрос особой степени важности мне один за другим гнали документы второстепенной, если не сказать сомнительной, значимости. Обычные: подтвердите... уточните... сообщите... Чертовщина какая-то.