- Вот, - сказал Сан Саныч, выкладывая на стол дискету.
      - Ты что, на старости лет компьютерными играми увлекся?
      - Увлекся. Именно играми. На боевую тематику, - согласно кивнул Сан Саныч. - Да вот только силы свои переоценил. Не справился. К тебе пришел.
      - Что там? - перешел на деловой тон генерал.
      - Информация. Ты посмотри на досуге. И доведи до кого следует.
      - А что, ты считаешь, моей компетенции будет недостаточно?
      - Может быть, и недостаточно. И еще прошу - не затягивай с этим делом. Очень хочется дождаться результатов. Всем хочется.
      - Так серьезно?
      - Очень серьезно!
      - Откуда она у тебя? Если не секрет? - спросил генерал, принимая и пряча дискету в стол.
      - Лучше в сейф! - остановил его Сан Саныч.
      Генерал внимательно посмотрел на Полковника и, не сказав ни слова, открыл дверцу личного сейфа.
      - Так откуда она у тебя?
      - От Ивана Степановича.
      - Он же умер!
      - Потому и умер.
      Генерал еще раз взглянул в глаза Сан Санычу. Уже без наигранной вежливости. Уже как генерал. Как человек, облеченный властью.
      - Я все понял. Я сделаю все, что возможно. Все, что в моих силах.
      - Я был уверен, - сказал Сан Саныч. - Спасибо. От всех спасибо. И от Ивана Степановича тоже.
      Глава 37
      И пошла жизнь как обычно. Ни шатко, ни валко.
      Утром - инвентаризация болей и болячек, чистка остатков зубов и полоскание протезов, завтрак. Диван.
      Днем - просмотр газет, выявление новых болячек, поиски потерянных протезов, обед. Диван.
      Вечером - телевизор, ужин, лекарства. Диван.
      Но диван каждый раз. Обязательно. Потому что устал Сан Саныч. Не в таком преклонном возрасте в войнушку играть. Ладно, если бы пистолеты да автоматы были игрушечные, пластмассовые. Но они были железными. Неподъемными. И бандиты были настоящими. И кулаки у них тоже были нелегкие.
      Тут не каждый молодой бы справился. А ветераны выстояли. Но не за так просто. Не за здорово живешь. Полезли у ветеранов болячки всяческие. Как обычно после драки.
      Странное дело - в окопах сидишь, под открытым небом, в грязи, в воде, в снегу по уши - и хоть бы что. Ни простуды, ни триппера. Ни одна напасть не берет. Словно из железа сделан. Даже обидно.
      Кончились бои, в тыл оттянулись, самое бы время отдохнуть - так опять нет, все болезни в гости пожаловали. Здрасьте, пожалуйста. И простуда, и ангина, и... Но это если повезет.
      Что ж их раньше не было, на передовой? А вот не было, и все тут. Необъяснимый медицинской наукой факт. Как и еще один, из той же серии. Когда ползали солдатики на фронте по грязи, по трупам, осколки получали в мягкие ткани, на проволоке ржавой кожу, мясо рвали - и никаких заражений не знали. А дома занозу посадил - и будьте любезны, нарыв в полруки.
      Вот и ветераны, видно, по старой окопной памяти, пока в поле дрались держались. А как домой в уют да теплоту прибыли - раскисли.
      - Ну, как вы там? - звонил периодически Сан Саныч друзьям.
      - Ой, не говори, Полковник! Руки-ноги плетьми висят. Температура. Чих ураганный. Сопли что гранатные осколки во все стороны летят. Со свистом. Не знаю, доживу ли до ужина.
      - А другие как?
      - Так же. Отсюда стенания слышу. В общем, нормальная послевоенная жизнь. Неделю.
      А на вторую - сюрпризы пошли. Мало сказать, неприятные.
      - Слушай, Саныч. Ты знаешь, что Толька в больнице? В реанимации.
      - Как?!
      - Так. Со вчерашнего вечера. Днем был нормальный, а к вечеру скрутило. Враз. По всей видимости, сердце. Если бы не помогли вовремя, его бы уже не было. Повезло. Соседи участкового терапевта вызвали, а сами куда-то ушли. Он к Толе заглянул, в поликлинику позвонить, и что-то такое увидел. Давление ему замерил и чуть не ахнул. Всадил пару уколов и вызвал "Скорую". А та "скорая" - реанимационную. Если бы еще десяток минут, было бы поздно.
      - А врачи что говорят?
      - Врачи говорят, возраст. И еще говорят, какие-то перегрузки.
      - Какие, к черту, перегрузки?
      - Вот и они спрашивают, какие перегрузки? А Толя твердит, что месяц лежнем лежал, головы от подушки не отрывая. Даже на огород не ездил. Берегся.
      - Ну?
      - Вот тебе и ну. Теперь в реанимации.
      - Ну так поехали в больницу.
      - Едь - не едь, все равно не пустят. Мы завтра решили. С утра. Собираемся на обычном месте. На городошной площадке. Я, ты и Михась. Семену пока решили ничего не говорить, ему своих болячек хватает. Встречаемся в десять.
      Сан Саныч пришел вовремя.
      Борис опоздал на полчаса.
      Михась не пришел вовсе.
      - Ты что, с ума сошел! - возмутился Полковник, завидя идущего от остановки Бориса. И тут же осекся. - Что случилось?
      - Беда не приходит одна. Михася машина сбила.
      - Когда?!
      - Только что. Когда он шел на автобус. Наверное, торопился. Помнишь, возле его дома проулок? Где обычно в обход ходят. Так вот он пошел прямо.
      - Жив?
      - Когда увозили - был жив.
      - Мать честная! Куда же ехать?
      - К Михасю. Он ближе.
      - А Толя?
      - Он все равно без сознания. Я звонил. К Михасю ветераны опоздали.
      - Умер, - сказал дежурный врач. - Не приходя в сознание. Будете оформлять?
      Сан Саныч почернел лицом и ничего не ответил.
      - Вам плохо? - спросил испугавшийся врач.
      - Плохо, - честно сказал Сан Саныч. - Хуже не бывает.
      Остаток дня ветераны продежурили в реанимационном отделении районной больницы, где лежал Анатолий. Он все так же не приходил в себя.
      - Жить будет? - спрашивали ветераны.
      Врачи неопределенно пожимали плечами.
      К ночи решили возвращаться по домам. Чтобы утром снова заступить на дежурство.
      Пока провожал Бориса, пока ждал автобус, пока ехал, Сан Саныч думал об одном - о несправедливости судьбы, убивающей после боя. Он помнил такие нелепые смерти по фронту. Когда не от пули, не от осколка, не от штыка. Когда во сне - под колесами завернувшей в лес машины. Когда на собственной, потерявшей чеку гранате. Когда от прошедшего по окопам неожиданного ночного мороза.
      Просто смерть. Без куража и победы. И даже без надежды на победу.
      Обидная смерть.
      Задумавшись, Сан Саныч даже проехал свою остановку. Что с ним давно не бывало. Чего с ним по его вине вообще никогда не бывало. Пришлось возвращаться назад, спрямляя для скорости дорогу.
      Уходят ветераны. Последние уходят. Скоро и его черед.
      - Эй, дядя, закурить есть? - услышал Сан Саныч не самый любезный оклик.
      И автоматически полез в карман за сигаретами, забыв, что бросил курить уже много лет назад.
      - Извините, мужики. Нет.
      - А если поискать?
      Сан Саныч не испугался. Он не боялся хулиганов. Его защищал возраст. Как бы ни хотел уличный бандит покуражиться, как бы ни мечтал поживиться, от такого старика, как Сан Саныч, он обычно отступал. Неудобно бить человека, который на вид даже не в отцы - в прадеды годится. Не добудешь в единоборстве с ним славы. И не разживешься. Откуда у него деньги, а тем более ценности? Так, мелочевка в кармане и допотопные часы "Слава" на руке.
      Брать нечего, а сидеть тем не менее полный срок. А может, даже самый полный. Кто их знает, стариков. Ты его просто пуганешь, толкнешь для порядка, а он упадет да поломается весь или вовсе Богу душу отдаст с испугу. Вот тебе и вышка.
      Нет, со стариками даже самые нетрезвые хулиганы предпочитают не связываться. В этом Сан Саныч много раз убеждался на собственном опыте. Замахивались на него в темноте ночи частенько, но чтобы бить - ни разу. Рассматривали и отпускали на все четыре стороны. Случалось, еще и домой провожали, от настоящих хулиганов оберегая. И такое бывало.
      И на этот раз ничего произойти не могло.
      - Знал бы, мужики, что вас встречу, обязательно бы загодя сигарет купил. Чтобы не огорчать отказом. А так - извиняйте, - добродушно сказал Сан Саныч и повернулся, чтобы идти дальше.
      Но не пошел.
      Ближний к нему хулиган, больше ничего не сказав, вытащил руку из кармана.
      "Что же он сигареты спрашивает, руки из пиджака не вынимая? - удивился Сан Саныч. - Чем он их брать собирался?"
      Но еще прежде чем удивился, Полковник уже действовал. В соответствии с фронтовыми рефлексами. Там некогда размышлять, куда летит мина или тебя или не тебя выцеливает снайпер. Там надо падать и зарываться в землю, подчиняясь инстинкту страха, который много поворотливей даже самых быстрых мыслей. Если на фронте будешь обдумывать, что делать, прежде чем делать погибнешь в первом же бою.
      Сан Саныч не думал. Вернее, думал, но вослед действиям. Тренинг последних недель возродил в нем некогда могучие, но чуть притупившиеся со временем окопные инстинкты. Хочешь жить - доверяй интуиции. Не хочешь - не жалуйся на происки судьбы.
      Сан Саныч почувствовал приближение опасности за мгновение до того, как эту опасность можно было увидеть и осознать. Ему только не понравились глубоко засунутые в карманы руки, а его тело уже просчитало вектор возможной атаки. В него столько раз стреляли и тыкали штыками, что оно стало гораздо мудрее своего хозяина.
      Но, к сожалению, его тело было уже не тем двадцатилетним телом. Оно умело чувствовать, но уже не могло так быстро, как раньше, реагировать. Молодой хулиган оказался быстрее.
      Кулак с продетым в пальцы кастетом по самой короткой траектории пролетел от кармана к голове Сан Саныча. Полковник не смог избежать удара. Он смог только отклониться. Самую малость. Ту малость, что отделяла висок от лба.
      Удар.
      Сан Саныч без вскрика упал на колени и на спину. На долю секунды он потерял сознание, а потом ему стало больно. Ему очень повезло, что ему стало больно. Если бы удар пришелся туда, куда назначался, он бы ничего не почувствовал. Совсем. И никогда.
      - Готов! - сказал второй хулиган.
      Первый быстро снял и спрятал кастет в карман. Теперь они напоминали прохожих-тимуровцев, склонившихся над неудачно упавшим дедушкой.
      - Проверь его - жив он или нет.
      - Обижаешь! Чай давно не девица!
      - Ладно скалиться! Я сказал, проверь, - приказал второй. - И не забудь с него часы снять. И карманы вывернуть. Чтобы все натурально выглядело.
      Хулиган с кастетом подошел ближе. Наклонился.
      Сан Саныч глядел на него сквозь прикрытые веки, не подавая признаков жизни. Так их учили лежать, изображая бездыханный труп, когда противник прокатывается через твои позиции. Полежать как-нибудь особо хитро, например мордой в лужу, но без пузырей, а потом встать и сзади, по уходящим в полный рост фигурам, прочертить длинную автоматную очередь. Или просто полежать, до темноты. А по темноте незамеченным уйти к своим.
      Хулиган сорвал с руки Сан Саныча часы. Вытряхнул из кармана мелочь.
      Теперь он должен был уйти. Нечего ему было больше делать подле бездыханного тела поверженного им прохожего. Нечего уже было ему у него брать.
      Но он не ушел. Он остался. Он полез пальцами к горлу Сан Саныча. Не к руке даже, где пульс не так слышен, - к сонной артерии, биение которой невозможно не почувствовать.
      - Во блин, живой! Слышь, пульс бьется.
      - Ну так добей, не тяни. Пока кто-нибудь мимо не пошел.
      Первый хулиган полез в карман.
      Дальше ждать было невозможно.
      Сан Саныч застонал и пошевелился. Он пошевелился и подтянул к себе вывалившиеся из кармана домашние ключи.
      - Давай скорее. Он в себя приходит.
      - Как придет, так и уйдет.
      Хулиган придвинулся, выбирая более удобную, чтобы бить наверняка, позицию. Он не спешил, он все еще думал, что поверженный им человек пребывает без сознания. Он занес кастет.
      Но ключ уже был в руках Сан Саныча. Хороший ключ. Длинный. Оставшийся еще с шестидесятых годов, когда металл и место в карманах еще не экономили. Не чета современным, английским или еще каким-нибудь коротышкам.
      Кольцо ключа Сан Саныч упер в ладонь. Бородок выставил вперед сквозь пальцы.
      - Ну все, что ли? - спросил дальний хулиган.
      - Все, - сказал ближний и распрямил руку. Но за мгновение до этого Сан Саныч отпрянул головой в сторону. Не очень ловко отпрянул - снова годы, так, что кастет все-таки задел его, скользнул по лицу, сдирая кожу.
      Замах был мощный, и хулиган не смог остановить удар. Кастет с полного маху врезался в асфальт, тело сильно подалось вперед, нависло над землей. Лицо хулигана приблизилось. Ровно настолько, чтобы Сан Саныч почувствовал дышащий ему в ноздри перегар и увидел безмерное удивление на его лице.
      Не дожидаясь, пока противник встанет, Сан Саныч со всей возможной силой ударил его открытым ключом в глаз. Как кинжалом. И понял, что попал. Потому что кулак его стукнул хулигана в бровь.
      - А-а-а! - взвыл раненый грабитель и тут же замолчал, обмяк и упал на асфальт.
      Теперь Сан Саныча должны были убить. Непременно. Второй хулиган. Единственно, что могло обещать ему некоторые надежды на спасение, мгновенная атака. Хотя бы психологическая.
      - Стоять! - страшно заорал Сан Саныч. - Стоять!! Стрелять буду, - и Сан Саныч звякнул ключами, чей звук отдаленно напоминал клацанье пистолетного затвора.
      Не очень напоминал. Но в подобной экстремальной ситуации никто не будет анализировать звуки. Главное, чтобы хоть чуть-чуть напоминал.
      Хулиган отпрянул. Профессионально отпрянул, как будто действительно в него направили пистолет.
      Не ожидая дальнейших его действий, Сан Саныч быстро отпрыгнул в сторону и побежал к ближайшей, буквально в трех шагах, подворотне.
      Хулиган не стал его преследовать, он подбежал к своему лежащему без движения товарищу и приподнял его под руки.
      Очень Сан Санычу не понравились его реакции. Он еще не понял чем. Но не понравились однозначно!
      Подворотня. Двор. Мусорные баки. Можно было бы спрятаться в них, но они полны. Под завязку. А выгребать мусор времени нет. Вперед. Быстрее и дальше от места нападения. В следующий двор. И еще в один. Тупик. Вперед некуда. Назад нельзя.
      Сан Саныч быстро зашел в первый открытый подъезд, поднялся на пятый этаж, без лифта, пешком, чтобы не шуметь им, наводя преследователя на свой след, и встал возле окна.
      Тихо. Пока тихо.
      Если преследователь появится во дворе, придется стучаться в двери. Авось кто-нибудь и откроет или хотя бы вызовет милицию. Если нет - уходить на чердак.
      Минута.
      Вторая.
      Третья.
      И никого!
      Вот что не понравилось Сан Санычу! Вот что его насторожило еще там, где на него напали. Хулиганы так не действуют! Распаленные водкой, кровью, чувством лжетоварищества и оскорбленного (ну как же - не дали безнаказанно себя избить!) достоинства, хулиганы находят и добивают свою жертву. Если, конечно, она слабее их. Тут был именно такой случай. Древний старик не смог бы противостоять вооруженным кастетами молодым, крепким ребятам. Он был обречен на избиение.
      И тем не менее они не стали его догонять. Не стали!
      Более того, первое, что сделал второй хулиган, - это приблизился к своему травмированному товарищу и попытался, подняв на закорки, унести с поля боя. Эвакуировать! Убрать до прихода милиции или случайного свидетеля.
      Так поступают только профессионалы. Не оставить следов им важнее, чем недоделать дело. Профессионалы никогда не нападают дважды в один и тот же отрезок времени. Если попытка не удалась - они уходят, чтобы нанести удар позже, совсем в другом месте и совсем в другое время.
      Ищут, преследуют жертву, разводя при этом привлекающий всеобщее внимание шум, - только любители. Только хулиганы.
      Нападавшие не были хулиганами.
      Нападавшие были профессионалами.
      И искали они не вообще кого-то, кто первый повстречается на их пути. Они искали Сан Саныча. Это было очевидно. Иначе они никогда бы не напали на немощного, бедного старика. Они бы выбрали более выгодную жертву.
      И вообще, о каком ограблении идет речь? Оно не планировалось изначально.
      "...Чтоб натуральней выглядело", - вспомнил Полковник прозвучавшую десять минут назад фразу.
      "Выглядело"!
      Только выглядело. То есть ограбление не было ограблением. Оно должно было только выглядеть так. Ограбление было убийством! Преднамеренным! И наверняка заказным.
      Кто же мог хотеть его смерти?
      Только один человек - депутат. И через него еще многие и многие другие. Но только через него.
      Он встал им как кость поперек горла. Не могут они теперь, пока не удалят его, инородное для них тело, заглатывать облюбованные куски. Похудеют они от его нежеланного присутствия. Если с голоду не помрут...
      Стоп! А почему только его? Почему он говорит только "его"? Это он раньше в единственном числе был. Тогда. Уже очень давно. Когда никто, кроме него, ничего не знал. Потом они были вместе. Он и его друзья. И когда были взяты заложники. И когда они громили лагерь, освобождая их. И теперь.
      Почему же только его?
      А кто сказал, что только его?!
      Сан Саныч замер, пораженной невероятной и в то же время очевидной догадкой. Кто сказал, что речь идет об одной только его жизни? А Михась? А сбившая его возле самого дома машина?
      А Толя? Его неожиданный сердечный приступ? Толя...
      Неужели и Толя?
      "И Толя! - сам себе ответил Сан Саныч. - И Толя тоже. Если начата чистка, то чистить будут всех. Вплоть до... до девочки Светы, которая была заложницей и видела много такого, что ей видеть не следовало".
      Теперь Сан Саныч знал, что делать. Теперь он не собирался идти домой, а утром в больницу.
      Теперь ему не оставалось другого выхода, как идти по следам убийц.
      Глава 38
      - Как он выглядел?
      - Кто?
      - Врач, который помогал Анатолию.
      - А не все ли равно? Главное, что он вовремя оказался на месте. Что он спас Толю.
      - Мне не все равно. Мне очень надо его найти.
      - Зачем?
      - Хотя бы затем, чтобы отблагодарить его за спасение друга. Вы-то, надеюсь, ему спасибо сказали?
      - Нет. Не успели. Здесь такая суета началась, когда "Скорая помощь" приехала.
      - Ну вот видите. Нельзя добрые дела оставлять без внимания. Он хотя бы вам адрес свой оставил?
      - Нет.
      - Фамилию сказал?
      - Тоже нет. Неудобно как все получилось. Он помог. Переживал сильно. Сочувствовал. А мы ни имени, ни фамилии. Вы его найдете, Сан Саныч?
      - Приложу все усилия. Если вы мне поможете. Если ответите на вопрос как он выглядел.
      - Обычно выглядел. Белый халат. Сумка в руках.
      - Какая сумка?
      - Небольшая такая. Светлая. С красным крестом.
      - Почему вы запомнили именно сумку?
      - Необычная она очень была. Металлическая. С кодовым замочком. Он когда открывал ее, еще цифирки там крутил. И внутри были закрывающиеся специальными крышечками отделения. Я такую никогда не видел.
      - А сам он каким был? Если кроме халата.
      - Нормальным. Как все врачи.
      - Как все - это значит никакой. Без всяких примет и особенностей?
      - Без.
      - Тогда давайте так, я буду называть вам внешние характеристики, а вы говорить те, которые подходят. Высокий - низкий?
      - Скорее высокий. Вот такой. Я когда с ним говорила, глаза поднимала.
      - Борода - усы?
      - Бороды нет, не было. Усы были. Вот такие.
      - Светлый - темный?
      - Темный. С проседью на висках.
      - Брови тонкие? Кустистые? Высокие или нависающие?
      - Тонкие.
      - Цвет глаз... Залысины... Уши... Нос... Родинки... Шрамы...
      - Шрам был. Над правым уголком рта. Он когда еще улыбался, у него рот чуть-чуть косил.
      - Какие-нибудь особенные привычки? Нервные тики. Подергивания. Характерные позы. Как он сидел, как вставал. Сразу или опираясь на спинку стула. Как мыл руки...
      - Да, вот руки. Я вспомнила. Он в перчатках был.
      - Как в перчатках? В медицинских?
      - Нет, в обычных, матерчатых, белых. Я их заметила, еще когда он в квартиру зашел. Зачем, думаю, ему перчатки? На улице тепло. И не грязно. И потом еще удивилась, что он их в комнате не снял. Так и ходил. Как белогвардейский офицер.
      - Он их вообще-то снимал?
      - Я уж и не помню. Потом не до них было. Потом все так закрутилось.
      - А больного осматривал, давление мерил он тоже в них?
      - Точно не скажу. Но, кажется, в них. Может, у него руки больные? Или уродство какое-нибудь?
      - Может, и уродство. А может, и нет... Укол он сам делал?
      - Сам.
      - Один?
      - Нет, кажется, два.
      - А ампулы использованные куда дел? И сам шприц?
      - Не знаю. Наверное, выбросил.
      - Куда выбросил?
      - Как куда? В ведро, конечно. Куда еще.
      - А ведро вы после этого выносили?
      - При чем здесь ведро! Как будто до него нам сейчас. Мы из больницы не вылазим.
      - Можно на него взглянуть?
      - Пожалуйста. А зачем это вам?
      - Так. Из любопытства.
      Сан Саныч расстелил на полу в кухне газеты и, вывалив весь мусор, по бумажке, по соринке перебрал его.
      Ни шприцев, ни ампул, ни даже их осколков в ведре не было! Хотя даже трехдневной давности мусор был.
      Странный какой-то врач. Работает в перчатках, причем не в резиновых хирургических, защищающих от грязи и заразы, а в матерчатых, которые больше ворам-домушникам под стать.
      Использованные ампулы не выбрасывает, а уносит с собой. Фамилии не называет. Уходит по-английски - не попрощавшись.
      - А когда "скорая" приехала, что он врачам сказал?
      - Врачам что сказал? Ничего не сказал. Его уже, кажется, тогда не было.
      - Он раньше ушел?
      - Может быть. Я не помню.
      - А "скорую" кто вызывал? Он?
      - Нет, мы. Он попросил, чтобы мы вызвали. Мы и вызвали...
      Значит, и голоса его на обязательной магнитофонной записи вызова, в диспетчерской 03, тоже нет. Ничего нет - ни голоса, ни отпечатков пальцев, ни случайного, оставляемого всяким нормальным человеком, мусора.
      - А к кому он вообще-то приходил? До вас?
      - К соседям.
      - К каким?
      - Не знаю. Он не сказал. Сан Саныч пошел по соседям. По всем подряд.
      - Извините, я из Совета ветеранов района. Мы проверяем работу участковых врачей. Быстро они приходят по вызову или нет. Как обслуживают население. Какие нарекания есть в их адрес...
      Вы давно вызывали врача на дом? А когда последний раз?..
      В означенном подъезде в последние три дня никто никаких врачей не вызывал. И в соседнем тоже не вызывал.
      Врача никто не вызывал. Но врач пришел!
      Интересное кино получается!
      Полковник пошел в районную поликлинику.
      - Что же это такое творится! - с порога заорал он. - Я вызывал врача, а пришел какой-то франтоватый мужик, который понимает в болезнях меньше меня! Мало что не понимает, еще имеет наглость заявлять, что я симулянт, что мне просто поговорить не с кем. А я не симулянт. Я ветеран войны.
      - Как фамилия врача?
      - Не знаю я его фамилию. Он не сказал.
      - А какой ваш участок? Адрес ваш какой? Сан Саныч назвал адрес Анатолия. А заодно и его фамилию и имя.
      - Я кавалер орденов. Я заслуженный человек. Фронтовик. Со мной нельзя так. Вас государство поставило следить за моим здоровьем...
      - А как выглядел обслуживавший вас врач?
      - Отвратительно выглядел. Мерзко. Высокий, худой, брови выщипаны как у гимназистки...
      - Но у нас нет таких врачей!
      - Как нет? А кто ко мне тогда приходил? Вы меня обманываете. Рукой руку моете!
      - У нас на вызовах работает только один мужчина - толстый и лысый. Остальные все женщины...
      Вот ведь как выходит, мало что его никто не вызывал, он еще и по месту работы не работает! Кто же тогда к Анатолию приходил? Кто его спасал? Кто уколы делал и "скорую" вызывал?
      - Идите, дедушка, мы разберемся. Обязательно разберемся. Разберемся и сообщим.
      - Вы уж разберитесь. Я ветеран... Фронтовик... Со мной так нельзя...
      Все, что Сан Саныч мог сделать своими силами, - он сделал. Для ответа на дальнейшие вопросы нужен был Борис.
      Полковник пошел к ближайшему телефону-автомату.
      - Боря! Срочно дуй в больницу к Толе. Встречаемся через сорок минут в вестибюле.
      - Что случилось? Что с ним? Он умер?
      - С ним все нормально. Пока. Но ты поспеши. Объясню все при встрече. Да, и очень прошу - будь внимателен при переходе улиц! Не ходи на красный свет. И близко к проезжей части.
      - При чем здесь улицы? Я никогда не нарушаю.
      - Будь внимателен! - нажал на слово Сан Саныч. - Ты понял меня? Понял?! Трубка молчала несколько секунд.
      - Я понял. Буду через сорок минут. И буду внимателен.
      - Жду!
      Глава 39
      - Что произошло? Отчего такая спешка? - первым делом спросил Борис.
      - Объясню чуть позже. Скажи, у тебя есть надежные ребята в ГАИ и в органах?
      - Найдутся.
      - Попроси их узнать подробности наезда на Михася. И еще обязательно, как двигается следствие и что они там накопали? Узнай прямо сейчас.
      - Зачем все это?
      - У меня есть подозрение, что Михась и Анатолий пострадали не случайно!
      - Ты уверен в том, что сейчас делаешь?
      - Уверен!
      Борис отошел к телефону-автомату, висящему здесь же, в вестибюле, где бродили и гомонили десятки ходячих больных и пришедших к ним родственников.
      - Сказал?
      - Сказал. Просили перезвонить через полчаса-час. Рассказывай.
      И Сан Саныч рассказал все с самого начала. Даже то, о чем раньше умалчивал. Теперь играть в прятки было бессмысленно. Перед лицом смерти все равны.
      - Но если на нас напали, если нас стали вычищать, значит, нас перестали бояться, - недоумевал Борис.
      - В том-то и дело! Пока дискета была у нас и пока они не взяли заложников, они пылинки с нас готовы были сдувать. \ здесь такой крутой поворот в отношениях.
      - Ты считаешь, они снова кого-то взяли? Чтобы снова шантажировать нас?
      - Тогда бы они шантажировали, а не убивали. Мертвого пропажей родственников не испугаешь.
      - Тоже верно. Но что тогда это значит? Как они узнали о том, что дискеты у нас больше нет?
      - Вот именно! Что мы пустые. Как кошелек перед пенсией. Что навредить им мы ничем уже не можем.
      - Но зачем тогда мы им, если у нас нет информации? Зачем им множить трупы, рискуя навлечь на себя дополнительное внимание органов?
      - Вот это самое непонятное. Наши возможные показания не идут ни в какое сравнение с информацией, заключенной в дискете. Почему охотятся за нами, а не за дискетой?
      - Может быть, месть?
      - Не смеши меня. Это не шпана. Это серьезные люди. Ты им можешь в глаза плюнуть и даже чем погаже брызнуть, а они публично будут утверждать, что это выпала божья роса. Если им это выгодно. Они не станут мстить, если эта месть не будет им в данный конкретный момент полезна. Здесь что-то другое.
      - Что?
      - Не знаю. Но надеюсь, что узнаю. А если нет - то считай, все мы покойники. Все! И ты, и я, и Марина со Светой.
      - Так все безнадежно?
      - Так! Готов съесть собственную каску! Ладно, иди звони.
      Борис пришел не скоро. И пришел с не самыми радостными известиями. Что за версту можно было считать с его лица.
      - Что, плохо?
      - Нет, еще хуже.
      - Не открыли дело?
      - Нет, дело как раз открыли. И даже продвинули. Там нормальный парень попался. Я его знаю. Ушлый и цепкий, как бультерьер. Если схватит - не отпустит.
      - Что он узнал? Не томи.
      - Много и одновременно ничего. Свидетелей установил, которые видели наезд. Они говорят, что машина, грузовой "зилок", потеряв управление, занеслась на тротуар, где стоял Михась...
      - То есть он даже не переходил улицу?
      - Не переходил. Стоял. Скорость у грузовика была километров семьдесят, что для этого участка трассы много. Очень много.
      - Это более чем много. Это надо быть большим профессионалом, чтобы, маневрируя в узких поворотах, не снести пары светофоров. Номера, конечно, были замазаны грязью?
      - В том-то и дело, что нет. Номера были. И машину эту нашли. За городом. В полном порядке. Оказывается, ее за несколько часов до того угнали с автостоянки.
      - Пальчики проверили?
      - Проверили. Рулевое колесо, рычаг передач, стекла. В общем, все, что положено и даже больше.
      - И что?
      - Ни одного! Стерильная чистота. Словно машину серной кислотой мыли.
      - Грязь? Отпечатки обуви? Запахи?
      - Тоже пусто.
      - Но это же совершенно указывает на то, что наезд заранее и тщательно готовился. Что он был преднамеренным.
      - С точки зрения закона это доказывает только то, что нет следов. Хотя следователи и обратили внимание на эту странную особенность. И даже зацепились. И даже попытались расширить розыск.
      - И?..
      - И ничего. У них забрали дело.
      - Как так забрали? Как же можно забирать дело, которое только поступило в работу? Которое еще не успело застопориться?
      - Молча. Спустили сверху приказ и выслали нарочного.
      - Может быть, передали работу более компетентному следователю?
      - Во-первых, где бы они взяли на местах более компетентного? А если не на местах, то зачем к расследованию рядового происшествия привлекать суперсилы, назначенные на распутывания суперпреступлений государственного масштаба? Неувязочка.
      Во-вторых - я просто знаю, что дело никому не передали. В противном случае следователи - новый и старый - неизбежно перехлестнулись бы. Надо же новичку узнать не вошедшие в протокол подробности. Не будет же он копать все сызнова. Кроме того, как ты сам понимаешь, такие дела, как кадровые перемещения, в тайне удержать невозможно. Все равно через курилку да буфет все вылезет наружу.
      Так вот - это дело не перешло ни к кому. Это дело легло под сукно.
      - Из каких кабинетов распорядились передать дело?
      - Вот это и есть самый интересный вопрос.
      - Ну же!
      - Из кабинета генерала! Нашего генерала! Сан Саныч недоуменно уставился на Бориса.
      - Ты хочешь сказать, что дело затормозил...
      - Я хочу сказать то, что я сказал.
      - Но это получается... Это получается...