Глава 34

Пули выковыривали на столе. Обеденном. На полировку постелили детскую клеенку. Вместо наркоза влили в Семена бутылку водки с растворенным в ней анальгином.

— Ой, мужики, втравите вы меня в историю! Я уж, почитай, пятнадцать лет скальпеля в руках не держал, — тихо ворчал доктор.

— Ты давай режь, не рассуждай, — заплетающимся языком с трудом требовал Семен. — А то я встану и в ухо тебе дам. Без наркоза. И еще мужики по разу.

За спиной доктора стояли насупленные ветераны.

— Может, его все-таки в больницу?

— А оттуда в милицию? На любое такое ранение автоматически открывается следственное дело. Вы хотите, чтобы ваш старый приятель мотал срок?

— Что, все так серьезно?

— Более чем.

— Ну не знаю, не знаю. А если он скончается здесь, на столе?

— Такие опасные раны?

— Раны как раз нет. Кости не задеты. Одна пуля прошла навылет. Другая застряла. Надо только ее вытащить. И канал прочистить. На фронте такие раны за раны не считали. Неделя отдыха — и шагом марш на передовую.

— Так в чем дело?

— В возрасте дело. В возрасте! И в сердце! А если оно болевого шока не выдержит?

— Слышь, Семен, а если сердце боли не выдержит? — спросил, склонившись над раненым, Сан Саныч.

— Боли не выдержит? — переспросил Семен. — Тогда еще триста грамм! И огурец! И никакого сердца!

— Что-то раздухарился наш Семен, — хмыкнул Борис. — Может, действительно триста граммов — и того.

— А если он после этого того — того?

— Ну, не знаю. Но так его тоже оставлять нельзя.

Ветераны задумались.

— Эй, доктор! — поманил пальцем Семен. — Выйди-ка в соседнюю комнату. Мне с ребятами потолковать надо. С глазу на глаз.

Доктор, пожав плечами, вышел.

— Короче, так, мужики. Спорить со мной не надо. И нянькаться не надо. Другого выхода у нас все равно нет. Или резать здесь. Или всех вас через меня сдавать. Если следователи за меня уцепятся, то неизбежно всех вас на белый свет повытягивают. Так?

— Так, — вынужденно согласились все.

— А если вытянут, то и пересажают. Всех. Установить принадлежность пули к конкретному пистолету криминалистам труда не составит. А это уже фактик. Первый. Но не последний. За ним потащатся другие. Я не ошибаюсь?

— Нет, — снова были вынуждены признать ветераны.

— А раз нет, раз за лечение придется сидеть, так мне лучше здесь помереть, в домашней обстановке, чем на нарах. Такое мое, в полной памяти и рассудке, пожелание. Имею я на него право?

— В принципе он правильно излагает. Из больницы ему и всем нам прямой ход в следственный изолятор.

— Вот, вот, — подтвердил Семен. — Всем. Я про то и толкую. Чем всем сидеть, лучше одному лежать. Все равно немного осталось.

— Но если он умрет, все равно все наружу вылезет.

— Не вылезет, — снова встрял Семен. — Вы меня куда-нибудь в лес отвезете и по-тихому закопаете. А в милицию заявление отнесете, на розыск. Что, вы не знаете, как эти дела делаются? Кто меня, пенсионера, искать станет? Кому я нужен? Так что думайте, мужики, скорее. Пока водка из меня не выветрилась. И не вздумайте меня жалеть. Жалость не повод для коллективной пожизненной отсидки. Не допризывник же я. Знаю, на что иду. Знаю, что и как болеть будет. Из меня эти пульки уже раз несколько выковыривали. И тоже, между прочим, без наркоза.

— Ну что? — спросил общее мнение Сан Саныч.

— Думаю, надо делать, как сказал Семен, — ответил Борис.

— Согласен, — повторил Анатолий. Михась только кивнул головой.

— Значит, режем! — подвел итог Полковник. — При успехе операции — все понятно. При неуспехе — лес и заявление в милицию о пропаже. Никто потом отказываться не будет?

— Нет!

— По этому поводу предлагаю выпить обезболивающего! — предложил довольный своей победой Семен. — Где мои триста граммов внутрь?

По логике нормальных людей они поступали неверно. Наверное, даже жестоко. По логике фронтовых разведчиков — нормально. Согласуясь с боевой обстановкой. Как будто первый раз им приходилось жертвовать жизнью одного ради спасения всех. Как будто один мертвый человек лучше пяти неживых.

Не наше право судить их, прикладывая к подобной ситуации свои, гражданские, лекала. Жить или умереть разведчику — должны решать разведчики. Это их, если хотите, сугубо интимное дело. Никто другой им в этом не советчик. Они не изверги — они только рационалисты. Если есть хоть самая малая возможность спасти товарища, разведчики спасут его, не постояв за ценой даже собственной жизни. Если нет — не станут мешать ему принимать единственно верное решение.

В данной ситуации они помочь ему не могли. В данном случае они прислушались к его мнению.

— На этом все. Зовите доктора.

— Вы будете резать его. Сейчас. Здесь, — без предисловий сказал Сан Саныч. — В случае неудачи — о неудаче никто не узнает. Кроме нас. Но если даже об этом узнают, о вас все равно не узнает ни одна живая душа.

Доктор не вздрогнул и не стал протестовать. Этот доктор был военным доктором. И понимал и принимал больше, чем его гражданские коллеги.

— Если вы сомневаетесь, мы готовы дать вам коллективную расписку, что заставили сделать операцию под угрозой применения физической силы. Что вы не более чем жертва злого умысла…

— Не надо расписки. Я верю вам на слово, — перебил доктор. — Мне потребуется спирт для дезинфекции, яркий свет и ваша помощь.

— Спирта ты от них, доктор, не дождешься, — хихикнул Семен. — Они до спиртного жадные. Они даже оперировать меня не хотели, чтобы триста граммов водки сэкономить.

— Операцию начнем через час.

Водкой смазали стол, клеенку, нависшие над больным плафоны электроламп. Водкой вымыли лица и руки.

— Теперь держите его, — распорядился хирург. — Что есть сил держите. И не отпускайте, как бы он ни орал и ни дергался.

Ветераны включили погромче радиоприемник и телевизор и мертвой хваткой вцепились в руки и ноги Семена.

— Что, супостаты, справились? Навалились на одного и довольны, — весело орал вдрызг пьяный Семен. — А вот я поднимусь да плюх вам на уши понавешаю. Ох, понавешаю! Ох, не пожалею.

И потом тоже орал Семен. Когда ему резали мышцы, когда втискивали в пулевой канал пинцет, когда тянули по нему пулю.

— У-у, сволочи! Что ж вы делаете, паразиты-ы-ы!

— Давай, ори! Матерись! — подбадривал его доктор. — Сейчас можно, сейчас все можно! Ори! С криком да с матом боль уходит. Не стесняйся!

Семен и не стеснялся. Такого персонально про всех наговорил, что ветераны с войны не слышали. И даже на войне не всегда слышали. Только когда повар три дня на передовую со своим котлом носа не показывал. Или когда немцы после шести отбитых атак без всякого перекура в седьмую поднимались.

— Все, — сказал доктор, накладывая повязки на обработанные раны. — Теперь на поправку пойдет. Молодцом ветеран. Вот что значит старая закалка. Молодые нынче, даже когда им бормашиной в зубе ковыряются, в обморок падают!

— Это просто, доктор, мне сильно выпить хотелось, — слабо пошутил Семен. — Если бы мне еще налили, я бы еще согласился потерпеть. А то когда без причины — не дают, говорят, печень. Так что приходите, доктор. Хотя бы раз в неделю. Буду рад.

Глава 35

Допрос длился уже час. Следователь попался молодой и въедливый. Которому нужно было больше других. Которому нужны были должности, звания, премии и признание старших товарищей.

— Итак, вы утверждаете, что не знаете никого из людей, показанных вам на фотографиях?

— Конечно, не знаю. Откуда мне их знать?

— Прошу вас посмотреть еще раз, внимательней. Может быть, вам покажутся знакомыми части одежды, татуировка, личные вещи потерпевших.

Сан Саныч еще раз внимательно осмотрел толстую пачку фотографий, предложенную ему. Трупы в разных положениях. Отдельно — лица. Отдельно — татуировки и другие особые приметы. Отдельно — части одежды.

Трупы были все как на подбор — молодые и здоровые. Словно сборная олимпийская команда борцов вольного стиля. Качки. Таких очень любят женщины и главари мафиозных группировок. За уверенность в своих силах, за саму силу и за готовность продемонстрировать ее в любой момент.

— Крутые парни, — сказал Сан Саныч. — И кто только с такими умудрился справиться? Наверное, еще более крутые ребята?

— Может быть, — загадочно ответил следователь. — Вы что-то узнали?

— Нет. Что там можно узнать? Все в одинакового покроя кожаных куртках, все с одинаковыми наколками, на одно лицо. Близнецы. Довольно было показать одну фотографию.

— Значит, не узнали?

— Нет.

— А где вы находились семнадцатого числа сего месяца с тринадцати часов дня до двадцати трех часов вечера?

— Я так понимаю, вы желаете установить мое алиби?

— Допустим.

— Тогда вам надо пойти в мою поликлинику. И попросить мою медицинскую карточку. Там на каждой странице по алиби. Там черным по белому, с росписями и печатями показано, что я физически не мог принимать никакого участия ни в каких противоправных действиях, кроме разве словесного оскорбления соседей по лестничной площадке. А здесь, как я догадываюсь, расследуется убийство? Да еще массовое убийство. Да еще с применением огнестрельного оружия. Вы сами подумайте — разве я в своем возрасте способен стрелять? А тем более куда-то попадать? Я в унитаз, когда мочусь, не всегда попасть могу. А там всего полметра. Да я от отдачи с ног свалюсь. Даже если из рогатки буду стрелять. Ну, взгляните на меня внимательней.

— И все же попытайтесь вспомнить, где вы находились семнадцатого числа?

— Ну где, по-вашему, может находиться человек моих лет? Наверное, на дискотеке или в зале атлетической гимнастики. Или в борделе, с тремя проститутками сразу. Где еще одинокому пенсионеру коротать свободное время?

— Я прошу вас ответить на поставленный вопрос.

— Дома я был. На диване, на кресле, на унитазе. А потом снова на диване, кресле, унитазе. В различной временной последовательности.

— Кто может подтвердить ваши слова?

— Диван, кресло, унитаз. Ну кто еще может подтвердить слова одиноко живущего человека? Кроме него самого.

— То есть надежное алиби у вас на означенное время отсутствует.

— Ах, вы даже так ставите вопрос? Тогда позвольте еще подумать. Не хотелось бы из-за склероза попадать в тюрьму. Семнадцатого числа, говорите? Сейчас, сейчас. Значит, так. Фиксируйте. Утром мне звонил Борис. Мы проговорили полчаса.

— Какой Борис?

— Один мой хороший приятель.

— Фамилия? Адрес?

— Адрес? Хорошо, записывайте.

Потом позвонил Анатолий. Это еще час. Сами знаете, старикам общения не хватает. Как сядем на телефон — так часами. Его адрес тоже нужен?

Потом я говорил с Михасем. Этот вообще болтун. Плюсуйте еще два часа.

Затем снова перезвонил Борис. У него кофемолка сломалась. Он мне жаловался. Еще полчаса.

— Вы можете сказать, о чем вы говорили с каждым из названных граждан?

— О чем говорили? О том, о сем. О погоде, о рыбалке, о внуках, о политике, о пенсии. О чем еще могут говорить старики?

— Подробнее можете?

Еще бы Сан Саныч не мог рассказать об этом подробней. Два дня чуть не дословно совместно составленные диалоги зубрил. Как школьник заданный на дом стишок.

— Кроме названных людей, еще кто-нибудь звонил?

— Кроме названных людей, у меня знакомых не осталось. Поумирали все.

— К сожалению, одни только телефонные разговоры не могут служить абсолютным подтверждением вашего присутствия в квартире. Может быть, к вам кто-нибудь приходил?

— Не могут? Тогда сейчас постараюсь припомнить. Память, знаете, старческая стала. Со склерозной дыркой. Пока со стороны умные люди не подскажут, о чем вспоминать, — ничего в голову не приходит. Так вы спрашиваете, был ли кто? Так точно — был. Вот только теперь вспомнил. Борис был. Анатолий. И потом Михась. Месяцами не виделись — а тут вдруг все заявились.

— Отчего же так, вдруг?

— Ах, ну да, вспомнил. Я с дивана упал и подняться не мог. Расшибся весь. Видите — синяки. Живого места не осталось. Так неудачно упал. И еще мне спину заклинило. Ни туда — ни сюда. Вот они и помогли. А так бы до сих пор лежал.

— Что же вы об этом раньше не говорили?

— Раньше? Так у меня не только спину клинит. Голову тоже. Я же говорю — все позабываю. Возраст такой.

— Другие люди не заходили?

— А этих мало? Тогда я сейчас еще вспомню. Ах да. Заходили. Ну точно, заходили. Марина приходила с дочкой. Сноха одного моего приятеля. Точно. Яблок принесли и варенье. Хватит?

— А у вас еще кто-то есть?

— Если очень вспоминать, то найдется.

— Нет, спасибо, хватит. Мы опросим названных вами людей и занесем их показания в протокол.

— Я могу идти?

— Да, вы свободны. Пока.

Сан Саныч привстал и снова сел.

— Вы мне руку не дадите?

— Зачем?

— Я без посторонней помощи встать не могу. Вот уже лет десять. Сесть могу. А встать — ни в какую. Вот спасибо. А машину нельзя?

— Какую машину? — снова не понял следователь.

— Легковую. До дому меня довезти. Ноги-то у меня не ходят. И вижу я плохо. А ориентируюсь и того хуже. Выйду на улицу и адрес свой позабываю. Начисто. Потому редко выхожу.

Следователь вызвал машину.

— И еще хорошо бы пару милиционеров, чтобы на этаж меня внести. Уж услужите старику. Уж будьте добры. А я, как понадоблюсь, — сразу к вам. В сей же час. Я же понимаю. Дело государственное. Только уж вы, если можно, машину и пару милиционеров…

— Нет, чушь это какая-то. Ахинея, — через час в приватном разговоре с сослуживцами жаловался следователь. — У него возраст, как у моей прабабушки. Он от входа до кабинета еле доплелся. За столом чуть дух не испустил. Я пять раз за телефон хватался, чтобы «скорую» вызвать.

А этот единственный свидетель, что вначале выжил, а потом все равно помер, утверждал, что его за городом видел. Там, куда транспорт не ходит, куда еще несколько километров пешком идти! Говорит, дрался дед! Говорит, пытали его зачем-то.

Какой там пытали? На него дунь сильнее — он на глазах рассыплется.

Нет, ерунда это. Видно, перестарались медики. Видно, у него от обезболивающего крыша поехала. Или специально нас путать решил. След от кого-то отводил.

Не здесь искать надо. Не мог этот дедушка там быть. К тому же алиби у него. К нему, как выяснилось, толпа друзей и их родственников приходила. И телефон не замолкал.

Конечно, дедок не однозначный. Ехидный. Может быть, даже с двойным дном. Но чтобы убить кого-то, чтобы из автомата стрелять… Нет, не мог он такого учудить. Но даже если и мог, не доказать нам этого, хоть наизнанку вывернись. Но если даже и доказать — ему до того не дожить.

Дохлое дело. В архив уйдет. И ни тебе внеочередных званий, ни тебе премий. Одна только сплошная невезуха. Как чувствовал!

Глава 36

Генерала Сан Саныч высиживал два часа.

— Ну, скоро? — периодически спрашивал он.

— Ждите. Идет совещание.

— Ну, может, вы как-нибудь шепнете обо мне? А то у меня совсем времени не осталось. Очередь проходит анализы сдавать. Как бы они не испортились.

— Кто?

— Анализы.

— Можете прийти завтра. Мы передадим, что вы были, но не смогли дождаться.

— А завтра будет свободно?

— Более-менее. В девять оперативка. В одиннадцать аппаратное. В час совещание. В два генерал уходит на доклад.

— Мать честная. О чем так часто можно совещаться? — ворчал Сан Саныч. — А когда следствие вести? Когда преступников ловить? В свободное от работы время?

Очередь, сидящая в приемной, сдержанно улыбалась.

Наконец из-за обитой кожей двери повалил служилый люд. Ожидающие приема не повскакивали с мест, не ринулись, расталкивая друг друга, к кабинету, только скосили глаза на секретаря. Он должен был сортировать и распределять очередь.

Встал один только Сан Саныч. Он слабо ориентировался в аппаратных играх. Он в своей биографии все больше живым делом занимался. Которое не в приемных.

— Куда вы? — бросился наперерез Полковнику секретарь.

— Как куда? К генералу! — удивился Сан Саныч.

— Ожидайте. Вас пригласят.

— Да некогда мне ожидать, — отмахнулся от секретаря-липучки Сан Саныч. — Я так могу и не дождаться. Пусть те, кто помоложе, сидят. У них за это выслуга идет.

— Но есть же очередь! — тихо зашептал секретарь.

— А я вне очереди. Мне положено. Я участник ВОВ! И еще других В! О которых ты даже не знаешь, — возразил Сан Саныч.

Сидящие хохотнули в кулаки.

— Отпусти руку. У меня пиджак не казенный, личный. Мне, если ты в нем дырку провертишь, новый не выдадут.

На пороге появился генерал. В полном парадном облачении.

— Что здесь происходит?

— Разрешите доложить, товарищ генерал. Вот, проситель. Прорывается.

— Этот? — показал пальцем генерал.

— Этот.

— Ну и правильно делает, что прорывается. С вами только так и можно!

Очередь согласно захихикала, закивала головами.

— А вам, — повернулся генерал к секретарю, — не помешало бы сходить в наш музей боевой и трудовой славы и рассмотреть фотографии на стендах. И запомнить! Может быть, тогда вы научитесь узнавать в лицо наших заслуженных ветеранов. Ясно?

— Так точно! Сходить в музей и запомнить висящие там фотографии.

— Вот так-то! Заходи, Сан Саныч!

В кабинете было просторно, как на футбольном поле.

— Видал, какие я себе апартаменты отгрохал? По чину! Сам иногда в них себя найти не могу. Ау кричу. Давай, Саныч, садись! Рассказывай!

— Так, может, я не вовремя? Может, у тебя дела? — слегка сробел Сан Саныч, показывая в сторону приемной.

— Дела подождут. Они ко мне каждый день ходят. А ты раз в сто лет, — махнул рукой генерал. — Скажи лучше, как твоя жизнь?

— Потихоньку. От продуктового до поликлиники и обратно.

— Это ж сколько я тебя не видел?

— Больше года. С последнего торжественного собрания.

— Да. Летит время, оглянуться некогда. Ну давай, излагай свое дело. Вы же, ветераны, так просто старых друзей не навещаете. Все с какими-нибудь заботами.

— Вот, — сказал Сан Саныч, выкладывая на стол дискету.

— Ты что, на старости лет компьютерными играми увлекся?

— Увлекся. Именно играми. На боевую тематику, — согласно кивнул Сан Саныч. — Да вот только силы свои переоценил. Не справился. К тебе пришел.

— Что там? — перешел на деловой тон генерал.

— Информация. Ты посмотри на досуге. И доведи до кого следует.

— А что, ты считаешь, моей компетенции будет недостаточно?

— Может быть, и недостаточно. И еще прошу — не затягивай с этим делом. Очень хочется дождаться результатов. Всем хочется.

— Так серьезно?

— Очень серьезно!

— Откуда она у тебя? Если не секрет? — спросил генерал, принимая и пряча дискету в стол.

— Лучше в сейф! — остановил его Сан Саныч.

Генерал внимательно посмотрел на Полковника и, не сказав ни слова, открыл дверцу личного сейфа.

— Так откуда она у тебя?

— От Ивана Степановича.

— Он же умер!

— Потому и умер.

Генерал еще раз взглянул в глаза Сан Санычу. Уже без наигранной вежливости. Уже как генерал. Как человек, облеченный властью.

— Я все понял. Я сделаю все, что возможно. Все, что в моих силах.

— Я был уверен, — сказал Сан Саныч. — Спасибо. От всех спасибо. И от Ивана Степановича тоже.

Глава 37

И пошла жизнь как обычно. Ни шатко, ни валко.

Утром — инвентаризация болей и болячек, чистка остатков зубов и полоскание протезов, завтрак. Диван.

Днем — просмотр газет, выявление новых болячек, поиски потерянных протезов, обед. Диван.

Вечером — телевизор, ужин, лекарства. Диван.

Но диван каждый раз. Обязательно. Потому что устал Сан Саныч. Не в таком преклонном возрасте в войнушку играть. Ладно, если бы пистолеты да автоматы были игрушечные, пластмассовые. Но они были железными. Неподъемными. И бандиты были настоящими. И кулаки у них тоже были нелегкие.

Тут не каждый молодой бы справился. А ветераны выстояли. Но не за так просто. Не за здорово живешь. Полезли у ветеранов болячки всяческие. Как обычно после драки.

Странное дело — в окопах сидишь, под открытым небом, в грязи, в воде, в снегу по уши — и хоть бы что. Ни простуды, ни триппера. Ни одна напасть не берет. Словно из железа сделан. Даже обидно.

Кончились бои, в тыл оттянулись, самое бы время отдохнуть — так опять нет, все болезни в гости пожаловали. Здрасьте, пожалуйста. И простуда, и ангина, и… Но это если повезет.