Передо мной стоял Козловский-Баранников. Это не мог быть он. Но это был он. Собственной персоной. Не в далекой жаркой Африке. Перед моими глазами.
      — Ты?! — только и мог сказать я.
      — Я, — опустил глаза Козловский-Баранников.
      — Как ты здесь оказался?
      — Об этом надо спросить у нас, — встрял в беседу Хозяин кабинета. — Это мы вызволили его из дальней командировки. Из той, куда вы его направили. Негоже разбрасываться подобными кадрами направо и налево. Непатриотично.
      Козловский-Баранников молчал, уперев взор в пол. Он напоминал ученика, разбившего в школьном туалете стекло и приглашенного по этому поводу в директорский кабинет. Но он не разбивал стекла…
      — Вы все еще требуете назвать вам пароли? — спросил Очень Большой Начальник.
      — Уже нет. Мне все ясно.
      Я отвернулся от своего бывшего подчиненного.
      — Так получилось. Я не думал, — тихо бубнил под нос Козловский. — Я не хотел.
      — У вас есть еще какие-то вопросы?
      — Один.
      — Какой?
      — Как вы собираетесь использовать полученную информацию?
      — По прямому назначению.
      — Будете работать на них? — кивнул я куда-то в сторону.
      — Нет. Буду работать на себя. По добытым с вашей помощью рецептам. Ведь «их» уже нет. После вашего грозного предупреждения они так испугались, что свернули все программы.
      Я напрягся. Кажется, они знали больше, чем я предполагал. Кажется, они знали о моем разговоре с Главным Заказчиком. Возможно, именно во время него они влезли в память компьютера. Или…
      — Я не понимаю, о чем вы говорите.
      — Я говорю о том, о чем вы думаете. И что боитесь услышать. Но услышите. Через мгновение.
      — Что я могу услышать такого, чего не знаю?
      — Например, то, что никакого Президента не было. И вашего обращения к нему не было. И разговора между ним и вами тоже не было. И вы никого ни от чего не удержали…
      — Как не было?
      — Не было!
      Я так растерялся, что даже перестал изображать недоумение.
      — Не было. Не было! Вы, конечно, хотите возразить? Хотите спросить, с кем вы тогда разговаривали, если не с Президентом?
      Я обреченно молчал.
      — Отвечаю. Вы разговаривали с нами. Вернее, с вашим африканским приятелем. Вот такая печальная промашка. А вы думали, что забрались в заоблачные высоты власти? Вы думали, ухватили за хвост жар-птицу? Нет, это был лишь облезлый хвост вашего бывшего коллеги. Вы метали бисер перед… Баранниковым.
      Я молчал.
      Чтобы не кричать от бессилия.
      — Мне была забавна ваша самолюбивая уверенность. И была смешна ваша слепота. Гордая слепота верящего в свою непогрешимость автора. Творца. Ваше самолюбие сыграло с вами дурную шутку.
      Вы набирали старый адрес, даже не задумываясь о том, что он мог смениться. И убеждались, что он не сменился. И попадали к нам. Потому что тот адрес стал нашим адресом. Приманкой, на которую вы не могли не клюнуть. Первым же набором цифр вы выдали себя с потрохами. Если бы не ваша любовь к обращению в вышестоящие инстанции, мы бы не вычислили вас никогда.
      — Это ты назвал им компьютерные адреса? Ты?! Так и не поднявший головы, Козловский-Баранников кивнул.
      — Зачем?
      — Они меня били.
      — Битье еще не повод для предательства.
      — Не нападайте на своего приятеля. Он действительно большой умница. Хотел бы я увидеть ваши физиономии, когда вы взламывали пароли на… наших компьютерах. Наверное, вы напоминали Наполеона при Аустерлице? Или Кутузова при Бородино?
      — Может, хватит паясничать? — резко сказал я. Похоже, Очень Большой Начальник отвык от подобного обращения, потому что слегка напрягся.
      — Хорошо, согласен, я проиграл. Но вы-то чего добились?
      — Пока немногого. Но скоро — всего. Я являюсь монопольным обладателем товара, с помощью которого не достигнуть желаемого может только хронический лентяй. Или непроходимый тупица. Я не тупица и не лентяй. Я имею союзников. И деньги…
      — Хотите стать тем самым диктатором?
      — Не хочу — буду!
      — А вы уверены, что вы единственный претендент на престол? И единственный обладатель той самой информации? Что больше ее ни у кого нет?
      — Больше ни у кого. Только у разработчиков, у меня вот в этом компьютере и у вас в неизвестном мне месте.
      Разработчики — не в счет, они, как мне кажется, свернули работу. Возможно, после вашего проникновения в архив. Возможно, после смены политического курса или смены Главного Хозяина. Но это их проблемы. Я столь непросто доставшейся мне информацией делиться ни с кем не намерен.
      А что касается вас… то вас на этом свете уже практически нет. Если, конечно, мы…
      — Что мы?
      — Если мы не столкуемся. Ведь вам как соавтору данной программы, наверное, небезынтересно увидеть ее в действии? А я, смею вас уверить/ничуть не худший правитель, чем ныне существующий. И умею ценить преданных помощников. Ну?
      — Что «ну»?
      — Вы принимаете мое предложение?
      — Мне надо подумать.
      — Думайте. Но не больше, — Хозяин кабинета взглянул на часы, — пятнадцати минут. На шестнадцатой мы будем вынуждены расстаться. Навсегда. У меня назначена встреча…
      Значит, у меня пятнадцать минут. На все. На решение. На жизнь. И на смерть.
      Четырнадцать…
      Умнее всего мне было бы согласиться. Не все ли равно, кто стоит у руля государства. Все они еще те капитаны.
      Глупее всего было продолжать воплощать в жизнь мой первоначальный план. В свете вновь открывшихся и все поставивших с ног на голову фактов.
      Тринадцать…
      В первом случае меня ожидает безбедная жизнь. Во втором просто жизнь. Если очень повезет. А если нет?
      Если принимать предложение — то сейчас.
      Если отказываться — тоже сейчас. Позже будет поздно.
      Двенадцать…
      Я огляделся по сторонам.
      Сбоку недвижимо замершей гипсовой фигурой «Девушка с веслом» стоял охранник. С упертым мне в глаза пистолетом. С другого боку — Козловский-Баранников. Спереди, в кресле, возлежал Очень Большой Начальник. С самодовольным выражением на лице. Ничуть не менее опасным, чем пистолет охранника.
      Нет, в первом случае мне, кажется, тоже ничего не светит. С такими рожами в благородство не играют и кодекс чести не чтут. С такими рожами вначале берут все что надо, а потом все равно отправляют к праотцам. Я жив, пока ему нужен. А нужен я ему буду очень недолго.
      То есть и в том и в другом случае меня ждет смерть. Если без иллюзий и самообманов. Только в первом — путем предательства. Во втором — драки. В драке помирать как-то предпочтительней. Потому что с куражом и надеждой на спасение.
      Одиннадцать…
      Я еще раз осмотрелся. Но уже совсем с другими целями. Практическими.
      Все те же: охранник, Козловский-Баранников и Большой Начальник. Три человека.
      В бою шансы почти равные. Спец против спеца. Остальные не в счет. Но вот что ждет меня за дверью? В незнакомом, напичканном охраной здании…
      Допустим, я завалю охранника. И смогу убедить не поднимать с полчаса шум Хозяина кабинета и Козловского. А дальше? Открою дверь и попрошу проходящего мимо боевика проводить меня до входной двери? Так не проводит.
      Может, выпрыгнуть из окна?
      Нет, не выпрыгнуть. Окна здесь наверняка или зарешечены, или закрыты бронированным стеклом. И потом, где эти окна? И на каком они расположены этаже? И куда выходят? И что находится под ними?
      Ладно, проехали.
      Десять…
      А если взять в заложники этого самого Начальника? И потребовать к подъезду самолет до Израиля, миллион долларов, ящик пива и бортпроводницу?
      Поднимут на уши всю Безопасность, человек-то не из последних, и по-тихому пристрелят где-нибудь на подходах к трапу. Я даже пиво вскрыть не успею.
      Проехали.
      Девять…
      Тогда вернемся к изначальному плану. К тому, которым я руководствовался вначале. Вначале своего к ним визита. Что мне мешает воплотить его в жизнь? Мое опознание? Но я был к нему готов. Переход в незнакомое мне здание и по этой причине невозможность самостоятельного из него выхода? Это да. Это решающий аргумент против… А почему мне обязательно нужно выходить из него самостоятельно?
      Я снова взглянул на уже известную мне троицу. И снова другими глазами. А почему бы, собственно, и нет?
      Восемь… Восемь минут на все про все!
      — Я согласен! — сказал я.
      Очень Большой Начальник расплылся в довольной улыбке. Он был уверен в моем положительном решении и получил его. И иначе быть не могло. Кто согласится предпочесть небытие — жизни? Сладкой жизни. Хоть и короткой.
      Дрогнул пистолетом охранник. Он тоже ждал моего решения. И теперь слегка расслабился. Теперь он мог позволить себе расслабиться. Теперь я был почти своим. Которого завтра придется охранять.
      Обрадовался Козловский-Баранников. Искренне. Просто как дитя, получившее килограмм шоколада. И даже не столько моему уравнивающему меня с ним предательству. Просто тому, что мы будем вместе. Что ему будет с кем общаться…
      Семь минут…
      Поспешили Начальник, охранник и Козловский-Баранников. С выводами поспешили.
      — Я согласен. Но хотел бы уточнить детали договора. По разделу моих требований.
      — Могли бы вы изложить их письменно?
      — Мог бы.
      Шесть минут…
      Хозяин кивнул охраннику. Охранник, стволом пистолета, мне. Я подошел к стоящему у стены столику. Который давал мне гораздо больше оперативной инициативы.
      — Вот ручка, вот бумага.
      — А наручники? — показал я.
      — Пока придется в них.
      — Мне же неудобно.
      Охранник пожал плечами. Я взял ручку в правую руку.
      — Писать все?
      — Все.
      — Все-все?
      — Все, что хотите.
      И я выписал пункт первый — хорошее питание. Мне было все равно, о чем писать. Лишь бы писать. Пункт второй — хорошая выпивка.
      Пять минут…
      Хозяин кабинета начал собираться. Он надел висящий на спинке кресла пиджак. Пролистал свою записную книжку. Набрал какой-то номер телефона.
      Четыре…
      — Да. Да. Скоро буду. Но вначале заеду еще в одно место. Да. Да… Три…
      — Машину к подъезду? — спросил охранник.
      — К подъезду.
      Охранник, не отрывая от меня глаз и дула пистолета, отдал распоряжения по переносной радиостанции. Две…
      — Вы тут теперь сами. Без меня… Добро? — сказал Очень Большой Начальник.
      — Добро, — ответил охранник. — Когда вы вернетесь?
      — Часа через два. Он как раз успеет закончить свой список.
      И Хозяин кабинета пошел к выходу. Мимо меня. Очень зря, что мимо. Ему меня надо было обходить за версту.
      — Вот черт! — выругался я, случайно уронив на пол авторучку. — Неудобно писать в наручниках, — и, извинившись, стал ее поднимать.
      Очень Большой Начальник на мгновение замедлил свой шаг. Любой бы замедлил шаг, увидев перед собой стоящего на коленях человека. И он замедлил.
      Охранник среагировал первым. Но уже не вовремя. Он тоже поверил в естественность моего жеста, а когда спохватился, было уже поздно. Совсем поздно! Между дулом его пистолета и его потенциальным врагом оказался его Хозяин.
      Охранника подвела всепоглощающая любовь к начальству. И вбитые в мозжечок инстинкты телохранителя. Он слишком много внимания уделил перемещающейся в пространстве фигуре своего подопечного. И упустил мою.
      Я развернул Очень Большого Начальника лицом к пистолету и надавил замком наручников на горло. Он захрипел.
      — Опусти «пушку» на пол, — очень вежливо попросил я охранника. — Сцепи руки на затылке. И подойди ко мне спиной. Пока у твоего шефа кислород не кончился.
      Охранник положил под ноги пистолет и медленно попятился в мою сторону. Теперь он был настороже. Но теперь быть настороже было бессмысленно. Свой бой он уже проиграл.
      Но сейчас непременно попытается отыграть очки. Костяшками левой руки в висок. Или каблуком — в голень. Или проделать какой-нибудь другой подобный пируэт. Но сейчас — не тогда, не в комнате, где меня повязали. Сейчас у него этот номер не пройдет. Сейчас игра в поддавки кончена.
      Я не стал искушать судьбу. И как только охранник приблизился ко мне на достаточное расстояние, за секунду до его встречного выпада ударил носком ботинка в шею. Не очень сильно. Чтобы не убить. Но так, чтобы отключить. На время.
      Охранник охнул и упал.
      Хозяин вдохнул воздух.
      — Дурак ты! — хрипло сказал он. — Теперь мы будем торговаться с тобой на совсем других условиях.
      — На каких?
      — Просто на жизнь. Без излишеств.
      — Но пока за горло держу я вас. А не вы меня.
      — Это временное преимущество. Скоро все изменится.
      — А это как получится…
      За моей спиной тяжело дышал Козловский-Баранников.
      Я подобрал уроненный охранником пистолет и открыл вытащенным из кармана его пиджака ключом наручники.
      — Слышь, Козловский! Где у них тут главный компьютер? — спросил я, вставляя в ручку двери ножку стула. Дверь была добротная, дубовая, рассчитанная минут на десять активного натиска превосходящих сил противника.
      — Главного компьютера нет. Он в сейфе, в соседнем помещении. Здесь только клавиатура, дисковод и монитор, — отозвался Очень Большой Начальник. — Увы. Для тебя увы.
      — А где ключ от сейфа?
      — Тоже не у меня. И тоже в сейфе.
      — Тогда придется обходиться одним дисководом.
      — Зачем тебе дисковод? — чуть насмешливо спросил Начальник.
      — Например, чтобы стереть всю информацию. К чертовой матери! На правах авторского надзора.
      — У тебя ничего не получится. У тебя не получится даже войти в систему.
      — У меня — нет. У него получится, — кивнул я на Козловского-Баранникова. — Давай запускай. Баранников не тронулся с места.
      — И помни об инвентарном номере на пустой могиле. На твоей могиле.
      И я показал Баранникову пистолет. Вблизи. И со стороны дула.
      Он зажмурил глаза и подошел к монитору.
      — Входи в систему.
      — Я не могу. Здесь установлены пароли.
      — Баранников! — Я посмотрел на него с некоторым даже удивлением. — Тебе ли говорить о паролях? И мне ли, который осведомлен о твоих способностях лучше, чем кто-нибудь? Взламывай защиту!
      — На это потребуется время, — пролепетал Баранников, косясь на Хозяина кабинета. Он все еще не понял, кого ему надо было бояться больше. Его все еще парализовывал страх. Который можно было выбить только более сильным страхом.
      — Десять минут! — сказал я и сильно, по-настоящему сильно, несколько раз ударил его по лицу. До крови.
      Я не испытывал угрызений совести. Мой бывший коллега заслужил большего, чем просто зуботычин. Хотя бы равного тому, что по его милости получил Александр Анатольевич.
      — К станку! Козловский!
      И еще один удар. Чтобы разрушить свой образ добросердечного человека.
      Размазывая по лицу кровь и испуганно оглядываясь, Баранников придвинулся к клавиатуре.
      — Остановись! — твердо сказал Очень Большой Начальник. — Если ты поможешь ему — ты умрешь. Но эта смерть тебе покажется лишь избавлением. От предшествующих мук.
      — Не мешайте мне работать с моим бывшим подчиненным, — попросил я. — Вы ломаете воспитательный процесс.
      И ударил Баранникова еще раз. И снова до крови.
      — Пойми, — сказал я ему, вытирая о его же рубаху кровь с костяшек пальцев. — Они тебя будут мучить еще только потом. А я тебя изобью сейчас. До смерти! И снова ударил. И снова по лицу. Только по лицу! Своим поведением, обращением, своими не самыми изысканными манерами я напоминал дворового хулигана. Типичного. Которого и хотел напоминать. И которых с детских лет более всего и сторонился и боялся благовоспитанный мальчик Коля Баранников.
      — Ну, ты понял меня? Понял?! Тогда шустри. И делай, что тебе велели. Пока я окончательно не рассердился.
      И вновь кулаком в подбородок.
      Правильно выбранный, узнаваемый на уровне безусловных рефлексов тон обращения возымел свое действие. Козловский-Баранников начал ломать пароли. Очень быстро. Примерно с такой же скоростью, как вытряхивал когда-то в детстве мелочь из карманов в ладони хулиганствующих старшеклассников.
      Есть первая степень защиты
      Есть вторая
      В углу злобно шипел наблюдавший за происходящим Хозяин кабинета. Но молчал. Наверное, у него в подростковом возрасте тоже не все складывалось благополучно. С учащимися старших классов.
      Есть третья.
      Компьютер открыт. Для пользователя. То есть для меня.
      — Больше сюрпризов не предвидится? Нет? Ну смотри! — показал я кулак Козловскому-Баранникову. Который уже мало напоминал Козловского-Баранникова. А больше боксера-профессионала после вчистую проигранного боя, сопровождавшегося частыми падениями на ринг. Лицом вниз.
      — Интересно, как вы собираетесь стирать память, если программы уничтожения на этом компьютере попросту нет, — подал голос Начальник. — Рашпилем?
      — Дискетой.
      — Не смешите меня. У вас не может быть никакой дискеты.
      — Это почему не может?
      — Потому что вас до прихода сюда обыскали три раза.
      — И даже в ванне помыли. И даже во все скрытые от широкой общественности места заглянули.
      — Ну вот видите! Нет у вас никакой дискеты. Неоткуда ей взяться. Лучше давайте прекратим эту комедию. У вас еще остается шанс…
      — У меня точно дискеты нет. И не могло быть. Но вдруг она была не у меня, а у моего сообщника? Который до поры до времени не высовывался. Например, у вашего телохранителя. О таком повороте сюжета вы не размышляли?
      — У моего телохранителя? — в голос расхохотался Хозяин кабинета. — Который ваш сообщник… Выговорите абсолютную чушь.
      — А вдруг не чушь? Вдруг так оно и есть? Ведь покупаются все! А кто не покупается, тот убеждается. Разными действенными способами. Разве не так? Разве он исключение из правил? Ну подумайте сами… Ну вдруг? Иначе зачем бы я лез волку в пасть? Без надежды выбраться обратно…
      Я подошел к все еще находящемуся без сознания охраннику и перевалил его на живот. И жестом фокусника достал из заднего кармана его брюк дискету. Ту самую, на которую у меня была вся надежда.
      За что ему, моему врагу-сообщнику, самое искреннее спасибо!
      Ну как бы я, без помощи самого главного охранника, смог протащить нужную мне вещицу через все препоны и рогатки, что он же здесь и понаставил? Я же понимал, что меня, если поймают, пересмотрят и перещупают с ног до головы, как жених невесту в первую брачную ночь.
      Долго я голову ломал, как мне умудриться сделать то, что сделать практически невозможно И вспомнил о «ювелирном деле». О котором нам, еще курсантам, инструктор по спецподготовке рассказывал.
      — Допустим, вам нужно украсть бриллиантовое колье. И спрятать, не выходя из помещения ювелирной лавки, — давал он вводное. — Что вы будете делать? Пять минут на размышление!
      И мы начинали размышлять. В рамках сидящих в наших головах стереотипов.
      Мы вскрывали полы и ковыряли штукатурку, давясь и царапая пищевод, глотали бриллианты, засовывали их в самые труднодоступные углубления в мебели и собственном теле…
      Но… колье всегда находили быстро прибывшие к месту преступления полицейские. Потому что невозможно спрятать вещь в помещении, которое будут не спеша отсматривать профессионалы.
      — А он спрятал, тот настоящий преступник. И колье не нашли, хотя и помещение, и его осматривали, и простукивали, и просвечивали рентгеном. Не нашли! И отпустили с миром.
      Так где же он спрятал украденную драгоценность? Где?
      Мы капитулировали.
      — В заднем кармане брюк хозяина лавки, когда он на мгновение повернулся к нему спиной. И у которого сообщник преступника это колье вытащил, когда тот вышел на улицу, чтобы проводить полицейских. Ну кто же станет обыскивать хозяина, который является главным потерпевшим? Кому такое придет в голову? Ясно?
      — Ясно! — гаркали курсанты.
      Ясно как божий день!
      Кто же станет обыскивать главного потерпевшего?! Или главного охранника?!
      Вот этот старый как мир прием я и использовал. Выманив противника на себя, как на живую приманку. И сунув дискету старшине охранников в карман в момент, когда развернул его носом к стенке. А чтобы он ничего не почувствовал, пальнул для острастки возле самого уха. И подставился под удар. Затем, чтобы меня куда надо привели. И туда же дискету принесли.
      Не оставит же ее хранитель меня без присмотра. Он же главный. И вне всяких подозрений.
      Вот такой очень надежный сейф, на очень быстро передвигающихся ножках.
      — А вы говорите, не может быть! Ну вот же она, дискета!
      — Предатель! — только и смог выдохнуть Очень Большой Начальник.
      — Кадры надо уметь подбирать! И не экономить на зарплате. А теперь извините. Я не хочу, чтобы вы наблюдали за моими дальнейшими действиями. Сглазу боюсь, И лишний раз вашу нервную систему травмировать не хочу.
      Я затянул на запястьях и щиколотках Очень Большого Начальника его же ремень и натянул ему на голову его же пиджак. И набросил сверху штору, сорванную с окна. Теперь Очень Большой Начальник напоминал очень большой куль. С… неизвестным содержимым.
      Освободившись, я воткнул дискету в дисковод. И нажал клавишу запуска.
      Компьютер, не поперхнувшись, заглотил содержимое дискеты, которое предназначалось единственно для того, чтобы встать ему поперек горла.
      В дверь вежливо постучали.
      На это я не рассчитывал. Вернее, я рассчитывал, что это случится чуть позже.
      — Вот что, Козловский, на правах старой дружбы, покарауль дверь, — попросил я и показал дулом пистолета на его пуговицы.
      — Что? — не понял Баранников.
      — Дверь посторожи! — повторил я, сдирая с него рубаху и демонстрируя уже до боли знакомый ему кулак.
      Баранников понял. И быстро разделся. И переоделся в мою одежду. А я в его.
      — Что у вас случилось? — все менее вежливо кричали из-за двери.
      — Ну ты скажи им что-нибудь. Успокой людей.
      — Все нормально! — крикнул Козловский-Баранников.
      Стучаться стали тише.
      Пора было подумать об эвакуации. Я подозвал к себе пальцем Козловского-Баранникова. И закричал дурным голосом:
      — Ты что делаешь? Брось пистолет! Дурак! Брось немедленно!
      Козловский-Баранников обалдело уставился на меня и на пистолет. Зажатый в моих руках.
      Он не понимал, что происходит. Все еще не понимал.
      — Прекрати! Он может выстрелить! — продолжал орать я, заговорщически подмигивая, улыбаясь, дружески похлопывая его по плечу и прижимая указательный палец к губам.
      Я словно играл в веселую игру, призывая сотоварища по розыгрышу к очередной забавной, о которой он еще ничего не знает, проделке. Хотя, если честно, эта игра не сулила ничего доброго. По крайней мере одному из ее участников.
      — Убери пистолет…
      И Козловский-Баранников в ответ на мою улыбку улыбался все шире. Как ребенок, получивший килограмм шоколада…
      Я выстрелил ему в лицо. В испуганные и одновременно надеющиеся на чудо глаза.
      Я выстрелил три раза подряд.
      Я не убивал его. Я только возвращал долги. Взятые под проценты на срезе могилы. Той, Козловского-Баранникова могилы. Я только сделал то, что обязан был сделать тогда. Но не сделал.
      Я не убивал его. Потому что он уже был мертв. Так же, как Александр Анатольевич.
      За дверью наступила мгновенная тишина, и тут же в нее забарабанили с утроенной силой.
      Теперь надо было спешить.
      Единым движением, с кровью и мясом (и это хорошо, что с кровью и мясом) я содрал со своего лица парик, усы и бороду и прилепил их к обезображенному лицу мертвого Баранникова.
      Который стал мной.
      Потом несколько раз я ударил себя по лицу. С полной отдачей. Так, как если бы бил своего врага. Как бил совсем недавно Козловского-Баранникова.
      И лег на пол. И стал Козловским-Баранниковым.
      Тем, которого сильно и все больше по лицу избил пойманный злоумышленник. То есть я. И которого он, изуродованный до неузнаваемости, каким-то образом завладев его же оружием, и убил. Тремя выстрелами в лицо.
      После чего это лицо уже невозможно было опознать. И вот все это, в свою очередь, видел и слышал барахтающийся в ворохе штор и собственного пиджака свидетель. Главный свидетель. Которого никто не сможет оспорить. Потому что не решится. Дверь не выдержала напора множества тел.
      — Что?
      — Что случилось?
      — Кто стрелял?
      — Ты стрелял?..
      Уже почти очухавшийся и приподнявшийся на локте охранник внимательно смотрел на свою пустую руку. И на лежащий поодаль труп.
      — Я?
      — А кто?
      — Ну тогда, получается, я.
      — Да как же он, когда пистолет не у него.
      — А где?
      — Да вот он…
      Картина была абсолютно сумбурна и абсолютно ясна. До запятой. Кто кого, из чего и по какому поводу убил. И почему главные герои сами на себя не похожи.
      — Ты живой? — осторожно тронул меня кто-то за руку.
      Я застонал. Очень естественно. Потому что мне было действительно больно.
      — Живой! Давайте срочно носилки и машину. И в больницу. Пока он не помер.
      Ну вот и машину подали. И носилки. И носильщиков. А я собирался своими ножками выбираться… Вот как все хорошо закончилось.
      Впрочем, нет. Не закончилось…
      — Программистов! — громко, перекрывая все голоса, скомандовал Очень Большой Начальник. — Срочно программистов! Все остальное потом.
      Программистов доставили через минуту.
      — Немедленно проверить память компьютера. И если там что-то есть…
      Программисты склонились над клавиатурой.
      — Есть!
      — Что?
      — Вирусы.
      — Они уже действуют?
      — Да.
      — Сколько информации уничтожено?
      — Пока меньше трех процентов.
      — Вы можете остановить их действие?
      — Конечно. Судя по всему, они не из самых опасных.
      — Тогда не стойте болванами! Работайте! Я снова застонал. Теперь уже не от боли. Теперь уже от отчаяния. Я сделал все, что от меня зависело. И я не сделал ничего. Я прокололся там, где от меня ничего не зависело. И там, где я меньше всего ожидал…
      — Чистим?
      — Чистим.
      Быстро застучали клавиши.
      — Программа пошла…
      Как тупо все закончилось. Если бы я знал, что эти вирусы такие дохлые, я бы забаррикадировал дверь и занял круговую оборону. И держал ее до тех пор, пока они не выели бы все внутренности компьютера. Час бы держал. Два. День.
      Если бы я знал, что эти вирусы такие…
      Эх, Александр Анатольевич! Как же вы так!
      Подтащили носилки.
      — А этого куда? — спросили в стороне, показывая, по всей видимости, на Козловского-Баранникова. Который был мной.
      — Этот пусть пока полежит. Только прикройте его чем-нибудь…
      Как же так вышло? Что все потеряно подле самой финишной черты? Когда ленточка уже щекотала грудь.
      Как же так…
      А может, не потеряно? Может, попробовать поспособствовать этим неповоротливым вирусам? Более знакомыми мне методами?
      Я еле заметно приоткрыл глаза и огляделся.
      Этого я, если сдвинусь хотя бы на пять сантиметров в сторону, смогу достать ногой. Этого — стоящим рядом стулом. Этого правой рукой. Этого — левой. А что делать с теми двумя, стоящими возле двери? И с тем, с автоматом? Он нашпигует меня свинцом раньше, чем я «мама» сказать успею.
      Ну-ка снова. Этого… Этого… Потом этого… Потом…
      Если повезет — может получиться. Если очень повезет, я смогу отвоевать минут двадцать чистого времени. Может, этого им хватит выесть большую часть чужого пирога?
      Я сконцентрировал мысли и силы. Сконцентрировал для броска. Единственного, который давал мне шанс…
      Начну на счет «три»…
      Раз.
      Два…
      — Что такое? Что происходит? — удивленно спросил сидящий за клавиатурой программист. — Что, черт возьми, происходит?
      — Поплыла база данных! Утрачено пять процентов информации. Десять…
      — Как так поплыла? Какая база, если вы уничтожали вирусы?
      — Мы и уничтожали. Вирусы.
      — А поплыла база?
      — А поплыла база!
      — Пятнадцать процентов. Семнадцать. Двадцать пять… Как корова языком… Тридцать…
      — Я ничего не понимаю. Похоже, он…
      — Что он?
      — Похоже, он закодировал пусковые команды вирусов под включение антивируса. И мы, борясь с вирусом, сами того не желая, размножаем его. В геометрической прогрессии…