— Нет. Честно предупреждаю. Живым я вас не отдам никому. И ни при каких обстоятельствах. Вы теперь не человек. Вы теперь ходячий архив информации. На двух ножках с языком! Который возможно развязать. Или вы перейдете с балкона на балкон, или вы умрете еще до того, как долетите до земли. Ну!
      Александр Анатольевич встал на доску.
      — Держитесь за стену. Смотрите вверх. И думайте только о приятном, — посоветовал я.
      Шаг. Еще шаг.
      Мой напарник цеплялся за кирпичи в стене, как за саму жизнь. Казалось, ладони его превратились в присоски, вроде тех, что расположены у осьминога на щупальцах.
      — Все, дальше я не пойду!
      — Без капризов!
      — Я не могу дальше.
      — Через пять секунд я встаю на мостик. Двоих он не выдержит!
      — Я боюсь!
      — Раз.
      — Но я действительно боюсь!
      — Два. Три.
      Я встал на доску.
      — Что вы делаете?!
      — Я иду. Четыре.
      — Не надо. Не надо! Я сейчас.
      Почти падая, Александр Анатольевич шагнул два шага и вцепился в перила соседнего балкона.
      Шесть его судорожных шагов вместились в три моих обыкновенных. В отличие от него, я шел спокойно, как по мостовой. Так, как меня когда-то учили. Как меня когда-то учил старый заслуженный цирковой артист-канатоходец.
      — Шагай уверенно и обязательно с улыбкой. Размышляй не о том, что ты можешь упасть, а о том, что ты должен понравиться зрителю. Кураж помогает равновесию больше, чем балансирный шест. Артист, который думает об угрозе падения, а не об успехе номера, — обречен на провал. В прямом и переносном смысле слова.
      Я шел с улыбкой. И абсолютной уверенностью в успехе своего «выступления». Четырехэтажная высота меня не смущала. Точно так же я бы мог пройти по натянутому над стометровой пропастью канату. Или по лезвию ножа. Когда знаешь, как надо ступать, как держать равновесие и что при этом думать, дополнительные метры, разделяющие подошвы ног и землю, уже не играют никакой роли. Равно как ширина опоры. Ты просто идешь. Как человек по меловой линии, начерченной на асфальте.
      — Здорово это у вас получается! — восхитился пришедший в себя Александр Анатольевич.
      — Цирковая практика.
      — Вы еще и в цирке выступали?
      — Ага. В некотором роде. Коверным.
      С чужого балкона я ввалился в чужую квартиру. Именно ввалился. Потому что входить в не принадлежащее тебе помещение лучше с громом, молнией и по возможности копотью. Дабы феерической формой заглушить противоправное содержание. И не дать возможности испугавшимся до полусмерти жильцам поднять крик.
      — Вы почему цветочные горшки с перил не убрали?! — резко спросил я приподнявшихся с дивана хозяев, обалдело уставившихся на незваных, открывших их балконную дверь незнакомцев. И на секунду высунув на улицу голову, крикнул: — Все. Отгоняй подъемник. Мы через подъезд спустимся.
      — А вы кто, собственно?..
      — Я говорю, почему вы, собственно, горшки не убрали? Несмотря на категорическое распоряжение райкомхоза? А?
      — Но мы…
      — Но мы, но вы… Зафиксируйте нарушение, — бросил я через плечо Александру Анатольевичу. — И по соседнему балкону тоже. Будем вызывать в жилкомхозтрест и штрафовать. Нещадно! Сколько можно предупреждать, в самом деле. А если штраф не возымеет действие — расселять!
      — Но мы действительно не знали… — Насчет того, что не знали, это вы комиссии жилтрестнадзора расскажете. Если они слушать будут. Какая у вас квартира?
      — Шестьдесят седьмая…
      — А нам куда дальше? — озадаченно спросил я и сам себе ответил: — В шестьдесят девятую. Все. Получите повестку — явитесь по указанному адресу. Деньги с собой сразу брать не надо,
      — Какие деньги?
      — На штраф деньги. Согласно распоряжению начальника коммунхоза…
      — Мы уберем. Мы не знали. Мы обязательно, — поскуливали, сопровождая неожиданно нагрянувшую с балкона комиссию к входной двери недисциплинированные жильцы.
      — Уберете?
      — Конечно, уберем. Сегодня же! Сейчас же!
      — Ну смотрите. В последний раз. Беру на свою ответственность. Шестьдесят седьмую можете вычеркнуть.
      — Спасибо вам.
      — Да ладно. Не за что. Если уберете…
      Хорошие у нас люди. Душевные. И тем очень удобные в обращении. К ним не спросясь в квартиру вломишься, на них же в три этажа наорешь, и они же перед тобой за это оправдываться станут! На цивилизованном Западе, говорят, с этим делом не так благополучно обстоит. Их законопослушные граждане в чужака, нарушившего границы частной собственности, сразу палят из всех имеющихся в наличии стволов. Так что он про те горшки даже слова сказать не успевает.
      В подъезде я прозвонил в три подряд квартиры, пока не нашел пустую. Открыв дверь отмычкой, я втолкнул внутрь Александра Анатольевича.
      — Сидите тихо и ждите меня.
      — А если вдруг вернутся хозяева?
      — Если вдруг вернутся хозяева, наорите на них, что они по ротозейству входные двери не запирают, а вам, дружиннику, по просьбе участкового здесь дежурить приходится! Как будто у вас своих дел нет. Только шумите погромче и обязательно оплату с них за услугу требуйте. Это убеждает. Ясно?
      — Ясно.
      — Ну тогда до скорого.
      Отъехав за три улицы на общественном транспорте, я на первой встретившейся стихийной дворовой стоянке завел первый понравившийся мне автомобиль и вернулся назад. На колесах. Помотавшись до того для порядку полчаса по городу.
      — Куда теперь? — спросил плюхнувшийся на заднее сиденье программист.
      — Снимать жилплощадь. Не на улице же нам ночевать, в самом деле.
      Квартиру я снял уже через два часа. По газетному объявлению. Снял не торгуясь. И не осматривая. Потому что больше трех дней задерживаться в ней не предполагал. Хотя и заплатил за три месяца вперед.
      — А теперь, Александр Анатольевич, расскажите мне еще раз о том, что вам такое при работе с компьютером пригрезилось, — попросил я, едва захлопнув входную дверь в наше новое жилище.
      — Может, завтра?
      — Нет, не завтра, а сегодня. Причем не откладывая ни на минуту. И максимально подробно!
      Александр Анатольевич посмотрел на меня с каким-то даже подозрением. Он не понимал этих мгновенных, без явной угрозы со стороны, квартирных переездов, этих блошиных прыжков с балкона на балкон, этой моей маниакальной торопливости. Он вообще ничего не понимал.
      — Я вас слушаю. И буду слушать до тех пор, пока вы мне все не расскажете.
      — Ну не знаю. Тогда мне на мгновение показалось… Показалось, что я увидел. Вернее, почувствовал. Что-то такое…
      — Конкретней!
      — Мне показалось, что кто-то посторонний вклинился в нашу связь. И, используя открытый канал, пытался влезть в память нашего компьютера.
      — Вы можете проверить свои ощущения документально?
      — Наверное, могу. Если снова открыть канал связи.
      — А если не открывать?
      — Тогда невозможно. Без специальной аппаратуры невозможно.
      — Значит, если исходить из худшего?..
      — То они могли засечь наш адрес и даже считать отсылаемую информацию.
      — А не могли они, используя момент, сканировать что-то из нашей базы данных?
      — Это исключено! У нас стоит защита. Я бы сказал — суперзащита! Ее еще Козловский устанавливал. А он в этом деле докой был. Каких поискать и все равно не найти! Чужие пароли как орешки расщелкивал. Да вы сами видели.
      Нет, это надо быть специалистом равной с ним квалификации. И располагать гораздо большим временем на подбор вариантов.
      Нет, это невозможно!
      — А теоретически?
      — И теоретически невозможно.
      — И все же, что следует предпринять пользователю, который подозревает, что в памяти его компьютера кто-то покопался? Кто-то совершенно посторонний.
      — Найти этого «постороннего» и набить ему морду. И сломать его компьютер!
      — А если без шуток?
      — Тогда только сломать компьютер. Или выдернуть из него «винт». Можно с мясом.
      — А если это невозможно сделать?
      — Ну, тогда не знаю. Например, запустить в машину вирусы. Чтобы стереть базу данных. В том числе и ту, уворованную.
      — У вас есть такие вирусы?
      — Зачем нам они? У нас все равно нет того «постороннего». Я же вам говорю — защита нашей базы данных абсолютно…
      — У вас есть такие вирусы?
      — Вы что, серьезно?
      — Более чем…
      — Ну есть.
      — Их можно запустить через сети?
      — Вполне.
      — Что для этого нужно?
      — Адрес абонента, открытый канал и нажатие нескольких клавиш. Больше ничего.
      — Могут ли они защититься от проникновения вирусов?
      — Конечно, могут. На тот случай существуют антивирусные программы. Они просто пропустят всю прибывшую информацию сквозь них, как сквозь фильтры, и отделят «грязь» от чистых, которые употребят в дело, бит.
      — Антивирусные программы отлавливают все вирусы?
      — Все уже известные вирусы.
      — А новые?
      — Не всегда. На то они и новые.
      — Тогда еще один вопрос. Как быстро уничтожает информацию вирус?
      — Иногда быстро. Иногда медленно. Зависит от сорта вируса.
      — И если он стирает медленно, его можно остановить?
      — Можно.
      — Тогда так, Александр Анатольевич, вы должны мне подготовить такие вирусы, которые или очень быстро стирают, или разрушительную работу которых невозможно остановить.
      — Это потребует составления специальных программ.
      — Так составляйте их.
      — Когда?
      — Немедленно!
      — Но у меня нет компьютеров.
      — Считайте, что уже есть. Добраться до ближайшего магазина и вернуться мне хватит получаса.
      — Вы что, смеетесь?!
      — Плачу горькими слезами. Я уже говорил, что не верю в странные сбои программ, в непонятные, следом за тем, телефонные звонки. Я не верю в случайности. Но верю в интуицию специалистов. В то, что вы называете — «мне что-то такое почудилось».
      — Вы считаете, что кто-то проник в наш компьютер?! Что это возможно?
      — Нет. Но я обязан так считать! И вы должны так считать. Подозрение равно происшествию! И поэтому вы должны приложить максимум усилий, чтобы выполнить мою просьбу. Очень вас прошу!
      — Хорошо, я постараюсь.
      — Прямо сейчас постараетесь?
      — Ладно, прямо сейчас. Хотя я не понимаю, зачем такая спешка…
      — Вот и хорошо. Вот и договорились. Вы пока работайте, а я посмотрю, что там случилось с нашей брошенной квартирой. И заодно подберу еще одну. Или две. Или три.
      — Еще?!
      — Еще. Но вы не беспокойтесь. Раньше завтрашнего вечера мы отсюда не двинемся.
      — Я не выдержу такой чехарды.
      — Выдержите. Тем более что это не чехарда. А нормальная жизнь раскрытого и находящегося в бегах нелегала.
      — Раскрытого?
      — Будем считать, что раскрытого…
      — Иногда мне кажется, что у вас ярко выраженная мания преследования.
      — Иногда мне это самому кажется. Я вернусь через полчаса. С компьютерами. А потом еще через полсуток. Прошу вас никуда не выходить, к окнам и телефону не приближаться.
      — В туалет ходить можно? Или терпеть?
      — В туалет можно. Если это не сопряжено с выходом на улицу.
      — Спасибо за доброту.
      — Пожалуйста.
      На том мы и расстались.
      Я вернулся не через полсуток, а раньше. С ключами от новой квартиры и с по случаю угнанными и оставленными за углом «Жигулями».
      Отсмотрел подходы. Двор. Соседние дворы. Соседние улицы. Все было чисто.
      Не доходя несколько десятков метров до подъезда, я завернул к телефону-автомату. Мы никогда не возвращались домой вдруг. Только после телефонного оповещения — трех обрезанных звонков — тридцатисекундной паузы — и еще двух столь же внезапно оборвавшихся звонков.
      Я набрал номер, отсчитал три гудка, повесил трубку на рычаг и, выждав условленное время, снова набрал номер.
      Я предупреждал о своем приходе.
      Александр Анатольевич должен был открыть задвижку и встать возле глазка.
      В подъезде было темно и зловонно. Именно так, как наиболее желательно проживающим здесь разведчикам. Которые не любят лишний раз подставлять под чужие взоры свои лица. Я поднялся на этаж, открыл ключом дверь и сказал:
      — Передислокация. На сборы пять минут.
      Александр Анатольевич не откликнулся уже ставшей привычной фразой: «Только „винты“?» Он ничего не ответил. Потому что не мог ничего ответить. Александр Анатольевич был мертв.
      Он лежал на боку. В луже расползающейся из-под него крови. Еще не запекшейся крови. Я опоздал лишь на несколько минут.
      Компьютеров не было. Не было мониторов и даже клавиатуры. Только одна-единственная панель осталась возле самой головы покойного программиста. С кровавыми пятнами пальцев на клавишах. Как будто он пытался ею отгородиться от своих убийц.
      Не удалось моему напарнику умереть своей смертью. Ему помогли другие…
      Теперь нужно было уходить. Немедленно. Но что-то останавливало меня. Что? Возможно, положение тела покойного. Он должен был умереть у порога. Или возле открытого окна, в попытке найти кратчайший путь к спасению. А он умер лицом к тупиковой стене и к клавиатуре. Может, он пытался, почувствовав угрозу, что-то спрятать?
      Я нагнулся и прощупал карманы своего не дождавшегося переезда напарника.
      Пусто.
      Я заглянул в обувь. За пояс штанов. В рукава.
      Ничего.
      Очень быстро, сантиметр за сантиметром, я проверил пол и мебель вокруг лежащего тела. Перешел к плинтусу. К стене. И заметил слегка отошедший от стены лист обоев. Я отодвинул его в сторону…
      И снова ничего не увидел. Кроме пустоты. И не потревоженной пыли. Если бы он что-нибудь туда закладывал и это что-то нашли убийцы, пыли бы не было.
      Пусто!
      Я вышел из квартиры и через чердак и дальний подъезд выбрался на улицу. Самым тщательным образом проверился.
      Слежки не было!
      Произошедшее по своему почерку напоминало обыкновенное бытовое убийство, где преступники не задерживаются на месте преступления, а, наоборот, стремятся оказаться как можно дальше от него. И как можно быстрее. Пока милиция не приехала.
      Если бы здесь действовали профессионалы, то дальше подъездной двери я бы не прошел. И уж тем более не вышел из квартиры. Профессионалы не уходят с места преступления, не подчистив все хвосты.
      Неужели это был только налет местных грабителей? Неужели все так совпало?
      Я быстро уходил по улице, снова и снова мысленно возвращаясь на место преступления. Я вспоминал двор, подъезд, звуки и запахи, я вспоминал, как в замке вращался ключ и как открывалась дверь. Я пытался отыскать какие-нибудь зацепки, какие-нибудь несоответствия, указывающие на присутствие постороннего.
      Я вспоминал Александра Анатольевича, лежащего в луже крови. Лицом к стене.
      Почему же все-таки к стене? К стене, а не к окну? Почему он в последний момент не пытался спастись? Пусть даже ценой сломанных ног. Почему он поступил так нелогично?
      Что он искал возле этой стены? Что искал такого, что не смог найти я?
      А может, он ничего не искал возле этой стены? Может, он специально привлекал к ней внимание своих палачей? Так же, как и мое. Привлекал для того, чтобы увести от чего-то другого.
      Например…
      Я замер и повернулся назад. Я вернулся к дому, обошел его с обратной стороны, остановился под открытым окном, рассыпал под ноги деньги и ключи, чтобы аргументировать свои поиски, встал на колени и ощупал пальцами землю. Каждый камешек Каждую травинку. Каждый обрывок бумажки.
      И ничего не нашел.
      Я сдвинулся вправо и снова ощупал каждый квадратный сантиметр почвы до места, куда теоретически можно было добросить камень.
      И снова ничего не обнаружил.
      Я сдвинулся влево и вновь, ползая на коленях, перепахал землю.
      И нашел то, что искал. Там, где бы это не догадался искать никто. Я нашел дискету, которую Александр Анатольевич в последний момент, в последнее мгновение своей жизни выбросил в открытое окно. Выбросил не вниз, а далеко в сторону.
      Выбросил, чтобы ее нашел я.

Глава 59