Полковник Трофимов очень внимательно изучал полученную им почту. От майора полученную.
      Он читал показания подозреваемого в воровстве прапорщика, данные им официальному следствию. И его чистосердечные признания, и рапорт подсаженного к нему в камеру сексота. Разница между документами была существенная. В первом случае прапорщик все отрицал и все валил на бюрократическую путаницу, возникшую в многочисленных и противоречащих друг другу отчетных документах. Во втором — все признавал.
      Воровство было не доказано. Но воровство было. Воровство было, но наказать за воровство было нельзя.
      Из-за нехватки у следствия доказательств. Им бы показания сексота к делу пришпилить. Но присовокупить показания секретного сотрудника к делу было затруднительно. Потому что операция по его внедрению в камеру и в сознание подозреваемого проводилась частным порядком. Без согласования с прокурором. Просто майор по своим каналам договорился поместить одного своего приятеля в нужную ему камеру. И вытащить оттуда после выполнения задания. Отчего вся данная операция стала носить сугубо противозаконный характер. И не могла быть принята во внимание трибуналом. Несмотря на полученное чистосердечное…
      Но, честно говоря, полковнику было наплевать на прапорщика. На то, что он избежит ответственности за свершенное им преступление. Или не избежит. Полковника интересовало не возмездие за воровство, но сам факт воровства. Его потенциальная возможность.
      Он был разведчиком и к случаям правонарушений как к таковым относился философски. Разведчик на каждом шагу что-нибудь такое нарушает. Что другие запрещают. Если он нарушает это на территории противника, то это нарушение зовется доблесть. Или даже героизм, если просто к нарушению было добавлено еще несколько трупов.
      Все зависит от точки зрения.
      Если бы этот прапорщик, допустим, украл снаряды на складах бундесвера, нанеся тем германской армии материальный урон, — это было бы хорошо. И всячески бы приветствовалось командованием.
      Если то же самое он сделал на наших складах — было плохо. Потому что пострадала наша армия.
      Вот и вся принципиальная разница. — Много важнее того, чтобы доказать, что какой-то там прапорщик совершил какое-то там преступление, понять предпосылки, которые позволили данному преступлению случиться.
      В преступлении важно не само преступление. А механизм его осуществления. Полковник еще раз прочитал рапорт неизвестного ему секретного сотрудника и отчеркнул наиболее интересные места.
      Таковых было несколько.
      Какие конкретно боеприпасы были похищены?
      Какое количество боеприпасов было похищено?
      И что это за гражданские люди, которые так хорошо знают систему учета и бухгалтерских проводок боеприпасов в частях Российской Армии?
      С ответа на эти вопросы и следовало начинать.
      Полковник Трофимов запросил полный перечень утраченного армией на данных конкретных складах имущества. И всех прочих боеприпасов, которые там хранились, но украдены не были. И убедился, что воровство не было случайным.
      Если не сказать больше!
      Из пространного, на более чем полторы сотни наименований перечня изделий изъяты были только пять артикулов. Снаряды к танку «Т-80» и к противотанковым и зенитным орудиям.
      Всего лишь пять! Из более чем полутора сотен.
      Это может означать лишь одно — что вор не брал, что плохо лежит, а брал, что требовалось. Только то, что требовалось!
      Но что еще более удивительно, вор регламентировал не только качество, но количество украденных наименований! То есть брал не только то, что ему требовалось, но брал столько, сколько требовалось. Сколько требовалось согласно закрепленному техническими требованиями боезапасу.
      Он брал не снаряды. Он брал комплекты боезапаса!
      А это могло означать только одно — снаряды предназначались для комплектовки конкретных орудий, которыми, если продолжать мысль, должны были располагать преступники. Для продажи. Или того хуже, для боевого залпа.
      Полковник затребовал своего зама.
      — Вот что, капитан, запроси-ка ты мне все случаи yтраты в войсках танков, противотанковых и зенитных орудий. Всех случаев. В том числе и связанных с так называемыми объективными причинами. И в связи с этими причинами пошедшими на списание. Только с подробностями. А не просто — гаубица была списана в связи с растаскиванием личным составом с целью приобретения ликероводочных изделий самопального производства у местного населения…
      — За какой срок поднимать документы?
      — За последние десять месяцев.

      «Папа» города Краснозареченска пил две недели. Пил беспробудно, по-черному, так, что не узнавал своих близких и не мог вспомнить событий вчерашнего дня. Он для того и пил, чтобы забыть события вчерашнего дня. И позавчерашнего. И позапозавчерашнего. Он пил, чтобы забыться.
      Но забыться не мог.
      Чуть только трезвел, он вспоминал тот с одной большой комнатой дом. И сидящего посреди нее в кресле человека, который даже глаз не приоткрыл при его появлении.
      Он вспоминал того уверенного в себе, несмотря на полное отсутствие охраны, человека и себя, стоящего перед ним. На коленях стоящего, хотя и в рост. И молча выслушивающего то, за что другой мгновенно бы поплатился жизнью.
      Что заставило его тогда не полезть в драку? Пусть бы даже в той драке он лишился жизни.
      Гнусавый вспоминал ту комнату, того человека и себя перед ним и тут же откупоривал очередную бутылку. Чтобы забыть и комнату. И человека. И себя. Совсем забыть.
      Через десять дней в городе поползли слухи, что «папа» уже не «папа», что он зашатался, что его можно опрокинуть одной рукой. Надо лишь подтолкнуть.
      На очередное торжественное заседание в городскую администрацию, посвященное какой-то там местного значения знаменательной дате, Гнусавого не пригласили. Забыли пригласить. Хотя он состоял председателем чуть не полудюжины общественных городских комиссий и здоровался за ручку со всеми отцами города.
      Данное событие не прошло незамеченным. Слухи сделали новый виток. И многие торговцы начали тянуть время, задерживая под различными благовидными предлогами выплату «налогов». И стараясь в беседах друг с другом и с вхожими в высокие кабинеты людьми выяснить степень изменения ситуации. Отчего слухи лишь множились с геометрической прогрессией.
      Слухи пересказали Гнусавому. И он разбил об угол стола очередную уже открытую бутылку. И навел в городе порядок. Железной, хотя все еще подрагивающей от чрезмерного употребления алкоголя рукой.
      — Дайте мне списки всех задолжников, — потребовал он. — Скажите, что с сегодняшнего дня они будут платить на пять процентов больше.
      Трех наиболее злостных неплательщиков Гнусавый отчеркнул в общем списке жирной чертой. В следующую же ночь у отмеченных предпринимателей сгорели киоски. «Из-за нарушения правил пожарной безопасности и использования электроприборов не соответствующей проводке мощности» — как гласило заключение пожарной инспекции. Хотя было лето, электроприборы не включались и несколько человек видели, как неизвестные лица обливали киоски бензином и поджигали.
      Районная комиссия лишила нарушителей правил противопожарной безопасности лицензии. Пожарники наложили на хозяев сгоревших киосков крупный штраф.
      Блуждание слухов в низах прекратилось. Кроме единственного — что все предыдущие были не верны.
      Теперь нужно было возвращать оплеуху, отвешенную городской администрацией. И в местной прессе появилось несколько статей, где в духе разрешенной гласности и свободы печати рассказывалось о нравах, царящих в верхушке руководителей города. В том числе царящих в саунах и загородных охотничьих домиках. Было приведено несколько вопиющих фактов. Но не было приведено ни одной фамилии. Скрывающиеся под псевдонимами журналисты обещали продолжить расследование, чего бы им это ни стоило. Даже если вдвое больше, чем они уже получили.
      Гнусавый был срочно избран председателем еще двух комиссий: «Помощи детям-сиротам, лишившимся родителей в результате стихийных бедствий» и «Содействия жертвам репрессий в Первой мировой и гражданской войнах».
      На ближайшем, специально для того созванном заседании Гнусавый сидел по правую руку от мэра города. Чем была окончательно поставлена точка на разного рода слухах.
      В город вернулся хозяин. Вернулся «папа».
      Пожар в доме был потушен. В кратчайшие сроки. Пора было думать о дне завтрашнем.
      Гнусавый снова вспомнил о разговоре, состоявшемся в пустом доме. Но вспомнил уже в иной плоскости. Вспомнил о предложенных ему для совместной разработки военных складах. Когда проигрываешь, надо стремиться извлечь из проигрыша хоть какую-то пользу. Хоть даже денежную.
      Гнусавый набрал телефон Косого.
      — Передай им, что согласен на сотрудничество.
      — По какому поводу сотрудничество?
      — Они поймут.
      Через три дня в город прибыл гонец со списком требуемого вооружения. Список был очень длинный. Что доказывало масштабы торговли.
      — Вряд ли мы найдем все, — усомнился Гнусавый.
      — Вам не нужно находить все. Вам нужно найти то, что вы способны найти.
      Гонец плохо знал Гнусавого. Вернее, не знал совсем. Гнусавый, если хотел, мог достать многое. Даже то, что достать было невозможно.
      — Деньги на закуп, конечно, мои?
      — Деньги твои. Сбыт наш. Барыш — пополам.
      — Это несправедливо. Я должен рисковать средствами, в то время как вы получаете в руки не стоивший вам ни копейки товар.
      — Но у тебя не будет проблем со сбытом. Ты будешь работать по гарантированным заказам. И потому не сможешь прогореть! О чем большем может мечтать предприниматель?
      Это была правда. Иметь стопроцентную реализацию приобретенного товара — это несбыточная мечта всякого бизнесмена.
      — Транспортировка тоже моя?
      — Транспортировка наша.
      — Когда необходима первая партия товара?
      — Хоть завтра.
      — А как я смогу проверить, что товар продан именно за эти деньги?
      — Никак. Но если тебя не устроит доход… мы сможем подобрать другого поставщика.
      Найти выходы на военные склады оказалось даже легче, чем предполагалось.
      Двоюродный брат одного из приближенных «папы» работал на складах «куском». Или, вернее сказать, кладовщиком в звании прапорщика. Звание и должность невеликие. Да возможности немереные. Недаром солдатская пословица утверждает, что все, что создано народом, — принадлежит прапорщикам.
      Прапорщика стали приглашать в гости. И стали упорно поить.
      — Ну а вот, допустим, пропадет у тебя чего-нибудь на складе? Ну, к примеру, краска или шифер? — допытывался родственник у своего брата.
      — Фигня — спишем, — отвечал брат.
      — Ну а если, допустим, много шифера и много краски?
      — Спишем!
      — Ну а если вдруг коробка патронов?
      — Все равно спишем. Имущество ответственного хранения на то и существует, чтобы его списывали.
      — Врешь!
      — Не вру! Ты посмотри, чем дача у родителей моей Зинки крыта. И чем крашена.
      — Ну?
      — Точно тебе говорю.
      — Ну а если, к примеру, снаряды?
      — Кому они, железки эти, нужны?
      — Ну если представить?
      — Спишем! Чем снаряд, допустим, отличается от бидона с краской? И то, и то емкость для хранения содержимого. Там — краски. Здесь — пороха. А если не спишем — так заберем!
      — А хватятся?
      — Кто хватится? Они там десятилетиями лежат! Ты что, думаешь, их считают? Кому в голову взбредет их считать? Там их знаешь сколько?
      — Сколько?
      — А вот этого я тебе сказать не могу! Это только нам, особо доверенным лицам, знать положено. Потому как военная тайна…
      — А что, у тебя снаряды тоже есть?
      — У меня, допустим, нет. Но у меня кореша есть, у которых снарядов как дров в поленнице.
      — И что, кореша вот так запросто могут их взять?
      — Нет. Не могут. Потому как материальная ответственность! Но для меня — могут. Потому что имеют уважение…
      Через несколько дней ходьба вокруг да около закончилась, и к прапорщику вышли с деловым предложением:
      — Ты говорил, что снаряды достать можешь. Так вот, тут покупатель нашелся. Случайно.
      — Я говорил? — безмерно удивлялся протрезвевший прапорщик.
      — Ты говорил.
      — Да не мог я такого сказать!
      — Говорил. Говорил, что, если бы нашелся кто, кому они нужны, ты бы с радостью.
      — Что, точно говорил?
      — Точно!
      — Ну и что?
      — Покупатель нашелся.
      — На хрена ему снаряды?
      — Не знаю. Но знаю, что нужны. Не все. Вот эти. За которые он готов платить.
      — Много платить?
      — Много! За каждые десять штук в размерах твоей месячной зарплаты.
      — Да ты что?!
      — То. Так что ты подумай…
      Прапорщик размышлял два дня. В чем ему усердно помогала науськанная родственниками Зинка.
      — Ни купить себе ничего, ни съездить никуда, ни поесть вволю, — стонала она. — Разве так можно жить? Разве по-другому нельзя? Ведь устраиваются как-то другие люди.
      — Другие воруют.
      — И ты воруй. Лучше хоть совсем немного по-человечески пожить, чем всю жизнь как в зоне…
      На третий день прапорщик созрел до решения. До первой партии товара.
      — Только за дешевку я рисковать не буду, — поставил условие он. — За десять не буду.
      — А за сколько будешь?
      — За пять буду!
      Сошлись на восьми. Восьми снарядах — против месячной зарплаты прапорщика. Итого — чуть больше пятнадцати баксов за штуку.
      Снаряды прапорщик вывез на складской машине, прикрыв их ветошью.
      Еще через день приехали покупатели.
      — Сколько? — спросили они.
      — Тридцать «зеленых». Каждый, — ответил Гнусавый.
      — Добро. Учтем при окончательном расчете…
      Окончательный расчет состоялся через неделю. Гнусавый получил на руки приличную пачку американской «капусты». И привет от ни разу им не виденного Мозги
      Гнусавый смотрел на деньги и прикидывал в уме, за сколько же тогда ушел отданный им товар? Выходило очень прилично. Плюс, естественно, укрытая продавцом прибыль. Не может же быть, чтобы они показали ему истинные цифры. Наверняка что-то взяли себе. Может быть, даже вдвое. Столько даже наркота не дает…
      — Когда следующий закуп? — поинтересовался покупатель.
      — Хоть завтра.
      — Через неделю. И желательно сразу втрое-вчетверо больше. Нам не имеет смысла мельчить. Не имеет смысла гонять порожние машины.
      — Втрое так втрое.
      — Втрое? — ахнул прапорщик.
      — И еще вдесятеро через неделю.
      — Вдесятеро?! Меня же посадят.
      — А ты не попадайся.
      — Нет, мужики, вы как хотите, а столько не могу. Или надо старшего кладовщика в долю брать.
      — Ну так бери.
      — Нет, он мужик не такой. Он правильный.
      «Правильный» старший кладовщик согласился помогать за три доллара со снаряда. Плюс три ящика водки авансом. Чтобы выпить за хороших людей. Итого — 18 баксов за одно изделие.
      Когда покупатель прибыл за товаром, он с трудом уместил его в двух машинах.
      — Сколько?
      — Пятьдесят за штуку.
      — Почему пятьдесят? Прошлый раз было тридцать.
      — Растут накладные расходы. Пришлось взять в долю старшего кладовщика. А он «правильный» — взяток не берет.
      — Добро. Пусть будет пятьдесят.
      После пяти удачных рейсов машина со снарядами была задержана на КПП. Выписавшего проездные документы старшего кладовщика вызвали на «ковер» к командиру части.
      — Что происходит во вверенной мне части? Почему вы вывозите снаряды без соответствующего на то раз, решения? Без согласования с вышестоящим командованием? Со мной…
      Итого: еще плюс пять долларов за изделие. И пятнадцать — с покупателя…
      После десятого рейса Гнусавый подбил бабки. Бабки получились очень приличные, которые равнялись почти половине прибыли, получаемой с торговли водкой. А с водкой еще надо было возиться — доставая привозить, разливать по таре, закатывать пробки, клеить этикетки. Со снарядами не надо было делать ничего. Надо было только перегружать с одной машины в сарай, а из сарая — в другую машину. И подсчитывать прибыль.
      Оружие действительно оказалось выгодным товаром. Самым выгодным товаром. А если бы еще не половинить приaыль…
      Гнусавый вызвал к себе кладовщика-прапорщика.
      — Сколько у вас снарядов? Всего?
      — У меня?
      — Нет, во всей твоей войсковой части?
      — Много.
      — «Много» не ответ.
      — Ну не знаю. Тысячи… Нет, наверное, даже десятки тысяч. А может быть, сотни… Я как-то не подсчитывал.
      — Теперь придется. Особенно вот этих наименований.
      — Да разве я смогу?
      — Сможешь! Потому что надо. Мне надо!
      Итоговая цифра поразила Гнусавого до глубины души. Даже если исходить из ныне существующих расценок. Даже если не умножать ее на два. Хотя, если честно, надо бы умножить. Хотя бы на треть. Потому что это его территория. И его связи. Их — только покупатели. А покупателя можно и самому найти. Был бы товар. А он есть. В неограниченных количествах есть…
      Следующую поступившую со складов партию товара Гнусавый разделил надвое. Одну половину он сложил в тот же играющий роль перевалочной базы сарай. Другую распорядился перетащить дальше, в другой сарай. И закрыть дверь на замок. Для второй половины Гнусавый решил искать покупателя сам. И получать не половину, а принадлежащее ему по праву целое.
      — Почему такой малый объем изделий? — выразил свое недовольство прибывший покупатель. — Должно было быть больше.
      — Уж сколько есть. На складах ревизия из округа. Количество вывозимых изделий пришлось сократить. На всякий случай.
      — Как долго продлится ревизия?
      — Неизвестно. Может, неделю. А может, три.
      — Хорошо. Поставьте нас в известность, когда ревизия будет закончена. Нам поступило несколько очень выгодных заказов. Нам нежелательно срывать ранее намеченные поставки.
      Гнусавый развел руками.
      Мол, что поделать. Сам бы всей душой. Но увы. Так сложились обстоятельства…
      Сразу после отбытия продавцов Гнусавый снарядил в дорогу нескольких наиболее пронырливых своих сбытчиков. Которые даже от мертвого осла уши могли «впарить». Даже прошлогодний снег по ценам нынешнего продать.
      — Товар вам известен. Объемы тоже, — сказал он. — Землю переверните, а покупателя мне доставьте! Без покупателя не возвращайтесь! — напутствовал он свою гвардию.
      Гнусавый начал свою игру. В указанном ему другими бизнесе. Гнусавый начал двойную игру, которая должна была принести очень сладкий, а главное, очень легкий барыш. И которая, удайся она, должна была реабилитировать его в собственных глазах. За то коленопреклоненное пребывание в большом пустом доме…

      С танками пора было завязывать. Чтобы, учитывая масштабы подпольного оружейного бизнеса, не засорить все имеющиеся речные фарватеры, создав тем ощутимую угрозу отечественному судоходству. Танки исчерпали себя. Пора было переходить на другие типы вооружений.
      На те, которые были более всего интересны. Ради которых и был затеян весь этот, с покупками бронетехники и утоплением бронетехники, сыр-бор. Пора было завершать подготовительный этап операции и переходить непосредственно к делу…
      Главный оружейник его высочества Всемилостивейшего шейха, наследного принца Больших и Малых Песков, двух Озер и девяти нефтяных скважин Иван Васильевич Иванов прибыл по известному ему адресу. Где и представился с соблюдением всех уже известных ему и предваряющих встречу ритуалов.
      — Я по поводу закупа…
      — Какого закупа, мил человек? Не знаем мы ни о каком закупе. Вы, наверное, адресом ошиблись…
      — Может, и ошибся. Но тем не менее передайте, что я буду ждать в гостинице «Центральная» в 17-м номере. Что я от Степана Михайловича Прибутько и что меня интересует сложный металлопрокат.
      Степан Михайлович, упомянутый в контексте со сложным металлопрокатом, должен был обозначать, что перепутавший адрес визитер человек не случайный. И что работал именно со Степаном Михайловичем, которого и требует по срочному делу.
      Продавец, обозначенный в обращении как Степан Михайлович, объявился на следующий вечер. Это был уже хорошо знакомый продавец, который и должен работать с постоянным покупателем. Приятельские отношения облегчают взаимопонимание и упрощают договор сторон. По крайней мере, так утверждал Хозяин, настаивающий на подобного рода неформальном исполнении продавцами своих обязанностей.
      — Очень рад вас видеть, — приветствовал своего недавнего покупателя «Степан Михайлович». — У вас какие-то рекламации?
      — Нет. Никаких рекламаций. Все в полном порядке.
      — Шейх доволен?
      — Совершенно. Товар ему очень понравился, и он рассчитывает на продолжение сотрудничества.
      — Я понял. Вы по поводу остальных наименований заказа.
      — Нет. Я не по поводу прежнего заказа. И на этот раз даже не от шейха. А от одного расположенного в том же регионе государства.
      — И что требуется данному государству?
      — Оружие. Как и всем прочим — оружие.
      — Что конкретно? Легкое стрелковое? Боевые машины пехоты? Танки? Зенитные комплексы?
      — Нет, не танки и не комплексы. Им требуется тяжелое вооружение. Самое тяжелое вооружение. Из всех ныне существующих…
      — Что вы подразумеваете под «самым тяжелым вооружением»?
      — Я подразумеваю… я подразумеваю атомное вооружение.
      Слово было произнесено. И было услышано. Продавец отрицательно покачал головой.
      — Мы не занимаемся подобного рода вооружением.
      — Почему?
      — Не занимаемся, и все.
      — Но почему? Почему занимаетесь танками и не занимаетесь тем, что стоит дороже танков?
      — Ну, скажем так, в силу различных, не зависящих от нас обстоятельств.
      — Но мой покупатель готов платить. Готов платить очень большие деньги. Гораздо большие, чем предыдущий, чьи интересы я представлял в прошлой сделке.
      — Нет. Этого товара у нас нет.
      — Но мы можем обсудить принципиальные возможности проведения данной сделки.
      — Нет.
      — Хорошо, тогда давайте договоримся следующим образом: вы не будете говорить «нет». Сейчас не будет Вы передадите мое предложение вашим хозяевам. Или хозяевам ваших хозяев. Дословно передадите. Вы скажете им, что одно ближневосточное государство готово приобрести партию атомного оружия, в том числе снятых с вооружения образцов. И не пожалеет для этого никаких средств. Даже очень больших средств. Что эта сделка, если она состоится, не будет затрагивать интересы безопасности России и союзных ей стран. И данное государство, в случае, если осуществление данной сделки повлечет за собой какие-либо негативные последствия для продавцов, готово предоставь им политическое убежище, охрану и обеспечение всем необходимым для жизни. До конца жизни.
      — Хорошо. Я передам ваши слова. Дословно передам.
      — Я буду ждать вашего ответа здесь. Пять дней. Или столько, сколько потребуется.
      Наживка была заброшена. Самая главная наживка. Теперь оставалось только ждать. Поклевки ждать. Или ее равного неудаче отсутствия…

      — Они вцепились в меня. Они вцепились в мертвой хваткой, — сказал Митрофан Семенович.
      — Ты уверен?
      — Уверен. Микрофоны, слежка. Причем очень хорошие микрофоны. И очень квалифицированная слежка. Вчера добавили еще двух человек. Мне становится все труднее уходить от них. Еще день или два, и они раскроют вторую квартиру. И перекроют мне последнюю возможность бесконтактного выхода.
      — Все так серьезно?
      — Я думаю, даже еще серьезней.
      — Кто они?
      — Охрана Президента. Больше некому. Они пошли за мной после встречи с ним.
      — Зачем ты им?
      — Я — ни за чем. Им нужна Контора. Вернее, организация, с представителем которой имел встречу Президент.
      — Вы считаете, они узнали о Конторе?
      — Вряд ли. Но они узнали о встрече. И пытаются узнать все остальное.
      — Что вы предлагаете?
      — Я ничего не предлагаю. Я предупреждаю о потенциальной опасности. О том, что не могу продолжать исполнение своих обязанностей в прежнем объеме.
      — Хорошо. Мы подумаем о возможности перепоручения ваших функций кому-нибудь другому.
      «Перепоручение функций» звучало очень неприятно. Потому что человека, освобожденного от прежних обязанностей, нужно было трудоустраивать в какое-то другое место, которых в Конторе не было.
      В нормальных организациях в подобных не столь уж редких случаях работников попросту сокращают. Выплачивая трехмесячную денежную компенсацию и предлагая позаботиться о своей дальнейшей судьбе и своей новой работе самому.
      Контора к числу нормальных организаций не принадлежала. Контора была ненормальной организацией, которую было впору в институт Кащенко укладывать. В отделение для больных, страдающих манией преследования. В качестве преследователя.