Он любил ранними вечерами, не зажигая света рассматривать эту сложную едва различимую в наступающих сумерках причудливую мозаику, выискивая в ней знакомые образы домашних животных и созвездий, еженощно зажигаемых на небосклоне. Но сейчас его широко раскрытые глаза не видели ничего: сознание отказывалось фиксировать что-либо кроме одной и той же мысли: "А все-таки я сделал это! Сколько лет я ждал, когда смогу решиться! Оказалось все очень просто: один взмах топора. Я тысячу раз в своей жизни вздымал вверх и с силой опускал его на податливые поленья. Те сухо крякали и послушно разваливались надвое. А голова Настены выдержала, не раздвоилась: лишь посредине лба появилась кровавая вмятина. Даже не ойкнула стервоза!
      Василий с трудом заставил себя оторвать глаза от пятнистого сучковатого потолка и посмотреть на неподвижно лежащее у его ног беспомощно распростертое тело жены. Она лежала на боку, неловко подогнув ноги и вытянув вперед руки, словно зовя кого-то невидимого на помощь.
      "Никто тебе, сучка, теперь не поможет. Ни любовники твои, ни братья-шахтеры. Все, аллес-капут! Отмучился я! Много ты у меня кровушки попила, а теперь все - "народ натерпелся".
      Василий с удивлением обвел взглядом комнату: казалось все обычно, как и десять минут назад, когда жена ещё была жива. Он с интересом прислушался к себе: "Вот я чужую жизнь загубил, а ведь ничего кроме все заглушающей ненависти не чувствую. Даже жалости к этой паскуде, изменяющей мне на каждом шагу нет. Трех детей вместе вроде бы нажил, а ничего доброго о ней вспомнить не могу. Да и мои ли это парни?! Кто теперь правду узнает?"
      Василий вновь, в который уж раз в своей жизни, начал перебирать по памяти внешние черты сыновей-подростков, мучаясь сомнениями в подлинности своего отцовства: "Петька с Семеном вроде сходство со мной имеют, а чернявый Колька уж точно не мой. В тот год как раз она к геодезисту на свидания бегала. Подлюка!
      И вновь злобная все сокрушающая волна ненависти поднялась из глубины груди и бросила в жар все его большое и сильное тело. Стараясь унять дрожь в пальцах, он сцепил их за спиной и быстро зашагал по избе кругами, старательно обходя стороной неподвижное тело, когда-то любимой, а теперь люто ненавидимой женщины.
      "Внезапно он остановился и словно продолжая неоконченный спор, спросил в упор, как выстрелил: Ну что, стерва, доигралась в необыкновенную неземную любовь?! Поищи её теперь на том свете. Может быть там она и есть".
      Жена вопреки обыкновению не вступила в яростный спор. А угрюмо молчала, словно соглашаясь с праведными упреками Василия, запоздало почувствовав свою непрощаемую вину. И эта уступчивость ещё больше разозлила Василия: "молчишь, гадина. Вот так бы при жизни в рот воды набрала, а то тебе слово, а ты в ответ десять. А я теперь больше не "вонючий козел" и не "тупой ишак". Сама паскуда на казнь напросилась, и никто не узнает где могилка твоя!".
      Василий неожиданно для себя гнусаво пропел эту строчку невольно переиначив знакомый мотив.
      Неожиданно пришедшая мысль, что от тела жены теперь надо будет избавиться поменяла течение его мыслей:
      "Заверну Настену в мешковину, ночью отвезу на тачке в ближайший лесок и схороню там под кустиком бузины. Пусть там рядом с этой ядовитой никому не нужной ягодой упокоится. Лучшего она недостойна. А односельчанам и детям, когда вернется осенью от бабки скажу, что с очередным полюбовником сбежала. Поверят: все знали эту стерву как облупленную.
      Василий злобно хмыкнул и взглянул на часы: приближалась полночь. С момента как он оградил себя невидимой чертой от других людей прошло менее часа.
      Василий знал, что не сможет уснуть до того момента, пока не скроет бренное тело жены в земле.
      Время текло медленно и Василий потом плохо помнил, как прошло ещё несколько часов. В сознании лишь осталось бездумное сидение посредине избы на табурете и бесконечное курение любимых папирос до появления во рту горько-кислого привкуса. Наконец он решился и, принеся из сеней старый рваный мешок, начал заворачивать в него легкое, стройное тело жены. Заметив лужицу натекшей на пол крови ворчливо заметил: "Ну вот, наследила. Теперь мне тут все мыть придется".
      Василий вышел на улицу, прислушался. Все было тихо. Деревня мирно спала, не подозревая о разыгравшейся рядом трагедии. он прошел к сараю, и вывез из него старую тачку.
      "Хорошо хоть смазал недавно - не скрипит!" подкатив её вплотную к крылу ещё раз осмотрелся вокруг: Никого!
      Войдя в избу с натугой приподнял завернутое в мешковину тело и, перевесив его через плечо, тяжелой поступью направился к двери.
      Оперуполномоченный Кузьмин в присутствии двух курсантов старался превзойти самого себя. Чувствую на себе восхищенные взгляды практикантов, он давал спектакль под рубрикой "Театр одного актера". Кузьмин то вставал, угрожающе надвигаясь на подозреваемого, то кружил вокруг него, стараясь запутать, затем давал небольшую передышку себе и задержанному, расслабленно присаживаясь на стул, нарочито выставленный впереди стола, поближе к допрашиваемому. И при этом непрестанно говорил, психологически обрабатывая и дожимая тугодума-крестьянина:
      - Послушай Василий Петрович, ты же не пацан какой-нибудь, а взрослый умный мужик. Сам должен понимать, что так не бывает. Вечером твоя Настена с соседкой байки травила, всем односельчанам кости перемыла, а с утра исчезла и ты утверждаешь, что с любовником сбежала. Уж она-то точно своей подруге вякнула про необыкновенную любовь.
      - Считаешь, что она про все свои похождения трепалась? Ты у своей жены лучше спроси, она все своим подругам рассказывает?!
      - Тут ты, Петрович, в белый свет выпалил: Нет у меня жены уже пятый год. Теперь пусть другой проверками и мучает. А тебе хочу совет дать: не дерзи власти, то есть мне. Себе дороже выйдет: сам знаешь, как плевать против ветра. Ты лучше мне объясни, как могла твоя Настена сбежать, если у неё трое сынов-погодков. Может быть жена она и плохая, а мать-то заботливая - вся деревня в один голос утверждает.
      - А это вы, как только её найдете, так и спросите?
      - Уж найдем, не беспокойся. Не зря же мы тебя сюда в областное управление привезли. Так что сил на поиск исчезнувшей женщины у нас хватит.
      - Вот и ищите, а мне своими дурацкими вопросами не досаждайте.
      - А разве тебе её совсем не жалко?! Все-таки почти десять лет вместе прожили?
      - А что такую стерву жалеть? Сбежала со свежим мужиком - туда ей и дорога.
      - Жестокий ты человек!
      - Она ко мне уж очень милосердна была!
      - Ну что же, если ты так в себе уверен, то согласись провериться на полиграфе. Слышал о таком аппарате?
      - В кино по "ящику" показывали и не боюсь я вашего аппаратика.
      - Ну и ладно. Сейчас наш специалист Сыров устроит тебе экзамен, и все встанет на свои места. Если я ошибался, то извинюсь, и ты пойдешь домой. Давай шагай за мной. У Сырова уже все готово.
      Когда после проведенного обследования Сыров зашел в кабинет сыщика, то по его возбужденному виду сразу можно было догадаться, что они попали "в цвет".
      - Ну не тяни!
      - Убил бесспорно он. Труп скрыл в лесу - его организм бурно реагировал именно на упоминание этого места. А загубил он свою Настену ровно в пять часов утра.
      - Почему так думаешь?
      - Я ему разное время суток последовательно называл - ведет себя спокойно, а как упомянул пять часов утра так задергался: кривая стресса вверх скакнула, как бешеная.
      - Сведения точные? Могу я их использовать при допросе?
      - Стопроцентно. Ошибаются люди, а не полиграф.
      - Да надоел ты со своей вечной присказкой. Ну смотри, не подведи!
      Когда подозреваемого вновь ввели в кабинет, Кузьмин картинно привскочил с места: Ну вот и все - круг замкнулся. Технику подкупить нельзя. Она точно указала на тебя, как на убийцу. Так что сознавайся в том, что натворил.
      Напряженно наблюдая за волнением на лице Василия, сыщик готов был поклясться, что тот уже готов сознаться в содеянном, и указать место нахождения трупа. И стремясь дожать подозреваемого он бросил в ход свой главный козырь: И убил ты её ровно в пять утра.
      И тут же Василий, бросив быстрый взгляд на сыщика, успокоился и процедил сквозь зубы: Плевал я ша ваши выдумки. Ищите Настену среди живых, а меня оставьте в покое.
      Сыщик разочарованно вздохнул: "Я явно допустил оплошность. А подвел меня Сыров: "Полиграф не ошибается!" Вот и доигрались в передовую технику.
      Теперь придется мобилизовать всех курсантов из милиции и лазить по близлежащему лесу: не мог же он далеко увезти труп: у него нет машины. И на поиск трупа у меня в распоряжении всего три дня, пока прокурор позволит держать его здесь в камере. Вряд ли без обнаружения тела, мне дадут санкцию на продление срока задержания. Пойду к начальству просить дополнительные силы и кинолога с собакой".
      Тело зарубленной жены Василия обнаружили уже на следующее утро. Кузьмин оказался прав: убийца зарыл свою жертву на самом краю леса. Найденную в яме вместе с телом мешковину опознали соседи. Узнав об обнаружении тела, Василий сразу признался в совершенном преступлении, сообщив, что зарубил неверную жену за час до полуночи.
      Довольный быстрым раскрытием преступления Кузьмин в присутствии курсантов и других сыщиков поднял на смех Сырова с его всезнающим полиграфом. Свято верящий в свой "детектор лжи" оператор потребовал встречи с задержанным. Уже через десять минут все встало на свои места и торжествующий Сыров объяснил: Вы, орлы-сыщики, зря на полиграф напраслину возвели. Все оказалось довольно просто. Этот Василий люто ненавидел свою гулящую жену и последние два года постоянно прокручивал в уме как будет её убивать. И настолько привык к этой мысли, что когда совершил задуманное, то никаких бурных эмоций по этому поводу у него не возникло. И полиграф, естественно, никаких всплесков не показал.
      - Ну а пять часов утра откуда взялось?
      - А это уж совсем из другой оперы. Он мне сейчас все объяснил. Когда Василий, закопав тело жены в лесу, стал возвращаться домой, то, проходя по селу со своей тележкой, внезапно увидел, как выходит из своей избы некий Шурка Былин. Того в пять утра приспичило нужду справить. Вот он и вышел на крыльцо в исподнем белье. Именно в этот момент Васька и обмер от страха, испугавшись, что увидит его сосед ночью с тележкой и догадается, куда и зачем он ездил. Но тот свою нужду справил и вернулся в избу, спросонья не заметив преступника. Вот поэтому полиграф и показал всплеск страха у Портнова при упоминании пяти часов утра. Так что...
      И сыщики, посмеиваясь, хором закончили за Сырова: "Ошибаются люди, а не полиграф".
      Довольный успешным раскрытием они добродушно простили Сырову его досадный промах.
      Гнилая клубника
      В дверях кабинета возник тяжело дышащий от нездоровой полноты дежурный Стасов. Этот с обвисшими как у бульдога щеками капитан обладал раздражающей манерой неторопливой ленцой сообщать даже о серьезном криминальном происшествии. Вот т сейчас дежурный словно с отвращением выдавливая из себя короткие фразы: хватит отдыхать, Ершов. Опера ноги кормят. Прогуляйся на место происшествия. "Скорая" уже выехала. Но врачам, похоже, там делать нечего. Выпивали мужики, веселились. Да не поделили чего - то. А может и в политике не сошлись. Один другого по голове камнем огрел. Так что записывай адрес и дуй туда.
      Ершов с трудом подавил неприязнь к дежурному, принесшему дурную весть: "Этот жирный боров сейчас пойдет чай гонять, а мне придется, высунув язык бегать по раскаленным от летнего жара улицам в поисках чересчур нервного алкаша. И найти его надо обязательно: очередной "висяк" да ещё по убойному делу совсем ник чему!".
      И Ершов на ходу обогнав дежурного в коридоре, направился на место.
      Решительно врезавшись в возбужденную происшествием толпу, пробрался к светлой машине "скорой помощи". Напуганная молоденькая врачиха, впервые столкнувшись с насильственной смертью, растерянно разводила руками, сбивчиво объясняя почему в подобных случаях медицина бессильна.
      Возвышающийся над толпой седовласый участковый инспектор Игнатов снисходительно успокаивал докторшу:
      - Ничего, девонька, не расстраивайся. Когда черепушка насквозь проломлена, никто уже не поможет. Но ты не переживай. Еще попривыкнешь. Я и то с годами приучился на чужую смерть спокойно смотреть, а уж как в детстве крови боялся.
      - За что же его так?! ведь молодой еще, здоровый мужчина! Прямо зверство какое-то!
      - Ну ты, милая, зверюшек зря не обижай! Они себе подобных губят, чтобы выжить. Это человек - царь природы за косой взгляд убить может, а то и просто от скуки, ради забавы! А, вот наконец и наш славный сыщик Ершов прибыл. Сейчас он нам преступника разыщет и мы узнаем, что друзья-соперники за бутылкой водки не поделили.
      Почувствовав насмешливую иронию в словах старого инспектора, Ершов нахмурился: "Старик может себе позволить ерничать: оформляется на пенсию и ему не отвечать за нераскрытое убийство. А мне одному придется отдуваться. И когда же все это закончиться?!"
      Заметив недовольное выражение на лице сыщика, Игнатов дружелюбно дернул его за рукав: Отойдем в сторонку, пошепчемся. Есть новости.
      Выбравшись из толпы, Игнатов хитро прищурился: Не сердись, Ершов, что я перед молоденькой докторшей перья распустил. В моем почтенном возрасте только и остается языком балоболить. А уж о настоящем плотском деле и подумать страшно.
      Ершов, хорошо осведомленный о любовных похождениях не желающего дряхлеть участкового инспектора, только скептически усмехнулся. Заметив его реакцию, Игнатов, не удержавшись озорно расхохотался над своей, со скрытым хвастовством, выдумкой. И тут же чувствительно толкнув сыщика в бок, шепотом доверительно поведал:
      - Все в порядке, Ершов. Я уже знаю кто бедолагу "приласкал". Это Колька Мухин вон из той пятиэтажки. Он здесь личность довольно известная.
      - А сведения точные?
      - Точнее не бывает. Мухин с будущей жертвой возле магазина сгоношились на бутылку и пришли в песочницу выпивать. Их видели с десяток человек, гуляющих во дворе с детьми из соседних домов.
      - А из-за чего ссора вышла?
      - Это пока неизвестно. Сейчас пойдем с тобою и задержим пьяного дурака. Сам все расскажет.
      "Неужели все так просто. И минут через пять убийство будет раскрыто?"
      Словно прочитав мысли, участковый инспектор приблизил свое лицо к Ершову и, дыша луком, деловито предложил:
      - Слушай, опер, мне теперь заслуги перед отечеством и начальством ни к чему. Я медкомиссию уже прошел. А тебе ещё служить как медному котелку. Так что можешь отписать сообщение об убийце мужике от имени любого из своих секретных агентов. Тебе - почет за умелую работу с секретным аппаратом, ну а мне - старику бутылку поставишь. Мы её с тобою честно пополам выкушаем. Что скажешь?
      - Ладно, как говорил поэт, славою потом сочтемся. Надо сперва дело сделать, а потом уже трофеи считать.
      - Сочтемся, так сочтемся. Люди подсказали, что он к себе домой побежал. Там его и возьмем. Пошли, опер.
      Поднявшись на третий этаж, Игнатов нажал на белую кнопку звонка. Дверь открылась сразу словно их прихода ждали.
      Мухин оказался низеньким худощавым субъектом с испитым лицом и нервными суетливыми движениями.
      Увидя стоящего на пороге участкового инспектора, алкаш лишь вяло махнул рукою:
      - Быстро же вы заявились. А я рассчитывал ещё в магазин сбегать и напоследок ещё стакан махнуть.
      - Значит не отрицаешь, что по голове мужика камнем хватанул?
      - А чего отрицать, если все соседи видели? Кстати, как он там?
      - Медики рядом с ним колдуют. Это их дело диагнозы ставить. А ты отвечай на вопрос из-за чего в конфликт вступили?
      - Так ведь он - сволочь обмануть меня хотел! Сговорились по-хорошему, взять бутылку на двоих. Я ровно половину заплатил, а он вызвался разливать. И, что ты думаешь: налил, паскуда, мне грамм на двадцать меньше чем себе. Я стерпел. Ну думаю, ошибся мужик. С кем не бывает. Посидели, поболтали о том, о сем. Решили добить остатки. Так он вновь тот же номер выкинул. Себе почти до края налил, а мне чуть больше половины. Ну я и не выдержал, схватил каменюку и врезал ему как следует. И поверь, Игнатов, не жалею!
      Глядя на узкий лоб и косо выдвинутую вперед челюсть, Ершов с неприязнью подумал: "Настоящий "неандерталец": за какие-то пятьдесят граммов убить человека - это уж слишком!"
      И не удержавшись, неприязненно спросил:
      - Неужели за пару глотков водки можно черепа проламывать?
      - Ты, мент, из меня отморозка не лепи! Неужели я стал бы за водку его калечить? За подлость покарал крысенка. Ну захотел выпить побольше попроси! Я завсегда могу понять другого мужика. Но он же меня за лоха держал! Решил кинуть как последнего фрайера! Я хоть в зоне в простых мужиках ходил, но свою гордость имею и не позволю на себе ездить!
      И гневно играя желваками махнул рукою: Веди меня в ментовку. Ни о чем не жалею! Только позвольте курево по пути купить. Не хочу в камере ни от кого зависеть.
      Всю дорогу до отдела внутренних дел Ершов неприязненно смотрел на сутулую фигуру задержанного и понуро шагавшего навстречу неволе: "Может и не врет Мухин - не жадность, а обида взыграла. Гордыню его, видите ли, уязвили. Да все равно как ни крути, а убил он собутыльника за несколько глотков водки. Дикость! Иначе как неандертальцем такого типа не назовешь".
      Оформив первичные документы, Ершов передал Мухина следователю. Его участие в деле было в сущности завершено и он уже мог о нем не думать. Но у сыщика все не выходило из головы, как это можно погубить человека из-за лишнего глотка водки. И лишь звонок жены отвлек его от тяжелых раздумий.
      Раиса тоном, не терпящим возражений, потребовала от супруга после работы заехать на рынок и купить для сынишки килограмм клубники. Ершов раздраженно повесил трубку: "почему опять я? Как будто сама не могла это сделать!"
      Но тут в кабинете появился Стасов, и сыщику пришлось заняться доставленными в дежурную часть парнями, продававшими неизвестно откуда взявшиеся у них женские серьги. Закрутившись в круговороте новых криминальных событий, Ершов вспомнил о наказе жены лишь перед самым уходом с работы. Чтобы доехать до рынка ему пришлось сделать пересадку и долго ждать автобуса. Это только усилило его недовольство: "Сидит райка у себя в конторе и только с бабами лясы точит, а я после целого дня нервотрепки должен вместо неё на рынок тащиться",
      Не в лучшем расположении духа, Ершов обошел торговые ряды, придирчиво разглядывая выставленные на прилавки лотки с сочными, радующими глаз ягодами. "Лето в разгаре, а они такие безумные цены накручивают! А возьмешь дешевую с гнильцой, то Райкиного крику не оберешься".
      Представив очередную истерику жены, Ершов внутренне содрогнулся, и в самом дурном расположении духа направился к высокому усатому толстяку, перед которым на прилавке лежала в лотке ровно уложенная в ряд крупная сухая клубника.
      С показным равнодушием взяв протянутые деньги, толстяк нагнулся под прилавок и стал набирать ягоды в пакет деревянным совком. Быстро бросил пакет на весы и, не дождавшись когда замрет стрелка, небрежным жестом протянул его покупателю. И без того взвинченный Ершов, еле сдержавшись, взял клубнику и отошел в сторону. Обычно он никогда не проверял качество купленного на рынке товара. Но высокомерие продавца, нагло демонстрирующего свое превосходство, заставила заглянуть в пакет: "Так и есть: этот гад осмелился подсунуть мне пяток гнилых, полураздавленных ягод!"
      Благородная жажда возмездия подтолкнула Ершова к контрольным весам: "Вот сволочь! С одного килограмма веса почти двести граммов в свою пользу обращает. Ну я ему покажу!"
      Разгневанный Ершов подлетел к продавцу:
      - Ты что, усатый делаешь?! На прилавок отборную клубнику выставляешь, а в пакет гнилье подсовываешь.
      - Чего орешь?! Покажи где ягода порченная!
      - Вот не видишь что ли?
      - Это не гниль, а ты сам раздавил ягоды неосторожно сжав их пальцами. Это ведь клубника, а не яблоки!
      - А то, что весы у тебя врут тоже я виноват?
      - Ты ушел, затем вернулся. Может быть ягоды в стороне скушал, а теперь хочешь ещё получить!
      У Ершова от негодования потемнело в глазах. Непроизвольно его рука потянулась к черному тельцу двухсотграммовой гирьки: "Сейчас, я хрясну тебя, сволочь, промеж глаз за твой подлый обман и наглые оскорбления".
      Заметив бешенный блеск в его глазах, продавец с неожиданной проворностью успел убрать гирьку с прилавка и тут же громко гортанно закричал:
      - Зачем напился и скандалишь? Я сейчас милицию позову. Сидеть в тюрьме будешь!
      Боковым зрением Ершов заметил как к нему направляется дюжий охранник и один из земляков вороватого продавца. С трудом придя в себя после вспышки безудержного гнева, он попытался мыслить разумно: "Ну все! Пора показывать ментовскую ксиву. Иначе неприятностей не оберешься!"
      Опережая события, шагнул вперед и протянул охраннику служебное удостоверение. Заглянув через плечо дюжего охранника в документ земляк его обидчика расплылся в радушной улыбке:
      - Зачем, капитан, расстраиваешься из-за пустяков? Какая ягода не нравится - клади на прилавок. Выбирай любую по вкусу. Нам для хорошего человека не жалко.
      И не дожидаясь, когда сыщик воспользуется его приглашением, безжалостно выбросил гнилую клубнику в ящик с отбросами и, набрав с прилавка полный совок отборных ягод щедро насыпал их в пакет требовательного покупателя.
      - Бери, кушай на здоровье. Персик не надо? Смотри какой сочный, вкусный, нежный! Дешево для уважаемого человека отдам! Ну сколько свесить?
      - Ничего не надо!
      - Как хочешь, дорогой! Заходи еще, мы хороших людей любим.
      Не дослушав лживо-льстивые слова, Ершов направился к выходу, сжимая в руке наполненный свежей крупной ягодой пакет. Но чувства торжества в душе не было. В воображении мелькали отрывочные картины несостоявшегося мщения6 взмах его руки с тяжелой гирькой, залитое кровью лицо наглого продавца, и сбегающиеся поглазеть на происшествие равнодушные к чужой беде зеваки.
      "А ведь ещё мгновение и я мог покалечить и даже убить этого подлеца! А из-за чего?! Всего-то за двести граммов недовешенной клубники и подсунутого гнилья. Хотя эти несколько ягод тут совсем ни при чем! Просто обидно, что меня так нагло в открытую обманули!"
      И пораженный внезапной догадкой, Ершов остановился посреди тротуара, не обращая внимания на людей, обходивших его стороной. Теперь он знал точно, что уже никогда не будет испытывать превосходства над убийцей Мухиным, необдуманно и так поспешно свысока прозванным им "неандертальцем".
      КАВКАЗСКИЙ ЭТЮД
      Не всегда сюда с Кавказа приезжают готовые преступники. Некоторые из южных гостей становятся ими в Москве, если, конечно, не хватает характера удержаться от соблазнов. В этом убеждают записи одного из задержанных на бандитской разборке, попавшие в мои руки.
      Я сижу на заднем сиденье иномарки, стиснутый с двух сторон мощными борцовскими торсами моих напарников-земляков. Я нервничаю и злюсь на онемевшую руку, судорожно сжимающую рукоять нагана. "Разборка" - это слово больно простреливает мозг, и сердце заставляет отчаянно колотиться. Мат и жаргонные блатные слова бьют по нервам, остро воздействуя на сознание! Это мне - студенту филологического факультета легко оценить! И зачем я только вязался в эту историю?
      Еще днем я сидел на лекциях и семинарах, хотя и мало соображал, о чем говорилось вокруг. Огромные окна, гипсовая лепнина на потолке, строгие колонны старинного здания - все это так не вязалось с тем, что предстояло вечером. Вернуть бы все на три года назад! Тогда мне было двадцать лет, и я ещё учился на 1-м курсе престижного столичного вуза. И, пожалуй, лишь то, что я кавказец, отличало меня от других студентов.
      Ну а теперь, как это здесь называют, я лицо кавказской национальности. Даже если я это забыл, мне бы напомнили. Достаточно сокурсникам даже в шутливой форме намекнуть на "горячий характер горцев", как я сразу и всерьез завожусь. Странно, но даже близкие друзья говорят в моем присутствии о засилье в Москве кавказцев. Конечно, я для них свой парень, не какой-нибудь там торгаш с рыночных рядов, и меня можно не стесняться, словно речь идет не о моих земляках и я не один из них...
      Даже если бы не сокурсники и не бабы в метро, мне бы все равно не дали забыть происхождение мои же земляки.
      Вот и те трое приехавших тогда из моего родного села парней передали привет от семьи, выложили на стол гостинцы и попросились переночевать на одну ночь. Я их устроил у соседей по общежитию. Потом стали встречаться. Пили и гуляли все чаще и чаще. За их счет. Разумеется. Со студента что взять? Ну и когда попросили встретить земляков на вокзале и передать в нужный адрес посылку, я это сделал. Хотя, если говорить честно, сразу понял, в чем тут дело. У нас на курсе были ребята, что курили эту дрянь. Но я тогда сделал вид, что не догадываюсь о содержимом свертка. Мне хорошо заплатили. И честно говоря, я пошел на это дело не потому, что хотел заработать: не мог же я отказать землякам и ничего не стоить в их глазах как мужчина.
      На четвертый или пятый раз, когда принес "дурь" в этот адрес, мне уже доверяли и вскрыли посылку прямо при мне. Сладковатый запах приторно защекотал ноздри, кровь прилила к щекам. Я получил деньги и ушел, поймав себя на мысли, что тоже захотелось попробовать хоть разок этой соломки. Так они вновь щедро "отстегнули". Жаль, но вскоре этот источник дохода кончился. Кто-то "заложил" хозяина притона.
      Потом долго был на мели, пока друзья земляки не послали меня с поддельными документами в банк получить крупную сумму по платежному требованию. Волновался, но все прошло гадко: оказалось, одна из работниц расчетной части была подкуплена и фальшивое авизо сработало как надо. Потом в газетах писали о крупных масштабах мошенничествах. Так что мой эпизод лишь капля в море. Меня не нашли, а может быть, и не искали.
      И опять вознаграждения хватило лишь на пару месяцев "красивой" жизни. Когда деньги кончились, понял, что уже втянулся и не могу без ресторанов, казино, девочек. И тогда сам попросился в "дело". Ну что же моя проверка уже закончилась, и я регулярно стал участвовать в "накатах".
      Наша территория была недалеко от вокзала: лакомый кусочек. И это многим не нравилось. Но нас боялись трогать. Знали, что мы можем собрать за час многих земляков, даже постоянно не принимавших участие в "серьезных делах": кто же откажет в помощи людям своей национальности, если они в беде? Не то что я - студент, а и профессор, положив в карман кастет, вынужден будет выйти на защиту своих. Тем более если его родные все ещё живут на родине.
      Поверьте, я их не идеализирую. Помню, как мне не понравилось, что взяли в заложника сына нашего земляка, делающего большие деньги здесь, в Москве. Я лишь пешка - охранял его один день с утра до вечера. Парень, прикованный в ванной к трубе наручниками, вынужден был сутками стоять и совсем обессилел. Да и боялся очень за свою жизнь. Почувствовав сочувствие к нему, заговорил на родном языке: просил хотя бы дать посидеть ему полчаса без наручников. Но что я, простая "пехота", мог сделать? Не по себе тогда было. Хорошо, что на ночь сменили. Кстати, даже не знаю его дальнейшую судьбу: выкупили его все-таки или нет... Хотелось бы, чтобы ему повезло...
      А вот теперь и чужие за нас взялись. А все потому, что нашу группировку в последнее время пощипала милиция, арестовала двух "авторитетов" и с ними вместе человек двенадцать по делу пошли. Почувствовав слабину, и "накатили" чужаки. Одного из наших уважаемых людей прямо из собственной квартиры вечером увезли. Подлее всего то, что воспользовались знанием нашего языка: они выходцы из того же региона, что и мы. И хотя в родных местах между нами вражда, здесь, в Москве, друг друга старались не трогать. А тут такое дело! Позвонили. Он спросил: "Кто?" А они из-за двери по-нашему откликнулись. Ну, он и открыл. Охранника скрутили, а хозяина за город отвезли. И не деньги потребовали, а целиком "фирму" им отдать. И это понятно: дело прибыльное! Да кто же отдаст курицу, несущую золотые яйца. К тому же в это дело многие из наших ребят свои капиталы вложили. И это не считая того, что честь нашей нации задели. И хотя их группировка посильнее нашей будет, решили не отступать. "Стрелку" за городом назначили возле платных гаражей. Ждем! Здесь нас три машины двенадцать человек: передовой отряд. Но весь фокус в том, что вокруг в пяти минутах езды стоят ещё несколько автомашин и в каждой рация. Вот и посчитай, сколько нас будет в решающий момент на месте. Вряд ли чужаков больше!
      Внезапно в салоне нашей машины заговорила рация: "Они подъезжают!". Наконец-то. Перестав нервно дергать ногой, первым вывалился из салона Георгий. С трудом переставляя затекшие от долгого сидения ноги, вылезаю вслед за ним на заснеженную площадку перед гаражами. Из соседней машины, опустив стекло, высовывается Серго и сипло спрашивает: "Ну что там?" И я, как попугай, повторяю переданную по рации информацию: "Они подъезжают".
      В свете раскачивающегося от ветра фонаря мелкие снежинки искрятся, словно праздничные конфетти, выброшенные взрывом из хлопушки. Почему-то мелькает мысль о том, что лужи крови на этом белом ковре будут видны ярче. В этот миг меня ослепляют фары подъезжающих автомашин. Я невольно делаю шаг в сторону, до боли стискиваю челюсти и плохо повинующемся пальцем взвожу курок.
      ...Машина на бешеной скорости проглатывает асфальтовое шоссе. Мы уходим. Мы проиграли. Они нас перехитрили. Гаражи мы считали надежным прикрытием своего тыла, но именно из них нас атаковали в самый решающий момент. С утра они там, что ли засели?! Мы этого не ожидали и оказались в кольце. То, что машины с нашими ребятами прибывали к месту схватки последовательно одна за другой, лишь облегчило задачу чужакам. Они расстреливали наших, как в тире. Я стоял рядом с Георгием боком к гаражам, и это меня спасло. Сраженный одним из первых выстрелов Георгий, падая, оттолкнул меня в сторону, и я оказался вне прямого обстрела из ворот гаража.
      Я стоял неподвижно, сжимая во вспотевшей ладони рукоятку нагана. И тут этот парень-чужак, с размазанной по лицу кровью из перебитого носа, вырвался из груды сплетенных в смертельных усилиях тел и выставил вперед узкое лезвие морского кортика. Я сразу понял, что он мало что соображает из-за боли и преувеличенного страха. Почему он бросился именно на меня? Возможно, прижавшийся к стене я показался легкой добычей для мщения? Не раздумывая, я выстрелил в упор прямо в его грудь...