Направившись в сторону проходного двора, Кабак бросил взгляд вслед уходящему автобусу и, заметив суету внутри салона, понял, что мужик уже хватился пропажи и поднял шум. Автобус стал замедлять ход, Кабак ускорил шаги. Он был спокоен, в его распоряжении было минимум минуты две, пока автобус остановится и лох выйдет. Петляя среди домов, он выбрался на соседнюю улицу. Сел в троллейбус и любовно погладил в кармане скользкую поверхность портсигара: "Какую же сумму туда положил мужик, если он так беспокоился за его сохранность ?"
      Проехав пару остановок и почувствовав себя в полной безопасности, Кабак покинул троллейбус, зашел в первый попавшийся подъезд, поднялся на второй этаж и достал из кармана свой трофей. Нажав кнопку, раскрыл портсигар и разочаровано присвиснул: он был пуст. И ему показалось, что выгравированный на внутренней стороне крышки верблюд склонивший голову к тонкому прутику, одиноко торчащему из земли, косится на него со злорадством.
      - Кабак выругался и уже хотел было выбросить эту дешевую безделушку, но в последний момент передумал и решил сохранить ее на удачу, которая, он надеялся, повернется к нему лицом, когда он вновь начнет работать со своими подельником .
      И действительно, уже на следующий день они вместе с Мохом взяли довольно приличную сумму. И вновь они стали воровать вдвоем, а Ленке, не сговариваясь, не звонили, давая остыть своим чувствам. Они зря опасались ссоры из-за женщины - беда пришла к ним совсем с другой стороны.
      Младший оперуполномоченный Бородин работал в группе по борьбе с карманными кражами чуть более двух лет, но считал себя уже опытным сотрудником. Он уже мало походил на того наивного паренька, который придя после демобилизации из армии работать в милицию, каждый день узнавал что-то новое от своих старших товарищей. В первые дни работы его воображение поражало все: и многочисленность способов совершения карманных краж, и умелое распределение ролей между карманниками, работающему в связке, и способы их маскировки, распознавать которые его учили старшие коллеги. Вскоре Бородин уже мог легко выявлять карманных воров, различать их среди обычных пассажиров или покупателей по деланному равнодушию и едва уловимому вниманию к карманам и сумкам окружающих.
      В тот день их группа разделилась. Приближался конец отчетного периода, надо было срочно выполнять план: задержать еще как минимум двух карманных воров. Аврал пришелся, как всегда, на последний рабочий день месяца. Двое оперативных сотрудников поехали в ГУМ, а он с Королевым решили поездить в автобусе 89 маршрута.
      Было позднее утро, и поток пассажиров уже начал иссякать. И тут Бородин заметил двух карманных воров: молодого и лет под пятьдесят, с глубокими морщинами на лице. Тот что постарше держался за поручень обеими руками и делал вид, что занят созерцанием мелькающих мимо домов. Но глаза его исподтишка так и рыскали вокруг.
      Одновременно старый вор успевал следить и за своим соучастником. Он уловил момент, когда его напарник быстрым движением пальцев сдвинул замок молнии на сумочке, перекинутой через плечо молодой женщины. Переместившись ближе к нему, старик встал так, чтобы заслонить действия молодого вора от взглядов окружающих.
      Бородин знал, что сейчас "щипач" вытащит кошелек, передаст его напарнику вору, и тот поспешит к выходу, чтобы выскочить на первой остановке. И хотя кражу совершит молодой, брать с поличным надо именно старого вора, у которого и окажется кошелек. Вообще-то по закону надо задерживать обоих, но сыщики прекрасно понимали, что вдвоем двух карманников одновременно с поличным не взять. И чтобы доказать вину хотя бы одного надо зажать его руку с краденным кошельком и вести в ближайшее отделение милиции, и там в присутствии понятых оформить изъятие.
      Бородин переглянулся с Королевым, указал глазами на старого карманника, давая понять, что брать надо именно его. Потом в рапортах сыщики напишут, что лично видели, как именно он лез в сумку, хотя на самом деле это было не так. Им часто приходилось прибегать к подобным хитростям при оформлении протокола о задержании. Но их вины, как считал Бородин, в этом нет: несовершенство закона и необходимость доказывать очевидное вынуждает их "химичить".
      Вот и в этот раз лучше взять того, у кого окажется украденный кошелек, и сложностей с доказательством вины не будет. Охваченный азартом близкого задержания, Бородин приблизился к ворам.
      Это было непростительной ошибкой. Уловив движение за спиной Кабак обернулся и сразу понял, что мужик этот подошел неспроста. Он видел его и раньше, но его успокоил провинциальный вид молодого мужчины. Но сейчас сомнений не было: это - мент. Надо как-то выкручиваться, иначе им хана.
      Генка уже вытащил кошелек и попытался передать ему, но Кабак быстро оттолкнул его руку. Достав незаметно из своего кармана футляр для ключей, зажал его в руке, делая вид, что похищенное уже у него.
      Когда оба "тихаря" навалились на него, Кабак, обычно сопротивления не оказывающий, начал бешено вырываться: нужно было дать возможность Генке уйти. И тот этой возможностью воспользовался. Увидя, что выпрыгнувший из автобуса напарник скрылся, Кабак мгновенно успокоился. Его отвели в отделение милиции. Идущая вместе с ними потерпевшая обеспокоено спросила, вернут ли ей деньги. И Бородин уверил, что да, что вор пойман с поличным, необходимо только соблюсти кое-какие формальности.
      Какое же его ждало разочарование, когда в дежурной части при понятых, обнаружили не украденный кошелек, а ключи от квартиры задержанного! Если бы Кабак произнес хоть слово в насмешку над промахнувшимися сыщиками, Бородин точно врезал бы ему. Но опытный вор мудро молчал.
      Бородин с Королевым, матерясь и обвиняя друг друга в ошибке, пошли работать дальше. Кабак остался ждать своей участи в дежурке. Потерпевшую отвели для разбирательств к оперуполномоченному Румянову.
      Румянов тоже про себя чертыхался: карманную кражу, не взяв вора с поличным, раскрыть практически невозможно. Конечно, бывают случаи, когда, задержав вора , у него дома при обыске обнаруживают документы и вещи, свидетельствующие о его причастности к ранее совершенным преступлениям. Обычно же заявление о карманной краже - верный "висяк". И потому в милиции была заведена практика соглашения с задержанными ворами, вину которых невозможно доказать. К ней и решил прибегнуть Румянов, чтобы вернуть потерпевшей деньги и прикрыть это безнадежное дело.
      Попросив ее подождать в коридоре, он вызвал к себе Кабака. Взглянув на его татуировки, он понял, что с этим тертым калачом надо говорить напрямую.
      - Тут такое дело: надо деньги потерпевшей вернуть. Мне висяк не нужен и ты избежишь лишних неприятностей. Кабак знал, что с милицией связываться - себе дороже. И согласно кивнул:
      - Я думаю мы договоримся. Сколько у бабы украли? Румянов назвал сумму, Кабак аж присвиснул.
      - Женщина на мебель копила - пояснил опер. - Ехала с мужем в магазин. Деньги ей вернешь сегодня же. Пиши расписку.
      Это тоже было обычной практикой, издержками воровского дела, и Кабак размашисто на бумаге написал: "Обязуюсь возместить гражданке деньги в сумме три тысячи долларов, хотя я ни в чем не виноват."
      Последнее он приписал на тот случай, если хитрый опер попытается все-таки привлечь его к ответственности.
      - Паспорт твой останется у нас. Когда все уладится, получишь его обратно.
      - Дай мне пару часов, начальник, я все улажу.
      С тем и ушел, еще не зная, что видит этого опера в последний раз.
      Выйдя из отделения милиции, Кабак направился домой в Генке на Бережковскую набережную. Они заранее договорились, что если придется смываться, то встретятся у него дома.
      Жена Генки с ребенком уехала в деревню к матери, и они могли один на один обсудить свои дела.
      Увидев Кабака, Генка очень обрадовался, решив, что им все-таки удалось перехитрить ментов, и выставил на стол водку и закуску, чтобы обмыть эту удачу. Но когда Кабак сказал, что валюту надо вернуть, Мох заартачился: наконец-то они завладели такой огромной суммой денег - и так вот за здорово живешь, отказаться от нее ?! Кабак пытался объяснить, что дал слово, а слово вора, хоть и данное менту, - закон, и что с милицией лучше не ссориться. Но Генка и слушать не хотел, упорно продолжая стоять на своем. Вспыхнула ссора. И Генка бросил в лицо старому блатарю слова, за которые в уголовном мире, не раздумывая, убивают: "Ты, Кабак, ментам продался, а я за тебя платить им не собираюсь."
      Схватив тяжелый портсигар, Каба бросился на Генку. Но тот оказался проворнее и кухонным ножом с размаху нанес ему удар в грудь.
      Какое-то время Генка ничего не соображал и тупо смотрел на убитого им человека. Затем в панике заметался по квартире, не зная что делать. Наконец взял себя в руки и начал действовать. Он снял одежду с трупа, оттащил и бросил его в ванну.
      Стал искать, во что бы завернуть тело , чтобы вынести его и бросить в протекающую рядом Москву-реку. Нашел два больших полиэтиленовых мешка. Но целиком труп в них не помещался. И тогда, подгоняемый страхом Генка, не отдавая себе отчета в своих действиях, принес с балкона старую ножовку, топор, молоток и принялся расчленять труп.
      Туловище, обмотав тряпками, засунул в один мешок. Туда влезла еще и нога. Обвязав мешок веревкой, он поднял его и отправился на улицу.
      Выйдя к Москве - реке , оглянулся: рядом никого не было. Лишь в метрах ста городские рыбаки-любители сидели со своими удочками. Деваться было некуда, и Генка бросил страшный груз в воду. Ему вдруг показалось, что рыбаки заметили его, и он поспешил прочь. Вернувшись домой и немного поостыв, он решил больше не рисковать и дождаться темноты, чтобы вынести второй мешок. Он даже не заметил, что в его отсутствие в квартире побывали воры. Решив
      спрятать оставшиеся части тела подальше от дома, он позвонил приятелю и попросил отвезти за город, пообещав хорошо заплатить. И когда позвонили в дверь, Генка подумал, это он приехал и открыл дверь. Увидев вместо приятеля ментов был страшно напуган, страх буквально парализовал его. Но вместе с тем Генка почувствовал облегчение, потому что сыщики оказывается, все уже знали, и запираться было бессмысленно. Да у него и не было сил на то, чтобы врать, изворачиваться, и он решил чистосердечно рассказать всю историю их отношений с Кабаком.
      Слушая убийцу, Румянов поймал себя на том, сочувствует этому молодому парню, одним ударом ножа загубившему сразу две жизни: свою и старого вора карманника.
      Но оперу было некогда копаться в своих ощущениях - ему предстояло собрать все материалы по делу для передачи следователю.
      Генка Мохов своей вины не отрицал, показания давал с обреченностью человека, осознающего свою вину. Имелись все основания полагать, что также не будет никаких осложнений с Люком и Наждаком, которые уже признались в краже. Часть вещей, украденных в квартире Мохова, у них удалось изъять.
      А то, что, они продали вазу, радиоприемник и металлический портсигар незнакомым людям уже не имело большого значения для доказательства их вины.
      "Не буду же я тратить время, бегая в поисках неизвестных покупателей краденых дешевых вещичек", - рассуждал сыщик, не подозревая, что из-за проданного неизвестно кому дешевого портсигара вскоре разыграются опасные события. Если бы Румянов знал историю портсигара, ставшего немым и беспристрастным свидетелем многих кровавых событий, то его спокойствию пришел бы конец.
      Начало охоты.
      Все началось еще в далеком 1945 году, когда дед Бориса Плетнева привез с фронта в качестве трофея металлический портсигар, подобранный им на обломках разрушенного дома в Кенигсберге в последние дни войны. После смерти деда портсигар хранили как память о нем - в некурящей семье он был без надобности. Борис уже учился в институте, когда случайно разгадал его секрет.
      В тот день он собрался починить дверь и полез на антресоль, чтобы достать чемоданчик с инструментом. Там обнаружив портсигар. Открыл крышку и любовно провел пальцем по выгравированному изображению верблюда. И тут, что-то толкнуло его внимательнее рассмотреть прутик, сиротливо торчащий из земли и странную лунку, которой он заканчивался. В голове мелькнула догадка, что во всем этом есть потаенный смысл. Он взял лупу, поводил ею по рисунку - и понял, что его догадка верна. Прутик, который жевало животное оказался иглой. Борис взял тонкое шило и воткнул в ушко изображенной на крышке портсигара иглы. Вздрогнув будто от неожиданного укола, от крыши, щелкнув, с металлическим лязганьем отделилась тонкая пластина и замерла, образовав угол в семьдесят градусов.
      Борис вынул из тайничка две пожелтевшие от времени фотокарточки между которыми лежали три тонкие золотые цепочки. На одной фотографии была запечатлена семья: молодые мужчина и женщина и их дети мальчик и девочка.
      "Немецкие бюргеры, - решил Борис, - вон как одеты и причесаны. А на мальчишке тирольская шапочка." На второй фотографии глава семейства был в военной форме. Хоть и хорохорился, придавая себе мужественный вид, но взгляд уже не такой уверенный. Видно, в конце войны призвали. Он перевернул фотокарточку и увидел на обороте сделанную каллиграфическим почерком надпись на немецком языке и дату: " 1945".
      Борис еще раз посмотрел на семейную фотографию и почему-то почувствовал неловкость перед этими чужими совершенно незнакомыми людьми, Поспешно закрыв подсигар, он положил золотые цепочки в нагрудный карман. Затем пошел на кухню, зажег над раковиной спичку и поднес ее к фотографиям. Плотная бумага как бы нехотя занялась пламенем, снимки начали сворачиваться в трубку. Лица людей, изображенных на них, искривились, и в какое-то мгновение Борису показалось, что они зашлись в немом крике, словно взывали о пощаде.
      Огонь все ближе подбирался к пальцам, и Борис бросил горящий комок в раковину . Вскоре на ее эмалированной поверхности осталась только горстка пепла. Он смыл его водой и постарался забыть и об этих людях, и об их немом крике.
      Денег, вырученных за золотые цепочки, хватило на несколько месяцев беспечного разгула, оставив на всю жизнь сладостное ощущение почти безграничного богатства.
      Прошло четверть века. За это время Борис стал солидным главным инженером вполне мог быть довольным собой, если бы не тот давний случай с портсигаром. И все эти долгие годы, живя на скромную зарплату, Плетнев продолжал истово надеяться на счастливый случай. И потому, когда времена круто изменились, и ему, влачащему унылое существование на зарплату, друг детства Бояров предложил работу в фирме с явно криминальным уклоном, Плетнев огласился, не колеблясь.
      Созданный благодаря его организаторским способностям подмосковный филиал фирмы давал огромные деньги. Это было опасно даже во времена "первоначального накопления капитала". Но узнав, что в местной милиции и прокуратуре имеются люди, которых Бояров сумел материально заинтересовать в процветании своего полулегального бизнеса, Плетнев успокоился.
      Прошло три года. И Плетнев, приобретя квартиру, иномарку, дачу и мебель, столкнулся с новой, хотя и приятной, проблемой: как и где хранить деньги. На официальном счете он мог держать лишь часть деревянных. Валюту он прятал в тайниках, но слухи о готовящейся реформе и ограничении хождения доллара, подтолкнули его к приобретению крупного бриллианта в массивной золотой оправе. Стать его обладателем было не так-то просто. Друзья вывели его на ювелира по кличке Раритет, который долго присматривался к Плетневу, оттягивая время окончательного совершения сделки. Понадобилось поручительство Боярова, чтобы Раритет наконец-то, поверив Плетневу, перепродал ему действительно ценную вещь: крупный бриллиант в оправе, привезенный из ближнего зарубежья.
      Заполучив драгоценность, Плетнев поместил кулон под крышкой портсигара. Теперь драгоценность предстояло спрятать понадежнее. Плетнев долго метался по квартире в поисках подходящего тайника, пока его не осенила удачная мысль. Найдя небольшой матерчатый мешочек, он положил в него портсигар вместе с другими золотыми украшениями и направился на кухню. Взобравшись на табурет и вооружившись отверткой, Борис Петрович принялся откручивать болты, крепящие решетку воздушной вентиляции. Закрепив на веревке мешочек с драгоценностями, опустил его внутрь и поставил решетку на место. Спустившись, посмотрел снизу на свою работу и остался доволен: "Вроде все в порядке. Теперь даже если экономика страны в очередной раз полетит к черту и я лишусь всего движимого и недвижимого имущества, у меня останется портсигар с кулоном, и золотые цацки, способные обеспечить долгое безбедное существование".
      Так и хранился портсигар вместе с другими драгоценностями в воздушной вентиляции до того момента, когда Плетневу позвонил, его шеф Бояров, и предупредил о готовящихся арестах сотрудников подмосковного филиала их фирмы. Почувствовав, что Плетнёв не на шутку испугался, Бояров счел необходимым его подбодрить:
      - Не боись, прорвемся! Просто на время надо прекратить поставку туда сырья. В целом мы контролируем ситуацию: у меня есть гарантии высокого милицейского начальства, что дальше филиала копать не будут. Так что переписывать дачу на тещу и запасаться сухарями не нужно. Это я шучу, конечно.
      Шутка шефа лишь растревожила Плетнева: "Конечно, машину, и дачу быстро не спрячешь, да и смысла нет. Но главное мое сокровище надо упрятать как следует: Воры его не найдут, а вот опытные менты скорее всего доищутся".
      И достав портсигар из тайника, Плетнев поехал к своему младшему брату Сергею, с которым в последнее время встречался редко: у них были абсолютно разные взгляды на происходящие вокруг перемены. Сергей встретил брата неприветливо. Узнав причину приезда долго ворчал, но портсигар тем не менее на хранение взял, пообещав закопать его на дачном участке и вернуть по первому требованию. Борис знал, что честный до щепетильности брат сдержит слово и вернет вещь в целости и сохранности через сколько угодно лет. Впрочем о долгом сроке Плетнев не думал, надеясь что пронырливый Бояров примет действенные меры и вскоре даст отбой тревоги.
      Действительно не прошло и двух недель, как шеф произнес заранее обусловленную фразу:
      - Гроза отгремела, можешь спать спокойно.
      И Плетнев опрометчиво решил, что можно расслабиться и вернуть бриллиант на место.
      Когда Плетнев попросил вернуть ему портсигар, брат Сергей не стал задавать лишних вопросов, а повез его к себе на дачу. Взяв лопату, он повел его к дальнему забору, и из-под куста крыжовника выкопал сверток.
      Возвращая Борису портсигар, он не удержался и спросил:
      - Неужели он такой ценный? Смотри доведут тебя эти цацки до беды. Ничего обошлось сейчас, спасемся и в будущем.
      Братья направились к машине, даже не подозревая, что их разговор слышал сын Сергея Петровича Григорий. Кто мог ожидать, что этот тридцатилетний оболтус был на даче со своей очередной любовницей. Увидев внезапно нагрянувших на дачу отца и дядю, он струхнул, но на его счастье они в дом не зашли.
      Григорий подслушал их разговор и понял главное: дядя прячет в портсигаре, который отец выкопал из земли, несметное богатство. Он пока не знал, как сможет воспользоваться этим секретом, но то, что ему, вечно нуждающемуся в деньгах, эти сведения пригодятся, не сомневался.
      На сей раз поистине бешеные деньги Гришка умудрился проиграть не какому-нибудь слюнявому лоху, а Большаку, обладавшему обширными связями с криминалом. На счетчик его поставили как раз накануне огородной истории, дав ровно неделю на поиски нужной суммы. Гришка ни секунды не сомневался в своей дальнейшей судьбе, будучи наслышан о тяжелой руке большаковских отморозков... Достать деньги он, наделавший долгов по всему городу, и мечтать не мог. Так что увиденное из окна и впрямь было счастливым знаком судьбы! К Большаку он приехал на следующее же утро.
      - Деньги привез? - Холодные серые глаза бандита сверлили Гришку почти ощутимо.
      - Нет, но...
      - Тогда на хрен ты мне здесь нужен?
      - Подождите! - Гришка громко проглотнул обильные слюни. - У меня хорошее деловое предложение...
      -Утебя?! Ха...
      - Вы не знаете... У меня есть дядя Боря, брат отца. Очень богатый мужик, работает в какой-то фирме... В зачет долга могу показать, где у него что лежит!
      Конечно, он понимал, что звучит все это неубедительно. Тем не менее о портсигаре не обмолвился и намеком: эту часть добычи он сразу решил оставить себе.
      Некоторое время Большак рассматривал похожего на подопытную лабораторную крысу картежника с презрительным интересом: даже ему нечасто попадались персонажи, готовые сдать своих, семейных... Впрочем, ясно, что денег ему с крысёныша не получить. А "шерсти клок" - все лучше, чем бездоходный мешок с костями, в который в итоге превратят Гришку его мальчики.
      - Условие есть и у меня, - жестко усмехнулся Большак. - Хазу пойдешь брать вместе с моими пацанами - с Конюхом и Салатом...
      Гришкин расчет оказался верным. А дядюшкин вентиляционный тайник он обнаружил самолично, пока подельники набивали свои сумки в глубине огромной, по дневному пустой квартиры всякой "ценной", с точки зрения отморозков, ерундой. Абсолютно точным был и второй Гришкин расчет: в заветном свертке, извлеченном из-за решетки, кроме "кэмэла" хранилась куча золотых побрякушек. На кухонный стол посыпались цепочки, серьги, перстни и кольца. Белый портсигар из неведомого светлого металла на этом фоне выглядел невзрачным и блеклым.
      Щелкнув кнопкой, Салат, обнаружив, что портсигар пуст, пожал плечами:
      - А это-то зачем было прятать? Гришка как можно равнодушнее тоже пожал плечами:
      - Память от деда... У дядьки это что-то вроде талисмана.
      И потянулся к массивному золотому перстню:
      - Это я себе возьму, мужики! Э?
      - Хрен! - коротко отрубил Конюх. Гришка перевел дух и с видимой неохотой отдал перстень:
      - Черт с вами... Хоть портсигар отдайте - семейная память все-таки... Herd доброго, и мне богатство принесет...
      Конюх пожал плечами и спорить из-за пустяковой безделушки не стал. С нарочитым безразличием и хорошо продуманной печалью в глазах Гришка опустил вожделенный портсигар за пазуху.
      Свой кровавый сюрприз судьба поднесла Гришке уже под завязку. Никто и никогда теперь не узнает, по какой причине его дядюшка заехал к себе домой в столь неурочный час. Но факт остается фактом: окаменевший от ужаса Гришка услышал, так же как и уже упаковавшиеся полностью его подельники, металлический звук ключа, поворачивающегося в двери. А спустя несколько секунд, во время которых Гришка метнулся на кухню, - звук удара, краткий и короткий стон и стук тяжелого тела, упавшего на пол. Его надежда на то, что Бориса только оглушили, не оправдалась. Покидая квартиру родственника, Гришка вынужден был переступить через труп своего дядюшки...
      Кто знает - если бы не взвинченность, порожденная убийством, Гришка и не привлек бы к своей персоне внимание Кабака? Во всяком случае, хватило бы сообразительности не ощупывать поминутно карман с портсигаром. Поняв, что столь дорого оплаченной драгоценности на месте нет, он выскочил из автобуса практически вслед за вором, но тут же потерял того из виду. Обегав все местные проходные дворы, Гришка наконец осознал тщетность своих усилий.
      Ужас и отчаяние охватили его: богатство уплыло из рук, а гибель родного дяди оказалась напрасной...
      В тот день Раритет, известный всему городу торговец золотом и камешками, в гости к себе никого не ждал. Тем более столь серьезного господина, как Жакан. Потому и ощутил дрожь в руках
      сразу, как только, опасливо оглянув в глазок, его узрел. Не было никаких сомнений в том, что незваного гостя привело сюда серьезное дело, коли уж явился собственной персоной, да еще в сопровождении этого своего садиста-охранника по кличке Зуб. Словно прочитав мысли старика, Жакан начал визит с шуточки:
      - Чего язык-то прикусил? Никак от нечаянной радости? Приглашай-ка долгожданных гостюшек в комнату, не здесь же о деле говорить!
      - О деле - это можно, - хмуро пробормотал торговец и засеменил в гостиную впереди визитеров.
      Цель визита Жакан обозначил сразу:
      - Слухи тут ходят, будто год назад ты кое-кому весьма ценный камешек сбагрил. Чего только не наплетут - вроде как камушек этот чуть ли не Екатерине Второй принадлежал, а?
      - Анне Иоанновне... - нехотя проворчал старик, сообразив, что запираться, особенно в присутствии Зуба, бесполезно, и вмиг догадавшись, какой именно "камушек" интересует Жакана. Закладывать Плетнева ему было не страшно, а вот то, что за Борисом стоял его шеф Бояров... Впрочем, Бояров в данный момент далеко, а Жакан с Зубом - вот они, перед самым что ни на есть носом...
      - М-да... - сказал он вслух. - Было дело. Не для себя купил - для солидных людей.
      Он вновь примолк, а Жакан истолковал паузу по-своему и достал из кармана пачку зеленых купюр, аккуратно стянутых резинкой.
      - Забыл кое-какие подробности, Раритет? Это
      бывает. Вот, возьми для освежения памяти...- Пиши, Жакан, адресок. Старик поспешно протянул руку к купюрам. - Насколько знаю, камешек и сейчас там...
      Время впустую Жакан не тратил никогда: в его деле исход порой решали секунды. Тут же и сам предмет не оставлял возможности на расслабуху: выезжавший навечно за рубеж весьма крупный деятель заказ сделал срочный, а следовательно, высокооплачиваемый. Об отъезде его подчиненные и клиенты и ведать не ведали, главное, и проведать не должны были вплоть до свершения факта. И все же, обнаружив у подъезда искомого дома ментовские мигалки, "скорую" и кучу народа, Жиган должен был констатировать печальный факт: он опоздал. Обуявшая Жакана ярость, как ни странно, не только не ослабила, но, пожалуй, усилила раж бандита и желание обрести словно заколдованный камушек. Зря, что ли, он оплачивает услуги очень высокого чина в поганой ментовке, коему присвоил кличку Погон? Жакан не сомневался: завтра же список украденных из квартиры вещей будет у него. И следует отдать ему должное: свое собственное "следствие" он провел как минимум профессионально. Даже с учетом льготных условий, о которых рядовой сыщик и мечтать не смеет... Недаром за изощренные, и впрямь очень хорошие мозги Жакан в криминальной среде считался чуть ли не интеллигентом, и не только благодаря тому, что в свое время, на заре туманной юности, он почти окончил легендарный Физтех.
      Отслеженная цепочка привела Жакана в камеру следственного изолятора, где тосковал, дожидаясь своей горькой участи, Наждак, ежедневно моливший Бога, чтобы сокамерники вообще, а гора мяса по кличке Чак в особенности, оставили его в покое. Его молитвы в конце концов, видимо, были услышаны. Правда, в тот момент, когда Чак, пристально оглядев Ваньку с ног до головы, повелительным жестом подозвал трясущегося от страха Наждака к себе, тому и в голову не пришло, что его главной просьбе к Богу суждено удовлетвориться.
      Еще с минуту злобно посверлив несчастного почти белыми, лишенными зрачков глазами для острастки, Чак приступил к исполнению только что полученного с воли задания. . - Ну, - прохрипел он, - рассказывай, по какой статье сидишь и не подсадная ли ты, часом, ментовская утка!
      Испуганный Наждак даже руками замахал и тут же начал живописать свои несчастья, но Чак досадливо отмахнулся:
      - Короче: куда дел портсигар с последней кражи?
      - Продали какому-то мужику у комиссионки... Ей-богу, не вру!
      - Дуй все по порядку и в деталях!
      - Какие тут детали? Подошли, значит, к комиссионке, там барыги какие-то крутились, спросили, нет ли рыжья... Мы им показали, что с собой было. Про этот... ну, про портсигар, они сразу сказали - говно, мол, разве что Бегемота заинтересует, он на антиквариате вроде бы шизанутый... Бегемот этот тут и оказался - старикашка такой толстый и лысый. Мы просили за эту побрякушку четыре бутылки, а он дал три. Ну мы и уступили, взяли деньги и отвалили...
      Отчего был так доволен его рассказом Чак, Наждак так и не понял. Куда важнее для него прозвучали слова бандюка, сказанные под завязку: - Вижу, ты парень свой. Никого здесь не бойся, в случае чего - отмажу. А теперь гуляй! Люк с облегчением вздохнул и отошел в сторону: похоже, испытательный срок завершился и обижать его не будут. По крайней мере, пока здесь Чак.
      А Чак стал ждать удобного момента, чтобы передать полученные им сведения в камеру, где сидел нужный ему авторитет. Он знал, что его услуга будет оценена, а судьба старика по прозвищу Бегемот его не волновала.
      Сообщение о существовании старого одинокого антиквара, приобретшего за бесценок портсигар со спрятанным кулоном, пришло поздно вечером. Взволнованный Жакан почувствовал, что близок к цели. Но нетерпение сыграло с ним дурную шутку. Он решил не откладывать дело и послать к антиквару Зуба с двумя подручными. Выбить из старика портсигар с бриллиантом для его боевиков не составляло труда.
      Но те потерпели неудачу. Едва они приблизились к двери и начали подбирать отмычки, как раздался громкий собачий лай. Пес просто надрывался от злобной ненависти к поздним гостям. Старик-хозяин сдавленным от волнения голосом пригрозил из-за двери: Кто там хулиганит? Сейчас вызову милицию!
      И боевики вынуждены были удалиться. После этой неудачи следовало на время затихнуть. Но Жакан боялся, что барыга, не зная тайны портсигара перепродаст его, и тогда вожделенный бриллиант уплывет навсегда в неизвестном направлении. И влекомый охотничьим азартом, чуя близость вожделенной добычи, Жакан решил повторить налет уже на следующую ночь.
      Это было опасно и Жакан решил все тщательно подготовить. Новой неудачи он допустить не мог.
      Капкан на охотников.
      Румянову и Ильину страшно не хотелось идти в ночную засаду. Но они знали, что Карпова не переспоришь. Тот любил устраивать всевозможные ловушки, будто в детстве не наигрался в сыщиков и воров. Но как ни странно часто его мальчишеские идеи помогали в серьезных делах.
      Но в данном случае сыщики считали тревогу ложной: старику -заявителю, напялившему на голову, несмотря на жару, старомодную велюровую шляпу, просто почудилось, что за ним уже двое суток следят какие-то люди, а сегодня ночью кто-то пытался подобрать ключи к его дверям.