Ильин кивнул и полез в карман, но тут же вспомнил, что забыл её у себя в кабинете. Черт, придется тащиться сюда ещё раз!
      А Михайлова раздраженно махнула рукой:
      - Пусть бы он лучше вам рассказал, как, дрожа за свою шкуру, все фотографии близких людей в сорок седьмом тайком ночью в пепельнице сжигал!
      И по её тону, и по сразу посуровевшему лицу Ильин понял, насколько она не любит своего соседа.
      Надо было уходить, и Ильин, не желая показаться невежливым, сочувственно проговорил:
      - Да, нелегкое вашему поколению досталось время, сколько людей безвинно загубили из-за произвола и беззакония!
      И вновь женщина внимательно, словно ища ответ на мучивший её всю жизнь вопрос, всмотрелась в его лицо. Этот изучающий взгляд смущал Ильина и заставлял его чувствовать себя неловко, словно он лично был виноват в трагической судьбе сидящей перед ним женщины. Наконец после некоторых колебаний она произнесла совсем не то, что он ожидал от неё услышать:
      - Все дело в том, что братьев Гордеевых - и Николая и Сергея - судили как раз по закону. И формально оба действительно были виновны, хотя на самом деле и тот и другой умные, сильные и добрые люди, искавшие справедливости. Вот мой жених Николай написал полемическую статью под названием "Тринадцать сомнений", в которой показал отход тогдашних властей от революционных идей, и послал в газету. Так формально он был признан антисоветчиком, хотя, конечно, сам он, желая своей родине благополучия, искренне считал, что борется с искривлением генеральной линии, проводимой чиновниками от партии. Вот и сгинул за свою смелость, хотя наверняка допускал возможность преследования. И от меня, своей невесты, скрыл, видимо, под удар подставлять не хотел. Арестовали его ночью, я выскочила тогда в коридор, хотела попрощаться. Не дали. Следователь, вроде вас молодой человек, силой меня из коридора в комнату втолкнул, а мать, покойница, вцепилась намертво, на мне повисла и больше не выпустила.
      Женщина, вспомнив ту страшную для неё ночь, еле справившись с волнением, продолжила:
      - А Сергея судили за то, что в первом бою его необстрелянная рота вся побежала. Ну надо было кого-то из оставшихся в живых расстрелять в назидание другим. Вот выбор и пал на него. Командир-то его добрый человек оказался. Понимал, что вся рота виновата и по первому бою нельзя ещё судить о дальнейшей судьбе необстрелянных солдат, каждый из которых может потом стать героем. Он приказал отписать отцу с матерью, что сын их погиб смертью храбрых, а уж после войны, в сорок седьмом году заехал бывший однополчанин Сергея да и рассказал, как на самом деле тот свои дни земные закончил. Тогда-то и сжег тайком все фотографии братьев Семен, суеверно надеясь, что это предотвратит его собственную гибель. Впрочем, как видите, он действительно уцелел. Но всю жизнь дрожал, потому и не женился, хотя мужчина был видный и женщинам нравился. Вот и живет здесь, в этой квартире, словно рыбка в аквариуме. Долго живет! А что толку? Разве это жизнь в тоскливом ожидании беды и несчастий? А смелые и умные его братья не угодны здесь оказались. Но формально, с точки зрения закона, их обоих судили правильно. Вот только... - женщина внезапно замолчала, а потом спросила Ильина, вновь испытующе взглянув на него: - Значит, жалея нас, вы считаете, что вам достались другие времена, где все происходит по закону и справедливости?
      Ильин, пожав плечами, подумал: "Странный вопрос! Это и так ясно!" Видимо, и не ожидая ответа, женщина встала, давая понять, что разговор окончен.
      Ильин записал на листке из блокнота свой номер телефона, попросил, если будут новости, позвонить и вышел в коридор.
      Он успел заметить, как в глубине квартиры мелькнула и скрылась за дверью своей комнаты сгорбленная спина в старой пижамной куртке с полосами на спине, как у тюремной робы.
      "Подслушивал, наверное, старичок, опасаясь козней соседки. Хотел узнать, не наговорит ли она чего лишнего представителю карательных органов. Да, люди их поколения, наверное, никогда не избавятся от страха перед репрессиями".
      Так и не решившись зайти к старику, Ильин направился к выходу. Из-за дверей Михайловой до него донесся горький и жалобный плач оставшейся в одиночестве женщины.
      На оперативном совещании первым докладывал Ильин. Он довольно сухо рассказал все, что узнал от Михайловой, и о том, что Турбина в сопровождении неизвестного молодого человека через два дня вновь зашла к своей бывшей няне и забрала отданный на хранение конверт.
      Но его сообщение не произвело особого впечатления: оно действительно мало что проясняло. С профессиональной точки зрения в сообщенных Ильиным сведениях их мог реально интересовать лишь сопровождающий Турбину парень, с которым она пришла за конвертом. Михайлова его хорошо рассмотрела и в случае необходимости могла опознать. - Да, мужики, - подвел итог Антонов, все, что узнал Ильин, интересно, но для изобличения виновных в убийстве Турбиной лиц не имеет никакого значения. Вновь мы опоздали, и преступники смеются над нами. Послушайте, что мне рассказал коммерсант, с которым я вчера встречался. Мы здорово поприжали этого бизнесмена на одной махинации, и у него был выбор: либо потерять свое выгодное дело, либо поделиться с нами информацией.
      - Значит, у него не было выбора, - с усмешкой заметил Кондратов.
      - Можно считать и так, - пожал плечами Антонов и продолжил: - Так вот, он для нас прояснил немного, но главное. В тот вечер гуляли "солидные" люди - Седой, Туз, Хромой и ещё два человека. Были и девочки, в том числе и Булка-Курлыкова. Сначала гуляли, веселились, а потом решили о делах поговорить. Магнитофон вырубили и девочек попросили удалиться. Только вот штука какая: магнитофон оказался включенным на запись. Может быть, Булка специально кнопочку нажала, а возможно, все как-то случайно получилось. Короче, вернулись девочки в апартаменты, и кассета с записью серьезного разговора у Булки оказалась. Наш друг говорит, что так себе беседа, довольно обычная для деловых людей, но было там упоминание секретного номера некоего банковского счета, через него большие деньги перекачиваются. Никто не должен был знать, что через этот банк деньги "отмываются", но девчонка сдуру полезла на следующий день Седого шантажировать. Он осатанел. И главным образом оттого, что эта девица, для которой он сделал больше, чем отец родной, вздумала выступить против. Этого он ей простить не мог, однако пообещал заплатить на следующий день. Ну и начали его ребята за девчонкой следить. Так её подругу вычислили, которой она кассету передала. И вот, заметая следы, сначала эту Булку "замочили", а потом через пару дней похитили и Турбину, прямо возле института в машину запихнули и отвезли в дом Седого. Она первоначально держалась твердо, все отрицала, и тогда Седой ей пригрозил изнасилованием и велел Кувалде, своему подручному, готовиться. Кувалда начал раздеваться, и девчонка сразу согласилась отдать кассету. Поехали и у какой-то там старухи эту опасную вещичку изъяли. После этого был сходняк, и решили на всякий случай убрать и эту опасную свидетельницу: вдруг Булка ей что-нибудь лишнее трекнула. Седой был против, жалел девчонку. Но дело есть дело, и Турбину тоже под Сапожника поставили. Вот что мне удалось выяснить. Ну а теперь, когда Ильин кое-какие недостающие детальки добавил, все стало на свои места.
      Это пренебрежительное "детальки" разом смазало всю работу, проделанную Ильиным, и сильно ударило его по самолюбию. Но возразить особенно было нечего. Все оборачивалось действительно плохо: что было на кассете, теперь не узнать, доказательств против авторитетов никаких, и остается только одно: попытаться хотя бы раскрыть убийство Турбиной на уровне исполнителя, найдя и изобличив Сапожника. Тем более, что, по утверждению Антонова, проверкой по учетам и по оперативным данным выявлено несколько человек, среди которых с высокой долей вероятности имеется и этот недоучившийся медик. Но вот удастся ли доказать вину этого субъекта после установления его личности - это, конечно, вопрос сложный.
      В конце концов решили сосредоточиться на поиске Сапожника. Но Антонов просил пока ему не мешать и обещал не позднее чем через два дня установить личность киллера.
      Ну что же, его право. Впрочем, все равно ни у кого из присутствующих никаких зацепок на данный момент не было. На этом и разошлись.
      В начале седьмого, когда Ильин уже собирался домой, раздался вдруг телефонный звонок. Он рывком снял трубку и, услышав голос следователя Павлова, понял, что дело очень важное.
      - Слушай, Ильин, тут есть новости от Антонова. И довольно неожиданные. Он мне только что сообщил, что Сапожник вновь проявился: совершено ещё одно заказное убийство. На этот раз - бизнесмена, не крупного, но и не мелкого. По крайней мере, он крутился в тех же кругах, что и Седой, и Туз, и Хромой. Вот только одно нам пока непонятно: как эти умные люди, решившие убрать Сапожника, ставшего опасным свидетелем, вдруг вновь прибегают к его услугам? Не вяжется что-то. Антонов с Кондратовым работают там, на месте преступления, и, кажется, нащупали что-то интересное. По телефону Антонов не стал вдаваться в подробности, но уверяет, что в сочетании с данными оперативных учетов скорее всего уже сегодня к вечеру будут знать, кто такой Сапожник. Зацепки там у них имеются серьезные. Завтра рано утром давай соберемся и обговорим новую ситуацию.
      Ильин положил трубку и задумался.
      В деле убийства Турбиной появилась новая загадка.
      V
      Конец карьеры Сапожника Леонид Петрович вышел в фойе и остановился в нерешительности: уйти после первого действия или остаться, чтобы досмотреть спектакль, начало которого ему не понравилось, несмотря на успех у зрителей и хвалебные отзывы в прессе. На его взгляд, и завязка сюжета была стандартна, и актеры пережимали в проявлении чувств, что ещё более подчеркивало неестественность их игры и самого развития действия. Не спасало положения и появление молодой талантливой актрисы практически в костюме Евы, и раскованные выражения героев, заимствованные из уличного фольклора. Да и попал Леонид Петрович сюда, в театр, случайно. Ему срочно нужно было получить подпись одного важного чиновника и передать при этом деньги "в знак благодарности" от "солидных" людей. Сумма по нынешним временам довольно мизерная, но чиновник уж очень осторожный оказался. В последний момент назначил встречу в театре, оставив для Леонида Петровича билет у администратора, видимо рассчитывая избежать ловушки и создать дополнительные затруднения милиции, если передача денег подстроена сыщиками. Ну, конечно, на спектакль все билеты проданы, и, чтобы перед началом представления попасть в здание театра, ментам придется "засветиться", предъявляя свои удостоверения. А администратор, давнишний приятель чиновника, должен был предупредить об опасности, так как без его разрешения в зал без билетов никого не впускали. Но вокруг все было спокойно, и чиновник, отчаянно нервничая, дрожащей рукой сунул пухлый конверт во внутренний карман пиджака и подписал нужный Леониду Петровичу документ прямо на стойке пустующего в летний период гардероба. "Трусливая сволочь, - подумал Леонид Петрович, но без особой злобы, - взял деньги за то, что и так должен был сделать по своим служебным обязанностям, и к тому же не нарушая инструкции. Впрочем, все сейчас жить хотят, и притом безбедно".
      Благополучно получив деньги, чиновник несколько успокоился и любезно предложил Леониду Петровичу, сочетая приятное с полезным, заодно посмотреть нашумевший на всю Москву спектакль. И Леонид Петрович решил остаться.
      Он не ходил с женой в театр уже года три, с того времени как ввязался в этот умопомрачительный бизнес, отнимающий у него и силы, и время. Он был ученым, хорошо знающим свое дело и умеющим организовать производство на основе передовых, наиболее эффективных технологий. И судьба распорядилась так, что его талант был востребован в этот период, и, встав во главе преуспевающей фирмы, он быстро попал под "крышу" влиятельной группировки. Поначалу ему казалось, что он лишь раз-другой нарушит закон, а потом все наладится. Но он заблуждался, да ещё как! Постепенно его вовлекли в орбиту вращения больших денег, и он уже никак не мог добровольно "уйти в тину". Успокоив себя утверждениями "с волками жить - по-волчьи выть" и "все так поступают", он вскоре отбросил в сторону свое прежнее неприятие сомнительных махинаций. И только боязнь расплаты за содеянное иногда выбивала его из равновесия. И тогда он, жалея и ненавидя самого себя, задавался вопросом, почему вдруг, вот так незаметно, он оказался втянутым в грязное дело и теперь вынужден совершать поступки, которых не допускал для себя ещё несколько лет назад.
      Но сейчас, всучив самую настоящую взятку негодяю чиновнику, он, ничуть не смущенный содеянным, остался смотреть спектакль. Впрочем, словно в наказание за недостойный поступок, вопреки ожиданиям, пьеса его разочаровала. Нет, сегодня он явно не получит удовольствия от посещения храма искусства.
      Леонид Петрович уже совсем было решился уйти, когда внезапно увидел её. Вернее, сначала обратил внимание на стройные, идеальной формы ноги и в меру полные бедра, прикрытые черным шелком платья, которое, пожалуй, было приподнято чуть выше, чем требовала поза сидящей женщины. Он посмотрел на её лицо и невольно смутился, встретившись с ней взглядом, она смотрела на него с явным поощрением к активным действиям. И он, словно повинуясь безмолвному приказу, подошел и, удивляясь собственной раскованности, спросил:
      - Вам нравится спектакль?
      И женщина, ничуть не удивившись, ответила обыденно просто:
      - Нет, совсем не нравится.
      И Леонид Петрович вдруг с азартом пригласил:
      - Ну тогда пойдемте в буфет. Может быть, он компенсирует плохое впечатление от спектакля.
      И она сразу, без всякого жеманства согласилась, легко встала и уверенно двинулась к буфету, увлекая за собой нового знакомого.
      Взяв два бокала шампанского, коробку конфет и пирожные, Леонид Петрович занял освободившийся в углу столик. И тут сумел наконец рассмотреть лицо своей новой знакомой: красавицей она, пожалуй, не была, но в овале её лица и в глазах с длинными ресницами было что-то такое, что придавало её внешности своеобразие и привлекательность. Леонид Петрович вдруг засмущался и потому коротко бухнул:
      - Ну, со знакомством! - и отпил большой глоток шампанского. Глоток был большой, пузырьки сдавили горло, и он позорно закашлялся. Еле заметная улыбка тронула пухлые губки женщины, и она дружески посоветовала:
      - Не сдерживайтесь, дышите глубже, давайте я похлопаю вас по спине, и все пройдет. Кстати, меня зовут Инна!
      С этими словами она встала, зашла к нему за спину и, не обращая внимания на окружающих, пару раз хлопнула его по спине.
      Казалось, женщине наплевать на окружающих. Она вела себя так, словно они с Леонидом Петровичем были одни. И эти естественность и спокойная уверенность внезапно передались ему. Он уже не мог вспомнить, как втянулся в беседу, а уж потом все пошло как по маслу...
      Она с легкостью и без лишнего кокетства ответила согласием на его предложение покинуть спектакль. Свою машину Леонид Петрович оставил за углом, и пока они шли по тротуару, он вновь и вновь окидывал взглядом стройную фигурку своей очаровательной спутницы, грациозно покачивающей бедрами; ему очень хотелось увлечь её в постель. Помимо этого нужно было ещё решить, куда Инну везти. Конечно, можно было пригласить и к себе домой: жена с сыном находились на даче. Но даже один шанс из тысячи, что жене вдруг взбредет в голову вернуться в этот вечер домой, пугал его разоблачением и скандалом. С другой стороны, не везти же такую роскошную даму в какой-нибудь сарай или в сауну, куда он с приятелями иногда заезжал расслабиться после удачной сделки! И Леонид Петрович решил пойти на риск и пригласить её к себе домой на чашку кофе. Он очень боялся отказа, но, к его изумлению и огромной радости, женщина снова согласилась. И быстрое согласие, и то, что она даже не спросила, куда они едут, немного его озадачили и насторожили. Но он тут же отогнал все сомнения в предвкушении возможной близости с этой прелестницей.
      Ночь с ней превзошла все его ожидания. Темперамент женщины поистине был неиссякаем. И Леонид Петрович всем своим существом ощущал прилив сил и необыкновенную гордость, что в свои сорок семь может заставить женщину так трепетать в любовном экстазе.
      Естественно, он решил продолжить их отношения. Встречались они теперь раз в неделю на квартире у её подруги. Примерно через месяц она в разговоре с ним вскользь сообщила, что в их институте зарплату не платят уже полгода. Леонид Петрович и сам не раз подумывал о том, как предложить Инне материальную помощь, но не решался, боясь её оскорбить. Да и теперь он не знал, как бы подойти поделикатнее. Но Инна с присущей ей непринужденностью сама все устроила, предложив ему ежемесячно платить деньги её подруге за пользование квартирой, где они регулярно встречались. Сумма была завышена по меньшей мере в два раза. К тому же Леонид Петрович обоснованно подозревал, что одинокая подруга дает ключи от своей квартиры Инне бесплатно, в знак простой женской солидарности. Но ему-то что за дело: он теперь помогал любимой женщине и делал это в пристойной форме, не омрачая их отношений корыстными мотивами.
      В последнее время его начали мучить совсем иные сомнения: несколько раз она отказывала ему в свиданиях, и он начал подозревать, что является не единственным её спонсором.
      Однажды он решился поставить вопрос ребром и был просто ошарашен известием, что, конечно же, она никогда и не думала ограничиться одним мужчиной и у неё по крайней мере есть ещё три постоянных почитателя. Леонид Петрович сгоряча начал скандалить и, когда она на его вопрос, оказывают ли другие поклонники ей материальную помощь, ответила утвердительно, сразу догадался, что в театре выбор на него пал неспроста.
      - А как ты меня вычислила там, в театре?
      - А очень просто! Во-первых, ты был один, без дамы, а, во-вторых, я обычно определяю материальное положение мужчины не по костюму, а по ботинкам и часам. Простой обыватель, идя в театр, может надеть дорогой, но единственный костюм, а вот ботинки для театров у него редко припасены, да и часы он для этих случаев про запас не держит. У тебя с этим все было в порядке. К тому же и заколка для галстука соответствующая.
      Ее обезоруживающая откровенность больно задела самолюбие Леонида Петровича.
      - Так ты по театрам ходишь, чтобы клиентов подцепить побогаче?
      - А что такого? - искренне удивилась Инна. - Мне государство честно заработанные деньги не платит. Я - молодая женщина и хочу жить сегодня, сейчас, а не когда пройдут лучшие годы моей жизни. Я свободна, ни мужа, ни детей. Это вы, мужики, по-воровски втайне от семьи ищете наслаждений на стороне, вам и стыдиться надо, а не мне!
      После этой отповеди Леонид Петрович, который ещё минуту назад хотел оскорбить Инну, определив её поведение как скрытую форму проституции, вынужден был сдержаться, не желая окончательно потерять эту женщину. Более того, он тут же с горячностью предложил:
      - Слушай, я буду давать тебе на безбедную жизнь в пять раз больше, чем прежде, только дай отставку всем остальным!
      - Ну уж нет, дорогой Леонид Петрович, - хмыкнула дива, - об этом ты меня и не проси. Неужели не ясно, что деньги для меня не главное? Они мне, естественно, нужны для независимости, но и только. Конечно, я могла бы недоедать и штопать колготки, как многие мои подруги. И вот тогда я, материально зависимая от своего мужчины, принадлежала бы ему, как рабыня. А сейчас, когда у меня несколько поклонников, я могу любому дать отставку, поскольку, потеряв одного, в бедственном положении не окажусь. Но самое главное, Леонид Петрович, это то, что мне нравится менять мужчин. Мне интересно создать ситуацию, я наблюдаю, как он решается на знакомство, как ухаживает, как издалека заходит, приближаясь к решающему моменту, как ведет себя в постели и как показывает свой характер после того, как главное, по его мнению, позади. Поверь, это очень интересно, и в театр ходить не надо. А мне тем более есть с чем сравнивать!
      Леонид Петрович был шокирован. Инна же мирно улыбнулась:
      - Не сердись! Все женщины изучают и сравнивают. А разве мужчины поступают по-другому? Так что я вовсе не исчадие ада, как ты, наверное, подумал. Я обыкновенная женщина, только, в отличие от других, не поддерживаю в мужчинах их сладостных заблуждений и самообольщений. Так, на мой взгляд, и честнее, и проще. А теперь решай сам, устраивает тебя такой вариант, или мы расстанемся.
      Леонид Петрович, уехав в тот вечер домой в полной растерянности, через два дня уже вновь позвонил Инне и назначил очередное свидание. Больше к этой теме они не возвращались, значит - сделала вывод Инна, он, как и многие до него, смирился. Правда, теперь они виделись реже: он звонил ей когда уж совсем не мог превозмочь страстное желание обладать этой и ненавистной, и притягательной женщиной.
      По-прежнему они встречались в однокомнатной квартире подруги, которая и не сомневалась, что Инна встречается исключительно с одним мужчиной, не желающим оставлять свою семью из-за детей, но помогающим ей выжить в тяжелых условиях. Подруга эта завидовала Инне и из любопытства хотела познакомиться с её другом. Но та отказывала, ссылаясь на то, что подруга его отобьет.
      И все же подруга решила хотя бы раз взглянуть на поклонника Инны. По стечению обстоятельств у неё в тот день было назначено свидание с Леонидом Петровичем.
      Подруга встретила Инну за час до прихода любовника. Полчаса они болтали о всяких пустяках, а затем хозяйка заторопилась к своим знакомым. Инне она отпустила на развлечения три часа. Если их встреча закончится раньше, Инна может её не ждать, а уйти, просто захлопнув дверь.
      Подруга вышла и тотчас зашла за угол, в надежде увидеть поклонника Инны, который, как ей было известно, должен был подъехать на машине. Минут через пятнадцать к дому подкатила светлая иномарка. Любопытная подруга Инны во все глаза уставилась на машину. Но оттуда никто не выходил, за тонированными стеклами не видно было даже лица водителя. Откуда ей было знать, что в машине сидит наемный убийца, так же, как и она, с нетерпением ожидающий приезда Леонида Петровича?
      А началось все три месяца назад с доброго поступка Леонида Петровича. Обратился к нему один знакомый бизнесмен, попавший в переплет: не поставили ему товар на крупную сумму. И "кинули" его не в силу злонамеренности, а потому что его поставщика самого обманули где-то там, в другом регионе. А тех, в свою очередь, "наколола" какая-то липовая фирма. Короче, хорошо налаженная система дала сбой. И вот уже пошла по всем звеньям волна взаимных претензий и банкротств. Этому несчастному бизнесмену и выставили "счет", явились "крутые" ребятки и дали сутки на размышление, а потом обещали "включить счетчик". Ну и прибежал он к Леониду Петровичу. Сначала и Леонид Петрович хотел отказать, но мужик рыдал в голос, опасаясь уже не за себя, а за свою семью. Бизнесмен поклялся, что не забудет добро до конца жизни, написал расписку и заверил, что вернет деньги точно в трехмесячный срок.
      Полученная сумма спасла от "крутых", но не помогла встать на ноги: бизнес вскоре совсем захирел и парень никак не мог вернуть деньги Леониду Петровичу. А тот все настойчивее требовал возвращения долга, так как деньги ему понадобились раньше, чем он предполагал. Во время последнего разговора с должником он даже имел неосторожность припугнуть того, намекнув, что "крутые" ребята могут и вернуться, но уже по его просьбе.
      Ужас, испытанный бизнесменом-неудачником со времени последней встречи с тремя татуированными парнями, заставил его решиться. Ему уже не раз приходило в голову нанять человека за сумму в десять раз меньшую, чем долг, и убить благодетеля-кредитора. Это было, конечно, подло и гадко, но чего не сделаешь ради семьи!
      По совету одного из своих знакомых он обратился именно к Сапожнику, вокруг которого и без того становилось жарко: милицейские ищейки сновали совсем рядом и авторитеты решили убрать опасного фигуранта.
      Сапожник уже почуял неладное, стал осторожнее и вообще решил на время свалить из столицы. Но ему надо было провернуть в Москве ещё одно дельце: купить крупную партию наркотика. Этой сделкой он предполагал решить сразу две задачи: выгодно вложить деньги и удовлетворить свое пристрастие к наркоте. Так и только так он теперь заглушал страх перед разоблачением и арестом. Еще больше он боялся, что его ликвидируют по указанию прежних заказчиков.
      На покупку партии "порошка" должны были уйти почти все его деньги, и потому, когда к нему с очередным заказом обратился человек со стороны, Сапожник долго не раздумывал. Он согласился, несмотря на дурные предчувствия, и вот теперь подъехал к нужному дому. Ожидая появления Леонида Петровича, любопытная подруга Инны от нечего делать стала рассматривать стоящую недалеко иномарку. Вдруг её блуждающий взгляд упал на номера. Она даже вздрогнула и решила, что это счастливое для неё предзнаменование: номер машины полностью совпадал с годом её рождения.
      Тем временем подъехал Леонид Петрович, не задерживаясь, быстро пересек двор и вошел в подъезд. Подруга Инны, посмотрев на часы, решила, что это наверняка тот самый мужчина, и осталась довольна: его внешний вид вполне соответствовал её представлениям о солидном человеке респектабельной внеш-ности, имеющем возможности помимо семьи содержать ещё и любовницу. Теперь, удовлетворив свое любопытство, она могла уходить. Уже сворачивая за угол, она оглянулась и заметила, как вслед за Леонидом Петровичем в подъезд быстро юркнул какой-то высокий молодой человек. Она видела его только со спины. Почему-то она ощутила легкую тревогу и беспокойство, но после некоторых колебаний все же решила идти по своим делам.
      Вернувшись домой через условленные три часа, она узнала об убийстве и рассказала милиции о том, что видела во дворе дома. Особенно сыщиков заинтересовал номер машины, из которой долго никто не выходил. Установить владельца было делом нескольких минут.
      - И что, вы думаете, мы узнали, заполучив сведения о личности хозяина иномарки? - здесь Антонов, докладывающий обстоятельства нового убийства, сделал эффектную паузу. - Ладно, не буду томить! Эти данные полностью совпали с той информацей, которая была выужена нами из компьютера оперативных учетов. Таким образом, Сапожник - это Миронов Анатолий Сергеевич, тридцати лет от роду, образование медицинское, незаконченное высшее, не судим. Сомнений нет, мы вышли на нужного человека.
      - Ну так взяли его? - спросил Кондратов.
      - Нет, не взяли, и брать пока незачем. Я возражаю, - вмешался Павлов, - все дело в том, что все изложенное Антоновым склеено из обрывков косвенных показаний. Посудите сами: по прежним убийствам прямых свидетелей нет. Жильцова, видевшая сверху из окна своей квартиры парня, сидящего в песочнице, опознать никак его не может: расстояние было велико, а она полуслепая. А по свежему убийству бизнесмена у нас реально имеется пока одно: подруга этой Инны видела только автомашину Миронова. Даже то, что именно Миронов вошел вслед за жертвой в подъезд, она твердо сказать не может, так как видела его со стороны. Остается уповать лишь на везение может быть, обнаружим при аресте шило, используемое как орудие убийства, и добьемся признания у Миронова. А вот тут как раз особых надежд у нас нет. Миронов всегда может заявить, что машину у него угнали и он сам возле подъезда, где убили бизнесмена, не был. Ну и придется отпустить преступника.
      - У меня есть ещё один свидетель, - вмешался Ильин, решив, что самое время рассказать о водителе автобуса и парне, бежавшем за его машиной, чтобы проехать всего одну остановку. Но сообщенная им информация не произвела большого впечатления.
      - Опять-таки, даже если в тот день именно Миронов вскочил в отправляющийся автобус на остановке рядом с домом, где была убита Турбина, и водитель его опознает, - все равно это всего лишь косвенная улика, и прямым свидетельством его вины являться не будет.
      - Да вы совсем с ума посходили со своей законностью! - не скрыл своего раздражения Кондратов. - По мне, так его надо задержать и тряхнуть как следует. Он не из традиционных уголовников, так себе, любитель. Я его биографию видел: маменькин сынок, можно сказать. "Расколем" за один день.
      Антонов кивнул, соглашаясь:
      - Я полностью разделяю твое мнение, Валентин, полностью согласен. Что, думаешь, стал бы я слушать даже уважаемого мною Павлова? Да давно бы этот Миронов у меня в кабинете на Шаболовке сидел. Но тут вся загвоздка в том, что нам повезло: в отделе по борьбе с незаконным сбытом наркотиков есть сведения, что наш Миронов договорился о продаже ему крупной партии "порошка". Сделка должна состояться завтра в четырнадцать часов в баре в центре Москвы. Я договорился с начальством, что в операции будут участвовать Кондратов с Ильиным. А то вкалываем с утра до ночи, а премии другие получают.
      Антонов сделал паузу, видимо ожидая благодарности, но Ильин промолчал, а Кондратов, наверное, уже знал о предстоящем. И Антонов вынужден был продолжать, разъясняя:
      - Возьмем его с наркотиком, арестуем и будем работать спокойно по нераскрытым убийствам. Тогда уж он никуда не денется.
      Павлов кивнул:
      - Дело говоришь! Весьма профессионально. А то наладились брать и "колоть" в надежде на слабый характер задержанного! Ну что же, давайте примем этот вариант с покупкой наркотика. Там мне, старику, делать нечего, а вы, молодежь, уж расстарайтесь, возьмите киллера на "порошке", а потом и я подключусь.
      Ильин остался доволен началом дня: новости были действительно хорошие и появился реальный шанс раскрыть убийство Турбиной. Завтра все должно наконец-то решиться.
      В баре, несмотря на время и будний день, было довольно много народу. Ильин, как и было запланировано, занял место с краю, подальше от стойки буфета, чтобы исключить возможность отхода Сапожника через главный вход. Он окинул взглядом зал и решил, что удобнее всего будет занять место за столиком, где уже сидели двое мужчин. Так Ильин убивал сразу нескольких зайцев: выбрать удобную позицию для наблюдения, скоротать время за приятной беседой и к тому же раствориться среди обычных посетителей, тем более что напарница явно не походила на ментов своим типично богемным видом. Один из них, в очках с тонкой оправой, короткими усиками и в рубашке с галстуком, постоянно жестикулировал, доказывая что-то своему собеседнику с широкой бородой и пышными черными волосами, из-за которых казалось, что он в разгар летней жары сидит в зимней шапке и потому постоянно вынужден вытирать пот намокшим носовым платком, который даже не убирал в карман, а оставлял прямо на столе, чтобы сподручнее было им пользоваться.