А началось все с того, что отец Курлыковой, внезапно разбогатев на сомнительных сделках, вскоре разорился и уже зарабатывал, оказывая услуги более удачливым коммерсантам: подвезет на своих "Жигулях" товар, встретит в аэропорту или на вокзале гостей, предоставит комнату в своей квартире для приезжих партнеров по бизнесу. Конечно, это оплачивалось неплохо, но о желанной роскоши его жене и дочке говорить не приходилось.
      Курлыкова уже училась в одиннадцатом классе, когда произошло событие, определившее всю её дальнейшую судьбу. В то время у них остановились два кавказца, приехавшие по своим торговым делам. Георгий, высокий, дородный мужчина лет сорока, и Тенгиз, он был помоложе, с рыжеватыми усами и залысинами на морщинистом лбу. Татьяна и не обратила на них внимания: мало ли какие гости бывали в их доме. Но утром, направляясь в ванную в накинутом наспех коротком халатике, она заметила острый, оценивающий взгляд того, с усами. Она и раньше сталкивалась с попытками гостей поухаживать за ней и потому не придала особого значения этому взгляду. Но в этот день одна из одноклассниц похвасталась в школе новыми серьгами и колечком.
      Ильин сегодня дополнил портрет Татьяны, сообщил, что она с детских лет была завистливой. Так вот, больше, чем украшения, её уязвило высокомерие одноклассницы, с которым она бросила: мол, нечего лезть с расспросами, где да почем, если они ей, Татьяне, все равно не по карману. Это разобидело Татьяну, задело её самолюбие, и она резко ответила, что может купить что-нибудь и похлеще, чем эта новоиспеченная богачка.
      До конца уроков Татьяна сидела пунцовая от злости за пережитое унижение. В душе была взрывоопасная смесь недобрых, злых чувств: зависти к подруге, гнева на её высокомерие, обиды на непутевого отца, не сумевшего обеспечить её и мать, горького сетования на свою судьбу, а главное, горькое сознание невозможности пойти купить дорогую безделушку и утереть нос этой противной задавале. Сразу же после уроков она поехала в ювелирный салон и долго ходила, рассматривая стенды с украшениями. Цифры с шестью нулями ошеломляли её, заставляя почувствовать бессилие и горечь человека, нашедшего клад и вынужденного отступить от вожделенного сокровища. Татьяна ясно сознавала, что ей нужны не эти шокирующие своей ценой украшения, но удовлетворение неистового желания уязвить и унизить любой ценой эту самоуверенную и некрасивую выскочку.
      По пути домой Татьяна перебирала все возможные варианты достать нужную сумму денег. Так ничего и не придумав, она открыла дверь и вошла к себе в квартиру. Дома никого не было, кроме приятеля Георгия, и она вновь буквально физически ощутила его липкий, обшаривающий всю её жадный взгляд. Это-то и подтолкнуло её к решению, которое она приняла подсознательно ещё по дороге домой. В конце концов, её девственность может стоить необходимой ей суммы, а выражение лица Тенгиза было более чем красноречиво. Действительно, приятель Георгия торговался недолго.
      До прихода родителей было около двух часов, но они не знали, когда вернется Георгий, и потому затягивать исполнение договора не стали. Татьяна, побледневши, стиснув зубы, быстро разделась и, словно в жару бросаясь в холодную воду, нырнула под одеяло...
      Вскоре все было закончено, и разочарованный мужчина медленно принялся одеваться. Он ожидал совсем другого, холодность, отчуждение и полное равнодушие к его чувствам и ощущениям ничего, кроме раздражения, у него не вызвали. Оказалось, что это совсем не лучше, чем с другими продажными женщинами. Тенгиз ещё не знал, как отомстит ей, как отплатит за горькое разочарование; несомненно было, что обязательно сделает это, и прямо сейчас.
      А Татьяна лежала, объятая ужасом непоправимой беды. Она вдруг остро осознала, что у неё никогда не будет спокойной радости и любви, а будет лишь обида и ненависть ко всему этому несправедливому миру, где одним дается все и без усилий, а многим, в том числе и ей, за все придется платить дорогую цену.
      Наконец Тенгиз оделся, а затем, достав толстое портмоне, отсчитал купюры и положил их на стол аккуратной пачкой. Потом прошел в соседнюю комнату и плотно закрыл за собой дверь, словно желая навсегда отгородиться от постыдного эпизода, который он хотел бы поскорее забыть.
      Татьяна взяла пачку и пересчитала деньги, потом ещё раз. Быстро накинув платье, она бросилась в соседнюю комнату. Кавказец как будто ждал её, он стоял посредине комнаты и зло усмехался:
      - Что, мало? Но то, что ты дала мне, большего не стоит. Радуйся, что хоть половину заплатил!
      Гнев и злоба охватили Татьяну: "Неужели все было напрасно и мне завтра не удастся пойти в школу в новых серьгах?"
      И она бросилась на Тенгиза, стремясь вцепиться ногтями ему в лицо. Но он успел схватить её за руки и с силой отбросить от себя. Не удержавшись, она мешком упала на пол и взвыла не столько от боли, сколько от обиды и бессилия.
      - Что здесь происходит? - сиплый, с гортанными переливами голос Георгия прозвучал как спасение.
      Он стоял на пороге с ключом в руке, и глаза его немигающе строго смотрели на напарника.
      - Что, насиловать девчонку вздумал?
      Заметно испугавшийся своего старшего товарища, Тенгиз заговорил что-то на своем языке. Вид при этом у него был виноватый. На лице у Георгия отразилось удивление. Он недоверчиво посмотрел на Татьяну:
      - В чем дело, девочка, объясни?
      И Татьяна с обидой выпалила:
      - Он обещал вдвое больше, а дал только половину!
      И Георгий понял, что напарник не врет. Он ошеломленно смотрел на эту девчонку, которую знал уже два года и помнил четырнадцатилетней голенастой пацанкой, и отвращение застыло в его немолодых, много повидавших глазах. Напарник оказался виноват меньше, чем он думал, но все равно - он нарушил закон гостеприимства. Воспитанный в строгих кавказских обычаях, Георгий на своем родном языке приказал напарнику полностью рассчитаться с этой дрянной девчонкой. Тот понял, что надо уступить, и отсчитал недостающую сумму. Уже не пересчитывая, Татьяна соединила обе пачки, бросила их в сумочку и поспешила к выходу.
      После её ухода Георгий и Тенгиз собрали вещи и оставили квартиру. Хотя Георгий не особенно уважал хозяина, но смотреть в глаза человеку, доверие которого так вероломно нарушил его товарищ, он не мог. Уходя, они положили ключи на стол и захлопнули за собой дверь.
      Отец Татьяны потом долго недоумевал, почему так спешно покинули его дом кавказцы. А Татьяна с чувством горечи вспоминала, как на следующий день пришла в класс в великолепных серьгах, но почти никто не обратил на них особого внимания, а та богатенькая выскочка совсем её доконала, пренебрежительно заметив:
      - Безделушки неплохие, но тебе не идут. У тебя лицо круглое: длинные висюльки надо покупать тем, у кого лицо удлиненное, породистое, а не как у простушек из деревни.
      Девчонки фыркнули, давая понять, что знают, в чей огород камешек брошен, и разошлись.
      И это - все?! И это тот триумф, ради которого она претерпела все унижения?! Татьяна сбежала с уроков и долго сидела на скамеечке в сквере. Слезы катились градом, но она даже не всхлипывала. Не было сил.
      ...Окончив школу, Курлыкова поступила в техникум, где заместителем директора был знакомый отца ещё со студенческих лет. Через два года отец разбился на машине, и после его похорон жить стало совсем худо.
      Мысли о "древнейшей" профессии теперь часто посещали Татьяну. Дразнили баснословные доходы проституток, и она думала о том, что могла бы заняться этим ремеслом, пока не закончит учебу или не выйдет удачно замуж.
      Теперь ей нужен был лишь маленький толчок. И Татьяна нашла выход, придумав пари, которое заключила со своей сокурсницей, что любой, в том числе и она, сможет пойти в гостиницу и подцепить там денежного клиента. Она уговорила себя, что одно дело пойти впервые и в качестве проститутки предложить свои услуги и иное - если ты это делаешь на пари, стремясь выиграть спор с подругой. В первый раз ей повезло. Вместе с подругой они ухитрились прошмыгнуть мимо охраны и поднялись на третий этаж. А там оказался подвыпивший толстый мужчина в летах. Он удачно решил свои дела в столице и теперь жаждал вкусить из чаши мирских наслаждений. Татьяне оставалось лишь шагнуть вперед и взять гостя под руку.
      Едва за ними закрылась дверь номера, её подруга бросилась вниз и, не жалея о проигранном пари, с радостью выскочила на улицу.
      Во второй раз Татьяна уже спокойно пришла в гостиницу. Но здесь везение её оставило: она была задержана сотрудниками милиции. Рассказ о пари развеселил молодых ребят-оперативников, и, поверив, они отпустили глупую студентку. Но через два дня Татьяну вновь задержали и тут уже поставили на учет. А в один прекрасный день Татьяну окликнул высокий смуглый парень, представился Левой и предупредил, что без его ведома никто не может заниматься "древнейшим" ремеслом на этой территории.
      - Смотри, я тебя лично трогать не стану, но мои девочки не любят конкуренции. Я уже знаю о твоих неприятностях с милицией и могу избавить тебя от встреч с ними, а также не позволю другим девочкам тебя обижать. Вообще-то мне новенькие особенно не нужны. Но твоя пышная фигурка и пухлое личико в сочетании с молодостью имеют определенную прелесть для любителей непорочной юности. И не надо тебе нарываться на неожиданности. Если согласна, то я буду тебя посылать по нужному адресу.
      И Татьяна согласилась. Конечно, при оплате услуг ей доставалась меньшая часть, но зато и забот никаких. Лева вскоре перевел её в разряд девочек по вызову и направлял к строго определенному кругу лиц. Расчет сутенера оправдался: детская пухлость Татьяны чрезвычайно нравилась богатым пожилым бизнесменам. Лева подбирал ей гардероб с учетом психологии богатых клиентов. Чаще всего это были комбинезончики, штанишки и платьица, какие обычно носят дети-дошкольники. Такой наряд в сочетании с внешними данными Татьяны делал её ещё более привлекательной для сластолюбцев. Проинструктированная Левой, она, играя свою роль, никогда не пила вина, просила поднести ей стакан молока и сладости. И в общении с такими клиентами не выходила из определенного ей Левой амплуа простушки, впервые попавшей в подобную обстановку. Такая линия поведения оказывалась весьма выигрышной: к Татьяне относились без излишней грубости, старались не обижать, часто платили больше, чем было оговорено, и эти деньги она от Левы скрывала. Правда, когда дело доходило до постельных забав, ей приходилось несладко. Но со временем она привыкла, и её уже редко удавалось удивить чем-нибудь необычным. И если Татьяна сносила что-нибудь очень уж неприятное, то, сжав губы, наполняла свое сердце ненавистью ко всем тем, кто, как она считала, был виновен в этом её порочном занятии.
      Примерно через год у Татьяны сложился постоянный круг клиентов из числа "солидных" людей, и она уже не была вынуждена рисковать и работать как каторжная по случайным вызовам.
      - Все это мы узнали из опроса её приятельниц-проституток, которым она иногда рассказывала о своей жизни, - закончил Антонов. - Вот только почему убили Курлыкову, а потом, как сегодня стало известно, её давнюю школьную подругу, нам пока не ясно. Есть ещё одна важная деталь. На следующий день после убийства Курлыковой исчез и Лева. По слухам, он отдыхает где-то на юге. Есть у меня один человечек из его окружения, сегодня вечером с ним встречаемся. Думаю, что появятся у нас зацепки, кто и по какой причине решил убрать проститутку, а затем и её подругу. Так что давайте завтра с утра, эдак часов в девять соберемся и обсудим, что мне птичка на хвосте принесет.
      На этом и порешили. "А все-таки интересно, какая же связь между убийствами Курлыковой и Турбиной? - думал, возвращаясь в отделение милиции, Ильин. - Копать тут надо, конечно, от Курлыковой. Не может быть, чтобы у них не было контакта в последнее время. Наверняка такой контакт был! Придется начинать с детального опроса родственников погибших девушек. Скорее всего, здесь могут помочь близкие Турбиной. Хотя как к ним с этим подступиться, сразу после похорон? Ну ладно, завтра и посоветуемся, а сегодня надо ещё раз посмотреть, что же мы имеем".
      Но заниматься убийством Турбиной ему в тот день так и не пришлось. Уже при входе в дежурную часть его окликнул лейтенант Панфилов:
      - Ильин, начальник сказал, как только появишься, сразу к нему на совещание. Все уже там собрались, минут десять как заседают. Так что давай скорее.
      "Ну вот, опять совещание. Одни совещания, а работать некогда". Но делать было нечего, и он пошел в кабинет к начальству.
      III
      Первые успехи Этим утром Павлов травяным чаем их не угощал: все приехали из дома, позавтракали, да и жалко было терять время. Антонов выглядел довольным, было ясно, что есть новости, и неплохие. Ему, конечно, хотелось все изложить эффектно, с паузами, но, понимая, что времени действительно в обрез, он начал с главного:
      - Вот что, мужики, обнаружилось: Курлыкова последние полгода обслуживала лишь вечерние сходки бизнесменов. Нравилась она особенно Старику. Проститутки говорят, что он даже ревновал её, и был случай, серьезно повздорил с Костылем. Тому было наплевать, с кем в постель завалиться, но попер на принцип. Да Старик не уступил, и лишь вмешательство Туза не позволило разгореться ссоре. Короче, Курлыкову все считали женщиной Старика, и он запретил Леве отправлять её в другие компании, для себя берег. Впрочем, он платил щедро, и Лева в обиде не был. Но вот мой приятель из окружения Левы рассказал, что дней десять назад прискакал тот к нему домой весь взмыленный и говорит: "Вчера Булку - Курлыкову то есть серьезные ребята разыскивали, а сегодня её в подъезде мертвую нашли. Вот и думаю я смотаться из Москвы на время от греха подальше. Эта девка меня подвела по-страшному: пронюхала каким-то образом о серьезных делах "солидных" и опасных людей да еще, это же надо было удумать, решилась на шантаж! Разбогатеть, видите ли, дурехе захотелось разом и навсегда. А мне что теперь делать? Я её дней пять не видел. А вдруг эти авторитеты подумают, что она мне что-то нашептала, а я ни сном ни духом. Но если возьмут в оборот, то ведь не докажешь, что не верблюд. Нет, я лучше смотаюсь с семьей на пару месяцев куда-нибудь на юг, а когда все утихнет, то можно и вернуться". Мой человек посоветовал ему так и сделать. К тому же Лева именно его попросил дать знать, когда можно будет вернуться, ну и адресок тамошний оставил. Лева, похоже, действительно мало что знает. Пусть пока гуляет. Но если накопаем что-нибудь стоящее, то и его выдернем из ласковых вод Черного моря. Похоже, этот фрукт не из твердых и "поплывет на расколку".
      Кондратов Леву знал неплохо, ещё по работе в двенадцатом отделе МУРа, и потому обнадежил:
      - Деваться ему будет некуда: или дело свое прибыльное терять и в зону идти, или дать нам что-либо. Если он, конечно, хоть что-нибудь знает.
      - Вот что, ребята, я вам скажу, - охладил их пыл Павлов, - похоже, у нас теперь есть мотив убийства Курлыковой: шантаж авторитетов из криминального мира. Скорее всего, предполагаемой причиной ликвидации Турбиной является то, что Курлыкова поделилась с подругой своей тайной. Но мы не знаем повода для шантажа и, возможно, уже не узнаем: обе девушки замолчали навсегда. Так что вся ваша радость по поводу новых данных беспочвенна и вряд ли нам поможет в раскрытии преступлений.
      "Он прав, - подумал Ильин, - раскрытие убийства Турбиной с получением этих новых данных становится ещё более бесперспективным".
      - Но вы, ребятки, не тушуйтесь, - подбодрил сыщиков Павлов, - есть ещё тропиночка к успеху. Маленькая, но есть. Ведь могли же они кому-нибудь третьему что-то сболтнуть о своих необычных делах. И тут надо разделиться. Ты, Кондратов, давай используй свои прежние связи среди сутенеров и проституток. Могла же Курлыкова с кем-то среди своих поделиться тайной, хотя бы из хвастовства! Выяви и проверь всех девок из её окружения. А ты, Ильин, продолжишь разрабатывать линию Турбиной. Надо копать и копать, чтобы отыскать того, кому она могла бы довериться, если Курлыкова действительно обратилась к ней за помощью в трудную минуту. И начинать надо с семьи. У них только вчера были похороны, им не до того, но попробуйте все же сходить. Ведь есть же брат и отец, которые, может, смогут рассказать нам что-нибудь ценное. Завтра утром сходи к ним домой, в субботу они должны все быть дома.
      - Это неплохая идея. Я тоже пойду с Ильиным, и, может быть, нам удастся выявить того, кто знает об этом деле, - вмешался Антонов.
      - А вот тебе, на мой взгляд, там делать нечего, - отрезал Павлов. Ты из подразделения по борьбе с организованной преступностью, ну и занимайся своим делом! Ты нам нужен не как рядовой опер, рыскающий по родственникам жертвы, а как сыщик, способный получить нужные сведения из самых верхов преступного мира. Ты давай копай под Старика, Туза, Седого, Костыля и других. Без этого мы все время охвостья собирать будем, а они над нами смеяться будут.
      Антонов нахмурился, но возразить было нечего: серьезных подходов к этим людям, стоящим на самом верху преступного мира, у него пока действительно не было. Есть, правда, один человечек. Крючок, на который его подцепили, небольшой, но, даже такой, он мог доставить ему неприятности и запятнать репутацию. Так что надо будет попробовать выжать из человечка дополнительную информацию. Но встреча с ним намечена лишь на понедельник, и придется пока подождать. В воскресенье надо отдохнуть, а вот завтра, в субботу, он свободен и может сходить в семью Турбиной.
      Все это Антонов изложил сухо и намеренно официально: пусть следователь почувствует, что и они не зря едят свой хлеб. Правда, теперь, обмолвившись о важной встрече в понедельник, он был просто обязан любой ценой выжать из этого человека нужную информацию. Решить эту задачу становилось уже принципиально важным для его авторитета и службы, которую он представлял.
      - Ну что же, сходите, если считаете нужным, - Павлов, почувствовав обиду и отчуждение молодого самоуверенного парня, специально перешел на "вы", как бы подчеркивая официальность их взаимоотношений.
      - Ну что, на сегодня все, - с излишней торопливостью поднялся с места Антонов, всем своим видом показывая, что совещание окончено.
      - Подожди, не гони, - резко осадил его Павлов, сбросив маску добродушия и показав характер, - вы, ребята, ловкие, молодые, нетерпеливые. А есть ещё один вопрос, для меня, представителя прокуратуры, очень существенный. Сидит в камере человек по фамилии Хромов, числящийся за нашей следственно-оперативной группой. Взяли мы санкцию на его задержание на десять суток. Сегодня пошли четвертые сутки, как он сидит. Но мы теперь знаем, что он к этим заказным убийствам отношения не имеет. Так что отпускать парня надо!
      - А вот этого как раз делать не следует, - возразил Антонов, - пока мы его тут, в камере, держим, те, кого мы "пасем", чувствуют себя в безопасности, думают, что мы пошли по ложному следу. И чтобы не насторожились раньше времени, пусть паренек посидит.
      Кондратов кивнул:
      - Тут резон есть. Антонов дело говорит. Паренек-то наш судимый и на учете состоит, чего ему лишнюю пятидневку не посидеть?
      Павлов повернулся к Ильину:
      - Ну а ты что скажешь?
      Ильин не знал, что ответить. С одной стороны, с Хомяка нелишне сбить гонор и заставить уважать власть, а с другой - уже совершенно ясно, что крови Турбиной на нем нет. Но Антонов тоже прав: если кто следит за ходом расследования, то задержание уличного хулигана Хомяка их может дезинформировать. И он взял сторону Антонова - пусть Хромов пока посидит.
      Павлов усмехнулся:
      - Вам, ребята, повезло. Сами знаете, до прокуратуры я в уголовном розыске не один год отпахал. Так что проблемы ваши знаю. Если считаете, что для пользы дела Хромов должен ещё дней пять посидеть в камере, пусть сидит. Тем более что формальный повод действительно есть, да и один шанс из ста о его причастности к убийству тоже скидывать со счетов не будем.
      На том и порешили. Выйдя из здания прокуратуры, Антонов окликнул Ильина:
      - Послушай, давай на завтра договоримся встретиться попозже, скажем, часиков в двенадцать. Я сегодня на свадьбу приглашен. Сейчас встречаюсь тут с одной девахой, а её лучшая подруга замуж выскакивает. Ее пригласили, ну и меня заодно. Я там никого не знаю, но на чужой свадьбе погулять не откажусь. Ну, сам понимаешь, с утра подняться тяжело будет. Так что давай попозже!
      Ильин недовольно поморщился, но уступил:
      - Ладно, встретимся часиков в двенадцать.
      Выйдя из здания прокуратуры, он отправился к отделению милиции.
      С утра Антонов был хмур и неприветлив, явно жалея, что накануне, уязвленный упреком Павлова, сам вызвался заняться в субботний день черновой работой.
      "Не привык парень ежедневно сталкиваться с чужой бедой, в этом все дело. Он, наверное, даже не знает, как себя вести в семье Турбиных. Ну что же, придется взять инициативу в свои руки и самому говорить с убитыми горем родственниками", - подумал Ильин и решительно поднялся: чем неприятнее дело, тем скорее надо его делать. Этому правилу он следовал всегда.
      До дома, где жили Турбины, они дошли быстро и, не дожидаясь лифта, негласно соревнуясь в скорости, взбежали на пятый этаж старого, довоенной постройки, дома. Сдерживая частое дыхание, чтобы не показать, каких усилий ему стоило не отстать от спутника, Ильин крутанул пропеллер маленького древнего звонка, который издал какой-то хриплый лающий звук. Дверь открыли не сразу, а только после того, как их рассмотрели в "глазок".
      В передней их встретили отец и брат убитой девушки. Ильин с ними познакомился на месте происшествия пять дней назад, и его узнали сразу. Оба мужчины вопросительно смотрели на пришедших сыщиков, и Ильин почувствовал смущение: "Они, наверное, ждут, что я им сообщу, что поймали убийцу их Аллы. А мы пришли задавать вопросы и мучить этих людей, заставляя их лишний раз переживать события того страшного дня".
      Матери Турбиной не было видно, и казалось, её вообще нет дома. Значит, придется иметь дело с мужчинами. С одной стороны, это лучше, мужчины в такие моменты обладают большей выдержкой, но, с другой - свои секреты Алла скорее могла доверить матери, а не отцу с братом.
      - Прежде всего мы выражаем вам соболезнования в связи с трагической гибелью дочери, - начал Антонов.
      "Это он зря рассчитывает с помощью формального сочувствия установить психологический контакт с семьей погибшей. Мы же им не близкие люди, а представители власти, от которых они ждут не сочувственных слов, а поимки убийцы. В таких случаях надо действовать сухо, официально, и это будет понятнее родственникам убитой", - подумал Ильин и вмешался, взяв инициативу в свои руки:
      - Мы пришли к вам, чтобы задать ряд вопросов. Сейчас ведется интенсивный поиск убийцы вашей дочери, и в процессе розыскных мероприятий появляются новые данные, требующие проверки. Поэтому, я полагаю, нам придется время от времени беспокоить вас своими вопросами. Мы очень просим вас отнестись к этому с пониманием и рассматриваем ваши показания как составную часть розыска виновного.
      Говоря так, Ильин, с одной стороны, хотел показать родственникам жертвы, что идет активный поиск преступника, а с другой - заставить их вспомнить все, что может способствовать возмездию. По серьезным лицам отца и брата он понял, что выбрал верный тон.
      - Скажите, что вы знаете о дружбе Аллы с её одноклассницей Курлыковой?
      Отец пожал плечами:
      - Да, была такая девочка, но потом их семья переехала в другой район, и Алла с ней не встречалась.
      - Нет, Георгий, ты всего не знаешь! Эта Курлыкова звонила Алле дней десять тому назад, - лицо матери, вышедшей из соседней комнаты, было бледно и неестественно спокойно. - Я как-то сразу почувствовала тревогу и, подозвав дочь к телефону, вышла из комнаты, но дверь не прикрыла. Дочь в основном ограничивалась междометиями, но все же я поняла, что у Татьяны Курлыковой какая-то беда и она просила Аллу встретиться с ней. Дочь предложила ей приехать к нам домой, но та отказалась, и они назначили встречу возле станции метро. Когда их разговор по телефону закончился, дочь мне только сказала, что у Тани неприятности и ей нужна помощь. Я тогда еще, дура, предположила, что девчонка забеременела. А что ещё я могла подумать? Но на сердце было тревожно: зачем ей Алла понадобилась? После встречи с Таней она была задумчива и подавлена. Не могу сказать, что Алла всегда все мне рассказывала, вот и в этот раз, придя домой, она только повторила, что Татьяна попала в беду. А через три дня Алла пришла домой бледная, поникшая, закрылась у себя в комнате и не стала ужинать. Прошло два дня, и её убили! Судя по всему, вы считаете, что её гибель связана с Курлыковой. Ведь чувствовала же я, ведь не хотела подзывать дочь к телефону! Мне всегда не нравилась Татьяна, это я, я виновата! Надо было сказать, что её нет дома, и тогда была бы моя дочь жива! - и женщина забилась в горьких рыданиях.
      Муж решительно обнял её за плечи и повел в соседнюю комнату, в дверях женщина крикнула:
      - Если она виновата в смерти Аллы, я её задушу собственными руками!
      Ильин обратился к брату убитой:
      - Скажите, может быть, Алла вела дневник или у неё была записная книжка?
      - Да нет, кто сейчас ведет дневники? Не девятнадцатый же век!
      - Ну вот вы, её старший брат, неужели она вам ничего не говорила о своих личных делах, ничем не делилась?
      - Нет, она была моложе меня на два года и, может, поэтому избегала говорить о своих делах. Знаю только, что постоянного поклонника у неё не было. Она была строгих правил, а ребята сейчас если в течение месяца не затащили девку в постель, то быстро отваливают в сторону. А о Курлыковой я не слышал уже много лет и не знал, что она звонила.
      - Ну а кому Алла доверяла, к кому могла обратиться за помощью?
      - Не знаю. Ваши сотрудники взяли её записную книжку, переписали всех знакомых, и, боюсь, мне добавить в этот список некого.
      Это было действительно так. По крайней мере, все лица из записной книжки Аллы были опрошены.
      - Послушайте, может быть, вы в послед-нее время замечали за ней что-то новое, заслуживающее внимания?
      Брат Аллы немного помедлил, но потом отрицательно покачал головой:
      - Нет, ничего не замечал.
      Ильину показалось, что во время этой паузы у молодого человека возникли какие-то колебания.
      В это время отец Аллы вновь вышел к ним и стал рассказывать, какой была его дочь. Ильин уже было собрался уходить, но прерывать рассказ было бы нетактично.
      - Алла была очень приветливая и доброжелательная девочка. Она не очень быстро сходилась с людьми, но для того, кто завоевал её дружбу, она была готова на все. Те немногие, кого она числила в своих друзьях, могли на неё рассчитывать. Вот даже старушку, которая водила её гулять ещё в дошкольные годы, она не забывала: хоть и не каждый месяц, но обязательно навещала. Эта женщина живет совсем одна, и визиты Аллы для неё были праздником. Алла, несмотря на молодость, хорошо понимала, что такое одинокая старость!
      - Постойте, раз так, что вы можете рассказать о няне? - спросил Антонов.
      - Да не особо много. Она - учительница французского языка, очень давно вышла на пенсию и подрабатывала, гуляя с детьми. Кстати, она и живет неподалеку: всего одна остановка на автобусе.
      Ильин поспешил вмешаться:
      - А адрес её дать можете?
      - Да, пожалуйста, - и мужчина протянул старую, обтрепанную алфавитную книжку, в которой были не только телефоны, но и адреса знакомых Турбиных.
      Ильин переписал в свой блокнот домашний адрес бывшей няни, отметив, что у этой женщины нет телефона. Теперь, по крайней мере, в его рапорте о проведенном опросе родственников жертвы появится новая фамилия из числа знакомых Турбиных, с которыми целесообразно побеседовать.
      Здесь уже делать было нечего, и Ильин с Антоновым направились к выходу. Их вышел провожать брат Турбиной, Олег. Он снял цепочку, повернул ригель замка и распахнул дверь. Ильин взглянул на молодого человека. И вновь отметил волнение и колебание, словно тот хотел и никак не мог решиться сказать что-то важное.
      - Вы нам что-то хотите сообщить? - попытался подтолкнуть молодого человека к откровенному разговору Ильин.
      - Нет, нет, что вы! Просто так, разные мелочи вспоминаются, решительно взял себя в руки Олег.
      - Ну что же, если все-таки вспомните что-нибудь важное, позвоните мне, - и Ильин вырвал из блокнота лист бумаги, написал свой номер телефона и передал его молодому человеку.
      Сыщики попрощались и вышли на улицу.
      Стоя у подъезда, Антонов предложил:
      - Давай на сегодня все дела закончим и пойдем куда-нибудь перекусим. Я после этого визита чувствую себя виноватым перед ними, как если бы, не найдя преступника, стал его соучастником. У тебя никогда не было такого ощущения?
      "Сколько раз! Ведь из-за собственного бессилия тебя охватывает чувство стыда перед жертвами и их близкими людьми, печальные и страдающие глаза которых с упреком смотрят на тебя, сообщающего в очередной раз, что преступник пока не установлен". Но, не желая делиться ни с кем своими переживаниями, Ильин перевел разговор в другое русло:
      - Насчет перекусить придется пока отложить. Давай зайдем к этой старой учительнице французского и убедимся, что она ничего не знает. Это много времени не займет, но зато там неподалеку есть приличное кафе, куда и забежим на часик. Не забывай, что мне с восьми вечера в засаду заступать и надо хоть немного отдохнуть.
      Было видно, что Антонову совсем не хочется никуда тащиться, но упоминание о приличном кафе подняло ему настроение, и он согласился. Через пятнадцать минут они подошли к старому, добротному дому и зашли в подъезд. Сразу пахнуло сыростью, мочой и горелым табаком от набросанных повсюду окурков. Лифт медленно, со стоном и скрипом поднял их и, судорожно вздрогнув, остановился у большой лестничной площадки. Потрескавшаяся и облупленная дверь в нужную им квартиру находилась прямо. По обе стороны двери Ильин насчитал девять звонков, что, впрочем, неудивительно для старых коммунальных квартир.
      Ильин нажал по очереди кнопки всех звонков. "Наверное, здесь остались одни глубокие старики. Такие реликты теперь в Москве можно встретить только внутри Садового кольца. Будь моя воля, я бы их всех занес в Красную книгу и оберегал как редкие музейные экспонаты", - подумал он и, не дождавшись ответа из-за старой двери, вновь прошелся пальцами по всем девяти кнопкам, словно сыграл на каком-то необычном инструменте. Вновь ответом была тишина.