"Мальчики, я сейчас приду, идите в комнату". Боже, как кружится голова. Еле-еле поднимаю свое молодое тело, на которое вожделенно смотрят три этих взрослых красивых мужика. "Ну идите же". Денис хрипло произносит: "У тебя три минуты". Затем они уходят. Я быстро вытираюсь, но тягучая жидкость все равно стекает по ляжкам. Я натягиваю черные чулки, поясочек-резиночку и черный лифчик, который только поддерживает мои круглые, большие груди. Надеваю туфли на каблуке. Сердце бьется, ноет грудь, бешено пульсирует мой клиторочек. Я выхожу из ванны. В комнате темно, слышны какие-то всхлипывания, частое дыхание и мужское кряхтение. Постепенно глаза привыкают к темноте. Я различаю мужчин. Они сидят, откинувшись на спинку кровати и широко раздвинув ноги, Аня быстро по очереди посасывает их орудия. Она абсолютно голая. И опять во мне что-то переворачивается. Противная девчонка. Она сделает меня лесбиянкой, а я так люблю мужчин. Я тихонько подкрадываюсь сзади и встаю коленями на пол. Ее киска, терпко пахнущая и вся мокрая, почти касается моего лица. Она так увлечена облизыванием и сосанием членов, что ничего не замечает. Я высовываю свой язычок и нежно-нежно провожу им от маленького очаровательного ануса к твердому клиторочку. Солоноватый ее вкус заполняет весь мой рот. Она на минуту затихает и стоит на четвереньках, отклячив свою сладострастную попку. Я лижу ее, делаю вертикальные и горизонтальные движения язычком. Слышу какое-то щенячье повизгивание. Ее бьет дрожь. Она уже обо всем забыла. А я все пью и пью этот терпкий нектар. Я влезаю на кровать и трусь своей, теперь тоже мокрой киской о ее попку. Дима притягивает голову Ани к своему члену и повелительно тыкает им в полуоткрытые губы Ани. Но она уже ничего не понимает. Она вся дрожит и все больше и больше оттопыривает свою попочку. Аннушка ложится на спину, я сажусь своей киской ей на лицо, а сама тыкаюсь в ее мокрую попку. Мы доставляет друг другу наслаждение и тихонько постанываем. Больше в мире никого нет, лишь я и она. Вдруг кто-то резко поднимает меня, я сажусь киской на Анино личико, а в мой рот властно вводится чей-то член. Этот кляп продвигается все дальше и дальше, мне уже нечем дышать, но я заглатываю его больше и больше. Язычок Анны работает быстро и ловко. Вдруг я ощущаю, что сижу на чем-то двигающемся. Я открываю глаза, но не вижу ничего, кроме выбритого лобка и изредка мелькающих яичек перед самым моим лицом. Движения подо мной становятся быстрее и быстрее. Анна уже не лижет, а дышит в мою щель. Слышится какое-то урчание, какие-то вздохи. Анечка, моя милая Анечка начинает постанывать. Мои соски вдруг чувствуют тупую боль; один ласкает их зубами, другой пальцами. Я тоже начинаю тяжело дышать. Все мое тело погружается в какое-то другое пространство. Я уже ничего не чувствую. Я просто лежу на спине, а меня гладят сильные мужские руки. Я поворачиваю голову. Боженька ты мой, на что же это похоже? Моя Аннушка лежит на спине, ноги ее высоко задраны и напоминают крылья, рот приоткрыт, на ней сидит Денис и быстро, энергично врезается своим копьем в это молодое, девичье, узкое, вкусно пахнущее пространство. Анна уже кричит, вся она в напряжении. Но вот Денис увеличивает темп, вот она закатывает глаза, рот искривляется в блаженной, сладострастной улыбке, вены на шее вздулись. Темп невыносим. Лежа рядом, я подпрыгиваю от их толчков. Бедное влагалище моей Аннушки! И вот - крик, крик мужчины, спустившего свой курок в лоно этой маленькой хрупкой брюнетки. Она же лежит без движения. Странно, но у нее реакция как у мужчины. Она уже спит. Денис слезает с нее. Весь его член в этой божественной влаге, из ее чрева тоже течет маленький белый ручеек. Я завистливо и ревниво облизываю орудие Дениса, которое постепенно меняет свою форму, потом высасываю из пипки моей душеньки ее сироп любви. Она по-прежнему спит.
      "Ну вот, кроха. Теперь наша очередь". Я поворачиваю голову. Максим и Дима со вздыбленными членами подбираются ко мне. Слава тебе Господи, и я сейчас испытаю ту же агонию любви, что и моя маленькая Анечка. "Бог ты мой, какие на тебе ажурные чулочки, а какой поясочек..." Максим что-то еще шепчет мне на ухо, обдавая меня теплым дыханием и легким запахом коньяка и апельсинов. Руки его путешествуют по моему телу. Тем временем Дима, сняв с меня туфли, резко раздвигает мои ноги и начинает водить влажным пальцем по моей и без того хлюпающей пипке. Я чувствую похлопывание вдоль моей целочки, перекатывание в его пальцах моих губок, стимулирование клитора, с каждым движением руки его все настойчивей и настойчивей. В мой рот медленно погружается волшебная палочка Максима. Я сосу ее, покусываю, облизываю, опять сосу. Изредка он вынимает член и водит им по моему лицу. Я чувствую дикое желание. Теплый язык Димы облизывает все потайные уголки моей киски. Он хочет высосать всю мою влагу, а его руки теребят мои сосочки, он оттягивает их, сжимает всю мою грудь. С каждым движением я вздрагиваю. И вдруг чей-то (Дениса) повелительный голос. "И раз..." - Дима глубоко вводит свой язычок и щиплет мои грудки, а Максим глубоко в рот пропихивает свой член. "И два", - член выходит изо рта, а язычок скользит по срамным губкам. "И раз" - опять то же самое, "и два" - я начинаю ерзать и по своему обыкновению повизгивать. "И раз, и два", - в глазах темно, ничего нет. Меня самой нет, есть только моя киска, мои грудки и этот член у меня во рту. И все. Больше ничего! "И раз". Я беспокойно двигаюсь. "И..." дальше я ничего не слышу, я уже летаю где-то высоко, взлетаю все выше, выше, выше, выше и теперь быстро несусь вниз, вся расслабленная. Все. Но опять, опять этот мокрый, горячий член у меня на лице. Опять это посасывание моей пипки.
      "Все, хватит". Максим резко убирает член с моего лица, и я успеваю заметить лишь капельки моей слюны у него в волосах. Теперь они меняются местами. И опять тот же полет, та же высь. Вдруг что-то твердое тычется в мою дырочку. Я затихаю, Дмитрий дает мне свое оружие. И ОПЯТЬ, опять этот счет. "И раз, и два". Но уже не язык, а член проникает в меня, разрезает меня, он работает бешено, как поршень. Я задыхаюсь. Я не могу. Член проникает до самой матки. Я вскрикиваю с каждым новым ударом. И как приказ: "Работай ртом, ртом работай". Я разрываюсь. И опять, опять эта высь. Я слышу какие-то булькающие звуки, слышу стон, я подхватываю этот стон своим криком от глубочайшего толчка внутрь. Теперь есть только он сильный, раздутый, пульсирующий член. "Максим, Максим, ну кончай, кончай, конча-а-ай. Я тебя прошу, в меня, в меня". Лишь мужской рев был мне ответом, и горячая текучая жидкость ворвалась в меня. Максим со стоном встал и, пошатываясь, пошел на кухню. Дмитрий берет меня на руки и несет на стол, стоящий в углу. Через секунду я лежу на столе, и мои ноги оказались за головой (как еще пятнадцать минут назад у Анечки). "Ну, кроха, теперь моя очередь". И тут я вскрикнула от боли. Господи, что же у него там? А он все входит и входит в меня. Я кричу. "Нет, нет". Он зажимает мне рот. "Молчи, ты, будешь делать все, что захочу я". Его член разрывает меня. Тихие, тупые удары, он кусает до крови мои губы, грызет мои соски, кусает тело. И опять толчки, толчки. И опять мои вскрики, повизгивание, мои стоны и его почти животное урчание. Мое влагалище растянуто до предела. Темп больше, быстрее. И вдруг остановка. Этого я как раз ожидала меньше всего. Он резко вышел из меня. Взял на руки и отнес на кровать.
      Подошел Денис. Быстро, нетерпеливо они срывают с меня чулочки, и я остаюсь лишь в поясе. Чулочками, сложенными вдвое, они завязывают мне глаза. "Теперь, малышка, ты будешь делать все, что мы тебе скажем. Встань на четвереньки". Я встаю. Один сильный толчок - это был Денис. Другой толчок - это Максим, Третий - это Дима. И тут что-то терпкое и пушистое тычется мне в лицо. Это божественная пипка моей Анечки.
      - Лижи Аню и говори, кто есть кто.
      Толчок.
      - Кто?
      Молчу и лижу это чудесное создание.
      - Кто?
      Повтор толчка.
      - Денис, - со стоном выдыхаю я, слыша кошачье урчание Аннушки.
      Толчок.
      - Кто?
      - Максим.
      И тут жгучая боль в анусе и во влагалище. Жестокие, злые, но сладострастные укусы и посасывания грудей. Все! И ОПЯТЬ, опять высь и крик. И вот во рту вместо чудной пипки Анечки - член. И опять, опять эти толчки, пронизывающие меня со всех сторон. У меня нет сил терпеть. Я пытаюсь кричать, но весь рот занят этим твердым, солоноватым и чуть горьким членом. Вдруг - крик, и фонтан бьет мне в анус, мгновение стон, и фонтан заполняет мое влагалище. Эти орудия пыток постепенно смягчаются, но не покидают своих гнездышек. Аня жадно сосет и теребит мою грудь. Я уже не могу! Все! Все! Все! Я вся сжимаюсь, и из меня выходят эти отростки, я лишь чувствую, как течет по ногам и промежности семя. И еще я чувствую этот набрякший член, эти яички, слышу крик. Даже не крик, а рев, и тут поток извергается прямо мне на лицо, а струйки спермы текут мне в рот, и я глотаю ее. Неужели это может быть? Меня больше никто не тревожит. Все лежат. Мы с Анной высасываем из всех членов остатки этого деликатеса, а она облизывает мое лицо. Наконец, уютно устроившись, мы засыпаем между нашими мужчинами, под их тихий храп и вздохи. Засыпаем, чтобы завтра утром все начать сначала.
      ("Искательница половых приключений")
      Счастливый случай
      Клянусь своим членом, но все, что случилось со мной недавно, чистейшая, как святая сперма, правда. Время - без четверти шесть утра. Автобус пуст, если не считать спящего молодого человека, который всегда сидит впереди салона, уткнувшись головой в стекло. Сегодня появился новый пассажир - светловолосая девушка, занявшая место на заднем сиденье. "Мое место", - мысленно отмечаю с досадой (я должен всегда сидеть сзади - там безопаснее, поэтому забиваюсь в противоположный от нее угол на заднем сиденье). Я чертовски устал, не выспался и мечтаю лишь, как бы поскорее уснуть, оказаться в стране грез хотя бы на два часа, в течение которых автобус будет везти нас до центра.
      Перед тем как уснуть, украдкой бросаю взгляд на соседку, одетую в линялые широченные штаны, просторные, как двухместная палатка. У нее светлые совершенно короткие, не длиннее одного сантиметра, волосы, в ушах крупные блестящие серьги. Высокая грудь красиво оттопыривает белую футболку, ее хозяйке лет восемнадцать-девятнадцать. Все это меня настолько будоражит, что поначалу думаю, что вряд ли теперь усну. Но это поначалу, когда же на конечной остановке просыпаюсь, в автобусе уже никого нет.
      На следующее утро эта милая нахалка снова сидит на моем месте. "Ты что, всерьез решила не давать мне спать?" - брюзжу я про себя, плюхаясь на свое вчерашнее место. На какую-то долю секунды наши глаза встречаются, но тут же расходятся на безопасное расстояние.
      На третий день становится ясно, что она облюбовала этот рейс всерьез и надолго. "Что ж, не возражаю, - думаю я, - в компании даже веселее. Ты, наверное, находишь меня чертовски потешным - эдакий спящий хорек. Может, я к тому же храплю - кто знает?"
      На четвертый день, как обычно, влезаю в автобус, кошусь в ее сторону - мое отношение к ней постепенно переросло в обыкновенную транспортную любовь (и я с огорчением вынужден признать, что по всем признакам чувство мое безответно). И тут я вдруг вижу, что она сунула левую руку в боковую прорезь своих необъятных штанов, и у меня нет почти никаких сомнений относительно того, чем она сейчас занимается, сидя с закрытыми глазами. Я остолбенело смотрю на нее и вижу, как ее правая рука медленно поднимается к груди и начинает ее массировать медленными круговыми движениями.
      О господи!
      Автобус, хоть и рейсовый, на этом маршруте пассажиров раз-два и обчелся, да и водитель сидит, отгороженный от салона плексигласовым экраном и занавеской, - значит, шансов, что кто-нибудь что-то заметит, мало, 3а каких-нибудь две секунды мой одноглазый бандит превращается в подобие флагштока, а она вдруг открывает глаза и устремляет взгляд прямо на... меня! Я молниеносно отворачиваюсь и делаю вид, будто меня безумно интересуют огромные ели, стоящие вдоль моей стороны шоссе. Это не мешает мне видеть ее отражение в оконном стекле. Я вижу, как она все быстрее и быстрее работает руками, но не могу разглядеть, смотрит ли она по-прежнему на меня. И в тот момент, когда замечаю еще одну необычайно стройную ель и любовь к природе вспыхивает во мне с новой силой, я вдруг слышу, как соседка издает едва слышный стон. Красивый, милый, чувственный, возбуждающий женский стон. Положение у меня в брюках становится нестерпимым, но как бы там ни было, мне ничего другого не остается, как терпеть. О том, чтобы сменить позу, не может быть и речи. Я по возможности еще усерднее таращусь на ели, делая вид, что, кроме них, для меня ничего не существует, а мое тело распирает от желания, которого с лихвой хватило бы на целый гвардейский полк.
      Она выпрыгивает из автобуса на две остановки раньше меня. Добравшись до работы, я прямиком ковыляю в туалет, где плыву, едва успев расстегнуть молнию брюк.
      "Прощай, красивый сон, - думаю я, стоя на остановке в ожидании автобуса на следующее утро. - Вряд ли я когда-нибудь еще тебя увижу". Но, войдя в автобус, вижу ее на прежнем месте, Я собираюсь было сесть в середине салона, как вдруг мы встречаемся взглядами. Она смотрит на меня, улыбаясь. Я краснею, понимая, что бой проигран, игра продолжается. И сажусь на привычное место. Но ничего не происходит. Всю дорогу до города она сидит, уткнувшись в журнал, и выходит на той же остановке.
      Все начинается на следующий день. Она одета в джинсы поверх купальника - мода, которую я очень скоро получаю возможность оценить по достоинству, ибо моя соседка вдруг расстегивает молнию, распахивает джинсы и спускает их до самых колен. Затем упирается ногами в переднее сиденье и двумя пальцами оттягивает в сторону оранжевый купальник. Все происходит без единого слова, мы лишь время от времени переглядываемся, а уж проблемы выбора между елями за окном и этим импровизированным спектаклем для меня просто не существует, Волосы у нее на лобке светлые, почти белые.
      Она мочит средний палец левой руки во рту, медленно проводит им по ложбинке между грудями вниз, к пупку, по плоскому загорелому животу и, наконец, он полностью исчезает в вульве. Она начинает осторожно водить пальцем вверх-вниз, правой рукой массируя грудь, а меня опять распирает от желания.
      Продолжая шалить левой рукой, правой она открывает свою сумочку и достает оттуда... ножницы! Затем берет и, не моргнув глазом, разрезает купальник в паху. Эластичная ткань расходится, закручивается в волан вокруг вульвы, а палец движется все быстрее. Я сижу и смотрю на это, разинув рот, не веря в реальность происходящего - когда я в последний раз читал в газетах об эксгибиционистах женского пола? А шоу тем временем принимает новый фантастический оборот: это милое создание вынимает из сумочки пластиковый фаллос телесного цвета. Она сперва берет его в рот, как бы проверяя на вкус, затем подносит массивную каучуковую головку к своей половой щели, вставляет ее туда и начинает медленно вращать. У меня возникает опасение, что все это плохо кончится, мне кажется, что эта штукенция слишком велика для ее юного тела. Но я, видно, плохо знаком с анатомией, потому что в конце концов ей удается всунуть в себя эту громадную штуковину целиком. А сделав это, она начинает медленно, потихоньку вынимать ее оттуда, потом снова так же медленно всовывать и при этом неотрывно смотреть на меня своими синими глазищами.
      Проделав эту операцию раз пять или шесть, она откидывает голову назад, и я вижу, как ее тело начинает биться в оргазме. Почти целую минуту она лежит неподвижно, потом натягивает штаны и заправляет в них свой купальник.
      Все это время я сижу с самой сильной эрекцией за последние три года и сгораю от стыда, что не внес свою лепту в столь блестящее шоу. И вдруг эта добрая фея придвигается ко мне, я закрываю глаза, утыкаюсь носом в ее волосы, от которых пахнет лимоном, и чувствую, что она сразу же переходит к делу: одним рывком расстегивает мне ширинку и извлекает на свет мою вибрирующую твердую плоть. Неожиданно крепко сжав ее в кулаке, она начинает быстро и уверенно водить рукой вверх-вниз... Уже после двух-трех ее движений чувствую, что изнутри меня распирает от горячей спермы, и в самый последний момент, перед тем как начинается бурное толчкообразное извержение семени, она плотно сжимает свои ярко-красные губы вокруг моей головки, и ее рот превращается в мокрый, горячий и тесный спермоприемник.
      А вот и ее остановка...
      ("Потрясенный приап")
      Двое
      Он уснул, но проснулся, когда автобус вдруг выехал на ухабистую горную дорогу. Он лежал щекой на чем-то мягком и теплом, а грудью - на чем-то теплом и твердом. На задней площадке микроавтобуса, где они лежали вповалку, качало и трясло. До него доносились голоса тех, кто сидел впереди и разговаривал с водителем, чтобы тот не уснул.
      Они направлялись за перевал кататься на горных лыжах, поздно выехали, и поэтому пришлось провести полночи в автобусе. Трое сидели впереди, а шестеро лежали здесь, сзади, на матрацах и одеялах: он сам, трое парней и две девицы.
      Когда он проснулся, было совсем темно, на расстоянии вытянутой руки ничего вообще не было видно, а вокруг себя он слышал, как сопят спящие и как кто-то беспокойно ворочается во сне. Вдруг до него дошло, что щекой он лежит на чьем-то бедре. От него-то и исходило тепло. Пошевелив ногами, он уперся в чью-то голову и понял, что во сне он развернулся на сто восемьдесят градусов. Осторожно приподняв голову, он почувствовал легкий запах человеческого тела и вдохнул полной грудью нежный аромат чужого пота. Его бросило в жар, он стал лихорадочно гадать, кто бы это мог быть. Он знал всех за исключением Генриха. Он видел, как тот вошел в автобус, но в пути он едва осмеливался смотреть на него - настолько тот был красив.
      После того как автобус выехал на ровную дорогу, он с предельной осторожностью повернулся лицом к тому, на чем до этого покоилась его голова, и медленно, сантиметр за сантиметром, стал скользить губами вверх по бедру к мягкой выпуклости в паху. Когда тело под ним вдруг беспокойно зашевелилось, он на мгновение замер, притаился, как мышь, не дыша. Потом так же осторожно двинулся дальше, ощутил подбородком мягкое вздутие в промежности, почувствовал носом характерный запах пота, услышал биение собственного пульса, когда мягкое под его подбородком стало вдруг превращаться в твердое. Вот это номер!
      Он решил, что это наверняка Генрих. Двое остальных парней были несомненные натуралы - каждый был со своей девушкой. О нем никто ничего не знал. Когда он увидел Генриха, то просто обалдел. На вид лет девятнадцать-двадцать, как и ему самому, длинные, темные, вьющиеся волосы, большие карие глаза, твердый мужской взгляд, который, кажется, просверливает тебя насквозь, слегка насмешливая улыбка, от которой чувствуешь себя чуть ли не голым.
      Он напряг всю волю, сдержанно улыбнулся в ответ. "Показалось, успокоил он себя. - Не расслабляйся". Он моментально возбудился. Качка и тряска в автобусе сделали свое дело. Теперь он весь горел от желания. Одного лица Генриха, стоявшего перед его внутренним взором, было достаточно, чтобы его охватил трепет, а тут он лежал, уткнувшись лицом в...
      Сердце бешено колотилось, и он не мог осмелиться и пойти еще дальше, хотя сгорал от вожделения. может, рискнуть? О нем никто ничего не знал. Мог получиться скандал. "Расслабься, - говорил он сам себе. Постарайся уснуть" - он закрыл глаза.
      Тело под ним снова зашевелилось, у него в ногах кто-то забормотал во сне, Внезапно ноги, на которых он лежал, разъехались в стороны, и он почувствовал, как таз слегка приподнялся, прижав промежность к его лицу. Твердое, от которого чуть не лопалась ткань брюк, уперлось ему прямо в губы. Он лежал тихо как мышь, двигаясь лишь в такт движениям автобуса, и когда машину потряхивало, его голова ходила туда-сюда, а губы елозили по твердому.
      Наконец он открыл рот, заметив, что дрожит и что сердце готово вырваться из груди, и как можно осторожнее обхватил губами то, что распирало штаны изнутри. Оно оказалось довольно толстым и широким. Медленно и очень аккуратно он стал скользить открытым ртом вверх, едва касаясь зубами твердого. Толще всего он был внизу, у корня, и... нет, он был таким же толстым по всей длине - и длина эта была приличной. Открытый рот, скользя, добрался до ремня, но на этом не остановился, протиснулся под пояс, внутрь штанов. Полный кайф! Осторожненько, нежно сжал зубами самую его верхушку, ощутив такое сладострастие, что испугался, что сейчас поплывет и намочит себе все брюки. Сознание того, что рядом, отделенное от него всего двумя слоями одежды, напряженно пульсирует и бьется "это", было невыносимо.
      Он глотнул ртом воздух, прикоснулся губами к шершавой ткани брюк, осторожно потрогал ее языком, просунул язык под отворот ширинки, но ничего не нашел там, кроме холодной металлической молнии. И вдруг ему безумно захотелось, чтобы он вошел глубоко в горло, такой не гнущийся, горячий, твердый и толстый. В его душе лихорадочно боролись разные чувства. Попробовать? А что будет, если тот проснется?
      Мокрым кончиком языка он осторожно прошелся под отворотом по молнии до самого верха, пока в нос ему не ударил резкий запах кожи ремня. Ну, и что дальше? Язык скользнул выше, к поясу. Внизу, повыше собственного живота, он чувствовал свой член, который, натужно пульсируя, доставал до ребер. Рассудок говорил ему, что надо остановиться. Но он лишь закрыл глаза и принялся лизать ремень, сладострастно вдыхая просачивающийся из-под него теплый, упоительно нежный запах пота.
      Конец ремня не был заправлен, но металлический язычок был продет в отверстие. Он решился. Осторожно сжав кончик ремня зубами, медленно стал разворачивать голову в сторону... Как раз в этот момент ноги под ним беспокойно задвигались, повернувшись на один бок, и, поработав еще немного зубами, он-таки высвободил ремень из пряжки.
      Минуту он лежал спокойно, пытаясь взять себя в руки, восстановить дыхание и успокоить небольшую дрожь. Затем продолжил. Кончиком языка нащупал верхнюю пуговицу, обхватил ее губами, намочив слюной, и высвободил из петли.
      В этот момент спящие у него в ногах заворочались во сне, как следует пихнув его и тело под ним. Он затаил дыхание, сердце стучало так громко, что он боялся, что это могут услышать другие. Когда тело под ним опять успокоилось, кончиком языка он нащупал замочек вверху молнии. Осторожно сжав зубами металлическую пластиночку, ее слегка заклинило, он поворочал ее туда-сюда, и ему удалось ее высвободить. Не разжимая зубов, он стал медленно передвигать замочек вниз. Когда он дошел до середины, молния вдруг полностью раскрылась сама по себе под напором распиравшей брюки и рвавшейся из-под нее наружу мощи.
      Теперь из расстегнутых штанов выпирали вздыбленные трусы. Сначала он просто обнюхал их носом, затем раскрыл рот и, едва касаясь, обхватил головку губами, ощутив языком вкус просочившейся сквозь трусы маленькой капли. Омочив ею свои губы, он облизал их. Все его тело сладостно трепетало, когда он касался губами толстой, массивной головки, в такт биению сердца вздрагивавшей под тканью трусов. Он знал, что стоит ему хотя бы просто пошевелить собственным тазом, и он тут же кончит, причем так, как никогда не кончал. Но ему хотелось большего!
      Под напором юной, нерастраченной силы трусы вздыбились вдоль всего живота, словно продолговатый шатер. До сих пор он ни разу не прибег к помощи рук, ему казалось, что это его еще больше возбуждает. Да он и не смел пошевелить ими, боясь, как бы парень не проснулся.
      Он провел по трусам языком. В них был разрез! Влажный язык моментально проник в отверстие, покружил немного внутри и нащупал гладкую, горячую, упругую плоть. Массивный, толстый и длинный фаллос забился о небо, изливая потоки горячего густого сока, который, наполнив его рот, стал стекать по губам.
      И в этот момент автобус остановился!
      "Приехали!" - раздалось из кабины водителя. Совершенно ошарашенный, он едва успел облизать губы и проглотить сперму, как раздвижная дверь автобуса открылась и зажегся верхний свет.
      Задыхаясь от волнения, он посмотрел вниз и увидел лицо Генриха. Молния был застегнута, ремень затянут, брюки в полном порядке. Только взгляд был слегка растерян. Когда они вошли на турбазу и стали распределяться по двухместным номерам, он услышал вдруг голос Генриха: "Надеюсь, никто не станет возражать, если я буду спать с Тимофеем?" А взглянув на него, увидел, как тот заговорщицки ему подмигнул. Они вошли в номер и закрыли за собой дверь. Генрих опустился на колени, поднес губы к пряжке его ремня и сказал: "Теперь моя очередь!"
      ("Влюбленный")
      Тупик половых чудес
      Обхватив голову руками, она не отрывала глаз от толстенной книги и слегка раскачивалась, разводя и вновь соединяя ноги, - как обычно делают при интенсивной зубрежке. Иногда девушка распахивала бедра настолько широко, что виднелись трусики из белой полупрозрачной ткани. И мое воображение постепенно разыгралось так, что яйца готовы были вот-вот взорваться, "Эх, - невольно подумалось, - попалась бы она мне в каком-нибудь другом месте, а не в читальном зале этой занюханной библиотеки..."
      И тотчас за этой соблазнительной мыслью, расстегиваю ширинку... Девица читает... Кашляю один раз, второй, третий. Читает! Вытаскиваю из джинсов одеревеневший член и снова кашляю. Наконец-то она открывает глаза от книги и смотрит под мой стол... Делаю вид, будто занят конспектом, но чувствую, что возмутительница моего полового спокойствия заерзала, словно под задницей у нее вдруг появилась кнопка. Не спеша прячу свою "проветрившуюся" дубину и ловлю ошалелый взгляд красной, как рак, соседка. Повертев пальцем у виска (этот жест адресовался, конечно же, мне), она встает с места и удаляется в вестибюль, при этом нахально ухмыляясь и покачивая бедрами так, что мой осатаневший от желания стручок терял (вместе со мной, естественно) последние капли разума. "В туалет пошла, - догадываюсь и устремляюсь за ней. - В случае чего скажу, что ошибся!" Ныряю в заведение с буквой "Ж". Кабинки, кабинки... Дверца в одну прикрыта, но не заперта... Толкаю. Она! Знакомые трусики сиротливо свисали с ящичка для бумаги. Девушка отдергивает руку, но разве скроешь, чем она тут занималась?! Молча запираю кабинку и спускаю джинсы:
      - Онанизм вреден для здоровья, возьми-км лучше это...
      Она сдалась без сопротивления и взяла мой дрожащий член горячей и неумелой рукой.
      - Поцелуй его...
      Розовые губы девушки коснулись головки, и я, слегка притянув растрепанную головку, погрузил ствол в рот.
      - Убери зубы и соси, - приказываю девушке и расстегиваю платье, чтобы снять бюстгальтер.
      - Ноги устали, - прошептала она, - и платье мешает.
      Абитуриентка (это я сразу же вычислил) слезла с унитаза, сняла платье и аккуратно повесила его. Я обнял незнакомку сзади, схватившись руками за упругие груди, а членом прижался к ягодицам.
      - Наклонись!
      Она согнулась и уперлась руками в стенку.
      - Ты целка?
      - Нет...
      Мой искренне огорченный член вошел тем не менее по самые яйца. Она тихонько подмахивала и возбужденно дышла. Потом закинула руки за голову и стала гладить мои волосы.
      - Кончать куда? - спрашиваю. - Сюда или в рот?
      - Лучше в рот.
      Пришлось вытащить член из влагалища и повернуть девицу к себе лицом. Ртом она действовала более умело, и по мне разлилась волна приближающегося оргазма.
      И вскоре моя дубинушка яростно зафонтанировала. Теперь юная минетчица сосала, причмокивая, и сперма текла по подбородку.
      - Фу, как неэстетично!
      Девушка достала из кармашка платья зеркальце, платок, быстро вытерла лицо, а потом, конечно же, спросила, вставая с унитаза:
      - Тебе хорошо со мной?
      - Да... - отвечаю неопределенно, - но как бы мне теперь выйти отсюда?
      - Не торопись... Давай покурим?
      Она достала сигареты и одну протянула мне. Курили, обнявшись, и я чувствовал, что во мне вновь пробуждается желание - ведь правой рукой она держала сигарету, а левой ласкала мой член и яйца.
      - Давай в зад... - вдруг прошептала абитуриентка и швырнула дымящийся окурок в унитаз. - Правда, это несколько выходит за пределы моего обычного репертуара... Ну, да ладно... Говорят, что надо все испытать...
      Она помогла рукой, и мой член ворвался в заднее отверстие. "Зубрила" застонала от боли, но сразу же стала подмахивать, все ускоряя движения. А потом схватила мою руку:
      - Потри, потри клитор...
      Мои пальцы погрузились в мокрое влагалище и уцепились за торчавший оттуда отросточек.
      - Так... хорошо... - шептала девушка, дергаясь над унитазом. Милый мой, умница... О!.. Какой кайф!..
      Этот оргазм был сильнее прежнего.
      - Уходим по одиночке, - сказала она. - Сначала я, потом - ты.
      - О'кей, разведай там. Если все чисто - тихонько свистнешь.
      - Свистеть не умею, лучше кашляну. Вот так: кха-кха!
      Она открыла кабину, собираясь выйти, но в дверях обернулась и сказала, улыбаясь:
      - А ты мне понравился, может, еще встретимся? Конечно, не в библиотеке. Тебя как зовут?
      - Колей меня зовут, Колей, - зашипел я в ярости, - давай короче, иначе накроют!
      - А меня - Олей. Ладно, приходи к двенадцати в буфет, - она кокетливо улыбнулась. - Договорились?
      - Да, да! - завыл я. - Смерти моей хочешь, что ли?
      - Ну, пока! - Оля выпорхнула из кабины, и я трясущимися руками закрыл задвижку.
      Мне было слышно, как она подошла к зеркалу и раковине, долго там мыла руки, а потом так же долго (или мне показалось?) их сушила. Наконец, завывание сушилки стихло, хлопнула входная дверь в туалет. Я ждал, затаив дыхание. И вот... Снова раздался скрип входной двери, после чего кто-то закашлялся: кха-кха-кха! Я рванулся к дверце кабинки, но громкое цоканье шпилек по кафельному полу остановило меня. "Чужой! Вернее, чужая..."
      Заперев кабину, я взгромоздился на унитаз с ногами и сидел как петух на насесте. Цокающие звуки приблизились, затем хлопнула соседняя дверка и через тонкую перегородку донесся шорох: "чужая" задирала подол и стягивала трусы. Снова раздался кашель, потом - характерное журчание... Я был в смятении: мелодичный звук так меня возбудил, что центр тяжести тела резко переместился вверх, и я, потеряв равновесие, чуть не свалился с унитаза. К счастью, в последний момент удалось уцепиться за ящик с бумагой. Пальцы почувствовали что-то твердое, округлое. Зеркальце! Очевидно, абитуриентка забыла.