Глава 7

ЖИЗНЕННЫЙ ВЫБОР КРЕТИНОВ

Все дела в губинском холдинге взял на себя Булыгин. Сделал он это под предлогом организации похорон и улаживания всяческих связанных с ними дел.

Он звонил сыну Губиных в Лондон, он объяснялся с погребальной конторой и решал текущие производственные дела. На лидирующую роль в осиротевшем после убийства Губина холдинге могли претендовать и Подомацкин с Сурновым, которые наряду с Булыгиным числились вице-президентами, но те двое отстранились и лишь наблюдали за бурной деятельностью коллеги, не пытаясь оспорить его первенство. Булыгину, в отличие от осторожного Сурнова и бонвивана Подомацкина, настроенного, в общем, наплевательски, не терпелось стать Губиным номер два. Получилось, что перед Булыгиным все расступились, а тот принял все как должное.

Жизнь с уходом Губина не остановилась, газеты выходили каждый день, «Политику» следовало вот-вот подписать в печать, в издательстве на подходе было очередное собрание, пробитое и запущенное еще Губиным, и требовалось объясняться с типографией, ругаться с железнодорожниками, ездить к таможенникам вызволять тираж и прочее. Сотрудники губинских контор продолжали действовать «на автопилоте», в общем-то даже не нуждаясь в руководящих указаниях Булыгина.

Все в губинской империи почувствовали, что грядут иные времена. Формально наследником Губина являлся его сын, однако мало кто верил, что он возьмется за отцовский бизнес. Сергей-младший был квалифицированный компьютерщик-фанат, даже немножко не от мира сего. Бизнес и деньги его интересовали мало.

В курилках, в буфетах, в кабинетах холдинга перемены, произошедшие в руководстве компании, обсуждались беспрерывно. Ветераны приходили к выводу, что скорее всего Губин-младший продаст все дело по дешевке — и скорее всего тому же Булыгину.

Торговаться и жаться он не будет, а постарается поскорее сбыть с рук ненужную собственность и вернуться в Лондон.

Атмосфера в конторах царила неопределенная, а настроение у сотрудников было упадническое. Предпочтения Булыгина ни для кого не были секретом — он не любил книгоиздание, ничего в нем не понимал, политический еженедельник мечтал прикрыть, предпочитал посредничество, торговые операции, спекуляции на бирже и рекламный бизнес. Всем было известно, что в последнее время они с Губиным конфликтовали из-за «Политики» и убыточного издательства.

Совсем придушить издательство он не осмелится — все-таки оно внесло свою долю в акционерный капитал (в виде того самого здания в центре Москвы, где и располагался холдинг), но ужать, урезать и перепрофилировать на выпуск каких-нибудь комиксов — это пожалуйста! Журналисты и редакторы, ожидая уведомления об увольнении, обзванивали знакомых в поисках новой работы. Отношения вице-президента Булыгина с творческим составом губинских изданий не сложились с самого начала, потому мало кто из журналистов горел желанием оставаться в холдинге.

Впрочем, с работой на рынке прессы было не ахти.

Булыгин переехал — пока неофициально — в кабинет Губина, но вел себя уже как хозяин. Его баба уже вплывала в приемную, как в собственную гостиную, и отдавала приказания секретарше, как своей горничной. Секретарша Мила еще продолжала сидеть в предбаннике президентского отсека, отвечать на телефонные звонки и встречать посетителей, но было ясно, что ее дни сочтены. Все смышленые сотрудники уже бегали с докладами к Михаилу Николаевичу, все несмышленые угрюмо и тупо сидели на своих рабочих местах и делали вид, что ничего не происходит.

Булыгин держался пока скромно. Он производил впечатление человека, наконец занявшего место, принадлежащее ему по заслугам и по праву. Был благодушен, вальяжен, даже улыбчив и не мог скрыть самодовольства. Казнить и миловать не спешил, но было известно, что уже проводит встречи с высшим и средним звеном руководителей холдинга, прощупывает сотрудников на предмет, кто готов, а кто не готов ему служить так же, как и Губину. С Козловым, к вящему удивлению наблюдателей, они быстро спелись.

Обо всем этом Мила рассказывала Карапетяну, который продолжал навещать ее в офисе бывшей губинской империи, а по вечерам встречаться в ночных московских клубах. Но теперь Карапетян и Занозин уже не могли понять, нужна или нет им эта информация. Со смертью Губина получалось, что убийство его жены как бы отодвигалось на второй план и переставало кого-либо интересовать. Они и сами охладели к этому делу и тянули его без энтузиазма — охотничий азарт, появившийся у них после удач с очками и «Лукойловкой», теперь испарился. Безрезультатность усилий их угнетала, поиски убийцы Киры Губиной теперь казались никому не нужными — сбыть бы с рук этот «глухарь», и все.

А что касается убийства самого Губина, то это дело представлялось практически безнадежным. И раскрыть его можно было, наверное, только случайно.

Пулю из черепа Губина извлекли — она оказалась от пистолета Макарова, сам ствол вроде бы чистый, в картотеке, не засветился. Но где он сейчас, этот ствол?

Занозин не согласен был с предположением Карапетяна, что киллера уже ликвидировали. Не такая важная птица Губин, чтобы после него еще последовательно казнить цепочку киллеров и посредников.

И то, что убийца не бросил пистолет на месте, в принципе давало шанс когда-нибудь на это оружие наткнуться. Но когда и при каких обстоятельствах, этого никто не мог знать. Найдут ли его в ручье играющие дети, изымут ли в ходе операции «Арсенал» у какого-нибудь бомжа, который скажет, что нашел ствол на помойке и собирался загнать на рынке за пятьсот рублей…

Удобнее всего было бы, как предлагал в своих циничных шутках Карапетян, действительно объявить Губина убийцей собственной жены — тем более кое-что на такую возможность указывает. И заявить начальству, что все они отныне переключаются на раскрытие убийства Губина. Но Занозин так сделать не мог.

Он сидел у себя в кабинете и, проклиная собственную добросовестность, прикидывал дальнейший план работы по делу Киры Губиной. Он перечитывал документы, вникал в показания, чиркал что-то на бумажке. Карапетян, который не любил возиться с бумажками, а предпочитал действовать вне зависимости от того, целесообразны его действия или излишни, наблюдал за шефом с беспокойством.

— Вот что, — наконец прервал тишину Занозин. — Надо продолжать.

Напарник отреагировал кисло. Он вздохнул и тоскливо посмотрел в окно — но этим и ограничился, ничего не сказав.

— Прежде всего, поедешь и покажешь фотографию покойного Губина нашему алкашу, да не вздумай везти фотографии с места убийства. Покажешь нормальное фото Губина. Во-вторых, как я и предполагал, мы кое-что упустили. Кира Губина перед тем, как убежать из дома Ивановых, не один раз, а два говорила по своему мобильнику. Тая Иванова сказала, что оба раза она говорила с мужем. Но Губин второй звонок отрицал. Почему мы не проверили сразу этот второй звонок? Лентяи потому что. Свяжись с фирмой, которая обслуживала мобильник Киры Губиной, и попроси у них распечатку за тот вечер. Нам надо узнать, с кем она общалась.

— Между прочим, Мила передала список посетителей, которые приходили к Губину в день убийства его жены, — помнишь, мы ее просили. Приобщи к делу, хотя я не понимаю, какая от этого польза. — Карапетян вынул из кармана брюк какой-то скомканный серый листок и принялся его разглаживать, дуть на него и чуть ли не слюной оттирать. Понял, пофигист, что неприлично такой документ не только к делу подшивать, а даже и начальнику в руки давать.

Занозин с сомнением наблюдал за его манипуляциями.

— Давай, давай, пригодится, — протянул он руку за листком. Карапетян напоследок вытянул несчастный листок о край стола и передал начальнику.

Затрещал их разбитый телефон. Трубку поспешил взять Карапетян — надо было как-то отвлечься от своего промаха с документом, который он носил в кармане штанов несколько дней и забыл отдать Занозину.

— Мне сказали, что вы интересуетесь очками, — проговорил женский голос на том конце провода.

«Ни „здравствуйте“, ни „как поживаете“, ни „меня зовут Гертруда“. Что за манеры!» — досадовал про себя Карапетян.

— У меня два вопроса. Кто это вам сказал? И кто это вы? — спросил он.

— Неважно, — продолжал нагнетать таинственность незнакомый голос. — Я могу вам кое-что сообщить на этот счет. Приходите сегодня в пять на Страстной бульвар, но не на центральную аллею, а на боковую — там есть такая круглая клумба, а вокруг скамейки. Я буду ждать вас на скамейке. В руке у меня будет газета «Негоциант».

— Нет-нет, — запротестовал Карапетян. — «Негоциант» в руке носит каждый второй.

— Хорошо, — владелица голоса оказалась покладистой особой, а может быть, дело было в том, что она чувствовала себя в роли шпионки еще не очень уверенно и не считала для себя возможным спорить с профессионалом. — Хорошо, я буду держать в руке раскрытый журнал «Мене Хелт».

— Другое дело, — одобрил Карапетян. — Девушка с мужским журналом в руке — эксклюзив.

— Значит, сегодня в пять, — повторил голос.

— Подождите, девушка, — заволновался Карапетян. — А пароль? Как же без пароля?

Но девушка уже дала отбой — в трубке пикали короткие гудки.

— Меня пригласили на свидание, — объяснил он вопрошающе взиравшему на него Занозину. — Прекрасная незнакомка. Обещала рассказать кое-что про очки.

— Ты неисправимый романтик, — охладил его пыл Занозин, досадуя, что не сам взял трубку. — Девушка, девушка… С чего ты взял, что она молода? Пари держу, грымза какая-нибудь старая с манией преследования. Наврет тебе с три короба…

— А вот судя по прелестному голосу, вовсе не грымза, — поддразнил его Карапетян.

— О-о-о, приятель, — протянул Вадим. — Голос еще ни о чем не говорит. Это еще Ильф с Петровым отмечали. И потом, тебе надо к алкашу ехать, показывать ему фото Губина.

— Успеется. Незнакомка важнее. Вдруг у нее действительно ценные сведения? А Губин теперь от нас никуда не убежит — извини за черный юмор. Не завидуй, начальник, — просек страдания Вадима Карапетян. — Иди ты лучше в казино. Тебе в игре повезет.

Ближе к пяти Карапетян, довольный, начал собираться. Внимательно осмотрел себя в зеркало, пристроил под куртку кобуру с пистолетом и долго поворачивался к зеркалу то одним, то другим боком, пытаясь уловить, с какой позиции спрятанное под мышкой оружие будет лучше видно.

Занозин покачал головой и вышел в коридор покурить. Собственно, курить можно было и в комнате, но Занозину надоело смотреть на этого охорашивающегося павиана Карапетяна — все девки на уме! Никакой серьезности.

Занозин стоял курил у широкого окна в коридоре, не торопясь, раздумчиво. Кивал проходящим мимо него и приветствовавшим его коллегам и таращился по сторонам. И тут… В конце коридора у лестницы Занозин заметил пару других курильщиков — он различил длинную фигуру Сбирского, разговаривающего с каким-то мужиком. Тот стоял к Занозину спиной, и эта спина как магнитом притягивала к себе его внимание. Знакомая спина… Неужели опять он — прямо здесь, в управлении? Сколько же можно? «Или у меня уже глюки на почве чрезмерного усердия и общей усталости организма от этих Губиных? — думал Вадим. — Что-то слишком часто в последнее время я вижу эту широкую, накачанную спину». Занозин углубился в коридор, направляясь к беседующей паре и стараясь сдержать в себе нетерпеливое желание как можно быстрее настичь обладателя знакомой спины, положить мужику руку на плечо и рывком повернуть к себе лицом. Такое поведение, пожалуй, озадачило бы коллегу Сбирского. Но когда он приблизился к Сбирскому, тот дымил уже в одиночестве. «Спина» исчезла.

— С кем это ты только что беседовал? — обменявшись с коллегой рукопожатием, поинтересовался Занозин.

— Ты его не знаешь? Это Юрка Мигура — бывший наш, из ментов, а сейчас частным розыском занимается. Заходит по старой дружбе — то ему информация нужна, то сам информацией поделится. В общем, взаимовыгодное сотрудничество. Иногда работку подкидывает — это «не для печати», разумеется, ни слова начальству. Между прочим, платит хорошо.

«Вот это номер! Вот тебе и маньяк! Преследователь Регины, оказывается, наш человек. Частный детектив… Как же это понимать? Придется Мигуре еще раз со мной пообщаться. Надеюсь, теперь он не станет морочить голову бывшему коллеге, — размышлял Занозин, возвращаясь в свой кабинет. — Сегодня уже поздно и некогда, а завтра непременно возьму у Сбирского его координаты».

Занозин подумал, что, кстати, теперь появился предлог снова позвонить Регине, а то даже и встретиться. Хотя ему не приходится жаловаться на судьбу — в последнее время она подкинула ему не один повод побеспокоить Регину Никитину. Он ведь так до сих пор и не выразил ей своих соболезнований по поводу смерти Губина. Ему, конечно, не доставит удовольствия удостовериться, что она скорбит о любовнике… Но тянуло ее увидеть.

Занозин решил, что этим делом займется сам. Он не сказал ничего Карапетяну, никому не сообщил, куда и зачем едет. Сначала он хотел все выяснить сам — а там… А там видно будет. Сегодня как раз пятница, а если верить анониму, они договорились встретиться через неделю. Конечно, нет никаких гарантий, что они встретятся через неделю час в час, да еще и на том же самом месте. Чем больше Вадим думал о сообщении телефонного кляузника, тем больше приходил к выводу, что все его таинственные намеки и догадки — чушь собачья. Это дико, это глупо. Это совершенно не соответствует образу Регины. Но тем не менее где-то в мозгу таился маленький вредный голосок, который тихонько попискивал Занозину: «А вот и пусть дико! Вот увидишь — она очень даже могла это сделать. Именно она „заказчицей“ и окажется по закону подлости — просто потому, что тебе очень этого не хочется. А ты купился на ее зеленые очкастые глаза. Купился. Тоже мне инженер человеческих душ хренов Думаешь, если у нее зеленые глаза и высшее образование, если Губин из-за нее голову потерял, она и на гадость не способна, на подлость? Вот такие, на которых в жизни не подумаешь, чаще всего подобные веши и вытворяют…»

Площадь трех вокзалов больше всего напоминала помесь огромной толкучки в день, когда там проводится слет челноков-ударников, с обыкновенной городской клоакой. Чем ближе подходил Вадим ко входу на Ярославский вокзал (а левее в ста метрах еще один — Ленинградский), тем чаще ему попадались несвежие личности с побитыми мордами. Один обессилевший бомж лежал полуразвалясь прямо в центре площадки перед воротами. В радиусе пяти метров вокруг него распространялся запах немытого тела и несвежей одежды. Тут нерешительно топтались нагруженные сумками приезжие, стояли очереди на пригородные автобусы, сновали знающие все ходы и выходы москвичи, направлявшиеся после трудовой недели на свои дачи. Мусору вокруг было только что не по колена. Как могла Регина назначать здесь свидание кому бы то ни было? Здесь если и можно с кем-то встретиться, то только случайно. Впрочем, он не очень верил, что действительно увидит сейчас здесь ее…

Вадим прошествовал мимо зала ожидания — там Регины не должно быть. Если он правильно понял, мужик с противным голосом, позвонивший ему в управление, видел их у пригородных касс. Пятница, шесть часов вечера. В зале пригородных касс царило сумасшествие. Здесь легко было затеряться, зато очень трудно было хоть кого-то разглядеть. Вадим прождал десять минут, еще пять… Регины не было, и Занозин уже собрался было с облегчением покинуть свой пост и двинулся к выходу, чтобы глотнуть на улице свежего воздуха, когда боковым зрением отловил в толпе знакомую фигурку. Регина пробиралась сквозь поток пассажиров, все время оглядываясь и выискивая кого-то глазами. Занозин тут же притормозил и вернулся на исходную позицию у стены, стараясь спрятаться за спинами. Все-таки она пришла.

Значит, правда. Он чувствовал непрошеную досаду.

Позиция его оказалась удачной, так как Регина, в конце концов обнаружившая того, кого искала, остановилась в углу зала точно напротив старающегося остаться незамеченным Занозина. Она подошла к какому-то молодому парню — высокому, крепкому, мордатому, одетому в черную куртку и черные брюки.