У эльфов свой предсказатель, провидец, пророк есть в каждом клане. Наделенных пророческим талантом глубоко чтят, с младенчества развивают их дар, и всю жизнь такие эльфы находятся на особом положении. Они воспитываются отдельно от других детей, учатся в специальных школах, а после – на закрытом факультете при академии Светлого Господина, и даже влюбиться не могут просто так – неожиданно и навсегда. Они, бедолаги, почти все знают заранее.

У шефанго провидцы редкость. Такая редкость, что в них, как и в судьбу, тоже не верят. Может быть, конечно, и есть на Ямах Собаки сколько-то шефанго с таким осаммэш, но кто это, когда проверял? Что, в самом деле, ерундой-то заниматься.

А если, все-таки, находится такой вот, как Эльрик де Фокс… находится случайно, или так, как, как получилось у Йорика, – заподозрившего странное, когда Яга почти закончила свою ворожбу, и решившего проверить подозрения, – провидцу настоятельно не рекомендуют пользоваться своим талантом. Настоятельно. Для его же блага. Шефанго верят, или, быть может, знают, что провидец не предсказывает будущее, провидец его создает. Он прокладывает Путь. Или – Пути. Не только для себя, для всех, чье «будущее» увидел.

Редкий и страшный талант.

Вот и де Фокс рычит и посылает к акулам, отказываясь признавать очевидное – признал ведь, куда уж тут денешься – и напоминает, что судьбы нет.

Но легко представить, что кто-то, древний и жуткий, презревший и традиции, священные для шефанго, и даже их законы, о нарушении которых невозможно помыслить, кто-то, предавший свою веру, своего бога, оставшийся верным лишь самому себе, наделен осаммэш пророка, и не страшится прибегнуть к нему. Он вообще ничего не страшится – он потерял все, что мог потерять, включая собственную душу. И он, этот кто-то, льет чистую воду в серебряную чашу, смотрит в бесконечность зеркального коридора, следит за полетом птиц, слушает ветер, просто медитирует, наконец, если он достаточно хорошо овладел своим даром. Он не чудовище, нет, Йорик знает о нем достаточно, чтобы утверждать наверняка – он герой. Но бывают герои страшнее любых чудовищ, ведь, в конце концов, чудовища погибают, а жить остаются их убийцы. Для него, этого шефанго, не преграда Безликий океан, для него не существует границ между реальностями, и кто может сказать, что видит он в пророческом трансе? Кто может сказать, сколько чужих судеб сплетает он в узор, преследуя свои, никому не ведомые цели.

Старые шефанго непонятны и опасны. Они и молодые не подарок, чего уж там. А этот непонятен и опасен вдвойне.

Проклятье Зверя. Керват.

Тресса, Эфа, любимая, безумная, ледяная девочка с пылающим сердцем. Можно бояться. Можно не понимать. Можно стискивать зубы, ожидая смертельного удара. И все же знать, как знает Легенда, что только Трессе – только Эльрику – и можно верить. В этом мире, или в любом другом. Где угодно.

Только шефанго…

И не хочется думать, что они трое: де Фокс, Йорик, Легенда оказались вплетены в нити таинственных замыслов бездушного, древнего, чуждого им всем существа. Но не получается отвернуться от этой мысли. А Эльрик разъярится, он такой, взбесится, если поверит, что кто-то проложил для него Путь, с которого не свернешь.

И попытается свернуть. И не сможет. Но будет пробовать снова и снова. И сходить с ума при мысли о том, что даже эти его метания предугаданы, предусмотрены, запланированы тем, чужим, холодным и безжалостным.

Впрочем, он ведь и так сумасшедший. Он керват. И ты знаешь об этом, командор, но ты зовешь его своим дэира. И ты знаешь, что он может тебя убить, но ты зовешь его своим дэира. И ты знаешь, что никогда не поймешь его, а он видит тебя насквозь. Но ты зовешь его своим дэира. А он… он твой дэира. И это так же просто, как дыхание или биение сердца. И это так же обязательно. Потому что жить иначе вы оба уже не сможете.

Только шефанго могут понять шефанго…

Так что, командор? Ты грустишь? Или ты радуешься?

Только шефанго…

И ничего, кроме этих слов.

В их душах – ярость и страсть истинных демонов. Их мысли непостижимы. Их кровь ядовита. Они ужасающи, но разве они не прекрасны?

– Хайнэс, – прошелестело на грани слышимости.

Тресса бесшумно скользнула в дверь, присела рядом, зачарованно глядя, как пальцы Йорика перебирают певучие струны. Низкий голос холодным бархатом обернулся вокруг золотой музыкальной основы. Последние строфы песни, последние слова – на два голоса, женский и мужской. Йорик Хасг, чужак, холль, полукровка, и Тресса де Фокс, эрте, наследница Владетельного конунга – эта песня, слова которой были написаны Эдоном Сиэйлах, а музыка – командором Хасгом в равной степени принадлежала им обоим.

Тресса, скрестив ноги, сидела на полу. Прекрасная дева, смертоносное чудовище. Шефанго.

– Йорик, – сказала она, склонив голову и очень внимательно его разглядывая, – у тебя плохие новости, правда?

– Вряд ли это новости, – ответил он. Поразмыслил, сесть на пол самому, или усадить Трессу к себе на колени и выбрал первое: надо было поговорить. – Это точно не новости. Это я просто медленно соображаю. Но сейчас твоя очередь рассказывать. Кстати, что там Легенда?

– Устала она, и перенервничала. Заснула, едва легла. Я оставила с ней Дхиса.

– Где мы сейчас?

– На краю мира. В двух днях пути от границы.

– Мы выйдем из этого дома не там, где вошли в него, так?

– А-ага. Это, вообще, интересный домишко.

– Кто ты здесь?

– Здесь – правительница земли, лежащей за краем мира. Я правлю Межой. Дальше – Небыль, когда я пришла, там не было хозяев, этот мир никому не нужен, но если ты прав, и я привела с собой войну, то сейчас там Финрой. Что еще, командор? Анласитские монастыри в горах?

Йорик улыбнулся.

– Про монастыри я догадался и сам. Соседство гномов ни для кого бесследно не проходит, и тамошние монахи вынуждены признавать реальность нереального. Они распознали бы в тебе… хм-м… нечисть.

– Во мне? – ядовито уточнила Тресса.

– И во мне, – признал Йорик. – Мы духи, так? По меркам этого мира – мы духи, и здесь есть Межа, отделяющая реальность людей от нереальности нашего пласта бытия.

– Да. А дома мы, похоже, все живем на Меже, и люди, и нелюди. И, может быть, там тоже есть свой «тварный мир», только мы понятия не имеем о его существовании, а его обитатели рассказывают про нас страшные сказки.

– И путают эльфов с шефанго, – сказал Йорик мечтательно. – Нет, дэира, ничего подобного. Дома есть мы, есть несколько «карманов», и есть боги. И наш пласт от пласта богов ничего не отделяет. Любой из нас может уйти туда, приложив некоторые усилия. Ты эти усилия уже приложила. И Легенда, кстати, тоже.

– Еще когда поднимались на Цошэн. Ага, так и есть. Кстати, мы с Легендой могли бы уйти на Межу откуда угодно, хоть прямо из Надерны. Только что бы мы там без тебя делали?

– Книжку бы читали, – Йорик хмыкнул. – К моему приходу как раз успели бы законспектировать все самое важное. Кстати, о книге. Подтверди-ка самые худшие мои подозрения. Ты считаешь, что снять с нее чары я смогу только на Меже?

– Может быть, не только там, но там – точно сможешь. Что за подозрения, Йорик? Мы еще не во всё вляпались? Нам еще есть, куда падать?

– Боюсь, что как раз некуда.

Он понял, что хочет курить. И еще понял, что возня с трубкой – это отличный способ потянуть время и отложить объяснения. И подумал, рыская по спальне в поисках кисета, который, ясное дело, висел на поясе, что ведь ни в чем же еще не уверен, и, может быть, лучше подождать, проверить, убедиться…

Терпеть не мог собственную трусость, так что сейчас наступил ей на горло, с удовольствием послушав воображаемый предсмертный хрип.

– Р-романтическая ночь, – весело заметил Эльрик, – а нам, кстати, завтра прямо в лесу ночевать придется.

– Это хорошо, – сказал Йорик невпопад, имея в виду, что предпочел бы сейчас говорить с Эльриком. Хотя, какая, к бесам, разница, а?!

– Хорошо?! – де Фокс заржал так, что вздрогнули огоньки свечей, – мит перз, командор, сказал бы раньше, что предпочитаешь в снегу и с мальчиками, я бы тогда держался от тебя подальше.

О мирах, подобных этому, Йорик знал и раньше. Уж где-где, а в архивах Шенгского университета хранилось столько сведений о самых разных мирах и реальностях, сколько не было больше нигде. Йорик, правда, никогда не предполагал, что нелюди в таких мирах могут считаться нечистью, но он об этом никогда и не думал. Его интересовало другое: точки соприкосновения, прочность или, наоборот, податливость мировой ткани, следы ее разрывов и затягивающиеся шрамы, естественные и искусственно созданные межмировые порталы, Дорога и Безликий Океан. И область, которую здесь называли Межой, тоже входила в список его интересов.

Потому что с Межи гораздо проще было построить портал в другой мир.

И сейчас он рассказывал Эльрику то, о чем не хотел бы рассказать Трессе. О том, что с ними происходит слишком много совпадений и случайностей, которые уже трудно принимать за случайности. О том, что книга из барбакитской сокровищницы связала их между собой. Это за книгой Эльрик поехал в Уденталь, и встретился с Йориком. Это от Эльрика Йорик узнал о том, что есть место, где с книги можно снять чары, мешающие ее прочесть. Это от Йорика Эльрик узнал о том, что сил на создание межмирового портала им хватит только, если создавать его на Меже. Без Эльрика Йорик не сможет прочесть книгу. Без Йорика Эльрик не сможет создать портал. Что-то свело их друг с другом в одном мире, в одно время. Что-то, похожее на случайность, но только похожее.

– Хотя, конечно, – подытожил командор Хасг, – больше всего это похоже на паранойю.

– И вместо «что-то», должно быть «кто-то»? – Эльрик схватывал на лету. – Ты знаешь, кто? Или ты хочешь сказать, что все это устроил я, со своим пророческим даром, поцелуй его кальмар?

– Жаль, что мы не верим в судьбу. Было бы удобно списать все на нее, и не морочить себе голову. Нет, Эльрик, я не думаю, что это ты, хотя, без тебя, конечно, тоже не обошлось, с этой твоей «интуицией»… А ведь я мог бы сразу сообразить, что ты провидец. Если не в Вайскове, то когда ты рассказал об ожерелье, и о том, что сам не знаешь, почему решил заказать его именно у гномов, и непременно из волшебных камней.

– Начало Пути, – напомнил Эльрик, в свою очередь, набивая трубку, – грядущее появление Легенды в нашем мире – это начало. И ты ведь не думаешь, командор, что я говорил о начале этой нашей дурацкой истории, которая, вроде бы, подходит к завершению?

– Ты обещал объяснить.

– Вот я и объясняю. Еще ничего не началось. Кто-то втянул Легенду во все это, в Бурю между мирами, на Остров, потом сюда, кто-то… получается, что я, хотя это конечно не я, а тот, – он мотнул головой, чиркая огнивом, – тот шефанго, которого я видел в воде. – Эльрик сделал паузу, затягиваясь. Окутался клубами душистого дыма, и прикрыл глаза. – Что-то ему нужно от нас, – проговорил он, – и перед Легендой он в долгу, потому что ему что-то нужно от нас, а использовал он для этого – её.

– Использовал её для того, чтобы что-то началось?

– Да. Без нее нас вообще бы не было.

Недоуменный взгляд командора Эльрик выдержал с честью. Молча.

– Н-ну, знаешь, – пробормотал Йорик, – меня бы, конечно, не было. Но к твоему существованию она отношения не имеет. Я надеюсь.

"Для чего ты был рожден? – вспомнил он вдруг, нелепый вопрос мийстра Криды, – Тебя зачали и родили, специально для Змееборца, в этом нет никаких сомнений, но какова твоя задача?"

– Зато ты имеешь, – если Эльрик и заметил его замешательство, то комментировать все равно не стал, – Ты дрался за меня, и спас мне жизнь. Помнишь мороков на Острове? Тех, которые тебя… почти убили.

– Убили, – хмуро сказал Йорик, – помню.

– Если бы они не взялись за тебя, если бы ты не связал их боем, они бы сожрали и меня и Легенду. Это ты дал мне возможность… вспомнить…

Эльрик застыл, глядя сквозь табачный дым. Мертвые глаза, блестящие, как полированные рубины, потускнели, словно кто-то погасил тлеющий за ними огонь.

– Что там было, Йорик? – медленно заговорил де Фокс, – я не знаю, что там было. Я вспомнил себя, и убил их, но – как?

– А как уничтожил мертвецов на Острове, ты помнишь?

– Помню. Я… н-нет, не всё. Я чуть не убил Легенду.

– А как убивал людей Краджеса?

– При чем тут?… – Эльрик рыкнул, вздернув верхнюю губу, – это меч, – сказал он резко, – если достать его из ножен, он не успокаивается, пока не убьет… пока я не убью кого-нибудь. Меч! И на Острове тоже, те мертвецы, потом Легенда, ему просто было мало, он хотел живой крови, а не мертвой. Я уже знаю, заметил за столько навигаций. Каждый раз, когда приходится драться, я не могу потом вспомнить, как убивал. Червя помню. Он был неживой. Тех мертвецов тоже почти помню. А людей – забываю. Этот меч зачарован, или… не знаю, что там с ним, но все дело в нем.

– Очень страшное колдунство, – серьезно сказал Йорик.

Он почти ожидал, что де Фокс вобьет эти слова ему в глотку вместе с зубами. Но тот лишь улыбнулся. Светло-серое лицо стало белым, такого же цвета, как волосы.

– Ни хрена не сходится, да, командор? – прошелестел такой же выцветший голос. – Мороков на Острове я поубивал без меча, а не помню все равно. Нас ведь всех еще в детстве учили следить за этим. Если вы помните, что испугались, но не помните, что сделали потом… если вы помните, что разозлились, но не помните, что сделали потом… Если вы не помните, не помните… Зеш!

Он по-прежнему улыбался, и Йорику стало холодно от этой улыбки. Он не знал, что сказать, а ведь собирался же, были какие-то мысли. Что-то о том, как мягко, но сразу, не затягивая, сказать Эльрику о том, что он – керват. А потом, если понадобится, объяснить, что на этом жизнь не заканчивается. Йорик полагал, что эти объяснения не понадобятся. Все-таки, он уже достаточно хорошо знал Эльрика де Фокса, чтобы понимать: тот не впадет в панику, даже если узнает, что через десять минут случится Конец Света. Он призовет всех к порядку, проведет через катастрофу живыми и невредимыми и успеет придумать, как им жить дальше.

Хм-м… нет, последнее он, пожалуй, переложит на Йорика. А вот Конец Света организует сам. Так уж у них повелось.

– Ты знал? – спросил Эльрик.

– Давно, – Йорик кивнул, – мне еще Легенда рассказала. Она-то помнила всё. Те мертвецы перебили детишек, ты видел это, вот Зверь и вырвался. С мороками получилось примерно так же: ты увидел, как убили меня, и пошел вразнос. Но вот потом, уже здесь, я не знаю, Эльрик… говоришь, это случалось каждый раз, когда ты брался за меч?

– Чаще, чем тебе хотелось бы думать.

– Я наблюдал за тобой, – сказал Йорик, – за тем, как ты ведешь себя. Ты хочешь убивать, но это нормально для шефанго. Ты провоцируешь людей на то, чтобы они дали тебе повод для убийства. Это уже… симптом. Но в бою я тебя ни разу не видел.

– Твое счастье, командор. Я давно уже езжу либо один, либо – без оружия. Заметил, знаешь ли, что моя охрана поголовно гибнет в первой же стычке, где мне приходится вступать в бой, причем гибнет от моего меча. Такое трудно не заметить.

– А взять другое оружие ты не пробовал?

– Пистолеты, – Эльрик шевельнул плечом. – Несколько выстрелов, а потом все равно за меч берешься. Я должен это сказать, или сам догадаешься?

– Я понимаю. Меч давал тебе право убивать столько, сколько хочется. И ты даже не пытался бороться со Зверем, просто говорил себе, что ты ни при чем.

– А ты этого все время ждешь, так? С того дня, как мы встретились в Гиени, ждешь, что я убью тебя. И молчишь. И кто из нас сумасшедший?

– Чтобы влюбиться в шефанго, надо быть еще тем психом, – ответил Йорик. Забрал у де Фокса погасшую трубку, раскурил и отдал обратно. – Ты хоть знаешь, как его придавить?

– Зверя?

– Да.

– Теоретически, – Эльрик фыркнул. Хвала богам, уже веселее, чем до этого улыбался: – я же тебе говорю: нас всех учили. Нас учили, если что, немедленно рассказать обо всем отцу, или кому-нибудь из наставников, или тому шефанго, в доме которого мы живем.

Он замолчал. Затянулся, прикрыв глаза.

Сказал все, что считал нужным? Или все, что мог сказать?

Или ему сейчас мучительно не хватает того, кому можно «немедленно рассказать»… кого-то, кто знает, что делать, и подскажет, и научит.

И защитит.

От Зверя, притаившегося во тьме души.

Йорик подумал о Трессе, о том, как она воспримет – уже восприняла – правду о себе? О том, есть ли, все-таки, разница? О том, что говорил бы он сам, если бы сейчас рядом с ним сидела Тресса, а не Эльрик? И о том, изменилось ли что-нибудь?

– Ну, будем считать, что рассказал, – произнес он с неожиданной для самого себя мягкостью, – я кое-что знаю о керват, и о том, как держать Зверя на привязи. Так что и тебя научу. Хотя, мы раньше домой вернемся. И вот еще что, я не жду, что ты меня убьешь, – сказал он, только сейчас сообразив, что так оно и есть, – ты не убил Легенду, мне тем более нечего бояться.

– Псих, – сказал Эльрик почти с жалостью, – ты хоть представляешь себе, что такое керват? А ведь подумать только, не вляпайся я в Бурю между мирами, был бы у меня сейчас нормальный, вменяемый дэира, который нипочем бы со мной не связался, потому что он нормальный и вменяемый…

Эльрик моргнул. Посмотрел на трубку. На Йорика. С подозрением принюхался к табаку и глубокомысленно изрек:

– Парадокс. На трезвую голову. Докатился, мастер Серпенте!

Он уже веселился. Он, вроде бы, сумел выбросить из головы мысли о том, с чем все равно был не в силах справиться. Но Йорик мог поклясться, что слышит непроизнесенные слова, принадлежащие то ли Эдону Сиэйлах, то ли самому Эльрику. Он ведь тоже умел складывать мысли в стихи, его сумасшедший дэира.

Ночь подползала к середине, и самое время было подумать о том, что завтра ведь придется ночевать в лесу.

– Велик соблазн, – недовольно сообщил Эльрик, – сменить облик, характер, поныть на тему, как же нам теперь жить. Хрен там. Спать будем. Имей в виду: мужеложство не приветствуется.

– Спасибо, что предупредил, – Йорик вздохнул, – а то я уж намечтал себе…

Дверь бесшумно открылась, и на пороге, кутаясь в плащ, возникла Легенда со свечкой в руке и Дхисом на шее.

– Эльрик, – тихо позвала она.

Тот в мгновение ока оказался рядом, подхватил ее на руки, ворча:

– Ты почему босиком, дурочка? Здесь сквозняки, и пол ледяной.

– Потому что испугалась, – сказала Легенда сердито, – как ты мог меня одну оставить? В этом доме! С этой безумной бабой!

– Всё-всё, – Эльрик покачал ее на руках, – идем спать, не ругайся.

– Только псих может чувствовать ответственность перед всякой нечистью, – тихо произнес Йорик на зароллаше.

– Только псих может предпочесть провести остаток ночи с тобой, а не с эльфийкой, – парировал Эльрик. – Приятных снов, командор.

– Взаимно, – ответил Йорик, максимально ядовито.

И, глядя в закрывшуюся дверь, подумал, что яд потратил впустую. Уму непостижимо, как он мог когда-то думать, что эти двое – любовники!