Когда дошла очередь до профессора Фортуны, сэр Герман не выдержал:

– Ты сотворил Копье Георгия? Против человека?

– Это я потом понял, – нехотя признал Артур. – Тогда только про Альберта думал. А Копье рассыпалось.

– Конечно, оно рассыпалось. Нельзя использовать Его силу против Его же создателя. Артур, это ведь азы нашей науки.

– Угу. Я тогда решил, что все. Кровь на руках… Да не важно. А книгу Фортуна забрал. – Он замолчал.

– Дальше, – напомнил сэр Герман.

– Дальше нас взяли.

Тишина. Долгая пауза, во время которой командор успет встать и передвинуть свое кресло так, чтобы их с Артуром не разделял тяжелый письменный стол.

– Я слушаю, сын мой.

Артур посмотрел на него. Так он, наверное, смотрел на владыку Адама, когда тот особо усердствовал в святом деле спасения двух заблудших душ. И почти сразу взгляд стал равнодушным и пустым. Привычная картина: рыцарь для особых поручений делает доклад командору, сосредоточиваясь на фактах и опуская эмоции.

Итак, Звездный. Что он такое, остается неясным, но Светлая Ярость подсказывает, повторяя слова Тори: это смерть.

Сто лет назад, в третий день апреля сто тридцать третьего года со Дня Гнева, или года две тысячи сто тридцать четвертого от Рождества Христова, некий рыцарь презрел каноны веры и Устав своего ордена. Он вообще-то был ревностным христианином, этот юный синеглазый еретик, а бесчеловечность его искренней веры смущала порой даже командора Единой Земли. И он с необыкновенной легкостью пренебрег всеми правилами и запретами, побратавшись с нечистым, некрещеным, не имеющим права на жизнь колдуном.

Ладно, пусть не с колдуном – с магом, но магом недозволенным.

Сэр Герман присутствовал на обряде. Вместе с Илясом Фортуной. Оба были недовольны – каждый из собственных соображений. Оба, почуяв, что творится неладное, пришли, чтобы остановить. И оба опоздали. Остались стоять у подножия невысокого холма, с вершины которого Альберт с Артуром уничтожили целый отряд нечисти – Козлодуйский отшельник превратил чудовищ в настоящую армию, – и смотрели, опасаясь вмешаться.

Сэр Герман помнит, как, не задумываясь, полоснул себя ножом по ладони Артур. Как, помедлив нерешительно, сделал то же самое Альберт. А кровь, обычная алая кровь, смешавшись, вспыхнула, и режущие взгляд цветные лучи – словно солнце отразилось от граней огромного бриллианта – разлетелись, осветив лица, одежду, землю, где вперемешку валялись трупы чудовищ и неупокоенных мертвяков.

Командор покосился на профессора Фортуну, видел ли? Тот щурился, прикрыв глаза ладонью. Видел.

Странно, но никогда потом ни с Фортуной, ни с одним из братьев произошедшее не обсуждалось. Как будто каждый день рыцари Храма творят нечестивые языческие обряды. Как будто у любого жителя Единой Земли кровь пылает на солнце, подобно драгоценному камню. Как будто побратимство в обязательном порядке означает то, что два человека становятся чем-то большим, чем люди.

Тогда и пришел чужак. Тот, кого Тори и Светлая Ярость называют Звездным.

На несколько секунд Артур позволил себе взглянуть на мир глазами мага. За те же короткие секунды Альберт глазами Артура успел увидеть Бога. Что-то поколебалось и в них, и в мире вокруг. Какая-то неразрушимая истина дала трещинку. И Звездный прорвался, как песчаный ветер сквозь щель в пологе шатра.

Это он вытолкнул Единую Землю из внешних миров – в Срединный.

Миттельмарш – точка абсолютного равновесия, где, как не там, самое место блуждающему «айсбергу»? Пусть себе висит в пустоте и неподвижности, окруженный силовым пузырем. Но пузырь прорвался, Единая Земля вновь отправилась в путь, нарушая границы чужих миров, и вместе с ней Светлая Ярость. Теперь еще и отыскавшая владельца.

Звездный вернулся. Он не мог не вернуться.

Он убил Зако, потому что тот стал Светлой Яростью.

Он убил рыцаря Кодекса, просто взявшего Светлую Ярость в руки.

Он будет убивать всех, кто прикоснется с Мечу.

Но как же все-таки случилось, что Миротворца, непобедимого рыцаря Пречистой Девы, заполучил в свои ласковые руки Его Высокопреосвященство митрополит Шопронский?

– Ветка? – Сэр Герман одобрительно кивнул.

– Ты сам догадался?

– Я не догадывался, – поправил Артур, – кроме нее некому.

– Она умерла…

– Упокой Господь… – не договорив, Артур скривился, как будто у него вдруг разболелись зубы. – Сэр Герман, она что?.. Она сама?

– Увы. Так что вряд ли Господь примет ее душу. А донес на вас, скорее всего, Фортуна. Он боялся Альберта. Да и тебя, наверное, тоже. К сожалению, до него нам сейчас не добраться. От телепортаций его дом защищен, а ехать туда верхами, сам понимаешь, никак невозможно. Эльфы кругом. Если я правильно оцениваю ситуацию, они будут очень рады видеть тебя, совсем не рады другим братьям-рыцарям и в любом случае не позволят нам даже близко подойти к дому Фортуны. Дальше?

– Они пришли. Двое рыцарей и трое солдат. Не знаю, как там с младшим вышло, а я попробовал сбежать, встретил пастыря. Он приказал: «стоять», и я остановился. Тут меня и накрыло. «Другой» пришел, он последнее время зачастил. Так что я теперь знаю, почему сэр Георг не вмешался, когда к нам голодные псы пришли.

– Да, – вздохнул сэр Герман, – владыка Адам если и упырь, то не простой. Чего он хотел от вас?

– Спасти хотел. Требовал с меня полного и искреннего признания во всех грехах. Грехи придумывал сам, а я… – Маска равнодушного свидетеля чуть подтаяла. Артур скривился, передернул плечами. – Все, что мог рассказать, я рассказал. Все, что было, как на духу. А чего не было… Ну нельзя же – в храме врать. Я и не врал.

– А он пытал Альберта, – негромко сказал сэр Герман. – Мальчики-мальчики… Ты рассказал ему все?

– Да.

– Как думаешь, почему он не убил тебя?

– Спасти хотел, – напомнил Артур, – он верит в свою избранность.

– Угу, – кивнул командор, и непонятно было, согласен он или просто принял во внимание слова своего рыцаря. – И теперь Альберт не желает иметь с тобой ничего общего. Что ж, его можно понять.

– Можно, – легко согласился юноша.

Отказаться от брата ради спасения своей души так же естественно для Артура, как убивать детей, сожранных житником, или рубить хайдуков, чей облик приняли земляные чувырлы. Так же просто.

Обыденно.

И обыденность эта смущала. Сэр Герман близок был к тому, чтобы усомниться в реальности короткого и не очень-то отчетливого видения; в том, что он действительно был, страшный и веселый чужой взгляд в глубине ярких синих глаз.

Одно крохотное мгновение: Артур услышал, что владыку Адама отпустили, и на разом изменившемся лице его проступили чужие, незнакомые черты. Кто-то очень опасный, очень жестокий забавлялся происходящим… И он был доволен, да, доволен тем, что враг недосягаем.

Не Артур.

Видение мелькнуло и ушло. А мальчик, что сидит сейчас в кресле напротив, подбирает слова, пытаясь удержать маску спокойной сосредоточенности, – это Артур Северный, сэр Арчи, настоящий, живой, и с ним его имя, его душа и Господь…

Нет.

Ни имени, ни души, ни Бога.

Тори сказала, что Звездный, чем бы он ни был, приходит и уходит. Что Артур все делает сам. «Он неуклонно ведет твои земли к гибели, к войне или катастрофе, к чему-то фатальному…»

Обстоятельства. Судьба.

Апрель сто тридцать третьего года… Организованные нападения чудовищ, поднимающиеся из могил мертвецы, смута в Средеце, захватившая целое княжество… Сил не хватало даже на то, чтобы защищать города и большие деревни. Нечисть убивала храмовников, люди – Недремлющих. Тогда казалось, что Артур и Альберт спасли Единую Землю, избавили от Зла или, во всяком случае, заставили тьму отступить.

Однако если смотреть на события столетней давности свежим взглядом, можно увидеть, чем обернулось это спасение.

Смута в Добротицком княжестве показалась детской забавой по сравнению с едва не случившимся церковным расколом. Орден Храма был вынужден шантажировать герцога и церковь. Исключительно под давлением силы был пересмотрен приговор святейшего трибунала: «Все содеянное Миротворцем и его богомерзким братом прямо противоречит канонам веры, каковые оставлены нам Господом…»

Верно. Так оно и было, но тогда… тогда это казалось нелепицей. И трещина между орденом и церковью превратилась в пропасть.

А сегодня законную власть вновь взяли за горло, и вновь по вине Артура, и, может быть, недалек тот миг, когда люди, желая защитить митрополита-изгнанника, пойдут войной на тех, кто тайно украшает цветами часовни Миротворца, а герцог, устав от бессилия, поднимет свою гвардию против ордена Храма.

Обстоятельства.

Судьба.

Стоит лишь взглянуть на синеглазого мальчишку напротив – такого сосредоточенного и спокойного – что страшно делается: выдержит ли душа его бушующие под этой маской эмоции? Стоит взглянуть, чтобы убедиться: он ни при чем. Не его вина все эти смуты, дрязги, обезглавленная церковь, ересь, расползшаяся по Единой Земле.

Все, в чем можно упрекнуть сэра Артура Северного, – это смерть Золотого Витязя. Но никто не сожалеет о гибели Зако больше, чем его убийца, и никто не накажет Артура больнее, чем он сам.

Возможно ли изгнать чужака, не убивая?

Холодный свет, заменивший душу, дает ответ ясный и простой: нет.

Жаль.

– Может быть, это и к лучшему, – задумчиво проговорил сэр Герман. В ответ на взгляд Артура развел руками. – Я имею в виду, что тебе так или иначе пришлось бы выбирать между братом и Богом. Не сейчас, так позже, когда-нибудь, где-нибудь… Твой выбор висел над вами как дамоклов меч, и может быть, это хорошо, что все наконец разрешилось.

– Я не выбирал.

– Я пришел разделить сына с отцом, и дочь с матерью, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его… Разве не так было сказано, Артур? Ты мог солгать и спасти Альберта если не от смерти, так хотя бы от пыток.

– В храме?

– Вот именно, – мягко произнес командор, – ты выбрал. Выбрал Бога и отказался от брата. Рыцарь Пречистой Девы выше заботы о смертных, тем более о грешниках.

– Вы же боитесь меня, сэр Герман… – Знакомый золотой нимб вспыхнул и сразу погас. – Вы меня боитесь. – Артур замолчал, недоверчиво разглядывая своего командора, а потом спросил с искренней, грустной растерянностью: – Почему?

– Потому что ты был там, – ответил командор, – ты видел, как убивают твоего брата… Господи, да он же совсем мальчик, Артур! Ты мог спасти его и не захотел.

– Я не мог. Это не было бы спасением.

– С точки зрения Святого Артура, разумеется, нет. Но, видишь ли, я-то всего лишь человек, и мне нелегко мириться с тем, что шестнадцатилетнего мальчика истязают огнем и железом, а единственный, кто может его спасти, ничего не делает, боясь согрешить. Ты же обещал Альберту, что будешь защищать его. Помнишь?

– Я думал, вы верите в Господа. – Синие-синие бездонные провалы глаз, бесконечная, очень взрослая усталость в голосе. – Младший тоже спрашивал, что будет, если придется выбирать. Но он-то ладно, он отродясь ни во что не верил, а вы, сэр Герман, неужели не понимаете, что выбирать не из чего?

– Свобода…

– Я убил человека, чтобы спасти Альберта. Я убил. Не так, как убивал Зако, а сам, в здравом уме и твердой памяти. Совсем сопляка… Его отец… перестал быть человеком. Из-за меня. Если бы я боялся, сэр Герман… Как объяснить, чтобы вы поняли? Я прямо сейчас могу пойти в храм и отслужить литургию: Она говорит мне, что грех прощен, что на моих руках нет крови. Бесконечное терпение, понимаете, сэр командор? Бесконечное милосердие. И мне простили шестую заповедь. Но нарушить первую – значит предать Ее.

– При чем тут первая заповедь?

– Не важно, – отрезал Артур и замолчал, разглядывая ковер на полу.

Худое лицо его стало намного старше. Резче очертились и без того заметные скулы, тонкие складочки легли от носа к губам.

«Семнадцать лет, – с непрошеной жалостью вспомнил сэр Герман, – ему семнадцать лет… в прежние времена он еще учился бы в школе».

– Что с интуитами, – совсем другим тоном спросил Артур, – их не зачистили?

– Некому их зачищать, – отвлекшись от мыслей, сказал командор. – О магах позже, ладно, сэр Арчи? Давай-ка еще немного о тебе. Значит, «другой» является все чаще?

– На дню раза по четыре.

– И после его визитов ты по-прежнему чувствуешь слабость?

– Нет. – Артур вытянул из-за ворота пластинку черного серебра. Показал сэру Герману. – Это «маньяк».

– Весь черный? – Командор подался вперед, разглядывая амулет. – Раньше, я помню, ты падал с ног, уже когда он чернел наполовину.

Артур кивнул:

– Только пояс Флейтиста и спасал. Но пояс у меня… нет больше пояса. А мне хоть бы хрен. Это там, под храмом началось. Или закончилось. Уж не знаю, как правильнее.

– И раны твои исцелились чудесным образом за какой-нибудь час.

– И Зако я зарубил каким-то мечом. И сны мне снятся странные. И с Альбертом мы теперь по разным дорожкам идем. И что? Вы что-то об этом знаете?

– Я думаю, – сказал сэр Герман, – я думаю, мальчик мой. И когда надумаю, поделюсь своими соображениями с тобой. Что же до диких магов, то нападение Недремлющих они успешно отбили, после чего сменили места дислокации, и выловить их теперь не представляется возможным. Откровенно говоря, я не понимаю, почему, зная о жемчужине, владыка Адам отправил против интуитов всего сотню рыцарей Кодекса.

– Потому что хотел предупредить Ирму. В смысле, Софию.

– То есть?

– Я, пока он спасал нас, думал. Много. Да еще «другой» то и дело в оборот брал. Так что… София когда-то давно не хотела выходить замуж, а Сватоплук мечтал стать герцогом. Им бы местами поменяться, да ведь никак. А после рукоположения, когда отцу Адаму поклонились демоны, они с Софией сыграли в «нападение голодных псов». И каждый получил, что хотел. Они помогали друг другу все это время.

– А герцог решил выдать Симилу за Варга, – сообщил сэр Герман.

– Что?! – Артур взвился в кресле. – Надо найти владыку, пока он не убил Варга.

– Варга? Зачем ему убивать Варга? Митрополит не может наследовать…

– Конечно не может! – Артур был уже на ногах. – А сейчас он еще и сбежал, значит, кругом виноват. Но если начнется война…

– Какая война?

– Со Старым, сэр Герман. – Артур, вздохнув, уселся обратно. – Это же яснее ясного. Он хочет власти. Ему подчиняются демоны. Интуиты сделают то, что велит его сестра. А Варг бывает в замке Элиато. Достаточно убить его там, убить так, чтобы Старый не смог взять верх иначе чем войной, и война начнется. А мы не потянем воевать с оборотнями: Недремлющие будут заняты колдунами, Храм – демонами, и только владыка Адам сможет всех спасти. Вы понимаете? Герцог не справился. Орден Храма ничего не смог сделать. Рыцари Кодекса оказались слабее диких магов. А святой владыка Адам пришел и навел порядок. Тогда вам придется признать, что он прав. – Артур вдруг улыбнулся. Весело блеснули синие глаза. – А я сбегу в Цитадель Павших и стану террористом.

– Я когда-то служил в антитеррористическом подразделении, – неожиданно для себя сообщил сэр Герман. – Ты все еще хочешь понять, что с тобой происходит?

– Да.

– Тогда слушай. Помнишь тот день, третье апреля сто тридцать третьего года?..

Альберт бродил по дому, из комнаты в комнату, брезгливо морщился, сутулился и время от времени досадливо шипел, когда под ноги попадалось что-нибудь хрупкое, но почему-то не разбившееся во время обыска.

Обыскивали дом тщательно. Так старались, что даже обивку со стен содрали и мебель разнесли едва не в щепки. Что искали? Да сами не знали что. Конечно же, пропали деньги, но денег не жалко, ни к чему деньги магу, преуспевшему в недозволенной волшбе. Не было Миротворца. В Миротворце Альберт, разумеется, нуждался еще меньше, чем в деньгах, но трудно поверить в то, что топор смогли забрать пастыри или рыцари Кодекса. А значит, старший… значит, сэр Артур Северный уже побывал на обломках. И не оставил, скотина, даже записки.

Не больно-то и хотелось.

Хуже всего было то, что пропал мэджик-бук. Плести заклинания без золотой основы не так-то просто. Рано или поздно, конечно, это станет делом привычным, но пока лучше иметь под рукой свою книгу.

Флейтист остался внизу, в разгромленном холле. Угнездился на спинке выпотрошенного кресла. Время от времени взмахивал для равновесия крыльями, отчего по всему дому начинали гулять сквозняки, и помалкивал. Не мешал, значит. Проявлял, так сказать, деликатность.

Лучше бы он ее те два дня проявлял, пока Альберт в Цитадели лечился.

Спальня Ветки… Ах, Рыжая, искорка золотая, где-то ты сейчас? Но где бы ты ни была, пусть у тебя все будет хорошо. Живи спокойно, маленькая, и не думай о том, что Альберт Северный, лучший из магов Единой Земли, очень скоро придет за тобой.

Очень скоро.

– Альберт. – тут же окликнул снизу Флейтист.

– Ну?

– Не надо.

– Отзынь!

Слово щелкнуло больно, как отскочившая резинка.

– Отстань, – повторил Альберт. Грустно посмотрел на выбитые двери Круглой гостиной.. Зачем сломали? От злости, надо полагать. – Ладно, пойдем отсюда.

– Нашел, что искал?

– Нет.

– И что ты думаешь делать?

– Что? – Альберт пошел вниз, задумчиво постукивая ребром ладони по перилам… привычка Артура.. только Артур по лестницам не ходит – летает. – Как что? – Юный маг улыбнулся. – Поеду в Р а звалины. Думаю, Хозяин, Город и Пустоши рады будут покормить своего господина.

А в Шопрон со всех концов Единой Земли съезжались епископы. Добирались до столицы каждый по-своему. Кто-то прибегнул к услугам дозволенных магов и воспользовался телепортом. Кто-то, как простой смертный – из тех простых смертных, что ездят в каретах, запряженных не меньше чем четверкой, – пылил по дорогам в окружении подобающей свиты, внушая крестьянам почтение и робость. Кто-то – разные люди в церкви – брел пешочком, с посохом в руках и котомкой через плечо, кормясь в пути подаянием. Добирались по-разному, но мысли были об одном, что происходит в Единой Земле?

Владыка Адам, за девять лет управления епископской церковью снискавший себе репутацию человека почти святого, уж во всяком случае наделенного Благодатью, подвергся гонениям со стороны ордена Храма. И никто – ни герцог, ни рыцари Кодекса, ни даже орден Пастырей – не вступился за митрополита, не возопил о чудовищном кощунстве. Почему? Как допустили такое? Или неспроста прячется Его Высокопреосвященство как от братьев-храмовников, так и от собственных людей? Может быть… страшно подумать о таком, а поверить еще страшнее, но, может быть, не так уж несправедливы возводимые Храмом обвинения?

Монастырь Чудесного Избавления, скромно притулившийся близ озера, встречал гостей радушно. Но не в радость был отдых после долгой дороги. И даже встречи друзей, многие из которых не виделись со дня избрания отца Адама митрополитом, согревая душу, не приносили успокоения.

Тяжелые времена настали, братья. Тяжелые. Слава богу, хоть чудовища попрятались. Как будто тоже испугались того, что происходит у людей.

Удивительное совпадение, лучше и не задумываться, но как не думать, когда дурные мысли сами приходят в голову: пропал владыка Адам и попрятались твари. Нет больше ни чудищ, ни демонов, ни нежити.

Нежити? О чем только не думается в смутные дни! Последнюю нежить в Единой Земле сто лет назад уничтожил Миротворец. И даже до самых удаленных пределов Единой Земли уже дошли вести о том, что рыцарь Пречистой Девы вернулся к людям.

Чтобы спасти? Или покарать? Нет, не карает Пречистая, но кто знает – за сто лет героя могли повысить в должности.

А главный вопрос: как быть дальше? Он маячил болезненной тенью за текстами и подтекстами всех разговоров; смотрел из глаз, когда святые отцы, в молчании вкушая пищу, встречались взглядами; комариным звоном висел в каждой молитве. Как же быть?

И еще до того, как прибыли в монастырь Чудесного Избавления последние, дольше всех задержавшиеся в пути гости, ответ робко, но неизбежно начал обретать форму. Церкви нужен новый глава. Нужен, ибо хуже нет, чем оставить стадо без Пастыря.

– Он отнимает у меня Силу, – жалобно и зло говорил Сватоплук, – он отнимает у меня силу. Упырь. Исчадье ада. Скоро все, все отвернутся от меня, и ты – тоже.

– Не говори глупостей, – попросила Ирма.

Она устала слушать жалобы брата.

Поначалу, когда Сватоплук в первый раз обмолвился о том, что присутствие в Единой Земле Артура Северного вытягивает у него силы, Ирма пропустила эти слова мимо ушей. У всех свои странности. Братик плохо относился даже к Варгу. Вынужден был мириться с тем, что рано или поздно старшей сестре придется устраивать свою жизнь, а это означает семью, мужа и детей, и обновление Силы с рождением каждого ребенка… Вынужден был. И мирился. Но скорбно признавал, что, увы, далек от подобающей христианину любви к возлюбленному сестры.

Впрочем, семья благословенна, браки совершаются на Небесах, и владыка Адам даже готов был лично благословить союз оборотня и ведьмы.

Иное дело Артур Северный, монах, а как выяснилось недавно, еще и священник. Какая уж тут любовь – грех один. Ирма и сама знала, что грех, но не слишком об этом беспокоилась. Для заботы о душе есть Сватоплук, если бы тот еще не докучал наставлениями. А дело, оказывается, было вовсе не в заботе о нравственности старшей сестры. И все равно, когда брат в первый раз, вместо привычных порицаний, заговорил о том, что Артур лишает его сил, Ирма лишь отмахнулась.

Владыка Адам был одарен магическим талантом. В семье Элиато магами были все. Именно поэтому герцоги испокон веку считались покровителями Академии Дозволенного Волшебства, именно поэтому, как считала Ирма, Сватоплук, пройдя таинство священства, приобрел власть над некоторыми демонам. Для того чтобы маг научился пользоваться Силой, нужен толчок, своего рода инициация. Происходит это по-разному: кому-то достаточно душевного потрясения, кому-то, как вот Ирме, понадобилось лишиться девственности, Сватоплуку же – пройти таинство. Каждому свое. Вполне возможно, что в своей неприязни к любовнику сестры владыка Адам неосознанно творил какие-то, лишь священнику доступные, заклятия. А на примере несчастной Ветки ясно, чем заканчивается для мага попытка воздействия на Артура Северного. Девчонка лишилась Силы, может быть, навсегда. Сватоплуку повезло больше: он просто слабел с каждым новым заклинанием.

О чем тут беспокоиться? Достаточно просто изменить свое отношение. Не возлюбить по-братски – на такой подвиг и святой Невилл-Наставник не сподобился бы, – просто стать равнодушным. Ну есть у Ирмы любовник, ну и что? Молись о ней, а сэр Артур как-нибудь сам о себе позаботится.

Потом, чуть позже, она поняла, что разговоры об отнятой Силе и – дальше больше – о том, что в облике Миротворца явился в Единую Землю чуть ли не посланец из Преисподней, начались после того, как Артур Северный и владыка встретились лицом к лицу. На следующий день в столице только и разговоров было о рыцаре Пречистой Девы. А потом Сватоплук пожаловался, что слабеет.

Миротворец пришел, чтобы отнять силу; Миротворец сделал так, что Господь отвернул лик Свой от владыки Адама; Миротворец – проклятие из бездны; Миротворец – то, Миротворец – это…

Надоело довольно быстро. Ирма вообще не отличалась терпением. И не понимала, ну хоть убейте: разве Сватоплуку мало того, что у него есть? Монахи, демоны, паства, подкрепляющая владыку ежедневными молитвами. Ей бы, ведьме, столько силы, сколько получал ее братик от одних прихожан, – никакая жемчужина не была бы нужна. Если даже Артур, по-своему защищаясь от направленной неприязни митрополита, и отбирал какие-то капли, так что их жалеть? Капли, они капли и есть.

Жадность губит.

Ох как это верно сказано! Вот и братик попал в беду.

Теперь у него нет пастырей, нет и паствы, почти не осталось демонов. Сватоплук потерял все, что имел, за каких-то четыре дня.

Ирма была зла на себя. И – на Миротворца. Мальчишка купил ее, купил так дешево, а она, дура, радовалась каждой редкой встрече. Почти влюбилась.

Вспоминать было стыдно. Забыть не получалось. Все, что было, виделось сейчас совсем другими глазами, и, честное слово, уж лучше бы орден Храма сразу отдал дикую ведьму в руки Недремлющих, чем поступать с ней так, как Артур.

Ирма не надеялась отомстить: даже с ее силами, с тремя тысячами интуитов, с библиотекой заклинаний не многим беднее, чем в Академии Дозволенного Волшебства, не стоило и думать о том, чтобы замахнуться на Храм. Они называют себя монахами, да, но каждый из этих монахов – маг. Ведь не зря же в старые времена орден соперничал с академией, по всей Единой Земле выискивая наделенных талантом детишек. Артур, не владеющий и капелькой Силы, – исключение, а не правило.

Исключение. И слава богу, что так. И, наверное, проще потягаться со всем орденом Храма, чем с одним-единственным Миротворцем. Или нет? Ведь у Сватоплука получилось. Пусть ненадолго, пусть это стоило ему власти, но он попробовал и доказал, что рыцарь Пречистой Девы уязвим так же, как обычный человек.

Пусть он только скажет, что делать. Сколько же можно твердить: Миротворец – воплощенное зло, Миротворец – упырь из Преисподней, Миротворец…

Миротворец – нахальный щенок. Он не враг, не противник – просто мальчик, лишенный магического таланта. И этот мальчик заслуживает наказания.

Если бы Сватоплук не убежал!

Можно испугаться Артура, особенно если поверить, что он не от мира сего. Можно бояться его, воображая, что за синеглазым рыцарем все силы ада. Но нельзя же от страха терять голову. Останься митрополит в Шопроне, и что бы сделали храмовники? Да ничего. А теперь никто не помешает им незаметно выследить владыку и запереть его в каких-нибудь своих подземельях.

Сбежал?

Сбежал.

Нашли?

Нет, не нашли, где ж его найдешь?

Сватоплук понимал это?

Ирма очень надеялась, что понимал.

Пять дней назад, когда посреди ночи в ее дверь постучали два брата-сержанта и очень вежливо попросили собраться и ехать с ними, Ирма решила, что орден Храма взялся выполнять работу Недремлющих: гвардейцы не справились с интуитами, но храмовники-то справятся с кем угодно. Она так испугалась, что не решилась даже на попытку побега. И правильно сделала. В странноприимном доме при столичных казармах ордена ей объяснили, что, поскольку брат Артур Северный и Альберт Северный взяты под стражу Недремлющими, Храм счел своим долгом обеспечить неприкосновенность…

Ирма не поняла. Недремлющие не могли арестовать Артура. Он не колдун, даже не маг, он – рыцарь Храма, и при всей нелюбви друг к другу монахов и рыцарей Кодекса интересы их никак не пересекались. Альберт – другое дело. Но Альберт совсем еще ребенок. И если со взрослыми интуитами разговор у Недремлющих был короткий, то детей обычно просто отправляли на выселки. Куда-нибудь на болота или на север, за Пустоши. Крестьянские семьи с удовольствием принимали таких ссыльных: в хорошем хозяйстве всегда есть работа для еще одной пары рук, а уж чем прокормить, найдется.

Сэр Раду, маршал монастыря в Шопроне, счел нужным лично побеседовать с любовницей Миротворца – сообщил, что для Ирмы было бы лучше всего на какое-то время остаться под защитой братьев-рыцарей. Тут ее и осенило: она вспомнила, кто может воевать и с детьми, и со священниками, и с орденом Храма, если понадобится. Ирма поблагодарила сэра Раду за гостеприимство и, едва рассвело, уехала в Поповище.

Она не ошиблась в ожиданиях: Сватоплук дал о себе знать.

Он начал войну с Миротворцем. И проиграл ее.

… Сватоплук нашел ее в Развалинах, прилетел туда на спине одного из самых глупых и бесполезных демонов: тех, что были поумнее, успел растерять за четыре дня близкого общения с Артуром. Он являл собой жалкую смесь страха и злости, то разражаясь мстительными клятвами, то печально сетуя на судьбу и происки нечистого. Он не походил на себя, такого, каким Ирма привыкла его видеть: на доброго, внимательного и чуткого священника, и на ее любимого маленького братика он не походил тоже.

И было до слез жаль его.

– Он выследил меня, – говорил Сватоплук, – он был в Стополье, даже в Лыни, он нашел письма, он знает о священниках и о демонах, и… он все знает. Все! Он следил и за тобой, София. Ты предавалась блуду, а этот пес запоминал каждое твое слово. И доносил. А ты… Почему Господь позволяет нечистому торжествовать, в то время как верные дети его претерпевают лишения и муки?

– Он следил за мной? – переспросила Ирма. – Что это значит?

Сватоплук рассказал ей. И жалость выгорела в одной ослепительной вспышке ярости. Вместо души – серый пепел. Горячий. Сухой.

– Я помогу тебе, – сказала Ирма, задохнувшись этим пеплом, – конечно, я помогу тебе, но для начала, братик, ты должен забыть о Миротворце.

– Я не могу.

– Можешь. Забыл? Теперь скажи, что мы должны делать.

Галеш отыскал Артура на конюшне. Рыцарь чистил высокую чубарую кобылу. Менестрель залюбовался необычайно яркой «тигривостью»[8] и чуть не забыл, зачем явился.

— Хороша лошадка, – сказал Артур, не оборачиваясь.

– Хороша, – согласился Галеш.

Очень коротко подстриженная грива позволяла оценить красивый затылок кобылы, лебединую шею, высокую и длинную холку.