Убивать людей нельзя. Недремлющие Ирму убьют. Значит, спасать надо. А какой ценой, об этом благородный сэр Артур и не задумается даже. Для него никакой цены нет. Есть любовь. Его любовь к красивой ведьме. Ее любовь к нему.

Давным-давно, уже в этой жизни, но в такие незапамятные времена, что и не верится: было ли? Давным-давно, когда Артур еще не стал Миротворцем, ордену довелось столкнуться с житником. С настоящим духом жатвы, выросшим, вошедшим в силу, проросшим уже из удобренной трупами земли. Было поле, дорога, рассекающая его надвое, и были дети, малышня – самым старшим едва ли исполнилось десять. А еще были рыцари Храма – монолит веры, доспехов, оружия, через который тоненькой змейкой побежала трещина нерешительности.

Храмовники воевали с чудовищами – не с детьми.

И было солнце в синих глазах Артура, спокойного, как всегда невозмутимого. Солнце бликами танцевало на лезвии топора, пока сталь не почернела от крови.

Черная кровь.

Это вывело из ступора остальных, и с монстрами в детском обличье разделались быстро. Прикончили, потом сожгли. Но сэр Герман долго не мог забыть высокого, синеглазого мальчика, что, поразмыслив лишь мгновение, взял топор и пошел убивать детей.

Легко. Без тени сомнения. Ибо нечисти не место под солнцем, как бы эта нечисть ни выглядела.

Да. Забыть не мог долго. Как выяснилось, не забыл до сих пор.

И легкую, уверенную руку того же мальчика, когда он в несколько штрихов открыл своему командору темный и ясный взгляд Богородицы. Взгляд, от которого перехватывало дыхание и сердце щемило, а в горле вставал комок. И она улыбалась.

Святой?

Проклятый?

Он явился, чтобы спасти Единую Землю от Зла. Да, возможно. А возможно, он и есть то самое Зло.

«Бог со мной». Это не страшновато.

Страшно.

К вечеру сошли с тракта, углубились в Пустоши по кажущемуся бездорожью. Дальше предстоял путь по древним насыпям с проложенными по ним рельсами. Рельсы еще лет двести назад сняли на железо, а наметенная поверху пыль давным-давно слежалась до каменной твердости, превратив насыпи в удобную, хоть и небезопасную дорогу. На трактах, конечно, патрули, зато поверху быстрее.

Артур по-прежнему держался во главе, сразу за ним ехали двое братьев. Замыкали колонну сержанты, охранявшие обоз.

Под навесом, что остался на месте древней станции, разбили лагерь какие-то путешественники. Четверо. Двое с оружием. Сэр Герман пригляделся, увидел в стороне пару крепких, толстоногих лошадок, телегу, груженную угловатыми кусками металла.

Хайдуки с кузнецами на автомобильную свалку ходили. Отважные люди, ничего не скажешь. Решили не дожидаться каравана с храмовой охраной – сами пошли. Оно и верно: лето на дворе, притихла нечисть.

Один из мужчин уже встал, приветственно замахал руками, присоединяйтесь, мол, к костру. Отужинаем чем бог послал…

Артур ударил Серко пятками. С ровной рыси жеребец прыгнул в галоп. Сверкнуло – как будто память стала явью – заходящее солнце на лезвии топора. Раз, второй, третий… Алым по стали.

Алым… Господи, нет!

Один из хайдуков попытался убежать. Подкованные копыта Серко ударили его в спину. Взлетел и опустился топор.

– Чувырлы, – как ни в чем не бывало объяснил Артур подлетевшим братьям, – земляные.

– Чув-вырлы, – непослушными губами произнес брат Петр, – земляные чувырлы рассыпаются п-прахом.

Обученные лошади не боялись крови, но, чуя настроение хозяев, храпели, переступали, нервно взбивая фонтанчики пыли. А крови было достаточно, и сквозь ту же пыль прокладывали себе дорожку темные ручейки.

– Миротворец убивает, а не развоплощает, – просто сказал Артур. И поднял невозмутимый взгляд на подъехавшего сэра Германа. – Дальше надо пройти. Не ночевать же здесь теперь.

Подтянулся обоз. Оторопевшие послушники зачарованно смотрели на убитых людей. Пусть смотрят – надо им привыкать. Не дай бог, правда, еще когда увидеть, как человек человека топором пополам рубит.

– Лошадей заберите, – распорядился командор и догнал вновь выехавшего вперед Артура.

– Земляные чувырлы рассыпаются прахом, – сказал еле слышно. Одному Артуру сказал.

Синью грозовой сверкнули в ответ глаза.

– Сэр Герман…

И, не договорив, шенкелей коню дал. Да пошли, мол, вы все. Не учите ученого.

… Ночью же он просто исчез. Вроде только что сидел в стороне от костра, то ли чураясь братьев, то ли понимая, что чураются его самого. И вдруг не стало. Первым Галеш обеспокоился – вот еще кто трупов не испугался. Но певцы, они все на голову трудные. Галеш обеспокоился, завертелся:

– А где Артур?

– Да где бы ни был, – бросил один из сержантов, – там пусть и остается.

– Я… – Галеш поднялся было, да второй солдат его за полу дернул:

– Сиди! Будешь ты ночью бродить.

И снова тихо. Молча сидят люди у костра. Молча стоят часовые поодаль. Никому говорить не хочется. О ерунде – противно. О том, что стоит разговора, – еще гаже.

Артур появился так же неслышно, как исчез. Тронул командора за плечо, поманил за собой.

Молча.

Ругая себя за дурость, сэр Герман все-таки оставил меч лежать у огня. Встал, бросил остальным:

– Все в порядке.

И пошел в непроглядную после яркого костра темнотищу.

Шли долго – с полчаса, не меньше. Молча шли. Только песок под ногами поскрипывал противно. А когда пришли, Артур все так же без слов вниз указал. На землю. Пригляделся сэр Герман. И увидел.

Четыре тела. Не тела даже – четыре бурдюка полупустых. Внутренности выедены, как всегда чувырлы делают. Они облик живого человека принять не могут. Вот и убивают. Ну и едят заодно – нечисть почти вся человечину предпочитает. А головы целы. Головы чувырлам без надобности. Земляным.

Вот если бы огненные были, те бы, наоборот, черепа изнутри выжгли. Огненные больше всего для магов опасны, мажьи мозги, как известно, особенные.

А воздушные…

Артур уже отвернулся, обратно в лагерь пошел.

– Арчи! – окликнул его командор.

– Ну?

– Извини.

– Не за что.

– Есть за что, – сказал сэр Герман. – Я за сто лет забыл многое и отвыкнуть успел. Нельзя было забывать. Я сомневаться в тебе начал, мальчик, вот за это и прошу прощения.

– Сто лет, – эхом повторил Артур, – сто лет – это много.

– Что у тебя с братом?

Пожал плечами:

– Не знаю. Он вырос.

– И ты уже не нужен ему, да?

– Просто ревность. – В темноте не разобрать, но, кажется, коснулась лица улыбка. – Пройдет. Привыкну.

– Младшие вырастают рано или поздно, – вполголоса заметил командор, – вырастают и уходят жить сами по себе. Но они все равно младшие. Их надо защищать, беречь, помогать, когда сами они помочь себе уже не могут. Иначе случится беда.

– У вас был брат? – не то спросил, не то констатировал Артур.

– Был.

– Вы его обманывали? Когда-нибудь?

– Я никогда не видел его. Просто знал, что он есть. И думал всегда, что он сам может о себе позаботиться.

– Его убили?

– Да. Его убил мой друг. Он не знал. А даже если бы и знал, все равно. Моего младшего брата, Арчи, нужно было убить. Но я знаю, что, будь я с ним, найди я его чуть раньше, – все вышло бы иначе. Ну что, пойдем в лагерь?

– Спасибо.

– Да не за что, – улыбнулся сэр Герман. – И все-таки мне нужно время, чтобы снова к тебе привыкнуть.

– Время есть. Привыкайте.

Присев рядом с костром, сэр Герман протянул руки к огню и какое-то время молча следил за игрой пламени, слушал треск рассыпающихся искр. Потом сказал:

– Это действительно были земляные чувырлы. Тела людей там, – он кивнул в темноту, откуда только что вышли они с Артуром, – завтра нужно похоронить их по-христиански. И еще, братья, то, что я должен был сказать сразу, но по недомыслию своему счел лучшим сохранить в тайне. Хотя, – хмыкнул он задумчиво, – ведь были же знамения, мог и понять. Словом, брат Артур не потомок Миротворца.

Он сделал паузу, хитрый, ехидный старик. Сделал паузу, во время которой успели понимающе переглянуться и рыцари, и послушники; и сержанты проворчали что-то разочарованно; и даже Галеш открыл было рот, но закрыл на всякий случай.

– Брат Артур – это Артур Северный, – как ни в чем не бывало продолжил командор. – Вы знаете его как Миротворца, и я уже привык к этому имени, хотя, конечно, на самом деле Миротворец – это топор.

– К вашим услугам, – буркнул Артур, ни на миг не смутившись под перекрестьем взглядов.

Не поверили. Верят. Гонят веру, взывая к здравому смыслу.

Уже для отцов их отцов Артур Северный был сказкой, легендой, героическими балладами да сотней-другой похабных песенок.

– А крылья? – пробормотал обиженно один из мальчишек. – И нимб. Святой же.

– Сам ты святой, – привычно огрызнулся Артур.

– Со святостью до сих пор не все понятно, – почему-то виновато объяснил сэр Герман. – Вы и сами знаете, сын мой, что официально брат Артур не был причислен к лику святых.

– Угу, – сам для себя заметил брат Петр и почесал шрам на щеке. – Святые, они все замученные, а храмовника кто обидит, тот трех дней не проживет. Значит, говорите, брат Артур, топор ваш чувырл убивает, а не развоплощает?

– Да.

– Это выходит, те четыре, что в хайдуков перекинулись, больше уже не напакостят?

– Да.

– Ну и хватит о них, – подытожил брат Стефан. – Сэр командор, позволите за знакомство? – Он вытащил из седельных сумок бурдюк с вином.

– Вроде знакомились уже, – напомнил сэр Герман.

– Да ладно, – укоризненно сказал брат Петр, – мы ж не с Миротворцем, а с потомком знакомились. А сейчас за предка выпить надо.

… Не помешало, ох не помешало бы мальчику сейчас учинить что-нибудь в его духе. Какое-нибудь маленькое – он таких и не замечает – симпатичное чудо. Для Артура чувырлы, убитые, а не развоплощенные, – доказательство того, что Господь направляет его руку и его сердце. Если не прах сухой от тел остался, а кровь живая потекла – значит правильно все. Но это Артур. А братьям и уж тем более послушникам этого мало. Или, наоборот, много слишком. Четыре трупа, чувырлы или нет, а выглядят-то как люди.

Однако чудеса они на то и чудеса, что по заказу не являются.

Жаль.

Потому что сейчас братья верят, пока огонь горит и ночь вокруг полна тайны, не опасной – загадочной, а при свете дня, под солнцем, где для тайны нет места, скепсис вернется. Эх, Арчи, Арчи, ну почему ты всегда создаешь столько проблем для своего командора? И почему тебя самого эти проблемы нисколько не беспокоят?

Миротворец… Миротворец – это топор!

Все-таки это была хорошая идея: сделать парадную форму по образу и подобию тех, древних, рыцарей-храмовников. Алое на белом – броско. Запоминается. Чистота и свет. И серебряные доспехи – почти как у Недремлющих.

Почти.

Мрачно. Внушительно. Надежно. Сила и спокойствие.

Разумеется, ни один нормальный храмовник не выйдет в поле, нацепив парадную форму. Но для песни простительны многие вольности, особенно для хорошей песни. Белый плащ с алым крестом.

Да. Именно так – кровь врага и сияние шелка.

Ну вот и Арчи улыбнулся. Мальчик, мальчик, трудно это – быть святым, даже если сам не веришь в собственную святость. Улыбайся, пока умеешь, брат Артур. Святые, те, что в легендах, суровы и мстительны, и лица их, истощенные постами, не знают улыбок. Улыбайся. А брат Стефан, позабыв о вине, глядит и не может понять – это пламя костра отражается от золотых волос? Или…

Или, брат Стефан, именно что «или». И брат Петр – отражением брата Стефана таращится на Артура с недоверчивым изумлением во взоре.

Она улыбается. И стыдно было забыть об этом тебе, сэр Герман, старый, глупый вояка.

А мальчик сейчас там, рядом с Пречистой, и вот оно – маленькое чудо из тех, на которые сам Артур не обращает внимания.

– … Все равно я в Нее не верю, – пробормотал Альберт во сне.

Ветка, приподнявшись на локте, заглянула ему в лицо.

Спящий, Альберт казался совсем ребенком. И улыбался он по-детски, открыто и доверчиво. Улыбка противоречила словам.

Тяжелый перстень на цепочке, что юный маг носил на шее не снимая, как носят христиане нательные крестики, скатился на подушку и светился в полумраке спальни таинственно и мягко.

Алый крест на белой эмали.

– Сгинь, – приказала Ветка шепотом и провела над перстнем ладонью. Тут же отдернула руку, поморщившись.

– Что? – спросил Альберт, мгновенно просыпаясь. Взгляд его был пристальным и чистым, ни следа сонливости.

– Сон, – объяснила Ветка, – тебе сон плохой снился.

– Да? – Юноша зевнул, тут же брякнувшись обратно на подушки. – Странно. Не помню. Ну и ладно.

– Сними ты это, – попросила Ветка, пока Альберт не заснул, – удавишься ведь цепью когда-нибудь.

– Не-а. – Он обнял ее, притянув поближе к себе, сонно объяснил: – Это же Артур подарил. Меня Пречистая Дева бережет. Только… – и уже во сне, проваливаясь в теплую яму, пробормотал снова: – Все равно я в Нее не верю.

Утром, едва начало светать, отправились хоронить заеденных чувырлами хайдуков. Сэр Герман взял с собой обоих послушников, брата Петра и двоих сержантов. Послушников – чтобы преподать наглядный урок, брат Петр и он сам должны были позаботиться о душах убитых, ну а сержанты – выкопать могилу.

Оставшиеся в лагере тем временем собирались в дорогу.

– Вот так это бывает, – наставительно говорил сэр Герман, указывая на изуродованные тела и с удовольствием отмечая, что детишки держатся хорошо, если и боятся, то виду не подают. Совсем не то что вчера, когда Арчи у них на глазах порубил на куски чувырл. – Видите, земля здесь более рыхлая, чем вокруг. Это так называемый круг лиха. Что вы знаете о кругах лиха, Мартин?

– Там прячутся земляные чувырлы. Если живая тварь заходит в круг, чувырла убивает ее и принимает ее обличье, – без запинки ответил послушник. – Я думал, круг лиха лучше видно, – добавил уже от себя, – а его, вон, с коня и не заметишь.

– Рано или поздно у вас, дети, появится чутье на подобную мерзость, – пообещал сэр Герман, – а вот у хайдуков подобного чутья обычно не бывает. Этим же, как вы видите, не хватило и обычной наблюдательности. Что вы можете сказать, исходя из расположения трупов, Сергий?

– Ну, вот этот, – мальчик, тот самый, что спрашивал ночью о нимбе и крыльях, ткнул пальцем в один из трупов, – он первый в круг зашел. Его чувырла схватила, и еще один хайдук, вот этот, выручать побежал. А потом… – мальчишка склонился, разглядывая следы, сделал несколько шагов от круга лиха к дороге, вернулся, – потом, – сказал чуть менее уверенно, – чувырлы уже в людском обличье из круга вышли и оставшихся догнали. Притащили обратно и тоже заели.

– Верно, – кивнул командор. – Что нужно делать, если твой товарищ попал в круг лиха и на него напала земляная чувырла?

– Застрелить его стрелой с серебряным наконечником или из арбалета – таким же болтом. Стрелять надо сначала в живот, потом – в голову, – на два голоса, довольно-таки вяло ответили послушники.

Надо полагать, въявь представили себе, как один из них, крепенький Мартин или внимательный Сергий кричит, поедаемый живьем, а второй хладнокровно и тщательно целится. Это ведь непросто – попасть точно в голову человеку, который корчится в смертных муках. Да и в живот – тоже уметь надо.

– У вас появится чутье, – повторил сэр Герман. – За всю историю ордена было лишь три случая, когда земляным чувырлам попадались наши братья. И все три раза это случалось из-за небрежения к правилам. Я надеюсь, дети мои, вы отчетливо представляете себе, что случится, если чувырле удастся принять облик рыцаря храма?

– Ее сэр Артур убьет, – заявил Мартин. – Насовсем.

– Брат Артур не вездесущ, – строго напомнил командор, – и, между прочим, он всегда следует правилам.

Тела, завернутые в конские попоны, сложили в могилу. Помолились искренне за упокой четырех безымянных душ. Водрузили крест из досок, на который разобрали груженную железом подводу.

– Камнями бы привалить, – сказал один из сержантов.

– Не нужно, – сэр Герман коснулся креста, – никто сюда не сунется – ни зверье, ни нечисть.

Брат Петр встал рядом. Тоже положил ладонь на шершавое дерево:

– Упокой, Господи, души усопших рабов твоих…

Дальше ехали в другом порядке. То есть сержанты по-прежнему охраняли обоз, а обоих послушников сэр Герман отправил в арьергард, поручив брату Стефану проэкзаменовать обоих на предмет чувырл всех видов, их повадок и особенностей. Рыцарь покривился, но возражать не стал. Еще бы он возражал, когда оба мальчишки его оруженосцами вскорости станут. А такие вот экзамены в полевых условиях куда лучше в памяти откладываются, чем когда в учебных залах по картинкам занимаешься.

Так что теперь брат Стефан выслушивал от своих подопечных все, что и так знал прекрасно: о чувырлах огненных, которые наиболее опасны, ибо умеют затаиться в любом пламени – от костра до малого, неволшебного, светильника. А бывает, что и в волшебных прячутся, если маг-создатель напутает что-нибудь в защитных заклятиях. О чувырлах воздушных, от коих легче всего защиту найти, потому как приходят они с сильными, ураганными ветрами, и, чтобы спастись, достаточно от такого ветра спрятаться. Не обязательно в доме, сойдет и палатка, и повозка крытая – были бы стены. С земляными разобрались еще возле трупов. А водные чувырлы водились, разумеется, в воде. И для избавления от них достаточно было раз в месяц проводить соответствующие обряды у озер и рек да по берегам каналов. Обрядами занималась епископская церковь.

Круги лиха встречали еще дважды.

Если вчера ночью сэр Герман мечтал о чудесах, то сегодня его мечты начали сбываться с настораживающей легкостью. Что к одному, что к другому кругу лиха Артур подъезжал, не считая нужным даже спешиться. Брал в руки топор, и чувырлы, невидимые, зато истошно вопящие, выскакивали на поверхность в комьях сухой земли и взрывались, брызгая фонтанчиками черной крови.

– Как и не было ста лет, – пробормотал командор после второго раза, – ну ничего не меняется.

– А правда, – привязались Мартин с Сергием на дневке, – правда, что вас в рыцари в десять лет посвятили?

– Нет, – ответил Артур, попыхивая трубкой.

– А-а, – протянул Сергий и глянул на Мартина: слышал, мол?

– Нас тоже не посвящают, – пожаловался тот, – даже в оруженосцы. Мне уже тринадцать скоро, а брат Стефан – все рано, рано. Так до старости в послушниках и проходим. А вам сколько лет было, когда посвятили?

– Месяца четыре или пять.

– Это как?! – ахнули оба парня. Артур в ответ молча пожал плечами.

– Брат Артур был очень болен, – счел нужным вмешаться сэр Герман, – и его наставник, э-э… сэр Лучан провел обряд посвящения, уповая на милость Пречистой Девы.

– Мне бы так заболеть! – с завистью сказал Мартин. – А правда, что вы первое чудище еще в три года задушили?

– Нет.

– А когда? – спросил Сергий, уже сообразивший, что за коротким «нет» может скрываться самая неожиданная история.

– Я вообще никого не душил.

– Ну убили. Правда, что в три года?

– В семь, – сказал Артур, – и это было не чудище, а человек. Купец один. Я его отравил.

Сэр Герман про себя охнул, а вслух погнал мальчишек напоить отдохнувших лошадей.

Арчи, чуждый деликатности, такого мог понарассказывать о своем золотом детстве, что не только мальчишкам сопливым – рыцарям плохо стало бы. Историю с купцом сэр Герман знал. Артур же когда-то и рассказывал.

Большой мир на тот момент представлял собой вполне цивилизованные земли, населенные людьми, без всякой там нечисти. И люди эти конечно же искали путь через Ледяной перевал. А упомянутый купец, подрабатывая, как и большинство его собратьев, еще и лазутчиком, узнал чуть больше, чем ему полагалось.

Там ведь все просто было, в строгом хозяйстве отца Лучана. Хочешь торговать – с нашим удовольствием. Собираешься напакостить – будь готов к неприятностям. Купец же, на свою беду, был человеком совсем не злым, да еще и педерастом к тому же. Вот и пригрел он в караване маленького золотоловосого бродяжку с прозрачным и ясным взглядом синих-синих глазищ. А отец Лучан, изучив поступавшие от бродяжки сведения, пришел к выводу, что добрый мужеложец представляет опасность.

Сэру Герману иногда становилось интересно, сколько же людей на совести у «безгрешного мальчика». Но интерес свой командор подавлял в зародыше. Незачем. Незачем знать слишком много. Того, что уже есть, более чем достаточно. Неудивительно, что «Не убий» стало у Артура любимой заповедью. Особенно если учесть, что узнал он о ней, только приехав в Единую Землю. Отец Лучан такую мелочь в Десятисловии не задумываясь опускал. Он куда более серьезное правило для своих агнцев придумал: «Защити».

«Защити» – это значит любой ценой.

Кошмар! У них ведь там одна Библия на весь монастырь была. И не читали ее – наизусть помнили. Выборочно.

А уж толковали как…

До первого входа в метро добрались уже к вечеру. Оставили повозку, лошадей и Галеша в защитном круге, разобрали оружие и отправились вниз. Там, под землей, что днем, что ночью одинаково опасно, так зачем откладывать?

Мартин и Сергий, вцепившись в арбалеты, держались, как им было велено, в середине строя, и пока спускался отряд по ступеням эскалатора, все вертели головами, разглядывая стены. Гадали, наверное, о происхождении мрачного вида пятен.

Дальше была рутина. Ревущие выдохи огнеметов. Вопли и визг. Рычание. Лучи фонарей метались по стенам, по узким полоскам рельс, уходящих в ожившую тьму. Привычно, в отработанном порядке, сменяли друг друга пары: рыцарь и сержант. Послушники, бормоча молитвы, стреляли из арбалетов в чудищ, что умудрялись обойти колонну.

– Вы не бойтесь, – подбодрил их Артур, – когда боишься, молитва не от сердца идет.

– А откуда? – спросил Сергий.

– От пяток. – Артур улыбнулся. – Зачем Господу твои немытые пятки? Да и чудища любят, когда их боятся.

За вечер успели сделать порядочно. Нашли парочку новых проломов. В одном месте обнаружили уже изрядно расшатанную кладку и укрепили ее. Как следует вычистили несколько тоннелей. Прошлогодние проломы все были заложены надежно.

Жаль, нельзя взорвать метро совсем, чтобы все засыпало. Для этого нужен специалист, а где его взять? Тут и маги не помогут. Разве что Альберт достаточно силен. Но строили-то с умом – чтобы обрушить все это, одной силы недостаточно.

– Завтра весь день работаем в Ямах, – распорядился сэр Герман, когда отряд устраивался на ночлег, – а послезавтра займемся здешним хозяином. Потом – в Цитадель Павших. Есть вопросы?

Вопросов не было. Очень уж спать хотелось.

Назавтра к рыцарям и солдатам присоединился Зако. Гитара была брезгливо приторочена к седлу, с того же седла был бережно снят волшебный клинок. Брат Петр и брат Стефан только хмыкали, один – в усы, второй – так просто, да головами крутили. Где это видано, чтобы в одном теле два человека уживались? Но командор не возражает. Значит, так и надо.

Зако молча наблюдал за сборами.

Рыцари и солдаты облачались в доспехи, проверяли оружие. Мартин и Сергий, пытаясь сохранить приличествующую невозмутимость, возились с ремнями, по десять раз пересчитывали серебряные болты в обоймах. Сегодня они боялись куда меньше, чем вчера. В Ямах, конечно, темно, но здесь, на поверхности, уже светило тускловатое утреннее солнце, так откуда бы взяться страху?

В очередной раз поймав взгляд Зако, сэр Герман не выдержал.

– Останешься снаружи, – приказал он одному из сержантов, – доспехи и шлем хайдуку отдай. Пойдешь с нами? – обернулся он к Зако.

– Пойду, – с напускным спокойствием ответил тот. – Только доспехи у вас хитрые, разобраться поможете?

– Хитрости тут никакой нет, – охотно взялся объяснять сэр Герман. – Рыцари у нас, как видишь, в шкуры беловолков облачаются. Их ни когти, ни зубы, ни огонь не берут, только магия на серебре и золоте. Ну а для солдат такие вот… хм, бронежилеты. Кевлар. Металлокерамика. Надеваешь через голову, вот так. Тут застегиваешь.

– Вроде кирасы, – хмыкнул Зако, подгоняя под себя ремешки, шевельнул плечами, согнулся, выпрямился, – удобнее только.

– Вот именно. Ну, поножи, наручи, перчатки – с этим никаких сложностей. Теперь главное – шлем.

– Хитрая штука.

– Это да, – сказал командор с нескрываемой гордостью, – это всем штукам штука. Надевай. Ага. Вот переговорное устройство. Это называется микрофон, он должен быть возле губ. Все, что ты скажешь, мы услышим, а монстры нет.

– Монстры?

– Чудища. В метро… в Ямах оно нам не особо нужно, мы там как раз-таки шуметь собираемся, но на будущее лучше запомнить. Так. Это целеуказатель. Очень удобно, сам убедишься. Забрало не стеклянное, не смотри так. Оно не бьется, не горит, не царапается. И не запотевает, что ценно. И вот еще респиратор. Не запоминай, просто пристегивай. Без респиратора там, внизу, нельзя – надышишься дрянью, в пять минут сдохнешь. Теперь огнемет…

Арчи краем глаза наблюдает за сборами. Не поймешь, что он там себе думает. Глаз вроде веселый. Синий. Как обычно. Вот скажи, думал ли ты, сэр Герман, когда еще не был никаким сэром, что доведется тебе живьем увидеть рыцаря-храмовника из романов Вальтера Скотта? И какого храмовника! Сидит, красавец, на борту подводы, как на танковой броне. В камуфляже «хамелеон», в «хакингах», в шлеме с пластиковым щитком-забралом. Забрало поднято, сияют холодно-синие арийские глаза. И респиратор, еще не пристегнутый, болтается над плечом символом извечного армейского разгильдяйства.

А на коленях лежит огромный двуручный топор с полированным лезвием и потемневшей от времени, выщербленной множеством принятых на нее ударов рукоятью.

Красота! В кино бы снимать! Да. И в сумасшедшем доме показывать.

Зако быстро освоился с диковинным оружием. Сообразительный парень, чего ж его в свое время в орден не взяли? Была ведь какая-то причина… Надо будет посмотреть в архивах, вспомнить.

Сержант, освобожденный на сегодня от зачистки, остался дежурить по кухне. А остальные, посерьезнев и вмиг утратив благодушие, отправились «работать».

И весь день, с коротким перерывом на обед, было одно и то же: рев огнеметов; короткие хлопки арбалетных тетив; быстрые проблески меча Зако; сырость и грязь.

– Да уж, – заметил под вечер брат Стефан, за хвост выволакивая на улицу незнакомое чудище, – что-то я раньше таких не видел.

Добычу осмотрели. Пришли к выводу, что раньше таких не было. И запихали в специально для подобного случая припасенный контейнер. По возвращении зверюгу отдадут магам, а уж они разберется, как ее лучше убивать, с какой стороны бояться и почему она не сгорела.

– Демон-то твой где? – поинтересовался сэр Герман у Артура, когда через улицу пролетел одинокий шар перекати-поля.

– Дух.

– Ну, пусть дух.

– Близко. Ночью придет.

– Почему не доложил?

– Через круг ему не пройти, – Артур зевнул, – а поедем мы завтра с молитвой, так что не достанет он нас.

– Извести бы его как-нибудь. Житник вот от огня дохнет. Чувырлы…

– Угу, – кивнул Артур, вытягиваясь на одеяле и снова зевая, – житник – дохнет, а остальные развоплощаются просто. Воплощение Города и Пустошей – Развалины. Что вы с ними сделаете?

– Дорогу торную надо будет оставить, – решительно сказал сэр Герман, – через город, хотя бы до сортировочной станции. Крюк, конечно, получится…

– Для бешеной собаки… – язвительно пробормотал Артур. Только что сонные, глаза вдруг сверкнули насмешливой синью. – А и правда, чего бы нам жизнь интуитам не облегчить?

– Маги тоже люди, – буркнул сэр Герман, – а нам не трудно.

– Может, еще и Кочевье почистим?

– Только не ври, что недоволен. Ирма твоя драгоценная туда же, полагаю, за цацками ходит?

Артур изобразил губами презрительное «пф». Но улыбнулся. Заповедь «Защищай» включала в себя и магов тоже. А крюк… ну какой там, в самом деле, крюк к этому Кочевью? Так, пара часов. Спешить все равно особо некуда.

С утра, поразмыслив на свежую голову, решено было разделиться. Сэр Герман, братья-рыцари, послушники и сержанты продолжали путь к Цитадели Павших. Артуру с Зако надлежало проехать через Развалины до Кочевья, оно же Чистилище, или, на языке сэра Германа – сортировочная станция. Обе группы должны были проложить «торные дороги» – то есть мечом и молитвой очистить свой путь от чудовищ, да так, чтобы духи и твари долго еще обходили эти улицы стороной.