ГЛАВА 5

Итак, Мессар. Центр материка. Конунгат Нермесс – одно из самых больших государств восточной части континента. Севернее Нермесса лежит Ничья земля (теперь-то известно, чья она), южнее – Хелонр, некогда колония Ниторэй и Эстремады, а нынче – приемный конунгат Ям Собаки. Осиное гнездо. Кругом шефанго.

Тир ничего не имел против шефанго вообще. Он на Лонгвийца смотрел криво, ну так ведь и Лонгвиец поглядывал на него выжидающе: временное перемирие не отменяло обещания убить, а неожиданная помощь не означала, что можно расслабиться. А против других шефанго Тир ничего не имел, и все же тот факт, что Катрин решила прятаться в одном из конунгатов, заставлял нервничать. Так. Самую малость.

Честно говоря, он уже так влип, что нервничать просто не имело смысла. Рано или поздно количество его ошибок превысит критическую массу, и тогда все равно убьют.

Каким чудом Батпыртау удалось выяснить, где находится Катрин, он не вникал. Краткого контакта с начальником разведки оказалось достаточно, чтобы навсегда уяснить: чем дальше ты от Мечников, тем лучше. Если тебе дорог рассудок, не пытайся забирать их эмоции. Если тебе дорога жизнь, не забирай их посмертных даров. Если тебе дорого спокойствие – не задавай им лишних вопросов.

Так что, получив всю необходимую информацию, Тир ограничился благодарностью, и даже традиционная вальденская формула «буду рад оказать ответную услугу» далась ему с некоторым трудом. Он не думал, что монстрам, в течение трех дней препарировавшим его память, понадобятся когда-нибудь услуги наемного убийцы. Но если понадобятся… страшно предположить, кого же придется прикончить.

– Я немедленно отправлю за ней людей, – пообещал Эрик.

Тир ничего не сказал, только поморщился. Люди его величества уже спугнули Катрин в Лонгви и в Оскланде, скорее всего, в Нермессе произойдет то же самое.

– Суслик, если я отпущу за ней тебя, ты снова устроишь бойню. Ссору с Оскландом мы еще как-нибудь переживем, но ссориться с конунгатом себе дороже.

– Не будет бойни, – сказал Тир. – Я могу не убивать.

– Неужели?

– Если не будут убивать меня. В любом случае, ваше величество, я могу не убивать так, как в Оскланде.

– Трудно поверить. – В голосе Эрика слышался очень неприятный сарказм.

– Я не буду убивать без крайней необходимости, – Тир терпеливо смотрел на императора, – такая формулировка подходит?

– Добавишь слово «никогда»?

– Ваше величество!

– Понятно. Ладно, отправляйся в Нермесс и, сделай милость, позаботься о том, чтобы Катрин Зельц осталась жива.

– Она еще год будет необходима, – буркнул Тир. – Понял. Позабочусь.

Катрин сбежала в земли шефанго. Почему? Скорее всего, потому что надеялась, что там защитят ее ребенка. Она имела бы больше оснований надеяться, если бы была отцом, а не матерью. И если бы идиотская идея о том, что Тир принесет сына в жертву дьяволу, была хоть чуточку менее идиотской. Нет, в Нермессе Катрин не на что было надеяться. Эрик не верил в то, что Тир фон Рауб убьет своего сына. И Лонгвиец не верил в это. Скорее всего, в это не поверит и конунг Нермесса… хотя в любом случае будет лучше, если до конунга дело не дойдет.

Христиане, впрочем, верили в этот бред безоговорочно. Слова «дьяволопоклонник» и «жертвоприношение» были для них синонимами, а о том, что первенцев в жертву предпочитал получать Бог, а отнюдь не дьявол, все как будто позабыли.

Эрик велел не убивать. Ладно, нет, значит, нет. А Катрин повела себя неожиданно умно для такой соплюхи. Она крестила Риддина в одном из самых многолюдных приходов Орена, столицы Ниторэй. Искать ее первым делом начали бы именно там, среди восьмисот тысяч горожан… Конечно, не каждая из обитательниц столицы три недели назад родила сына, и все же поиск занял бы время, а для Катрин это стало бы сигналом о том, что ее все еще разыскивают.

Она тянула время. Рассчитывала на то, что рано или поздно поиски прекратятся. И у нее хватило ума не прятаться в каком-нибудь монастыре, чьи стены могли защитить от Тира фон Рауба. Защитить-то они могли, но монастыри принадлежат христианской церкви, а церковь – это организация. Там все учтено, каждый человек сосчитан, информация сохранена в архивах, а архивы доступны любому, кто проявит достаточно терпения и сноровки.

После того что случилось в Оскланде, Катрин передумала прятаться среди людей. Она обосновалась в одном из нермесских лесничеств, на заимке, в глухом лесу, воспользовавшись гостеприимством лесничего.

Еще один христианин, мать его, поразвелось же их – никакого спасения нет. Почему бы не придумать какой-нибудь полезный закон, запрещающий христианам в языческих странах поступать на государственную службу. Надо как-то ограничивать их количество!

В третьем часу ночи Тир вылетел из ворот телепорта в центре Мирена, столицы Нермесса. Сразу «прыгнул» на восемь харрдарков вверх. Выход из телепорта охранялся, но Тир исчез раньше, чем человеческий глаз успел заметить его машину, а датчики сигнализации (в Нермессе пользоваться магией не стеснялись) сообщили лишь о помехах. Ничего, достойного внимания.

До места он добирался вслепую. Батпыртау указал ему ориентиры, но было облачно, а Блудница шла над облаками, так что полагаться пришлось на компас да на особое старогвардейское чутье. Чутье, к слову, не считалось магией, и Старая Гвардия не стеснялась использовать его в военных действиях. Да толку-то! Авиация войну не выиграет, тем более не выиграют войну шесть человек…

К черту! Не сейчас!

Он не промахнулся – посадил Блудницу в подлеске, всего в полусотне метров от большого деревянного дома. Не сломал ни одной веточки… правда, особого смысла в этом не было. Он войдет в дом, а когда выйдет оттуда, искать или преследовать его будет некому… Никого не убить. Да-да, он прекрасно помнит это условие. Но про то, что нельзя обезвредить, разговора не было. Запас посмертных даров невелик, так что нельзя рисковать собой больше, чем необходимо.

В доме было шестеро людей. Трое мужчин, две женщины и ребенок… Лесничий с женой, их батраки и Катрин с сыном. Теперь его зовут Гуго: Катрин назвала его в честь своего отца.

В хлеву спали лошадь, коровы и свиньи. В сарае дремал крохотный шлиссдарк. Шефанго богаты, их подданные – тоже не бедствуют. Аж завидно.

Тир неслышно выскользнул из леса, перемахнул через частокол, прислушался снова. Дворовая собака насторожила было уши, но почуяла, кто пришел, тихо заскулила и убралась в конуру.

Окна забраны решетками – от зверья, а вот дверь не заперта. Люди-люди, о чем вы только думаете? Прячете у себя воровку и не беспокоитесь о том, что за ней придут? Тир обошел дом вокруг, обнаружил вторую дверь, просунул в скобу дверной ручки толстый кол, вытащенный из изгороди. Теперь изнутри не откроют.

Он вернулся к «парадному», приоткрыл дверь и сквозняком просочился в узкую щель. В этот момент Риддин… Гуго услышал его и радостно, басовито загудел.

Почти сразу в сенях вспыхнул свет:

– Эй! Ты кто та…

Тир, не глядя, метнул нож. Вопрос оборвался удивленным вскриком. С той же стороны молча набежал большой парень. Получил удар ногой, грохнулся на пол со сломанной челюстью, сокрушив по дороге какой-то предмет мебели.

Это батраки, они спали в сенях. Оба живы. Тот, который с ножом, еще и двигаться может. Черт с ним! Он пока что в шоке…

Дверь, ведущая в жилую часть дома, приоткрылась, оттуда шарахнуло леденящим разрядом. Мимо!

Хрен там, мимо! Минус посмертный дар…

Из-за двери выстрелили очередью, не беспокоясь о том, чтобы попасть. И то сказать, о чем там беспокоиться? Ледяной холод мгновенно вытянул жизнь из парня на полу, вскрикнул и умер второй раненый. Тир забрал посмертные дары, метнулся вперед, чувствуя, как замерзает в жилах кровь. В буквальном смысле…

Он разбил толстые доски двери, истратив еще одну жизнь. Упал на спину, пропуская над собой еще один разряд, оттолкнулся руками, ударил обеими ногами в грудь бородача с оружием. Под каблуками хрустнуло. В потолок ушла короткая очередь.

Он охренел, что ли, в доме стрелять?! Убьет же всех!

Тир погрузил длинный нож в живот бородатого, резанул снизу вверх, оттолкнул падающее тело, вырвав из рук разрядник. Добивать было некогда – в помещении сильно похолодало. Дальше по коридору двое женщин, замерзая, крича от страха, пытались открыть вторую дверь.

Риддин был там! Он не боялся.

Тир рванулся через коридор, почти забыв об осторожности. Если дверь сейчас же не открыть, они тут все замерзнут насмерть. На входе во вторые сени его догнал посмертный дар бородача. И встретили безжалостные, стальные, заговоренные арбалетные шарики. Сразу два. Больше, чем нужно. Больше, чем…

Еще два следом. От одного он успел увернуться. Второй ударил в плечо. Развернул.

– Не двигаться! – рявкнул Тир.

Одна из женщин замерла. Вторая – Катрин! – попыталась, не выпуская из рук ребенка, забрать у нее арбалет. Тир рявкнул матерно. Уже не считая уходящие жизни, прорвался к дверям, со всей своей нечеловеческой, сверхчеловеческой силой ударил, выворачивая петли, в щепу разнеся косяк.

«Сколько у нее осталось зарядов в обойме?!»

Это была последняя мысль перед тем, как по глазам ударило багровое пламя.

И снова он успел. Уполз. Червем, безногим, перепуганным гадом, обрывая ногти, вцепляясь в жизнь зубами, уполз от огня. В себя пришел от утреннего холода. Очнулся голодным, голодным до такой степени, что не побрезговал и сожрал панический ужас воющей по мертвым собаки.

Катрин ударила его топором. Обухом.

Дура.

Била бы лезвием – могла убить, а так – сама виновата.

От того, чтоб замерзнуть насмерть, его спасло тепло летней ночи, дышавшее в выбитую дверь. От сотрясения мозга не спасло ничего.

Шлиссдарка в пристройке не было. В стойлах остались животные, и позаботиться о них сейчас некому. Дерьмо!

Тир вернулся в дом, трясясь от холода, разыскал шонээ, ткнул в кнопку памяти, надеясь, что в памяти прибора сохранены номера, нужные для дела, а не для болтовни, и сообщил:

– В пятнадцатом лесничестве три трупа.

Выключил шонээ и поплелся к Блуднице.

Шлиссдарка нет. Значит – надо его искать. Судя по состоянию того, что осталось от трупов, времени прошло до черта. Вот дерьмо!

– Давай, девочка, – он свалился в кресло, дрожащими руками застегивая ремни, – помоги мне, я сам не справлюсь.

Блудница не верила, что он не справится. Но она никогда не отказывалась помочь – помогать ему было ее основной задачей. Да, она засекла взлетающий шлиссдарк. Да, она заметила, каким курсом он улетел. Конечно, она попробует его догнать! С удовольствием! Догонять и убивать – это же так здорово!

Они летели над лесом, на юго-юго-восток, к побережью, к границе Нермесса. На юге Хелонр. Если держаться того же курса, то выйдешь прямиком к Порта Юна – перекрестку воздушных путей Мессара, Старого материка и Айнодора.

Шлиссдарк лесничего Блудница почуяла ненамного раньше, чем Тир. Огни Порта Юна, дрожа, замерцали в утреннем тумане, тут-то Блудница и насторожилась. Нашла!

Пустой кораблик, на борту которого было выведено «Муравей», стоял на краю летного поля. У пилотского кресла лежал топор, к обуху которого пристала кровь и прядь светлых, как будто металлических волос.

– Твою мать, – вяло прокомментировал Тир.

И пошел в здание администрации поля, выяснять, есть ли у них хоть какая-то информация о том, куда делись две женщины и ребенок, прилетевшие на «Муравье». С учетом того, что одна из женщин пребывала в состоянии полной неподвижности, они не могли не привлечь к себе внимания.

Блудницу Тир машинально вел за собой. И, кажется, не слишком адекватно отреагировал на попытку кого-то из полевой обслуги указать ему на нарушение правил.

На нарушение больше никто не указывал. Но о том, что в Порта Юна прилетел настоящий вальденский старогвардеец, грязный, как настоящий вальденский старогвардеец, пьяный, как настоящий вальденский старогвардеец, и злобный, как… ну понятно. Словом, об этом уже через десять минут было известно всем пилотам, техникам и даже пассажирам в зале ожидания.

Тир никак не думал, что Старая Гвардия пользуется за океаном такой популярностью.

Зато помогли ему охотно. Владелица шлиссдарка «Муравей» находилась в клинике неотложной помощи, а ее компаньонка и, прямо говоря – спасительница, да-да, с младенцем, совсем юная девушка, поднялась на борт эльфийского шлиссдарка. Да, отправилась на Айнодор. Час десять минут назад. Да, связаться с бортом можно. Вот, пожалуйста, по этому каналу… Все в порядке, господин фон Рауб?

– Ни хрена не в порядке, – рявкнул Тир, выметаясь на улицу и с разбегу запрыгивая в машину.

Ох, зря он так!

Морщась от боли, он рванул Блудницу в небо и помчался вдогонку за айнодорским кораблем. Что он будет делать, когда догонит корабль, Тир понятия не имел. На шлиссдарках эльфов установлены мощнейшие защитные поля, на шлиссдарках эльфов – магическое вооружение, на шлиссдарках эльфов – эльфы! Мать их, бессмертные и крутые, как вальденские гвардейцы.

Старогвардейцы круче. Но в одиночку не стоит и пытаться напасть на эльфийский шлиссдарк.

Он все-таки попытался.

По нему стрелять начали раньше, чем он сам что-то предпринял. Была ведь мысль сначала договориться, попросить разрешения на вынужденную посадку – места на палубе хватало. Нет, куда там. Открыли огонь.

Снаряды превратили небо в решето, Блудница завертелась, весело и радостно затанцевала, уходя от выстрелов. Тир высадил всю обойму в лобовой атаке, целясь в одну точку защитного купола, точно напротив первого пилота. Девяносто шариков в стальной оболочке. Примерно на семидесятом купол поддался. Голова пилота взорвалась, тело откинулось в кресле, Тир забрал посмертный дар. Сменил обойму… И тут на мостике рядом со вторым пилотом невесть откуда оказалась Катрин.

С Риддином на руках.

На мгновение они встретились взглядами – и Тир увидел, разглядел веселые алые огоньки в вертикальных зрачках своего сына.

Блудница нырнула вниз, под непробиваемое дно шлиссдарка, и дальше, дальше – к земле.

Бой окончен.

– Почему на Айнодор? – спросил Тир у Блудницы.

Она не знала почему. Она хотела бы еще подраться, но если нельзя, значит, нельзя.

Почему на Айнодор?

Потому что попасть туда можно только на эльфийском корабле. А еще – потому что эльфы чуют «грязь» не хуже, чем барон Лонгвийский. И ненавидят ничуть не меньше. Пожалуй, даже больше.

Что ж. Теперь вернуть Риддина не поможет даже Лонгвиец… Это не повод сдаваться, но сейчас пора отступить. На время. Ненадолго.

Черт-черт-черт!!! Хорошо бы не навсегда.

Тир вернулся в Рогер злой до потери рассудка и уставший донельзя. Удачное сочетание, потому что, если бы не усталость, кто знает, каких еще глупостей он мог наделать?

Эрик недоумевал. Легат Старой Гвардии при всем своем безрассудстве и отчаянной, старогвардейской смелости никогда раньше не совершал ошибок. Но с некоторых пор он стал ошибаться раз за разом.

Во всем, что не касалось полетов.

Когда это началось? Когда Старая Гвардия охотилась на кертов, осваивающих скоростные болиды. Тогда же Тир вновь стал спорить с Эриком по поводу давным-давно, казалось бы, решенного вопроса о том, как именно нужно учить пилотов. И слишком много времени проводить с Хильдой.

А потом появилась эта девчонка Зельц, и он как с цепи сорвался.

За последние несколько месяцев цепь вроде бы восстановилась. Цепь и ошейник – страх и обязательства, удерживающие демона в рамках человеческого поведения. Эрик предпочел бы называть это по-другому, видеть ситуацию иначе, но для того, чтобы заменить ошейник и цепь верностью и доверием, нужно было признать себя хозяином Тира фон Рауба. Парадоксальным образом признание этой формы взаимоотношений отменяло принуждение, но для Эрика было неприемлемо. Демон или человек, его легат должен был сам отвечать за себя и свои поступки, не сверяясь ни с чем, кроме собственной совести.

Одна беда – совести у него никогда не было.

Пределы собственной власти над ним… точнее, ее беспредельность, не то чтобы пугали, но вызывали легкую оторопь. Бешеный легат, прошлой весной живьем разрезавший на кусочки тридцать человек, в этот раз досконально выполнил рекомендацию «не убивать».

О чем-то это говорит, не так ли? О том, что Тир вменяем лишь до тех пор, пока цепь натянута. О том, что стоит дать ему чуть больше воли, и он с радостью повторит оскландскую бойню в любом другом месте. Ни для чего. Просто так. Просто потому что ему это нравится.

Похоже, Тир фон Рауб возложил на своего императора ответственность за слишком большое количество жизней.

Эрик знал, что можно обходиться без приказов и запретов, для этого достаточно было объяснить Тиру, почему что-то делать нужно, а что-то – недопустимо. Убедительно объяснить. Так, чтобы это улеглось в рамки его исковерканной логики. Но объяснить, почему кого-то убивать необходимо, а кого-то нельзя, было невозможно.

Оставалось запрещать. И приказывать. И контролировать натяжение цепи.

Как бы там ни было, совершив шокировавшее эльфов нападение на айнодорский шлиссдарк, Тир признал свое поражение. Он, конечно, не угомонился: под видимым спокойствием тлеет ярость, и весь он сейчас как ядовитая змея, готовая к смертельному броску, но, по крайней мере, он не собирается больше ничего предпринимать.

Не собирается никого убивать.

Хотя бы какое-то время.

Эрик приказал ему ждать. И Тир ждет. Только боги знают, чего ему это стоит. Потому что, если Лонгвиец прав, если в том, что касается детей, Тир фон Рауб чувствует, как шефанго, и думает, как шефанго, то он уже должен был бы штурмом брать Айнодор.

Но он ждет.

Эрик тоже ждал. Хелед Рыжая, правительница Айнодора, должна была принять решение насчет судьбы Катрин Зельц, но она отложила рассмотрение этого вопроса до тех пор, пока Катрин не перестанет кормить ребенка.

– Не хочу, чтобы у девчонки из-за меня молоко пропало, – безапелляционно заявила она в ответ на ходатайство Эрика.

Что ж, Хелед – это Хелед. Прекрасная дама, чей скверный характер, невероятное упрямство и полное отсутствие чувства такта стали притчей во языцех задолго до рождения Эрика Вальденского.

Не зря же деда угораздило влюбиться именно в нее. Дед – он такой. Легких путей не ищет.

ГЛАВА 6

Айнодор редко предоставлял убежище чужеземцам. Настолько редко, что считалось, будто эльфы вообще никогда этого не делают. И Катрин покинула Порта Юна на эльфийском шлиссдарке только потому, что он оказался единственным кораблем, на котором можно было улететь немедленно, в ближайшие десять минут.

За те полгода, которые она скрывалась от Тира, ей никогда не было так страшно, как в то утро. Она и раньше боялась, но сначала страх был рассудочный, осмысленный – отец Польрен объяснил ей, какую угрозу представляет Тир для ребенка, и Катрин предприняла все возможное, чтобы спасти своего сына.

Она все сделала сама и никак не ожидала, что в ее действиях обвинят людей, которых она попросту использовала. Это была ее идея – укрыться в Оскланде: она решила, что лучше всего прятаться в государстве, состоящем с Вальденом в прохладных отношениях. К тому же Катрин худо-бедно знала оскландский язык. Это она отыскала в Лонгви представительство дома Блакренов – в Лонгви можно было найти представительства всех более-менее крупных дельцов Саэти – и, да, ей повезло, что Блакрены прислали в Лонгви своего сына, а не штатного финансиста, но должно же было женщине в ее положении повезти хоть в чем-то.

Очень сложно было притворяться дурочкой, беззащитной, беспомощной, безмозглой. И было страшно, потому что Тир, он знал, что она далеко не глупа. Он и терпел ее только потому, что она умнее многих женщин, даже тех, которые были гораздо старше.

Помощи просила дурочка. А вальденский демон искал умную и расчетливую стерву.

Стерву, влюбленную в него всем сердцем.

Катрин хотела нанять мага-телохранителя и даже рассматривала идею обратиться за помощью к кому-нибудь в Лонгви, но быстро отбросила эту мысль, поскольку многие лонгвийцы были шефанго, а шефанго отдали бы ее Тиру, просто потому, что он – отец ее ребенка, а она… всего лишь мать. Всего лишь!

Когда она узнала о том, что случилось с Блакренами, о чудовищном убийстве, которое Тир совершил просто потому, что был очень зол, страх перебрался из разума в сердце и зацепился там. Страх и чувство вины – Катрин боялась, что Тир убьет ее, Катрин истерзалась мыслями о том, что из-за нее были убиты люди. Они были добры к ней и погибли из-за своей доброты.

Ее телохранитель Яирам разорвал договор без раздумий. Он сказал, что фон Раубу простили бойню в Оскланде, и если уж ему сходят с рук такие преступления, значит, ему никто и ни в чем не станет чинить препятствий. Демон получил индульгенцию на убийства.

А мир, возможно, сошел с ума.

Яирам готов был рисковать жизнью, спасая Катрин, – это входило в условия договора, – но он не мог рисковать душой. Фон Рауб ведь не зря убивает со столь невероятной жестокостью, он проводит ритуал, отнимает у жертвы не только жизнь, но и душу. Своему хозяину, Сатане, он добычу, может, и не отдает – в конце концов, всем известно, что именно на таких условиях Эрик Вальденский согласился его защищать, – но себе забирает, это уж точно. А для жертвы не все ли равно, кому из демонов достанется душа?

Катрин не винила Яирама и даже не пыталась удержать. Могла бы, наверное. В ее положении не так уж сложно было заставить людей делать то, что ей нужно. Но если бы Яирам погиб, его смерть легла бы на ее совесть, так же как смерть Блакренов. И кто знает, вдруг тень вины за убийства коснулась бы нерожденного младенца. Допускать этого было нельзя. Малышу и так угрожала страшная опасность, и никто не мог спасти его, кроме матери и Бога.

Она укрылась бы в монастыре, но Яирам, перед тем как уйти, отсоветовал ей просить защиты у церкви.

Катрин боялась все время. Страх менял окраску, становился сильнее, не покидал ни на миг – но все это время она боялась человека. Человека, которого почти не знала, несмотря на то, что в течение полугода была его единственной женщиной и несколько месяцев даже жила с ним в одном доме.

Человека, которого любила.

До сих пор.

А он не был человеком.

И страх Катрин превратился в панический, животный ужас, когда демон пришел за ней в дом лесничего, господина Скогра. Когда меньше чем за минуту мир перевернулся, и жизнь сломалась, и трое людей, защищавших ее, людей, в которых она верила, погибли быстро и страшно.

Катрин не могла забыть, как они с госпожой Скогр пытались спастись, что есть силы дергали, тянули на себя дверь. И понимали, что это колдовство, черные чары, что дверь не откроется, что они заперты в доме наедине с демоном, который убил всех мужчин и сейчас идет убивать женщин.

Но из затянувшего коридор холодного облака вышел не демон, а ослепительный ледяной ангел. На белом лице страшно светились алые уголья глаз, волосы сверкали заиндевевшим серебром, кристаллики льда осели на одежде, отчего летный комбинезон казался ледяной броней.

Он должен был умереть – шлейф холода, тянущийся за ним, как крылья, должен был выстудить кровь в его жилах, превратить кости в хрупкое стекло. Но он не умер, его невозможно было убить, в тот момент Катрин поняла это со всей отчетливостью и осознала бесполезность сопротивления, и если бы не Гуго, медленно замерзающий у нее на руках, она сдалась бы. Смерть неизбежна, от рук ли явившегося за ней разгневанного демона или от холода.

Госпожа Скогр стреляла из арбалета, но стальные шары не причиняли демону никакого вреда.

Его не убить…

Катрин не сдалась только потому, что хотела спасти сына. Стремление это было настолько велико, что она нашла в себе силы ослушаться властного голоса, не поддаться чарам. В тот момент она не думала о том, что Гуго все равно умрет, умрет от холода, ведь из дома не выбраться, разве что со смертью демона развеется злое колдовство.

А демон прошел мимо нее, не обращая внимания на выстрелы. И выбил дверь.

Вот тогда Катрин и ударила его топором. Увидела путь к спасению – откуда только силы взялись – одной рукой подняла тяжеленный колун…

И не смогла ударить насмерть.

Вот не смогла, и все.

Она любила его. Он хотел убить ее, а она его любила. И ничего с этим не сделать. Только бежать дальше и снова прятаться, моля Бога о том, чтобы никто больше не погиб из-за нее.

На что надеялась, глупая, глупая женщина? Неужели на то, что он поймет, на то, что, когда он придет в себя, когда осознает, что Катрин сохранила ему жизнь, он что-то поймет, почувствует благодарность или… ну хоть что-нибудь почувствует, кроме желания убить?

На палубу шлиссдарка она поднялась в таком состоянии, что стюард счел необходимым спросить, чего она боится. Эльфам обычно было наплевать на людей и на человеческое самочувствие, но во время перелета экипаж предпочел бы видеть своих пассажиров спокойными и уравновешенными, а женщина с младенцем, растрепанная, бледная и трясущаяся от ужаса наверняка могла выкинуть что-нибудь неожиданное.

Прижав к себе Гуго, боясь, что сейчас ее попросту выкинут с корабля, оставят в порту, Катрин призналась, что ее преследует убийца. Она могла бы не говорить правды, но это значило подвергнуть шлиссдарк опасности, к которой экипаж будет не готов.

– Убийца? – недоверчиво поднял брови стюард.

Катрин впервые в жизни видела эльфа, ее заморозила нечеловеческая, утонченная красота, а разрез темно-фиолетовых глаз до жути напомнил Тира.

– Фон Рауб, – прошептала Катрин, борясь с желанием зажмуриться или заплакать. – Меня хочет убить Тир фон Рауб. Он гонится за мной… прямо сейчас.

Это имя знали даже эльфы. Господи, да есть ли на свете место, где не слышали о легате Старой Гвардии?! Есть ли на свете место, где можно от него укрыться?!

Красивые губы эльфа тронула улыбка, неожиданно теплая улыбка.

– Вам нечего бояться, – услышала Катрин. – На нашем корабле и на Айнодоре вы будете в полной безопасности.

Ей очень хотелось поверить. Но… Катрин слишком хорошо знала Тира.

Когда бело-зеленый болид в одиночку атаковал эльфийский шлиссдарк, она уже ничего не боялась и ни на что не надеялась. Эльфы успокоили пассажиров, мол, корабль защищен настолько надежно, что не поддастся даже магии, не то, что обычным ШМГ. Эльфы не знали, но она-то знала, что от того, кто напал на них, нет спасения. И, обогнув попытавшегося удержать ее стюарда, она побежала наверх, на мостик, туда, где были пилоты…

Когда она поднималась, над мостиком взлетел кровавый фонтан.

Вот и плакали эльфийские защиты. Сейчас здесь погибнут все – пятеро эльфов и четыре десятка людей, никто не уйдет живым. Смерть будет страшной, но рано или поздно они сами начнут молить о ней. Как молили Блакрены.

Жизнь Гуго не стоила такой цены. Ничья жизнь не стоила такой цены. И Катрин взлетела на мостик, чтобы отдать сына демону, чтобы выкупить остальных. Может быть… ну ведь может же быть, что он примет жертву и сочтет ее достаточной!

Она так и не поняла, почему Тир вышел из боя.

Люди не могли надолго задержаться в эльфийских землях. Люди даже попасть туда толком не могли. Городок Айнати – один из айнодорских портов был предназначен для чужеземцев, но выходить за пределы порта не разрешалось, так же как и оставаться там дольше, чем на тридцать дней.

Но, оказывается, случай Катрин был особенный. Оказывается, то, что ее преследовал демон, да не какой-нибудь, а Черный, собственной персоной, имело огромное значение. Если бы только она раньше узнала о своем исключительном положении!