Айс фыркнула. Бросила взгляд на хмурую морду стражника. А когда обернулась к двери, за окошком было темно и пусто.

– До свидания, – бросила она наугад.

– До свидания, – гулко ответила тьма.

Айс фон Вульф. Жена Эльрика де Фокса. Что ж, они подходят друг другу, Князь и эта беловолосая тварь. Нет, они подходили бы друг другу, не будь она такой замороженной. Рыба. Зубастая рыба с холодными пустыми глазами.

Она и в самом деле думает, что умеет улыбаться? Щерящийся клыками оскал – улыбка по-фоксовски. Но Князь-то зубы не показывает. А эта…

Интересно, забрасывая огненные шары под колпак болида, она тоже улыбалась?

Тир ходил по камере.

От стены к стене.

Кольцо с противным шуршащим скрежетом ездило по тросу.

От стены к стене.

К кольцу была приклепана цепь. Другой ее конец крепился к ошейнику. Ошейник навевал воспоминания. Разные. Неприятные. О том, например, как брали в плен кертского царя – ныне правящего, кстати, царя, который вряд ли может пожаловаться на плохую память. Двадцать пять лет – не срок, а такие события, как плен и вынужденное заключение мира, и через сто лет не забудутся. Царь уже тогда хотел приобрести себе демона для опытов. Вот и приобрел. Потому что демон – идиот.

Это ж додуматься надо было.

Сунуться туда, где тебя ждут, не дождутся. Причем добровольно.

Причем – уже в третий раз.

Ох, боги, стыдно-то как.

В прошлый раз ошейник удалось снять, отделавшись ободранными ушами да болью в вывихнутой челюсти. В прошлый раз его не керты делали. А теперь все – не вылезешь. Склепали ошейничек тик в тик, еще и с зубчиками по верхнему краю. Нет, жить-то они не мешают, в смысле – зубчики. Да и керты, если уж на то пошло. Всякое в жизни бывает – сегодня они, завтра их. Их чаще, поэтому ребята спешат оттянуться, пока есть возможность.

Издержки профессии.

Работа опасная, зато увлекательная…

Интересно, она улыбалась?

О да. Улыбалась. Правда, совсем не так, как здесь.

Тир помнил голос. Он его слышал, но не отвечал. Все равно не смог бы ответить – в кабине взрывались огненные шары, и все, на что он был тогда способен, это орать от ужаса, считая, как одна за другой отщелкиваются сгоревшие жизни. Или молчать. Мертво стиснув зубы и опять же считая.

Он молчал.

Потому что она слушала. Внимательно слушала.

– Ну как, пилот? – Взрыв, и горящая мазутная пленка растекается по колпаку. Изнутри. – Как летается? Паленым не пахнет?

Он молчал. Раскаленные кнопки тлели под пальцами. Паленым пахло. Со всех сторон пахло. Но это-то ерунда, это не страшно, пока есть запас жизней, пока сохраняется неуязвимость, пока…

– Почему же ты не горишь, мразь? – Это она уже не ему, это она бормотала себе под нос, нисколько не заботясь тем, слышит ли ее кто-нибудь. – Почему не горишь?..

И вместо огненного под колпаком взорвался ледяной шар.

Мгновением позже кабина наполнилась водой. Холодной, надо сказать, водой, и какое-то количество жизней ушло на то, чтобы спасти золотой болид от перепада температур. Тир не сразу понял, что новым этапом эксперимента стала так называемая «лужа по пояс». Забавное заклинание. Особенно когда «лужа» по пояс сверху. А когда понял, то даже успел поразмыслить над тем, что лучше, сгореть или захлебнуться. Успел, прежде чем вода начала замерзать.

– Да сдохнешь ты или нет? – бормотала ведьма. – Ладно, птаха, проверим твои косточки на излом…

Вода, замерзая, расширяется. Во все стороны. Внутрь, между прочим, тоже.

– Больно? – интересовался холодный голос из пустоты. – Больно, пилот? Что молчишь? Или ты говорить не умеешь?

И Тир, стыдно сказать, даже обрадовался, когда «царский «мерседес» наконец-то раскололся на куски, а глыба льда с вмороженным в нее господином фон Раубом булькнула в реку внизу.

Оттуда его и выловили кертские пилоты.

Положение унизительное, но лучше уж так, чем подохнуть в результате каких-то экспериментов совершенно удолбаной бабы.

И вот, пожалуйста, от стены к стене десять шагов. Кольцо шуршит по тросу. Ошейник – тик в тик. Зубчики опять же. И Эрик не торопится выкупать драгоценного своего легата. И правильно делает. Это наука такая на будущее: не попадайся, урод.

Только вот слишком велика вероятность, что удолбаная баба все-таки заполучит легата фон Рауба для долбаных экспериментов. Интересно, Эрик учитывает такую возможность?

– День добрый, госпожа. – Бородатый стражник отдал честь и указал на знакомую дверь. – Вчера он шибко не в духе был, как вы ушли. Весь вечер туда-сюда бродил. Нас аж заколдобило, хоть и амулеты и дверь чем надо прошитая.

– Почему ты думаешь, что он был не в духе? – прохладно поинтересовалась Айс.

– Ну так, оно же понятно. – Стражник состроил удивленную гримасу: – Ежели нас колдобит, ему, стало быть, совсем не сладко.

– Сменять вас пора, – подытожила Айс, – эмпатические аномалии могут быть чреваты…

– …боком, – тут же согласился стражник. – Вот и я о том же. Мы рапорт, конечно, составили, но ежели вы, госпожа, поспособствуете…

– Я поспособствую. – Айс кивнула, обернулась к дверям: – Открывайте.

– То есть, – бородатый недоуменно поднял кустистые брови, – вы что же, внутрь собрались?

– Я, кажется, ясно выразилась? Откройте двери.

– Так, говорю же, не в духе он… – Под пристальным взглядом Айс стражник на мгновение заледенел. А как только смог двигаться, тут же попятился, примирительно выставив ладони: – Ладно, госпожа. Конечно, госпожа. Как прикажете. Сейчас все подготовим.

Из узенькой каморки, что соседствовала с камерой фон Рауба, донеслись скрежет и поскрипывание. Что-то там куда-то наматывалось, что-то откуда-то вытягивалось. Неприятные звуки. Видимо, дверь помимо засовов снабжена каким-нибудь хитрым механизмом.

Нет. Навряд ли хитрым. Если верить слухам, для Вальденского демона механизм чем хитрее, тем роднее. Якобы он с ними договариваться умеет. Сказки, конечно. Но на пустом месте сказок не бывает, а для кертов, накоротке общающихся с духами, суеверия зачастую понятнее и ближе истины.

– Прошу вас, – стражник поклонился, – вы, госпожа, если что, так дайте знать. Мы мигом. А то, хотите, я с вами парней отправлю.

– Не хочу, – отрезала Айс, – закройте за мной двери и оставайтесь на местах. Если мне что-то понадобится, я вас позову. Ясно?

– Так точно. – Если бородач и обиделся на резкий тон, виду он не подал. И правильно. Ему по должности обижаться не положено. Ему положено приказы выслушивать и исполнять.

Айс перешагнула порог и остановилась, привыкая к темноте. Дверь за ее спиной с тихим шорохом повернулась в петлях. Где же?.. Тарсграе! Да вон впереди две яркие точки – желтые волчьи глаза… Нет, у волков они вроде зеленым горят. Ф-фу, да не все ли равно. Он смотрит. Ждет. Чего ждет, почему не подойдет ближе?

Айс выпустила из пальцев белый пушистый шарик, и тот взмыл к потолку, озарив камеру неярким мягким светом.

– Ох, – сказала Айс. Рука ее метнулась к губам. – Ох, – повторила она. И покачала головой. – Извините. Если бы я знала, я осталась бы снаружи.

– Зато так я не опасен. – Даже сейчас он улыбнулся. И улыбнулся искренне. – Ну почти не опасен. Добрый день, госпожа фон Вульф.

– Добрый, – с запинкой ответила Айс.

– Я вас умоляю, не надо так смотреть. – Голос его оставался мягким, чуть-чуть насмешливым. – Это всего лишь необходимые меры предосторожности. Ничего страшного.

Да, наверное. Но не смотреть она не могла. Просто не получалось оторвать взгляд от прикованной к стене фигуры.

Стальной ошейник. Стальной пояс. Стальные браслеты на запястьях. Цепочка от них пристегнута к ошейнику. А от ошейника толстая цепь уходит куда-то в глубокую дыру. Как раз над его головой.

Он, кстати, совсем невысок, страшный Вальденский демон. Он заметно ниже Айс. Невысок и худощав, на взыскательный взгляд, так даже, пожалуй, слишком. И, оказывается, у него светлые волосы. Пепельные. Это красиво.

– Жаль вас разочаровывать. – Фон Рауб покривился и вдруг, рывком, стал сантиметров на десять выше. – Честное слово, госпожа фон Вульф, обычно я выгляжу несколько ухоженнее. Доказать это сейчас нет никакой возможности… – Сквозь насмешку в теплом голосе впервые проглянули досада и легкий стыд. – Увы, вам остается поверить мне на слово.

– Я верю. – Айс разглядывала его, чуть смущаясь и напоминая себе, что она, в конце концов, маг, а это создание – любопытнейший экземпляр, представитель неведомого науке вида… – Я верю и даже могу себе это представить.

Ей хотелось сделать это вчера. Сегодня представилась возможность. Айс протянула руку и коснулась его лица. Увидела изумление в черном-черном, непроглядно черном взгляде. И шепнула:

– Хочу посмотреть, верны ли мои представления.

Очень осторожно. Чтобы не сделать больно. Хватит с него боли, честное слово, слишком много ее для одного человека, даже для демона.

Самыми кончиками пальцев…

Безобразный синяк. Черты лица такие тонкие, острые скулы эльфийской лепки… У кого поднялась рука?

Вот. Так куда лучше.

– Смотреть двумя глазами удобнее, правда? – Она улыбнулась, впервые разглядев в горящих черных глазах недоверие и растерянность. Ей он верил, да, верил. Он не мог поверить в происходящее. – А я думала, вы никогда не теряетесь.

Он не ответил. Опустил ресницы, длинные и острые… может, и вправду эльфийская кровь?

Может быть.

Заодно долой и щетину. Мужчины его породы собственную небритость воспринимают болезненнее, чем, скажем, сложный перелом берцовой кости. Хуже для них разве что не очень свежее белье.

Губы разбиты. Больно, да? Ничего, потерпи немножко, сейчас… а этот шрам, он не от удара. Айс знала, от чего остаются такие рубцы, и едва сама не прокусила губу от острой, болезненной жалости. Сейчас, когда с него слетела маска, она смогла заглянуть в его душу. В темноту, в холодную и сырую каменную тьму. Давит, со всех сторон давит, и солнца нет, нет ветра, нет даже звуков, кроме бесконечного, сводящего с ума журчания воды по холодным камням.

– Бедный мальчик, – Айс обняла пальцами его притянутые к подбородку ладони, такие узкие, красивые, длиннопалые кисти, – птаха, и косточки птичьи…

Он вздрогнул. На тонких запястьях арбалетными тетивами проступили напрягшиеся жилы. Дикий, запредельный какой-то ужас во взгляде.

Миг. И сгинуло наваждение. Погасло за опустившейся сеткой ресниц.

– Я… – Голос хриплый, потерянный. – …Спасибо… право же, оно того не стоит…

– Так ты намного красивее. – Она взъерошила его серебряные волосы. – Разве плохо? А, кроме того, если бы не я, ты бы здесь не оказался.

Ну вот. Сказала. Напомнила то очевидное, о чем оба, кажется, позабыли. Зачем?! Затем, что надо. Так надо.

– Если бы не я… – Он кривовато улыбнулся: – Понес меня черт за «царским «мерседесом»… Правда, спасибо. Дерьмо! – От резкого рывка звякнули цепи, жалобно заскрипела по камню сталь. – Почему здесь? Почему так? Почему ты меня спасаешь, а не я тебя. Это… – Он замолчал, сжимая кулаки, слова искал и давил лезущие на язык ругательства. – Это неправильно, – выдохнул наконец.

– Тир, – удивительно легко оказалось выговорить его имя, – это неправильно, да, но не окажись ты здесь, разве ты заметил бы меня?

Горько и больно, но правда редко бывает радостной. Айс фон Вульф, Айс де Фокс – урод-полукровка, смесок, мутант. Эльрик, ее сильный, добрый, любимый Эльрик слишком стар и слишком мудр, чтобы обращать внимание на внешность. А вот этот юный, красивый, эльфоглазый мальчик… нет, он, конечно, не стал бы кидать в нее камнями, как другие. Он лишь скользнул бы пренебрежительно взглядом и усмехнулся, поразившись такому уродству. Или – по ситуации – выдавил из себя несколько холодных и вежливых слов. Еще неизвестно, что хуже. Иногда камни предпочтительнее. Тех, кто бросает, можно ударить в ответ.

– Не заметить тебя? – Он покачал головой. – Это ты так шутишь? Айс, я мечтал познакомиться с того дня, как впервые о тебе услышал. Ученый, оперирующий понятиями, до которых здесь не дорастут никогда, маг, работающий с материями, о которых я уже не надеялся услышать, человек, представляющий мир так же, как я… Черт, – он усмехнулся, – мне с моих знаний толку мало. Я, как видишь, приспособился, принял здешние законы и правила. Так легче. А ты живешь по-своему, и все вокруг вынуждены подстраиваться под тебя. Не заметить… Это ты не должна была меня замечать. Легат Старой Гвардии – не того полета птица. Самое обидное даже не это, – Тир подвигал скованными руками, цепи чуть звякнули, – обидно то, что ты еще и женщина.

– Почему? – Она улыбалась. Удивительное чувство, необыкновенное! Раньше так было только с Эльриком. Он видел в ней женщину, сильный, мудрый, древний – он видел. Но этот мальчик…

– Да нипочему, – Тир пренебрежительно поморщился, – просто лучше бы ты была заучившейся очкастой воблой.

– Думаешь? То есть ты предпочел бы, чтобы здесь сейчас была такая вот вобла?

– Нет! – Он поспешно замотал головой: – Не надо. Ты можешь это устроить, я знаю, но… нет. Уж лучше я буду лелеять свои комплексы. Ну там, простой пилот и настоящая леди, романтика, все дела.

– Ты не обычный пилот, – сказала Айс.

– А ты – уникальный маг. – Тир вновь посерьезнел, взглянул настороженно и тоскливо: – Что я для тебя? Объект исследований? Тема для пары страниц в очередной монографии?

– Для нескольких монографий, – поправила Айс.

Рассмеялись они одновременно.

Айс по-прежнему держала его руки, и Тир, опустив голову, коснулся губами ее пальцев:

– Ты совсем другая, чем я думал.

– Ты совсем другой, – эхом отозвалась она.

И поцелуй его был таким… болезненно-сладостным, долгим и нежным, и в груди заныло от томительной неги. Распустился внутри теплый пушистый цветок, и Айс застонала от этого тепла, от сладкого щекотания лепестков, и оторвавшись от губ демона, не сразу смогла вздохнуть.

– Иди, – попросил Тир, пряча взгляд, – пожалуйста.

Руки его – пойманные птицы, напряглись, суставы чуть слышно пощелкивали. Айс смотрела – не могла не смотреть – как вжимаются друг в друга тонкие косточки. Медленно, обдирая кожу, кисти выскальзывали из браслетов.

Вот почему он закован дважды: в запястьях и выше локтей.

– Не надо, – она обхватила его ладони, сжала, – не надо, Тир. Тебя накажут за это. Я… я поговорю с царем, обещаю, он примет выкуп. Завтра или, может, через день. Не позже. Ты потерпи, ладно? Осталось совсем недолго. Ты же не хочешь вернуться домой калекой? Они ведь ждут только повода, Тир. Чем дольше ты не сможешь летать, тем им лучше. Потерпи.

Айс поцеловала его высокий, горячий лоб. Губами притронулась к длинным, колким ресницам.

– Все будет хорошо, – прошептала уверенно.

Он улыбнулся ей одними глазами. Сквозь ласковые звездочки зрачков глядела звериная тоска.

– Все будет хорошо, – повторила Айс.

И быстро пошла к дверям.

Мохнатый шарик остался висеть под потолком, по-прежнему озаряя камеру мягким и добрым светом.

Пусть.

Сам Тир в жизни не попросил бы ее об этом, но Айс-то знала, как страшно ему оставаться в глухой и холодной темноте.

Первую минуту Тир отчаянно отплевывался.

Ее вкус, ее запах… Кажется, никогда теперь не забыть.

Еще и клыки… У-у, нелюдь… Ведьма! Светильник этот. Вот дрянь! И как его погасить – непонятно.

Фу.

Скривившись, он вытер губы. Понял, что руки дрожат, и уставился на них с нескрываемым отвращением.

Она касалась их. Трогала своими мерзкими теплыми лапами. Тварь. Тварь… ведьма… Теперь всю жизнь не отмыться.

Он чувствовал себя так, как будто, проснувшись, обнаружил на лице таракана. Мерзко. До тошноты, до дрожи.

«Прекрати истерику!» – приказал он себе. И прекратил. Не то чтобы совсем, но хотя бы дрожать перестал.

Ведьма…

Все! Хватит!

Тир прислушался к тому, что делалось снаружи. Ведьма ушла. Осталась охрана.

А у ведьмы куча комплексов, что при ее внешности, конечно, вполне ожидаемо. Получилось чуток подзарядиться. И подлечила, опять же – не надо тратить драгоценные капли силы на приведение себя в порядок. Может, грохнуть все на светильник? Да ну его, не факт, что получится. Можно сделать хитрее.

– Все через жопу, – грустно пробормотал Тир, – бардак в армии.

Он вздохнул, расслабился, поймал в себе слабые токи силы. Как мало ее! Настолько привык уже работать, не считая и не оглядываясь, что собирать энергию по капле казалось унизительным.

А куда деваться? Чертова сучка чуть не ухайдокала своими экспериментами. То ей, понимаешь, горит плохо. То мерзнет хреново. То, значит, кости дробятся медленно.

Вот мразь!

– Эй, Мохнурка, – позвал он негромко.

– Чего тебе, упырь, – тут же откликнулись из-за двери.

Ну точно, подслушивал. Позабавился, надо думать, от души. И пусть его. Не жалко.

В первый раз Тир получил за «Мохнурку» по зубам, да так, что показалось, вся челюсть выпала. А потом ничего. Привык бородатый. Отзывается даже. Бесится, правда, каждый раз, но от него ничего другого и не требуется. Он бесится, а демон силы копит.

Да к тому же, а как еще его называть, ежели он весь, с головы до ног, шерстистый? Подчиненные начальника за глаза «Гладким» зовут. Льстят безбожно, потому как они рядовые, а он – десятник. Ну а Тир, тот с чинами не считается. Тир всегда правду в глаза… Ага, а Тиру за это в зубы…

– Цепи сними!

Он не просил и даже не напоминал. Он приказывал. Силу – по капле. Здесь много и не надо, Мохнурка дисциплину знает, приказы выполнять привык.

Десятник – сам! лично! – возник на пороге. Уставился на светящийся шарик под потолком. У десятника две программы в конфликт вошли, одна – старая: свет в камере быть не должен. Вторая – новая: цепи снять.

– Сюда, – напомнил о себе Тир, звякнув кандалами.

Мохнурка вошел. Следом за ним в дверь просочились двое рядовых с арбалетами. Перестраховщики. Ну куда, спрашивается, бедный демон отсюда денется? Впрочем, памятуя все сказки… из которых большая часть – правда… Делся бы, будь силенок чуть-чуть побольше.

Вот сейчас бы кандалами да Мохнурке по башке, его телом от выстрела закрыться, посмертный дар забрать… Ага. Только болт арбалетный, это вам не разрывная пуля. Болт навылет бьет. Ему что один Мохнурка, что с демоном вместе. Да и второй стрелок зевать не станет. А ошейник-то по-прежнему к стене притянут.

Отступая к дверям, десятник снова взглянул на светильник.

Тир сдержал довольную улыбку, сделал взгляд просительным:

– Нельзя его оставить?

Не вопрос это, конечно – приказ. Такой же, как насчет цепей. Нельзя, мол, лампочку оставлять. Но это Мохнурка приказ слышит, а лопушата с арбалетами слышат просьбу. Робкую такую.

– Нельзя, – отрезал Мохнурка. И вся компания вымелась за дверь.

Ну вот. Порядок. Сейчас пришлют мага, он свет выключит, и будет совсем хорошо…

– Стопор убери, – напомнил Тир закрывшейся двери.

– Понял! – рявкнул Мохнурка.

И Тир едва не укусил сам себя со злости. Думать надо, когда приказываешь. Меру знать. Этак в следующий раз Мохнурка ему честь отдаст при встрече. И что тогда остальные подумают?

Потом он остервенело отмывался под ледяной водой. Керты, в общем, зверушки не злые. Отвели камеру со всеми удобствами. Через нее даже ручеек подземный протекал. Журчал, правда, зараза, так нудно, что любой другой на месте Тира через пару дней рехнулся бы. Но Тир фон Рауб – он не абы кто. Он демон, у него психика гибкая, он и не такое выдерживал.

Когда терпеть холод не стало уже никакой возможности, он оделся, забрался на койку и свернулся клубком, закутавшись в колючее одеяло.

Вот так. Так почти хорошо. Вымылся. Зубы почистил.

Честно говоря, очень хотелось выскоблить себя наждачкой.

Тело помнило.

Гадкие, гладкие, белые лапы. Скользят по коже. Теплые. Не деться никуда, никуда не деться. Пальцы не тронь, сука!

Птаха… проверим косточки на излом… птичьи косточки…

Страшно. Страшно чувствовать свою уязвимость. Тварь, мерзкая белесая тварь, подземная рыба, безглазая… Неба не видит. Лапы ее на коже, мерзкие, гладкие лапы, теплые…

Свернувшись под одеялом, Тир уже не пытался унять дрожь. Это пройдет. Пройдет само. Со временем.

Он сыграл на голых нервах, сыграл грубо и очень небрежно. Слишком страшно было, чтоб точно выверять все жесты и интонации, слишком страшно, чтоб притворяться, что страха нет. Черт! Сработано так топорно, что остается только удивляться, как можно было в это поверить? И все же ведьма поверила. Провалилась с головой, и если никто не протянет ей руку – она уже не выберется из трясины.

А царь примет выкуп. Завтра. Или через день. Боги, пусть это случится завтра! Потому что иначе она заявится снова. Она придет.

Тир уткнулся лбом в колени и закрыл глаза.

Если она придет… если она придет завтра, она уже не сможет жить без него. Только бы выбраться отсюда, а под небом эта тварь поймет, с кем связалась. Поймет. Ради этого, право же, стоило потерпеть.