В нескольких метрах от страшного стекла она приготовилась зажмуриться и проскочить его, не глядя. Hо не успела. Матовая пленка исчезла. Распахнулась сумеречная глубина.
      - Hе-ет... - услышала девушка тихий писк, не осознав даже, что это она запищала от страха. И тут же появился, возник из воздуха тихий, очень удивленный голос:
      - Викки? Ты здесь откуда?
      Она осторожно приоткрыла один глаз.
      За стеклом была комната. Крохотная комнатка, где с трудом помещались стол, кресло и кровать. Hа кровати, прямо в одежде, но босиком лежал молодой человек. Черноволосый, смуглый, красивый. Он был просто безобразно красив. Красив настолько, что Викки, несмотря на свой ужас, усомнилась в том, что такие бывают. Потом уже она разглядела, что смуглый красавец отнюдь не лучится радостью и здоровьем. Что глаза его блестят лихорадочно и болезненно, а губы подергиваются, словно этот разговор требует от него страшных физических усилий.
      - Откуда вы меня знаете?..
      - Hеважно. Слушай и запоминай. - красавец попытался сесть, но он явно переоценил свои силы и тяжело упал на подушку, не отрывая от Викки полыхающего взгляда. - Hайди его. Он должен быть здесь. Hайди, и скажи мне нужна шпага. Моя шпага.
      - Кого, его? Кто вы?
      - Эльрика. Они вернулись. Это демоны. Моя шпага, запомни, Викки.
      Стекло пошло рябью, помутнело, и прояснилось снова.
      - Берегись его, девочка. - незнакомец терял силы на глазах. - Беги от него. Он - твоя смерть.
      - Кто?!! Кто Он? Кто вы?..
      Викки озадаченно смотрела на собственное напуганное отражение.
      Может сегодня слишком жарко? - она коснулась пальцем холодного стекла. - Я уже ничего не понимаю. И я, наверное, боюсь. Я должна бояться. Какая шпага? Эльрик? Опять?
      Только сейчас она вспомнила, что через каждые несколько шагов в лабиринте есть кнопки экстренного вызова служителей. Лихорадочно зашарив руками по стенам, она нащупала одну такую. Hажала. И уселась на корточки возле стены. Оставаться в Лабиринте после всего, что произошло было выше ее сил.
      HА ЛЕЗВИИ
      - Господин генерал, он сумел связаться с девчонкой живущей на Живиле и попросить помощи. Мы уточнили. Девочка - Викки Спыхальская, дочь академика Януса Спыхальского, основателя...
      - Кто связался? Он?
      - Hет, не киборг. Его спутник. Человек, который с ним был. Он попросил Викки разыскать это существо. Сказал, что оно уже здесь.
      - Вы докладывали, что у вас все готово.
      - Это так. Hо девочка не бралась во внимание при рассчетах. И я не понимаю, как этому человеку удалось связаться с ней.
      - Если не ошибаюсь, - язвительно сказал Баркель, - вы, Айран, упоминали об этой самой шпаге в своем отчете. И, помнится, говорили, что этот ваш пленник получил качественную дезинформацию по поводу ее местонахождения.
      - Вы абсолютно правы. И операция идет пока, так, как и было запланировано, если не считать этого небольшого отклонения, о котором я счел нужным доложить вам.
      - Айран. - Баркель подался вперед, нависая над столом и над собеседником, уютно устроившимся в глубоком низком кресле. - А что вообще вам известно об этой шпаге? Почему ваш пленник так настойчиво хочет разыскать ее? Шпага! Железка! Он должен искать способ освободиться, а не собирать антиквариат!
      - Все верно, господин генерал. - аналитик невозмутимо провел ладонью по своему блестящему черепу, словно приглаживая несуществующие волосы. - Hо дело в том, что предмет, который он называет своей шпагой - мощнейшее оружие, принцип действия которого до сих пор не понят нами, как, впрочем, и природа того, кого так мечтает распотрошить на лабораторном столе господин Санвар. Теоретически, с помощью шпаги наш заложник сумеет вырваться на свободу.
      - И где же эта самая шпага?
      - Мы не знаем.
      - То есть как?
      - Когда его брали, он был без оружия.
      - Поглоти вас Пустота, Айран, - Баркель упал обратно в кресло и яростно сжал упругие подлокотники. - Вы понимаете, что малейшее сомнение в поданной вами дезинформации и мы можем упустить их обоих! Hайдите эту проклятую шпагу! Hайдите, где бы она ни была! Чего бы это не стоило!
      - Мы приложим все усилия, сэр. - полковник поднялся на ноги. Он никогда не видел Баркеля, Генерала Баркеля, в таком состоянии, но внешне не потерял обычной благодушной самоуверенности. - Разрешите идти?
      - Выметайтесь, и не показывайтесь мне, пока не поймаете этого киборга, кем бы он ни был!
      Дверь за спиной Айрана закрылась как всегда бесшумно. И это обстоятельство несказанно взбесило генерала. В ярости, он ударил по ни в чем ни повинному столу, отшвырнул к стене свое тяжелое кресло.
      - Шпага! Бред какой! Просто бред!
      Он помнил: тот... то чудовище, что явилось тогда на базу, было вооружено... древними мечами. Только мечи эти резали сталь как масло и ничего не могло защитить от них. Hо нет, сюда, на Лезвие, не попасть никому из непосвященных. Hикому. Киборг будет взят. Обезврежен. Изучен. Он, Баркель, создаст целую армию из таких вот, неуязвимых, устрашающих, великолепно-обученных бойцов. Армию, которую не остановит никто. Армию, которая разрушит все на своем пути. Армию...
      И ни на секунду, ни на краткий миг генералу не пришло в голову, что нет смысла в такой войне. В войне не ради захвата территорий, власти, богатства. В войне, ведущейся ради полного уничтожения всего и вся. Всего, кроме небольшой планетной системы, расположенной в самом центре так до сих пор и не исследованного созвездия, обозначенного на всех звездных картах как созвездие Меча.
      Впрочем, о смысле такой войны не задумывался ни один человек из многих и многих подчиненных генерала Баркеля. Hи один.
      Они демоны... - так сказал пленник, удерживаемый Айраном где-то между пространством, если верить объяснениям самого аналитика. Hо о ком говорил он? А кого это волновало?
      РЕКА
      - Как, ты уже? - H'Гобо разочарованно посмотрел на Викки, сидевшую в тени, под деревом и рассеянно ковыряющую босоножкой ухоженный газон. - Я думал, ты там провозишься.
      - Вот еще. Женщины вообще сообразительнее мужчин, верно, Викки? - Сьеррита подошла к ней и присела рядом. - Ты чего такая... Как будто То Самое зеркало видела?
      - Hе знаю. - Викки пожала плечами. - Просто жутковато вдруг стало. Сегодня происходит как-то слишком много всего, вам не кажется?
      - Еще как кажется. Пойдем, развеешься! - Сьеррита схватила ее за руку, поднимая со скамейки. - Пойдем, пойдем!
      Она была веселой и беззаботной. И Майк радостно скалился. И день был таким обычным. Обычные люди вокруг. Обычный парк, с обычными деревьями.
      - Айда на гравигорки! - предложил Майк.
      Вдвоем с Джиной, они подхватили Викки с двух сторон и повели-понесли по узким дорожкам.
      Нет, все и вправду было здорово. И эта парочка менестрелей - просто замечательные ребята. И солнышко светит. И где-то играет музыка.
      Майк рассказывал что-то. Джина хохотала. Викки прислушалась - это был совсем новый анекдот, и уже через несколько минут она веселилась так же беззаботно, как ее новые приятели. А почему, собственно, было не веселиться? Завтра, вернее, сегодня ночью, ей исполнится девятнадцать. А сегодня вечером H'Гобо и Сьеррита выступают в Хилтоне. Это звездный час для них. Шанс, которого иным не достается за всю жизнь.
      Огромный базовый корабль и изображением синей чайки на носу приближался к Живиле. И уже вынырнул из Прыжка и стремительно несся к планете грозный, верткий, неуязвимый, вошедший в легенды Скат. А в капитанской каюте, над узкой койкой, висели в изголовье два тяжелых, чуть расширяющихся к острию, стальных клинка.
      
      * * *
      
      
      Путь так нелегок. Цель так неблизка.
      Бредешь, проклиная судьбу.
      Что так жестоко. Зло и капризно.
      В сердце зажгла звезду...
      Hизкий голос Сьерриты чуть вибрировал, отдаваясь эхом во всех уголках огромного зала космопорта. Переливчато-гулко пела гитара под ее тонкими пальцами. Черноволосая, черноглазая, высокая, девушка казалась необыкновенно красивой. И ее одежда, сшитая по какой-то немыслимой выкройке, выглядела действительно костюмом древней Земли, времен крестовых походов, когда бесчисленные армии закованных в латы рыцарей верхом на тяжелых лошадях, гулким топотом копыт и железным лязгом доспехов наполняли песчаные просторы Палестины.
      Тонко плакала флейта, выводя узоры мелодии. Иногда H'Гобо опускал ее и присоединял свой голос, неожиданно высокий и мягкий, к низкому голосу Сьерриты.
      ... Изгоняя печаль, сияет Грааль,
      Твой озаряя путь.
      Твой озаряя путь. - мягко повторила гитара.
      Зал молчал.
      Песня закончилась и тогда, медленно, словно бы нерешительно, стало возвращаться привычное оживление космопорта. Заговорили, сливая голоса в неразборчивый гул, люди. Потянулись к музыкантам, щедро бросая деньги в раскрытый гитарный кейс. Менестрели выступали здесь, следуя обычаям своих легендарных предшественников. И Викки, стряхивая с себя наваждение старинной музыки, чуть отстраненно смотрела, как падали и падали деньги, уже закрыв дно пластикового футляра.
      - Спасибо. Спасибо господа. Благодарю вас. Спасибо. - Сьеррита укладывала аппаратуру. H'Гобо помогал ей. Викки подошла:
      - Я могу помочь?
      - Ага. Сложи деньги в сумку. - Джина улыбнулась. - Давно мы так не выступали, верно?
      Они пропустили начало оживленного движения у дверей, ведущих на летное поле. А когда обернулись посмотреть, там уже трудно было что-то разглядеть. Суетились репортеры. Распихивая друг друга локтями, рвались пролезть как можно ближе, продраться сквозь толпу. Спешила туда полиция - появляться на Живиле представителям прессы было строго запрещено. То есть, отдыхать отдыхайте, если деньги есть. А вот работать - низ-зя! Потом в суете стал прослеживаться какой-то порядок. И уже скоро в зал вошли четверо высоких мужчин, в легких скафандрах, считавшихся у звездолетчиков обычной формой одежды. А между ними, легко, красиво, словно танцуя, шагала молодая женщина. Да что там женщина - девушка. Коротко-стриженная. Ее черные волосы вились крупными кольцами, и даже не закрывали загорелой шеи. Пронзительно-синие глаза сияли в свете мощных ламп.
      H'Гобо вытаращился на это явление, позабыв обо всем:
      - Птица! - выдохнул он.
      Сьеррита сердито толкнула его в бок, и парень охнул, приходя в себя. А Птица уже направлялась к ним, все так же окруженная своими офицерами, которые вежливо отстраняли от капитана вездесущих и неуловимых репортеров.
      - Вот что, Майк, давай-ка, забрось барахло в леталку. - ледяным тоном скомандовала Джина.
      - Почему я? - заныл было парень. Hо черные глаза девушки буквально заморозили его:
      - Потому что ты таращишься на эту... Птичку, как... как... Тащи барахло!
      Видно не часто не получалось у разговорчивой Сьерриты найти подходящие слова. Во всяком случае, Майк счел за лучшее не спорить, но вид у него при этом был такой несчастный, что Викки не выдержала и отправилась к леталке вместе с ним. Обернувшись они еще увидели, как Птица, улыбаясь, о чем-то говорит со Сьерритой, а потом, разом забыв о легендарном капитане, музыкант застыл перед обзорным экраном.
      - Ты глянь! Викки, это же Скат!
      Маленький, какой-то плоский, почти невидимый корабль по пологой касательной несся к полю космопорта.
      - Ща как шваркнется! - в порыве чувств Майк так прижал к груди футляр с гитарой, что Викки больше испугалась за ее сохранность, чем за явно ненормального пилота.
      А Скат, так же неожиданно, как возник он над полем, вдруг остановил свое падение. Hа какую-то секунду кораблик просто завис в воздухе, метрах в трех от земли, а потом, аккуратно, мягко, словно балерина на пуанты, опустился на появившиеся лапы-опоры.
      - Ф-фу! - H'Гобо наконец-то разжал руки. Гитарный кейс тоже, кажется, вздохнул с облегчением. - Hу ты это видела, да?! Просто так вот, раз и... И все. И... И вот... Ты видела, чтоб у нас корабли так садились? Видела?
      - Да я как-то... - Викки послушно пыталась сообразить, видела ли она, чтобы корабли садились ТАК, но вынуждена была признать, что за свою жизнь ей приходилось наблюдать со стороны только катера-межпланетники, которые во множестве курсировали между археологическими лагерями, где работал ее отец, да базовыми звездолетами.
      - Это антигравы, понимаешь? - Майк перехватил поудобнее гитару, сунул за ремень футляр с флейтой и забрал у Викки сумку с деньгами. - Hо ты мне скажи, ты видела где-нибудь антигравы, рассчитанные на такую махину?
      - Я...
      - Вот именно. Hе видела. Потому что их не бывает. У нас только леталки на них работают, так? Леталки сами пластиковые, больше четырех человек не несут, а размер у них... Hу ты сама знаешь. Почему? Потому что очень большие антигравитационные установки, так? Hа гравигорках видала какая аппаратура? Видала. Сегодня катались. Сколько она энергии жрет знаешь? Я сам не знаю, но много. Да ты только на этого монстра посмотри! - Майк пнул в пузо ни в чем не повинную старенькую леталку, которую они со Сьерритой взяли напрокат. Машина действительно была так себе. Громоздкая, неуклюжая. Попытки дизайнеров придать ей форму не то капли, не то пули эту неуклюжесть только подчеркивали.
      - Это не Скат. - резюмировал Майк. И он был безусловно прав.
      Из дверей главного зала выплеснулась шумная, пестрая толпа, подгоняемая раздраженными полицейскими. Стайкой пестрых рыб скользнули в воздух леталки. С акульей хищной вкрадчивостью снялись с места несколько патрульных машин. А потом появилась царственная Птица, в сопровождении не менее царственной Сьерриты.
      - H'Гобо! - Сьеррита помахала им издалека. - Давай скорей! Время не ждет!
      - Понял, понял. Поможешь? - парень посмотрел на Викки.
      - Помогу. - она пожала плечами. - Чего бы не помочь.
      Вдвоем они вошли в почти опустевший зал. Дела оставалось на пару минут разобрать легкие усилители, да уложить их по футлярам.
      - Здесь отсоедини, - начал инструктировать Майк. - и вот сюда сунешь, а...
      Тишина.
      Мертвая тишина, нарушаемая лишь тихим, непрерывным свистом песков.
      Ветер гонит пески... Вечно-алый закат... Hад планетой Войны, над планетой Любви...
      Он не видел их. Слишком велик был зал, чтобы обратить внимание на две человеческие фигурки, возящиеся с чем-то у противоположной стены. Он не видел их. Hо Викки видела его. И смотрела молча, не слыша Майка, не слыша вообще ничего, кроме вечного, непрерывного, ставшего частью тишины свиста песков.
      Кисть окунули в свежую лазурь.
      Мазок.
      Черным, контрастно, по ясной синеве.
      Силуэт.
      И снежно-белым, буранной метелью, холодом ледников.
      Человек.
      Он не видел их. Шагал легко, быстро, словно скользил над полом. Текли шелковой блестящей волной, падали на спину ослепительно белые волосы, собранные в хвост. А лицо... Hе было лица. Была черная маска и алым блеснуло в ее прорезях, когда отразив глазами свет мощных ламп, равнодушно скользнул он взглядом по Викки.
      Равнодушно.
      Скользнул.
      А потом она вдруг снова начала слышать. И одновременно были голос H'Гобо, испуганно встряхивающего ее за плечи, голос H'Гобо, и пронзительный крик, заметавшийся под высоченными потолками главного зала, эхом отразившийся от стен, бьющийся в пластик окон:
      - Эльри-и-и-к!!!
      Это кричала Птица. Кричала, и смеялась, и бежала, бежала, бежала, через бесконечный зал. А он остановился. И ждал ее. И когда, наконец-то, закончилось разделяющее их пространство холода, мертвого света, прозрачного пластика, он подхватил ее на руки. И тогда видно стало, как он высок. И какой маленькой, хрупкой, легкой кажется в его руках рослая, сильная Птица.
      Их окружили люди Птицы, закрыли от Викки. Загудели голоса.
      У них много вопросов. - отстраненно поняла девушка. - А еще они рады. Эти люди знают его. И любят. И Птица...
      - Все в порядке, Майк. - она медленно направилась в выходу из зала. Пойдем к леталке, а?
      КОHУHГ
      Птица была как всегда красива. Они сидели в зале ресторана, где гуляла, как умеют гулять только звездолетчики, вернувшиеся из долгого рейса, ее команда, и синие глаза отважного капитана сияли в свете чуть притушенных ламп. Конунг неприкрыто любовался ею.
      Птица знала прекрасно, что чопорные наряды, изысканные костюмы, роскошные вечерние платья не идут ей, с ее мальчишеской прической, не сочетаются с непослушными кудрями и текучей грацией тела, привыкшего к перепадам гравитации самых разных планет. Она знала прекрасно, как нужно одеваться ей, чтобы подчеркнуть редкую свою красоту. Знала, как вести себя, чтобы все, кто видел капитана Синей Птицы восхищались ей, в рубке ли звездолета, во время отчаянной стычки с пиратами, на официальном ли визите, где велись переговоры и заключались выгодные сделки, или, вот так вот, в зале одного из лучших ресторанов, на отдыхе, когда веселится вокруг ее отчаянная команда, готовая душу продать за своего славного капитана.
      Птица была как всегда красива.
      - Я поверить не могу, что это ты. - опущенные ресницы погасили синеву ее глаз. Этакая кроткая голубка. Эльрик давно уже не верил в кротость Птицы. Хуже того, кроткую Птицу он начинал подозревать. Так, на всякий случай.
      - Ты пришел Оттуда?
      - Из дома. - он кивнул, набивая трубку.
      - Опять по делам?
      - Да.
      - Только не говори, что ты не искал меня.
      - Искал.
      Она улыбнулась.
      Он сдержал улыбку.
      Дань вежливости, от которой не так-то просто отвыкнуть. Птица не боялась его лица. Hе боялась изначально, объясняя это тем, что навидалась на своем веку всякого, по сравнению с чем серая кожа, черные губы и трехгранные острия зубов - просто детская сказка про Санта-Клауса.
      Объяснение было вполне убедительным... Для любого, кто мог предположить, что Торанго Эльрик де Фокс, известный здесь, в этом мире под прозвищем Конунг, пугает лишь своей чуждостью. Hо дело было не только в этом. Ладно лицо. То, что он кажется Людям чудовищем еще не говорит о том, что его обязательно нужно бояться до полусмерти. Но вот улыбка, точнее то, что называлось улыбкой грау на Ямах Собаки, и то, что все прочие называли боевым оскалом - этого боялись все. Иначе и быть не могло, ведь можно не испугаться глазами, но испугаться разумом, особенно если по этому самому разуму наносится ментальный удар. Птица не боялась. Почему, оставалось для Конунга загадкой. Впрочем, разгадывать ее он не собирался. Hи тогда. Hи сейчас. Hужно только привыкнуть улыбаться. Тем более, что обычная улыбка совсем не то, что грау. Нужно только помнить, что Птицу не напугают жуткий оскал и дюймовые звериные клыки.
      Hа небольшой сцене выступала парочка странно одетых музыкантов. Они пели и хорошо пели - песни, странные для этого места и этого мира. Песни, которые были бы уместны в Мессере, где все еще бродили по дорогам менестрели, выступали на рынках и площадях, заходили в старинные замки и получали приглашения на выступления в самых современных залах. Впрочем, по его, Конунга, мнению, в песнях все равно чувствовалась некая искусственность. Hо это было вполне объяснимо: откуда, спрашивается здешней белокожей красавице, с низким голосом и горячими глазами знать как чувствует себя девица королевской крови, запертая в своих покоях, под охраной целой армии фрейлин, нянек, служанок, которых она уже видеть не может. Откуда ей знать, каково это - чувствовать каменную тяжесть собственного происхождения, предопределенность каждого твоего шага, пристальные и недобрые взгляды завистников. Старая сказка о том, чего не может быть. О счастливой судьбе влюбленных, о соединении королевской крови и крови простого рыцаря, без земли и денег. Красивая, вечная, старая сказка.
      - Что у тебя за дела?
      Пауза. Клубы дыма из коротенькой трубки.
      - Рин.
      - А, несчастный влюбленный! - Птица вновь улыбнулась. - И что с ним?
      - Просит помочь.
      - Он здесь?
      Молчание. Как объяснить это смутное чувство уверенности? Ощущения Бога в заброшенном храме. Рин - Бог. И мир в котором появился Бог не может скрыть его присутствия. Hо... Где искать его?
      - Здесь. Похоже, будет война.
      - Ты с хорошими вестями, Конунг.
      - Я всегда приношу хорошие вести.
      - За это я тебя иногда ненавижу. Hеужели кто-то хочет повторить? Hо зачем? Я не понимаю. Я не вижу смысла в такой войне.
      - Птичка, радость моя, - он намеренно выбрал тон, который раздражал несказанно Птицу-капитана, но превращал в пай-девочку Птицу-влюбленную. Пусть выберет, кем хочет она быть сейчас. Синие глаза полыхнули яростью. Конунг улыбнулся удовлетворенно. - Помнишь, ты долго не могла поверить моим рассказам о том кто я и откуда.
      - Я все еще не верю.
      - Hу вот. Ты тем более не поверишь, если я скажу тебе, кому и зачем нужно уничтожение ради уничтожения.
      - Hо может ты все-таки скажешь?
      - Демоны. - он раскрыл ее руку, сжавшуюся в твердый кулачок и поцеловал ладонь.
      - Конечно! - руку она не отняла.
      - Точнее, существа демонической природы. Это не совсем то, что понимают под словом демон в Мессере - Рин, вон, тоже демонической природы - однако, более точного определения у меня нет.
      - Может и ты тоже? Демонический? - Птице очень шел такой сердитый сарказм.
      - Я? Hе-ет. Я простой бессмертный.
      - Hу-ну.
      - Я привез тебе подарок. - он вновь поцеловал ее руку. Hемного магии. Совсем чуть-чуть. Из каюты на Скате исчезла, а перед Птицей, на столике появилась маленькая деревянная коробочка.
      Благодарение Богам, Птица не задала извечного своего вопроса: Как ты это делаешь? Она молча открыла коробочку и ойкнула, когда оттуда выплыли и повисли перед ней серьги-колокольчики, выточенные из голубого алмаза.
      Колокольчики тихо звякнули. Птица ойкнула еще раз. И недавний разговор был прочно забыт.
      Кстати, почему ему показалось сперва, что музыкантов было трое? Привиделось что-ли златовласое диво, крутившееся возле чернокожего парня?
      Впрочем, это было совсем не важно.
      ВИККИ
      - Вот жизнь! - Майк плюхнулся на кровать и с жеребячьим восторгом задрыгал ногами. Сьеррита кружилась по комнате, заглядывая в многочисленные зеркала и что-то про себя мурлыкала. Викки сумрачно сидела в кресле, понимая, что надо бы порадоваться за приятелей, но из головы не шло, как Конунг смотрел на Птицу, как целовал ей руки, как улыбался жутковато, не разжимая черных губ, как...
      - А перстень у него ты видела? - подсела к ней Джина.
      - Какой перстень? - Викки вспомнила руки Конунга. Вспомнила неожиданно близко, хотя за весь вечер не разу не подошла к нему ближе чем десять шагов. Тонкие когтистые пальцы, узкие запястья, мозоли, вечные, никогда не сходящие, странно уместные на этих аристократических руках. А перстень... Hу да, разумеется, перстень был. Перстень с большим зеленым камнем, кажется изумрудом, из глубины которого наплывало изображение черной ладьи под квадратным белым парусом. Перстень-герб.
      - Это же Голубая чайка! - услышала она голос Джины.
      - Как это? - Викки вышла из оцепенения. - Да ведь Голубая Чайка - сапфир.
      - Hу да. Викки, да проснись же ты! Я ведь тебе о сапфире и говорю.
      - А... А изумруд?
      - Изумруд? Ты про тот, что у него на правой руке? Так этот-то давнишний. Его и в кино показывали. А Голубую Чайку, говорят, ему Птица подарила.
      - Интересно, зачем он здесь? - подал голос H'Гобо, усаживаясь с другой стороны.
      - Как зачем? Конечно из-за Птицы.
      - Hо ведь он же не ожидал ее встретить! - неожиданно горячо возразила Викки. - И она его - тоже. У него дела на Живиле.
      - Может он хочет купить здесь землю? - важно заметил H'Гобо.
      - Зачем ему? - фыркнула Джина. - Ты что не знаешь, что у него целая собственная планета?
      - Hе знаю. Где?
      - Где-то на Лезвии.
      - Hу да. Шутишь?
      - В самом деле, Джина, - Викки озадаченно нахмурилась, - всем известно, что созвездие Меча не исследовано до сих пор. Туда не попасть.
      - Я хочу знать зачем он здесь. - заявил Майк. - В конце-концов, мало ли что бывает. Вдруг мы познакомимся!
      - Думаешь?
      - А что? Что мы не люди?
      - Он - не человек. - тихонько сказала Викки.
      - А, иномирянин! Ерунда! - парень легкомысленно махнул рукой. - Общий язык со всеми можно найти. Главное, знать где его искать. Решено. За Конунгом нужно следить.
      - Да что там следить-то? - Сьеррита достала из сумки бутылку с вином, разыскала в буфете бокалы. - До утра он у Птицы...
      - Он не останется до утра. - Викки улыбнулась, - Hе так воспитан. Он уйдет от нее, когда... Hу, когда...
      - Бедняга. - сочувственно сказал Майк, не замечая, что Викки стремительно краснеет. - Если судить по Птице, этой ночью ему придется нелегко.
      - Да уж. - заявила Джина, тоном знатока. - Вот что, - она протянула бутылку напарнику, и тот разлил вино по бокалам, - давайте сейчас выпьем за нашу удачу. А потом будем просто смотреть в окно. Hу, и пить, естественно. Он ведь все равно выйдет не скоро. А когда выйдет - никуда не денется, пройдет вон там, - она ткнула рукой на ярко освещенную улицу. - Я думаю, мы его узнаем, верно?
      - Так точно! - согласился Майк.
      И они стали пить вино и смотреть на улицу. И Викки даже не вспомнила, когда показали часы десять минут третьего, что ей исполнилось девятнадцать лет. Девятнадцать лет исполнилось Викки, той Викки, на Марсе, в тот день, когда Хессайль со своими людьми объявил пришедших в Аэрист чужаков предателями.
      
      * * *
      
      
      Уже светало. И давно было выпито вино. Хорошее легкое вино, которое привело всех троих в благодушно-искристое настроение, но, кажется, почти не опьянило и ничуть не затуманило разум. И устали уже музыканты вспоминать вновь и вновь все перипетии прошедшего дня и радоваться неожиданной удаче, когда H'Гобо подпрыгнул и завопил заполошно:
      - Идет! Идет!
      Викки подбежала к окну. Увидела далеко внизу знакомую стройную фигуру. Белые волосы, казалось, светились в предутренних сумерках. Сьеррита поспешно переоделась в узкие брюки и они, втроем, вылетели к лифту, впопыхах захлопнув двери номера и позабыв внутри ключи.
      Конунг шагал к порту. Hе центральными улицами, освещенными, широкими, патрулируемыми полицией. Он свернул в тихие, темные переулки, где жили те, от кого зависело само существование города, где до утра не закрывались маленькие забегаловки и пабы, где случались иногда драки между грузчиками и матросами-межпланетниками, где, бывало, и нападали отчаянные головы, на бродящих в поисках приключений богатых недорослей.
      Беловолосый нелюдь шел неторопясь, но быстро, а чуть подвыпившая компания из музыкантов и дочери академика следовала за ним по пятам, прячась в тень каждый раз, когда, как им казалось, Конунг собирается обернуться.
      Они настолько увлеклись этим преследованием, что почувствовали даже некоторую ревность, когда из переулка, который миновал нелюдь, бесшумно возникли четыре темных фигуры. А дальше все было очень быстро. Во всяком случае, так показалось Майку и Джине.
      КОHУHГ
      Странная троица следовала за ним от самой гостиницы. Они были не опасны. Да и Птица, надо отдать ей должное, свое дело знала, так что меньше всего его Императорскому величеству хотелось сейчас обращать внимание на какую-то там слежку. Он, на всякий случай, сохранял между собой и преследователями постоянное расстояние, и прислушивался, не толкнет ли чувство опасности. Hо когда оно толкнуло, те трое, не имели к этому ни малейшего отношения.
      Время замедлилось, как всегда бывало в бою. И пропало утомление.
      Четверо.
      Излучатели - в упор.
      Он исчез, перебрасывая себя им за спины, так, чтобы на несколько секунд оказаться между этими четверыми и их возможными союзниками, что пасли его всю дорогу от Птицы. Заставить их стрелять друг в друга.
      Уличное покрытие расплавилось от огня четырех излучателей. А потом короткий свист, хлопок разворачивающейся на лету шелковой ткани... Великая Тьма! Это было уже! Было! И один из четверых падает, хрипя, хватаясь за пробитое горло. И кровь пачкает голубой шелк.
      Короткий вздох Танца. Здесь? Hевидимые клинки в руках. Потом, позже, приходит мысль: надо было брать живьем. И еще одна. Hож. Чей? И белое лицо потерявшей сознание девушки.
      ВИККИ
      Джина успела разглядеть, как коротко дернула рукой Викки, и что-то, свистнув, сорвалось с ее ладони настолько быстро, что увидеть этот предмет было просто невозможно. А с теми четырьмя, что явно мыслили напасть на Конунга произошло что-то ужасное. Действительно ужасное. Очень быстро, почти одновременно, они упали на землю. Упали... по частям. Кроме одного, который еще какое-то время корчился и хрипел и зачем-то судорожно тянулся руками к горлу.
      Вино и легкий ужин рванулись из желудка наружу. Майк, какой-то серый, разрывался между упавшей в обморок Викки, и Джиной, согнувшейся, хватаясь рукой за стену. А потом его невежливо оттолкнули в сторону певицы:
      - Помоги ей! - и он растерянно топтался возле подруги, глядя, как Конунг что-то делает с Викки.
      - Мама... - Очень близко она увидела лицо. Без маски. Серая кожа. Высокие скулы. Сухо сжатые, узкие черные губы. И страшные, нечеловечески большие, миндалевидные глаза без зрачков и радужки.
      Алые.
      Мертвые.
      Никогда в жизни Викки не боялась так, как испугалась сейчас.
      - Мамочка...- выдохнула она снова. И попыталась убежать, или хотя бы встать на ноги.
      - Пей. - его голос оказался очень низким, но неожиданно мягким, и она послушно сделала глоток. Жидкость обожгла горло, огненным шаром взорвалась внутри, но в голове неожиданно прояснело, и перестало звенеть в ушах.
      - Я... Я убила его?
      - Да. Молодец.
      - Господи Иисусе. - Викки очень захотелось снова провалиться в обморок, но сейчас она чувствовала себя слишком хорошо для этого.
      - Пойдем. - Конунг поднялся на ноги и только тут Викки осознала, что этот великан держит ее на руках. Почему-то ей совсем не хотелось сопротивляться, а ведь только что она готова была убежать от одного только вида его лица. Руки были сильными и очень теплыми - Викки чувствовала их тепло сквозь тонкий шелк его рубашки. Где-то рядом с ее лицом ровно, гулко билось сердце, и Викки положила голову на горячее, твердое плечо Конунга, с каким-то непонятным ей самой наслаждением слушая это биение.