Видеть

      Под давлением доктор Тайлер вынуждена признать, что нет причин дальше держать меня в больнице, но...
      - Но я бы предпочла и дальше наблюдать вас.
      - Думаю, я сам смогу наблюдать за собой, - отвечаю я.
      ***
      Двухметровый выносной экран видеофона лежит на полу моего кабинета. Примитивно, но зато не позволяет "ясновидению" узнать, что происходит на маленьком экране, который у меня перед глазами.
      Андреа говорит:
      - Ты помнишь эту группу из "Криэйтив Консалтантс", которую мы наняли прошлой весной? Они предложили блестящую идею - "Киноклассика, которая могла бы существовать" - фильмы, которые могли бы стать событием, но по каким-то причинам не были закончены. Они собираются начать серию с "Трех взломщиков" это голливудский римейк "Костюма для вечеринки" с Арнольдом Шварценеггером в роли Депардье, а режиссером будет Леонард Нимой или Айвен Рейтман. Отдел маркетинга провел моделирование, оно показало, что двадцать три процента подписчиков могут взять пробный экземпляр. Стоимость тоже не очень высока - у нас уже есть права на моделирование большинства артистов, которые будут нужны.
      Я киваю головой своей марионетки:
      - Это просто замечательно. У нас с тобой есть еще какие-нибудь дела?
      - Только одно - "История Рэндольфа Мэрчисона".
      - А что с ней такое?
      - Отдел психологии зрителей не хочет утверждать последнюю версию сценария. Дело в том, что нападение Мэрчисона на тебя нельзя не упомянуть. Это слишком известный эпизод, и...
      - Я никогда не требовал выбрасывать этот эпизод. Я только не хочу, чтобы рекламировалось мое состояние после операции. В Лоу стреляют. Он остается жив. Вот и все. Есть прекрасная история о зверском убийстве путешествующих автостопом, и не надо ее засорять ненужными подробностями о болезнях второстепенного персонажа.
      - Разумеется, не надо, но проблема не в этом. Проблема в том, что если мы упоминаем покушение, то не можем не сказать о поводе к нему. А поводом был сам мини-сериал, и отдел психологии считает, что зрителям не понравится такая рефлексивность. Если речь идет о выпуске новостей - другое дело, главным предметом программы является сама программа, то, что делает ведущий, и есть новости - к этому все привыкли и принимают как должное. Но документальная драма - другое дело. Здесь нельзя сначала использовать литературный, повествовательный стиль - тем самым дав понять зрителям, что они могут не бояться сопереживать, это не страшно, это просто развлечение - а потом вдруг взять и перевести все дело на тот самый сериал, который они смотрят.
      - Хорошо. Отлично. - Я пожимаю плечами. - Если выхода нет, снимай проект. Ничего не случится, спишем его в убытки.
      Она с несчастным видом кивает. Уверен, именно такого решения она и хотела - но ей неприятно, что все было сделано так небрежно.
      Когда она вешает трубку и экран гаснет, неизменная комната быстро приобретает скучный вид. Я переключаюсь на кабельное вещание и пробегаю по десятку-другому каналов "Цайтгайста" и его основных конкурентов. Передо мной весь мир, глазей на что хочешь - от голода в Судане до гражданской войны в Китае, от парада рисунков на теле в Нью-Йорке до кровавых последствий взрыва в Британском парламенте. Весь мир! А может быть, модель мира - частью правда, частью догадки, частью благие пожелания.
      Я откидываюсь в кресле назад до тех пор, пока не встречаю собственный взгляд. И говорю:
      - Мне здесь осточертело. Давай пойдем куда-нибудь.
      ***
      Я смотрю, как снежная пыль оседает на мои плечи, прежде чем резкий порыв ветра унесет ее прочь. Оледенелая пешеходная дорожка пустынна - в этой части Манхэттена люди не ходят пешком даже в самую замечательную погоду, не то что в такой собачий холод, как сегодня. Единственные, кого я с трудом могу различить сквозь пелену снега, - четыре моих телохранителя, двое впереди и двое сзади.
      Я хотел получить пулю в голову. Я хотел погибнуть и возродиться вновь. Я хотел найти волшебный путь к искуплению. А что я получил?
      Я поднимаю голову, и рядом со мной материализуется оборванный бородатый бродяга, притопывающий ногами, дрожащий, обхвативший себя руками, пытаясь согреться. Он ничего не говорит, но я останавливаюсь.
      Один из тех, кого я вижу внизу, тепло одет, на нем пальто, боты. На другом - истертые до дыр джинсы, ветхий летный бушлат, дырявые бейсбольные тапочки.
      Просто оскорбительное неравенство. Тепло одетый человек снимает свое пальто, отдает его дрожащему и идет дальше.
      А я думаю: "Какая прекрасная сцена для "Истории Филиппа Лоу"!"