Изабелла Шиб пригласил а нас в свой кабинет. В реале она оказалась чуть менее пугающей, чем в онлайне; причина крылась не в ее внешности или поведении, а всего лишь в обыденности обстановки. Мне представлялось, что она обитает в каком-нибудь огромном, похожем на храм и высокотехнологичном здании, а не в обшарпанных комнатушках на скромной улочке в Базеле.
      Когда с любезностями было покончено, Изабелла перешла к делу: - Вы приняты, - объявила она. - Контракт я вышлю сегодня в конце дня.
      Дыхание перехватило - мне полагалось испытывать воодушевление, но я оторопел от такого натиска. Группа Изабеллы получила лицензию на три новых ария в год. Список кандидатов сейчас насчитывал около сотни супружеских пар, а заявки исчислялись десятками тысяч. Мы приехали в Швейцарию для процедуры решающего отбора, проводимого агентством по усыновлению. Во время всех этих интервью, анкетирований и тестов я почти убедил себя в том, что наша решимость в конечном итоге себя окупит, но в реальности эта убежденность оказалась лишь химерой.
      - Спасибо, - невозмутимо отозвалась Франсина. Я кашлянул:
      - И вас устраивают все наши предложения? - Если согласие Изабеллы подразумевает и некие дополнительные условия, способные обесценить это чудо, то лучше услышать их сейчас, пока шок еще не прошел, и я не начал воспринимать все как должное.
      Изабелла кивнула:
      - Я не претендую на звание эксперта в соответствующих областях, но попросила нескольких коллег оценить устройство Кваспа и не вижу причин, препятствующих его внедрению. Я полный скептик относительно ИММ, поэтому не разделяю вашего мнения о том, что Квасп здесь необходим, но если вас тревожило то, что я могла вычеркнуть вас, решив, будто вы сумасшедшие, - тут она слегка улыбнулась, - то вам следовало бы пообщаться с некоторыми другими претендентами.
      Полагаю, что главное для вас - благополучие ария, и вы не страдаете ни одним из предрассудков - технофобией или технофилией, которые испортят наши отношения. И еще, как вы обязаны помнить, за мной сохраняется право на посещения и инспекцию в течение всего периода вашего опекунства. Если будет обнаружено, что вы нарушаете хотя бы одно из условий контракта, то ваша лицензия будет отозвана, и заботу об арии я возьму на себя.
      - А каковы, по вашему мнению, перспективы более счастливого завершения нашего опекунства? - спросила Франсина.
      - Я постоянно лоббирую Европейский парламент, - ответила Изабелла. - Разумеется, через пару лет несколько ариев достигнут такого уровня развития, когда их личные показания будут учитываться как аргументы в дебатах, но не стоит сидеть сложа руки в ожидании, когда это произойдет. Фундамент нужно готовить заранее.
      Мы проговорили почти час. Изабелла накопила немалый опыт в борьбе с чрезмерным вниманием средств массовой информации и пообещала выслать нам вместе с контрактом целый справочник по этой хитрой науке.
      - Хотите познакомиться с Софи? - спросила она, словно только что вспомнив об этом.
      - Это было бы замечательно, - ответила Франсина. Мы видели Софи на видео, когда ей исполнилось четыре года, но нам никогда не подворачивалась возможность поговорить с ней и уж тем более встретиться лицом к лицу.
      Мы вышли из кабинета втроем, и Изабелла повезла нас к своему дому на окраине города.
      Уже в машине я начал заново возвращаться к реальности. Я ощущал ту же смесь возбуждения и клаустрофобии, что и двадцать один год назад, когда Франсина встретила меня в аэропорту новостью о своей беременности. Компьютерное зачатие еще не практиковалось, но если бы секс оказался хотя бы наполовину отягощен таким риском и ответственностью, то я остался бы девственником на всю жизнь.
      - Не приставать и не допрашивать, - предупредила нас Изабелла, сворачивая на дорожку перед домом.
      - Разумеется, - отозвался я.
      - Марко! Софи! - окликнула Изабелла, когда мы вошли в дом
      следом за ней. В дальнем конце прихожей я услышал детское хихиканье и голос взрослого мужчины, что-то шепчущего по-французски. Затем из-за угла вышел муж Изабеллы - улыбающийся молодой брюнет, на плечах которого восседала Софи. Сперва я не решался взглянуть на нее и лишь вежливо улыбнулся Марко, угрюмо отметив, что он как минимум на пятнадцать лет моложе меня. И как мне вообще могло прийти в голову решиться на такое в свои сорок шесть? Потом посмотрел выше и поймал взгляд Софи. Секунду-другую она невозмутимо смотрела мне в глаза, но потом ее охватила застенчивость, и она зарылась лицом в волосы Марко.
      Изабелла представила нас на английском; Софи учили говорить на четырех языках, хотя в Швейцарии этим вряд ли кого удивишь.
      - Привет, - сказала Софи, но глаз так и не подняла.
      - Пройдемте в гостиную, - предложила Изабелла. - Хотите чего-нибудь выпить?
      Потом мы впятером потягивали лимонад, и взрослые вели вежливый разговор о всяких пустяках. Софи сидела на коленях Марко, неутомимо ерзая и украдкой поглядывая на нас. Она выглядела в точности как обычная, слегка застенчивая шестилетняя девочка. У нее были соломенные волосы Изабеллы и карие глаза Марко; благодаря воле ее создателей или жесткой генетической симуляции она могла бы сойти за их биологическую дочь. Я читал технические спецификации, описывающие ее тело, и видел на записях его более ранние действующие версии, но тот факт, что оно выглядело столь правдоподобно, было не самым большим из достижений его разработчиков. Наблюдая за тем, как она пьет, вертится и ерзает, я не сомневался: она ощущает себя обитателем своей телесной оболочки в той же мере, что и я - своей. Она отнюдь не была кукловодом, изображающим девочку, дергая за электронные веревочки из укромной пещерки в ее черепе.
      - Тебе нравится лимонад? - спросил я ее.
      Она разглядывала меня секунду-другую, словно размышляя, не
      следует ли ей обидеться на бесцеремонность вопроса, потом ответила: - Он щекотный,
      В такси, по дороге в отель, Франсина сжала мою руку - у тебя все хорошо? - спросил я.
      - Да, конечно.
      В лифте она заплакала. Я обнял ее.
      В этом году ей бы исполнилось уже двадцать. Знаю.
      Как думаешь, она жива… где-то в другом месте?
      Не знаю. И не уверен, хорошо ли думать об этом так.
      Франсина вытерла глаза.
      - Нет. Это будет она. Нам нужно видеть все именно так. Это будет моя девочка. Только на несколько лет позднее.
      Перед отлетом домой мы заехали в небольшую лабораторию и оставили там образцы крови для проверки на патологию.
 

***

 
      Первые пять тел нашей дочери доставили за месяц до ее рождения.
      Я распаковал все пять и выложил их В ряд на полу гостиной. С обмякшими мускулами и закатившимися глазами, они больше походили на трагические мумии, чем на спящих младенцев. Я отбросил этот мрачный образ; лучше думать о них, как о наборах одежды. Единственная разница лишь в том, что мы не купили пижамки заранее.
      Этот набор, от сморщенного и розового тельца новорожденной до пухленькой полуторагодовалой девочки, смотрелся довольно зловеще - хотя развитие органического ребенка, исключая серьезную болезнь или недоедание, едва ли менее предсказуемо. Недели две назад коллега Франсины прочел мне целую нотацию об ужасном «механическом детерминизме», на который мы обрекаем нашего ребенка, и хотя его аргументы были наивны с философской точки зрения, от этой последовательной серии объемных фотографий из будущего у меня по коже пробежали мурашки.
      Однако истина состоит в том, что реальность в целом детерминистична независимо от того, что у тебя в голове - мозг или Квасп, потому что квантовое состояние мультивселенной в любой момент определяет все ее будущее. Личный опыт - ограниченный одной прожитой ветвью за раз - несомненно, кажетсявероятностным, потому что нет способа предсказать, какое локальное будущее вас ждет, когда ветвь снова раздвоится, но причина, по которой невозможно узнать это заранее, заключается в том, что истинный ответ - это «все будущие сразу».
      Для синглетона единственное отличие заключается в том, что ветви никогда не расщепляются на основе личных решений. Мир в целом будет и далее выглядеть вероятностным, но каждый сделанный выбор будет полностью определен тем, кем вы были и с какой ситуацией имели дело.
      На что еще может надеяться кто-либо? Суть ведь не в том, что «кем вы были» может быть сведено к какому-нибудь грубому генетическому или социологическому профилю; каждая тень, которую вы видите ночью на потолке, каждое проплывающее в небе облачко, которым вы любуетесь, оставит некий маленький отпечаток в структуре вашего разума. Эти события тоже были полностью детерминированы, если их рассматривать относительно мультивселенной - при этом различные версии вашего «я» становились свидетелями любой из возможных вероятностей, - но в практическом смысле все сводится к тому, что никакой исследователь, вооруженный вашим геномом и законсервированной биографией, не сможет заранее составить схему всех ваших действий.
      Варианты выбора, имеющиеся у нашей дочери - как и всё прочее, - были высечены на камне еще в момент рождения Вселенной, но эта информация может быть расшифрована лишь в процессе ее становления на жизненном пути. Ее поступки будут определяться темпераментом, принципами, желаниями, и тот факт, что все эти качества будут сами по себе иметь исходные основания, никак не может уменьшить их значимость. «Свобода воли» - понятие скользкое, но для меня оно попросту означает, что результаты личного выбора более или менее согласуются с вашей природой, которая, в свою очередь, есть условный, постоянно развивающийся консенсус между тысячами различных воздействий. Наша дочь не будет лишена шанса уступать капризам или даже поступать наперекор всяческим нормам, но, по крайней мере, она не потеряет возможности действовать в полном соответствии со своими идеалами.
      До возвращения Франсины я снова упаковал тела. Возможно, подобное зрелище и не станет для нее потрясением, но я не хотел, чтобы она принялась их измерять, прикидывая, какого размера одежда им понадобится.
 

***

 
      Роды начались рано утром в воскресенье, 14 декабря. Ожидалось, что они продлятся часа четыре, в зависимости от пропускной способности канала связи. Я сидел в детской, а Франсина расхаживала рядом в коридоре. Мы отслеживали данные, поступающие по оптическому кабелю из Базеля.
      Изабелла использовала нашу генетическую информацию в качестве стартовой точки для симуляции внутриматочного развития полноценного эмбриона, применив модель «адаптивной иерархии» с наивысшим разрешением, зарезервированным для центральной нервной системы. Далее Квасп возьмет эту задачу на себя, и не только в отношении мозга новорожденного ребенка, но и тысяч биохимических процессов, происходящих за пределами черепа. Кроме изощренных сенсорных и моторных функций эти тела способны принимать пищу и выделять отходы жизнедеятельности - по психологическим и социальным причинам и ради химической энергии, которую обеспечивает
      пища, - а также дышать, чтобы получать кислород для окисления «топлива» и воздух для вокализации. Однако у них не было ни крови, ни эндокринной системы, ни иммунных реакций.
      Квасп, который я построил в Беркли, был меньше версии из Сан-Паулу, но и он в шесть раз превосходил в ширину череп младенца. Пока не удастся уменьшить его еще больше, разум нашей дочери будет находиться в ящике, стоящем в углу детской, связанный с ее телом беспроводной линией связи. Ширина полосы пропускания и задержка сигнала не являлись проблемой в городе и окрестностях, а если потребуется отвезти малышку дальше, то Квасп не слишком велик или уязвим для перемещения.
      Когда индикатор загрузки, который я вывел на боковую панель Кваспа, уже показывал 98 процентов, в детскую вошла Франсина. Вид у нее был возбужденный:
      - Мы должны все отложить, Бен. Всего на день. Мне нужно больше времени, чтобы подготовиться.
      Я покачал головой:
      - Ты заставила меня пообещать, что я откажусь, если ты меня об этом попросишь. - Она даже запретила мне рассказывать, как можно остановить Квасп.
      - Всего на несколько часов, - взмолилась она.
      Страдания Франсины выглядели искренне, но я решил не отступать, сказав себе, что она играет роль, испытывая меня и проверяя, сдержу ли я слово.
      - Нет. Ни замедления, ни ускорения, ни пауз, вообще никакого вмешательства. Этот ребенок должен врезаться в нас, как грузовой поезд - как всякий новорожденный обрушивается на родителей.
      - Ты хочешь, чтобы теперь я стала рожать сама? - ехидно вопросила она. Когда-то я полушутливо заговорил о такой возможности ввести ей гормоны, действие которых имитирует некоторые эффекты беременности, чтобы облегчить ей психологическое связывание с ребенком - а также, косвенно, и мне, - но Франсина едва не оторвала мне голову. Я не предлагал такое всерьез, зная, что в этом нет необходимости. Приемные дети - наилучшее тому доказательство, а то, что проделывали мы, наиболее соответствовало рождению ребенка с помощью суррогатной матери.
      - Нет. Просто возьми ее на руки.
      Франсина уставилась на неподвижное тельце в кроватке.
      - Не могу! - простонала она. - Когда я держу ребенка, он должен казаться мне самым драгоценным созданием на свете. А как я смогу поверить, что она именно такая, если знаю, что могу шарахнуть ею о стенку, и ничего с ней не случится?
      Оставалось еще две минуты. Я ощутил, как мое дыхание становится неровным. Да, я мог послать Кваспу код остановки, но вдруг это создаст прецедент, который войдет в привычку? Если один из нас не выспится, если Франсина будет опаздывать на работу, если мы заставим себя поверить, что наш особый ребенок настолько уникален и мы заслуживаем короткий отдых от него, тогда что помешает нам проделать такое снова?
      Я уже собрался было пригрозить Франсине: или ты ее берешь, или это сделаю я. Но вовремя остановился и сказал:
      - Ты ведь знаешь, какую психологическую травму ты ей нанесешь,
      если бросишь. Ты ведь любишь ее. Она это почувствует.
      Франсина взглянула на меня с сомнением.
      - Она узнает, - подтвердил я. - Я в этом уверен.
      Франсина подошла к кроватке и взяла безжизненное тельце. Я ощутил, как внутри меня что-то тревожно сжалось - я не испытывал ничего подобного, когда раскладывал для осмотра пять пластиковых оболочек.
      Я выключил индикатор загрузки и позволил себе пролететь последние секунды в свободном падении - глядя на дочь и страстно желая, чтобы она шевельнулась.
      Дернулся большой палец, потом ее ноги слегка поджались. Я не мог видеть лица малютки, поэтому наблюдал за лицом Франсины. На мгновение мне показалось, что губы ее искривились от ужаса. Но тут малышка стала хныкать и дрыгать ножками, и Франсина всхлипнула, не скрывая радости.
      Когда она поднесла ребенка к лицу и поцеловала в сморщенный лобик, я пережил собственный момент смятения. Как легко оказалось породить этот нежный отклик, хотя тельце с тем же успехом могли оживить и программы, предназначенные для управления персонажами игр и фильмов.
      Однако в нашем случае этого не было. Как не было ничего фальшивого или легкого в пути, который привел нас к этому моменту, не говоря уже о пути, который проделала Изабелла, - и мы даже не пытались создать жизнь из глины, из ничего. Мы всего-навсего отвели в сторону тоненький ручеек из реки, текущей уже четыре миллиарда лет.
      Франсина уложила нашу дочку на согнутую руку и стала ее покачивать.
      - Ты приготовил бутылочку, Бен?
      Все еще ошеломленный, я побрел на кухню. Микроволновка предвидела счастливое событие, и бутылочка молочной смеси была уже подогрета.
      Я вернулся в детскую и протянул бутылочку Франсине.
      - Можно подержать девочку, пока ты не начала кормить?
      - Конечно.
      Она подалась вперед, чтобы поцеловать меня, потом протянула малышку, и я взял ее так, как научился брать детей родственников и друзей, придерживая ладонью затылок. Распределение веса, тяжелая головка и слабая шейка ощущались в точности, как и у любого младенца. Глаза у нее все еще оставались зажмуренными, потому что она вопила и дергала ручками.
      - Как тебя зовут, моя прелестная дочурка? - Мы сократили список возможных имен примерно до десятка, но Франсина отказалась делать окончательный выбор до момента, пока не увидит, как ее дочка делает первый вдох. - Ты уже решила?