Но все ли?

Положим, мод – блокировщик схлопывания тут ничего принципиально не меняет, он может только задержать схлопывание или ускорить его. Главное, что обычный ход событий должен привести все в норму. Часто ли, редко ли мозг производит схлопывание, но этого должно хватать, чтобы добраться и до самых невероятных состояний, которые «отлетели» дальше всех. Потому что иначе эти невероятные состояния продолжали бы существовать неопределенно долго. Причем другие наблюдатели тоже не все и не всегда могли бы вычистить до конца. Если бы само схлопывание не поглощало абсолютно все версии, то наша единственная и четкая реальность совсем не была бы единственной. Она росла бы, словно одинокое дерево посреди громадной пустыни исчерпанных альтернатив, но эту пустыню окружали бы бесконечные заросли тонких побегов – призраки версий, слишком далеких от реальности, чтобы быть ею уничтоженными.

А это, разумеется, не так.

Я приступаю к своим собственным опытам, не дожидаясь начала следующей серии экспериментов По Квай. Неизвестно, есть ли в этом смысл – ведь до сих пор самые яркие эффекты наблюдались именно в те дни, когда она успешно работала с модом чистых состоянии. Но попробовать не мешает. Если я не научусь подключаться к ее моду без ее участия, то у меня уйдут годы на освоение даже простейших фокусов, не говоря уж о дерзких взломах сейфов на другом конце города.

По Квай тренировалась на простейшей системе: смесь ионов серебра была тщательно подготовлена, чтобы сделать два возможных состояния равновероятными. Я буду работать совсем в других условиях, но по тому же принципу: взяв систему, которая обычно охлопывается в соответствии с хорошо известными вероятностями, попытаться повлиять на эти вероятности. «Гипернова» и «Фон Нейман» оснащены генераторами случайных чисел – действительно случайных, а не алгоритмических псевдослучайных. Это группы нейронов, балансирующих на фрактальном лезвии между срабатыванием и не-срабатыванием, беспорядочно заикающихся, подчиняясь одним лишь межклеточным химическим флуктуациям, то есть, в конечном счете тепловому шуму. Если мне удастся нарушить равномерность распределения, внести в него любой сдвиг, перекос, это будет означать такой же успех, как в опыте По Квай с ионами.

Три ночи подряд я провожу, пытаясь воздействовать на случайные числа «Фон Неймана». Тщетно. Но этого и следовало ожидать, ведь кроме благих пожеланий, никаких средств управления модом у меня нет. Первая попытка победить физику оканчивается неудачей. От Лу помощи ждать не приходится, он и в глаза не видел описания интерфейса мода чистых состояний. Я принимаюсь усердно переводить разговоры с По Квай на интересующий меня предмет. Боюсь, что мой тон при этом подозрительно неестествен – не лучше ли было спросить напрямик? Она говорит:

– Ты же знаешь, что я не помню, как управляю этой частью мода. Я включаю блокировку схлопывания, а потом просто сижу и смотрю на ионы. Блокировка и выбор состояний работают независимо друг от друга, это две совершенно разные функции, хотя и реализованные в одном моде. Мод чистых состояний работает, только когда он размазан. А когда я тоже размазана, я, видимо, могу управлять этим размазанным модом. Но после схлопывания я забываю все.

– Но... как же ты училась им управлять, если ничего не помнишь?

– Не все умения основаны на ситуативной памяти. Ты помнишь, как учился ходить? Конечно, мое умение воплотилось в какую-то нейронную структуру, но скорее всего в такой форме, которая недоступна сознанию в схлопнутом состоянии. Понимаешь, мод чистых состояний может работать только после размазывания, поэтому и нейронные структуры, образовавшиеся в ходе экспериментов, тоже, я думаю, в схлопнутом виде не работают.

– То есть когда ты размазана, ты знаешь, как управлять модом, но это знание недоступно тебе после схлопывания?

– Именно. Если знание записано в мозг в размазанном состоянии, то логично предположить, что и прочитать его можно только в таком же состоянии.

– Но как же информация о том, что происходит в размазанном состоянии, может сохраняться после схлопывания, если схлопывание уничтожает малейшие следы всех состояний, кроме одного-единственного?

– Не уничтожает! Это было бы так, если бы реализованные при размазывании состояния не взаимодействовали между собой – но мод как раз и позволяет им взаимодействовать. В этом нет ничего нового, половина решающих экспериментов на заре квантовой механики основывалась на том, что размазанная система сохраняет следы того, что она была размазана. Уже сто лет назад были известны неопровержимые свидетельства сосуществования множества различных состояний – дифракция электронов, голограммы. Вообще – любые эффекты интерференции. Например, старые фотографические голограммы получали так: луч лазера расщеплялся на два луча, один из них отражался от объекта, и картина интерференции фотографировалась.

– А какое отношение это имеет к размазыванию?

– Ты знаешь, как расщепляют один луч на два? Его направляют на лист стекла, покрытый тонким слоем серебра, под углом в сорок пять градусов. Половина света отражается вбок, а половина проходит насквозь. Но это не значит, что каждый второй фотон отражается – это значит, что каждый фотон размазывается в смесь двух состояний; в одном из них он проходит, в другом – отражается, и вероятности этих состояний одинаковы.

И если ты пытаешься проследить траекторию отдельного фотона, ты охлопываешь систему в одно из состояний и разрушаешь картину интерференции, то есть портишь голограмму. Но если дать лучам спокойно рекомбинировать, позволяя двум состояниям взаимодействовать, то получается голограмма – как ощутимое доказательство того, что оба состояния существовали одновременно.

Вот так же и взаимодействие между разными версиями моего мозга может оставлять какие-то записи о том, что происходило в период их сосуществования. Лазерная голограмма, если посмотреть на нее невооруженным глазом, выглядит как бессмысленная мешанина, никак не связанная с объектом, который она изображает. Такое изображение надо восстанавливать специальным образом. Точно так же и записи в моем мозгу непонятны мне, но размазанная По Квай способна их использовать.

Переварив это, я говорю:

– Хорошо. Но если «размазанная По Квай» может учиться чему-то, о чем ты и не подозреваешь, как тебе удается побудить ее узнавать именно то, что нужно тебе?

– Может быть, дело в том, что я вслух говорю, куда отклонился ион. Но скорее всего главное – просто очень сильно, отчаянно захотеть, чтобы опыт удался. Чем сильнее я этого хочу, тем больше версий По Квай в размазанном состоянии тоже будут этого хотеть – и в конце концов все они этого захотят. Иначе где же демократия? – Она говорит это шутливо, но лишь отчасти.

Я говорю:

– Наконец-то найден научный способ проверки серьезности намерений. Просто надо сосчитать, сколько твоих версий разделяют данную цель и сколько от нее отказываются.

По Квай смеется:

– Правильно. Так можно все свести к числам. «Я вас люблю так сильно, что... минутку, сейчас подсчитаю чистые состояния...»

Дома, сняв настройку, я задумываюсь, насколько серьезны мои собственные намерения. Я категорически не желал ничего, что со мной происходило во время тех двух памятных переходов в размазанное состояние. А что сейчас? Лично я только о том и мечтаю, чтобы, украв описание мода, послужить истинному Ансамблю. Но как распределяются голоса после размазывания?

Я не занимаюсь самообманом; я сознаю, что мод верности сделал меня другим человеком. Но из слов По Квай следует, что вероятность тех квантовых состояний, где мод верности продолжает работать, велика». Размазывание может порождать десяток-другой виртуальных «я», у которых мод верности отказал, но у многих миллиардов он в полном порядке.

С другой стороны, я терял настройку при включенном «Н3», и мне являлась «Карен», хотя я ее не вызывал. В обоих случаях большинство должно было быть за поддержание статус-кво – тем не менее статус-кво был нарушен.

Что же все-таки происходит, когда я сижу в прихожей, размазываюсь и пытаюсь – или думаю, что пытаюсь – подчинить себе поток случайных чисел, которые выдает «Фон Нейман»? Ничего не происходит? А может, вспыхивает невидимая война между миллиардами возможных версий того, кем я мог бы стать? Генеральные сражения за мод чистых состояний – за супероружие, дающее власть над действительностью? После схлопывания я вижу одну и ту же ситуацию – патовую, но баланс сил может меняться незаметно, и «голограммы» в моей голове записывают все новые ходы...

Мысль о том, что я вызываю к жизни такие варианты себя самого, которые действуют вопреки моему желанию и ненавидят то, ради чего живу я, невыносима. Я стараюсь прогнать эту мысль, высмеять, счесть абсурдной. Но даже если она справедлива – что из того? Как я могу повлиять на исход этих битв? Как мне поддержать те отряды, которые остаются в тисках мода верности – то есть остаются верными мне?

Понятия не имею.

Я бросаю возиться с «Фон Нейманом». Есть что-то в высшей степени двусмысленное в том, чтобы воздействовать на нейроны в собственной голове. На барахолке рядом с моим домом я отыскиваю электронный имитатор игральных костей. Вся машинка размером с небольшую игральную карту, ее сердце – крошечный резервуар с несколькими микрограммами изотопа, излучающего позитроны, окруженный двумя слоями детекторов. Все это заключено в герметическую коробочку и абсолютно нечувствительно, как уверяет меня говорливый голографический информатор, к природным и искусственным помехам – дело в том, что ни одно внешнее явление не может быть спутано с характерной парой гамма-лучей, возникающей, когда позитрон аннигилирует внутри устройства. «Но если джентльмен предпочитает модель, более восприимчивую к разумным аргументам...»

Я покупаю модель, защищенную от всяческих аргументов. Кости можно запрограммировать в форме любых многогранников. Я выбираю традиционную пару кубиков и трачу целый час на испытание машины. Ни малейшего отклонения от случайности нет.

На дежурстве, в прихожей, когда По Квай спит, я то размазываюсь, то схлопываюсь, стараясь заставить моих виртуальных двойников проникнуться общей целью, способной выдержать безжалостное расщепление на миллиарды версий. Настройку я снимаю, несмотря на мучительное ощущение вины перед По Квай. Слишком велик риск – неизвестно, какие осложнения может давать «Н3» при схлопывании. Пытаюсь утешить себя тем, что если Дети когда-нибудь разузнают о кощунственных исследованиях ПСИ, они просто взорвут здание, и никакая настройка тут не поможет.

Однако кости остаются скрупулезно честными.

По Квай начинает третью стадию эксперимента, новые измерения корреляций в ее мозгу. Понятно, почему Лу так раздражают все эти интроспекции, но, по-моему, ПСИ действует совершенно правильно. Я знаю, каких фантастических результатов могу – в принципе – достичь, но тем не менее бесплодно блуждаю в потемках, да еще подвергаюсь огромной опасности. А ПСИ перейдет к таким задачам, лишь полностью поняв устройство мода. Пусть это займет хоть десять лет, зато они будут действовать наверняка.

Мелькает мысль: может быть, именно такие люди и призваны разгадывать тайны истинного Ансамбля. Те, кто работает медленно, тщательно, строго, уважительно...

По Квай добивается успеха уже на второй день. Она довольна, но принимает это почти как должное. Она все увереннее обращается с модом, хотя механизм его работы по-прежнему неясен. Скоро ли это растущее чувство уверенности, чувство власти проникнет в ее сны – и отсечет все мои притязания?..

Я сижу в прихожей, глядя на взлетающие и падающие кости. Час за часом, десять раз в минуту. Перед моим мысленным взором постоянно находятся два меню – «Гиперновы» и программы анализа результатов, которую передал мне Лу через «Красную Сеть» при мимолетном рукопожатии. Это модификация той программы, которая использовалась в экспериментах с ионами.

Размазывание ВКЛЮЧИТЬ.

Кости брошены.

Размазывание ВЫКЛЮЧИТЬ.

Записать результаты испытания.

Под настройкой я мог бы без малейшего волнения повторять этот цикл до бесконечности. Но сейчас мое настроение скачет от взрывов энтузиазма к унынию, переходящему в отчаянную тоску, а после редких периодов блаженного автоматизма меня, охватывает особенно сильная ярость. Впрочем, может это и на пользу – как бы ни разнились между собой взгляды виртуальных «я», они должны быть единодушны в стремлении положить конец самоистязанию. А выход один – добиться успеха.

Впрочем, один ли? Чтобы принудить свои виртуальные «я» к повиновению, управление после каждого схлопывания должно переходить ко мне – такому, как я есть в данный момент. Но мод может с равным успехом воздействовать как на кости, так и на мое сознание. Как знать, не будет ли при очередном схлопывании выбрана та версия меня, которая просто махнула рукой на эксперимент. Или на истинный Ансамбль... При каждом размазывании, вместе с костями в воздух подбрасываются и правила игры. Надежда только на то, что с костями справиться легче.

Я прячу игральную машинку в карман за несколько секунд до того, как Ли Хинь Чунь приходит меня сменить. Пока я еду домой на метро, тестовые программы прочесывают данные, накопленные в моей голове, в поисках хоть каких-то намеков на отклонение от случайности. Под управлением «Фон Неймана» это занимает массу времени, и лишь когда я выхожу на своей станции, заключение готово:

<ОТКЛОНЕНИЕ ОТ СЛУЧАЙНОСТИ: НОЛЬ>

Как всегда.

Вопреки моим ожиданиям, на следующий день По Квай снова работает, и я должен дежурить в комнате 619. Ли объясняет:

– Она говорит, что теперь это ее не утомляет. Так что опыты можно не прерывать.

Стоя на часах, я предельно собран, будто пытаюсь загладить свои ночные грехи. Разговоры ученых выведены за рамки восприятия, я равнодушен и к успехам, и к промахам. «Н3» затаилась, готовая в любой момент отсечь непредвиденные отвлекающие факторы. Мое сознание отфильтровано до чистейшей созерцательности.

Через час По Квай выходит из ионной комнаты. Оказывается, вся сегодняшняя программа выполнена. В лифте я спрашиваю ее:

– Ну как дела?

– Хорошо. Сразу пошла полезная информация.

– Так быстро?

Она кивает с довольным видом:

– Мне кажется, я преодолела какой-то барьер. Теперь с каждым разом все легче и легче. Собственно, я-то ничего не делаю, как и раньше. Но впечатление такое, что размазанная По Квай освоила-таки «Ансамбль».

Освоила... Переспросить?! Незачем. Я прекрасно слышал, что она сказала, ошибки быть не может. Почему название мода никогда не упоминалось раньше? Наверняка запретила Люнь, причем так жестко, что это действительно запало в сознание.

Не вижу смысла отчитывать По Квай за ее промах.

За обедом она говорит только о том, какой однообразной стала еда. Я вежливо киваю в ответ. Мое терпение бесконечно.

Я сижу в прихожей. Слышно, как за стенкой ходит По Квай. Я раздумываю о том, что узнал, и о том, меняет ли что-нибудь это знание.

В час ночи я снимаю настройку, и моя радость вырывается на свободу. Истинный Ансамбль есть мод под названием «Ансамбль»! Это уравнение идеально, его восхитительная симметрия служит последним и окончательным обоснованием того, во что я верую. На первый взгляд мне открылось нечто сокровенное, но, если вдуматься, иначе и быть не могло. И главное, ничто не могло бы сильнее вдохновить меня на сплочение виртуальных двойников, стремящихся к одной, заветной цели!

Я вынимаю игральную машинку, включаю моды и начинаю. Кости по-прежнему падают без всякой системы, но меня это не обескураживает. Мое размазанное «я» не может творить чудеса, как бы сильно ни было его стремление к победе. К тому же я, схлопываясь, разрушаю его каждые шесть секунд, и ему приходится начинать все сначала, наугад отыскивая «голографические» следы своего прежнего опыта, сохранившиеся в моем мозгу.

А надо ли мне схлопываться после каждого бросания костей? Да, По Квай делала так, и она добилась успеха, но у нас с ней разные задачи. Ей надо было усилить одно из всего лишь двух возможных состояний. И «Ансамбль» находится в ее голове, а не в моей. Может быть, чтобы породить виртуальные «я», способные воздействовать на мод, я должен дольше оставаться размазанным? Как долго я был размазан к тому времени, когда, незваная, явилась «Карен»? Не знаю и никогда не узнаю – все происходило тогда помимо моей воли.

Тогда – но не сейчас.

Я нажимаю кнопку «ВКЛЮЧИТЬ».

На столе передо мной генератор игральных костей раз за разом подбрасывает изображения кубиков в воздух. Все выглядит очень реалистично, моделируются даже блики света на гранях и легкий стук падающих на стол костей.

Выпадают змеиные глаза. Одно очко на каждом кубике. То, чего я хотел.

Сделав над собой усилие, я вместо привычного до автоматизма «ВЫКЛЮЧИТЬ» сразу выполняю четвертый шаг своей программы – «Записать результаты испытания». Каждый раз, когда я буду повторять эту операцию, «Фон Нейман» будет размазываться на бесчисленное множество своих копий, в которые записаны все возможные комбинации результатов. И мне не надо думать о бросании костей; все что от меня требуется – выбрать то состояние, в котором программа анализа в конечном счете объявляет успешный исход. Вот как просто! (Еще бы, ведь мне помогает истинный «Ансамбль».) Опять змеиные глаза.

И в третий раз тоже.

Что, если я схлопнусь прямо сейчас, пока программа еще не дала окончательного ответа? Как тогда будет истолковано это совпадение – как случайный успех, не влияющий на общую картину? Или же я как раз и наблюдаю доказательство того, что я не схлопнусь прямо сейчас?

В четвертый раз змеиные глаза. Любое сочетание выпадает с вероятностью одна тридцать шестая. Четырехкратное повторение – при тридцати тысячах бросаний, которые я успел сделать за прошедшие десять ночей – имеет вероятность всего 1,7 процента.

Пятый раз. Это уже 0,048 процента. Преодолен наугад назначенный однопроцентный барьер, и программа начинает посылать сообщения об успехе.

Шесть. 0,0013%.

Семь. 0,000037%.

Восемь. 0,0000010%.

Я больше не ввожу данные в программу анализа. Просто сижу и смотрю, как вновь и вновь выпадает одна и та же комбинация. Это похоже на дешевую, бесконечно повторяющуюся рекламку. Может, генератор испортился, вот и все. Но как он мог испортиться? И почему он вдруг испортился? Значит, я своей волей вмешался в работу электронных схем – старый добрый телекинез? Но я ведь даже не стараюсь воздействовать на игрушку – просто сижу и смотрю. По Квай была права – размытое «я» делает все за меня.

И мне никуда не деться от того факта, что я проживаю сейчас ту последовательность событий, которая будет (или была) выхвачена из нескольких квадриллионов таких последовательностей общими усилиями нескольких квадриллионов моих версий, а я сейчас убью (если уже не убил) их все. Кроме одной.

Я нажимаю «ВЫКЛЮЧИТЬ.

Кости продолжают падать. Три и четыре. Два и один. Две шестерки.

Я утираю пот с лица. Я весь дрожу, голова кружится от счастья и ужаса.

Опустив руки, я сжимаю металлический каркас стула. Холодное, прочное железо. Все как всегда. Это ощущение помогает быстро успокоиться. Выходит, я добился успеха, и со мной ничего не случилось. А теперь уже нечего бояться – не будет больше ни галлюцинаций, ни испорченных модов. Все подвластно мне.

И несмотря на хитрые метафизические выверты, с которыми еще предстоит разобраться, ясно главное – когда я отключаю рубильник (жму на «ВЫКЛЮЧИТЬ», схлопываю волну...), все сразу приходит в норму.