Дженни взглянула на мужа, но итальянец раздумывал и не сразу ответил. Он задал ряд ветров Брендону и, только получив на них правдивые ответы, сказал, что согласен сопровождать сыщика в новом путешествии на гору.
      - Но мы должны взять с собой оружие, - заявил он. Дженни запротестовала:
      - Брендон слишком устал, чтобы сегодня подыматься на гору. Вам, Марк, нужно отдохнуть. Прошу вас, отложите путешествие на завтра.
      Дориа вопросительно взглянул на Марка, но Марк ответил:
      - Это лучшее средство от усталости. Кроме того, не в моих правилах откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
      - Хорошо, - заявила Дженни, - раз вы идете, я тоже пойду с вами.
      Мужчины уговаривали ее остаться, но она настояла на своем и ушла собираться в дорогу. Джузеппе тоже вышел отдать распоряжения по дому. Когда Дженни вернулась, Брендон опять попытался отговорить молодую женщину; жестоко ухмыльнувшись, она сказала:
      - Как вы не понимаете простых вещей, Брендон! Мне от мужа не грозит опасности; пока он не сумеет ничего со мной сделать. Но вы! Я не могу отпустить вас вдвоем с ним. Он коварен, как кошка. Под каким-нибудь предлогом он оставит вас и даст знать Роберту. Второй раз они не потерпят неудачи, поверьте мне. И я не хочу в такую минуту оставить вас без помощи.
      - Мне не нужно помощи, я буду вооружен.
      Страхи Дженни не оправдались. Поведение Дориа не вызывало никаких подозрений. Он любезно помогал Брендону взбираться на гору, поддерживая его под руку в трудных местах и развивая по дороге всевозможные теории по поводу происшедшего.
      Они тщательно обыскали место происшествия. Дженни первая нашла свежевырытую, неглубокую яму, похожую на могилу. Побледнев, она вскрикнула и в ужасе позвала отставших от нее Марка и Джузеппе.
      - Вот где вы должны были лежать теперь! - показала она Марку.
      Марк внимательно осматривал насыпанную рядом груду земли. Вокруг сохранились многочисленные отпечатки следов, и Дориа заявил, что они, по всей видимости, сделаны сапогами, которые обычно носят в горах контрабандисты. Он был так словообилен, что Брендон с трудом поспевал за ходом его мысли, перескакивающей с одного предположения на другое. Итальянец, по-видимому, не сомневался, что теперь, после такой неудачи, Роберт Редмэйнес не посмеет в скором времени вновь появиться в этих местах, и что значит на ближайшие дни можно было не ждать никаких новых событий.
      Брендон решил ничего не предпринимать до возвращения Ганса, посвятив оставшееся время изучению личных отношений между Джузеппе и Дженни.
      Прошло несколько спокойных и тихих дней, большую часть которых Марк проводил на вилле Пьянеццо в обществе молодой четы. Внезапно после полудня прибыли Альберт Редмэйнес и Питер, вернувшиеся из путешествия.
      Улучив время после взаимных приветствий и оживленных расспросов за чаем, сыщики оставили Альберта в обществе племянницы и ее мужа, а сами вышли в сад и уединились на садовой скамейке в отдаленном от дома углу.
      Питер вынул записную книжку, понюхал щепотку табаку, положил золотую табакерку на круглый каменный стол и обратился к Брендону:
      - Вам первому начинать. Мне нужно знать три вещи. Видели ли вы рыжего злодея и каково теперь ваше мнение о Дориа и его жене? Я не спрашиваю вас о дневнике Бендиго, потому что уверен, что вы его не нашли.
      - Не нашел. Я просил Дженни поискать его, и она сама предложила мне помочь ей. Затем я видел Роберта Редмэйнеса или человека, которого мы условились называть этим именем, и пришел к совершенно твердому выводу относительно Джузеппе Дориа и бедной женщины, которая имеет несчастье быть его женой.
      Легкая улыбка скользнула по губам американца. Он кивнул головой и попросил Марка подробно рассказать о приключении в горах. Когда Марк окончил, он с удовольствием потер руки.
      - Двум вещам я очень рад: во-первых, видеть вас живым и здоровым, а, во-вторых, то, что вы мне рассказали, прекрасно подтверждает некоторые мои выводы. Ваша маленькая хитрость была хорошо задумана, хотя я на вашем месте поступил, вероятно, несколько иначе. Теперь вашего мнения о Дориа мне, значит, спрашивать нечего. Но я хотел бы послушать, что вы думаете о его красавице-жене.
      - Мое прежнее мнение о ней осталось неизменным, - ответил Брендон. Она жертва несчастного брака, и положение ее ухудшается с каждым днем.
      - Ладно. Вас я выслушал. Теперь ваша очередь выслушать меня. Мы сделали очень важные открытия, Марк.
      Ганс взял новую щепотку табаку и начал рассказывать.
      Освещенная с новой стороны тайна представляла такие неожиданности, подсказывала такие объяснение, что Марк отказывался им верить.
      Ганс окончил, откинулся на спинку скамьи и спросил:
      - Ну, что же вы теперь думаете?
      - Я отказываюсь верить, - смущенно и растерянно ответил Марк, - но раз вы утверждаете, что это так, мне остается подчиниться вам и ждать дальнейших событий...
      - Превосходно. А теперь пойдем что-нибудь покушать.
      Два дня Ганс оставался дома, ссылаясь на усталость и необходимость отдохнуть после путешествия. На третий день он пригласил Дориа на небольшую прогулку.
      - Мне нужно немного поговорить с вами, - сказал он. - Но я не хотел бы, чтобы об этом знали в доме. Вы знаете мою любимую тропинку в горы. Давайте встретимся там у первого поворота в семь часов.
      Итальянец встретил американца в условленном месте, и оба, мирно беседуя, подымались на гору. Спускались сумерки, и серые тени ложились на гору. Вдруг в стороне от тропинки в тени скалы появился высокий человек. За минуту перед тем там никого не было, - в этом Дориа готов был поклясться! а теперь там стоял Роберт Редмэйнес, и косые, заходящие лучи солнца ярко освещали рыжую голову и громадные рыжие усы; руки Редмэйнес держал в карманах клетчатых широких штанов, и на груди темнел знаменитый красный жилет.
      Дориа остановился и окаменел от изумления. На лице его изобразился ужас. На мгновение он поднес руку к глазам, стараясь отогнать страшное видение, и осмотрелся. Роберт Редмэйнес исчез.
      - Что с вами? - спросил Ганс, внимательно глядя на итальянца.
      - Боже мой! Вы видели его... вот там, направо... Роберта Редмэйнеса?
      - Нет, я ничего не видел, - сказал он.
      Дориа овладел собой и принужденно рассмеялся.
      - Мне померещилось. Это была просто тень от солнца.
      - Рыжий злодей действует вам на нервы, мой друг? Это вполне понятно. Что же вы видели?
      - Я ничего не видел. Это была тень.
      Возвращаясь домой, Ганс вдруг заметил:
      - Думаю, завтрашний день значительно продвинет нас вперед по пути наших поисков. Дориа улыбнулся.
      - Кто знает, что будет завтра? Человек, который знает будущее, мог бы перевернуть мир.
      Глава 16
      Последние Редмэйнесы
      В тот же вечер Альберт Редмэйнес, Виргилий Поджи и Ганс обедали в гостях у Брендона в гостинице "Виктория". После обеда, когда Альберт и Поджи погрузились в ученый книжный разговор, Питер рассказал Марку о впечатлении, произведенном на Дориа внезапным появлением Роберта Редмэйнеса на горной тропинке.
      - Ваша проделка превосходно удалась, - сказал он, - вы первоклассный актер, мой мальчик, появились и исчезли так ловко, что я даже не ожидал такого искусства изображать привидения. Хотел бы, чтобы вы в ту минуту видели Дориа. Мы попали в самую точку. Когда он увидел вас и решил, что перед ним настоящий Роберт Редмэйнес, я испугался, что он упадет в обморок. Каково бы ни было самообладание этого человека, он не мог предвидеть, что мы с ним разыграем такую шутку, и я хорошо видел, насколько его это потрясло. Мы с вами правильно рассчитали. Если бы он был чист в этом деле, он бросился бы к вам, чтобы схватить вас и отдать в руки правосудия. Но он хорошо знал, что его Роберта Редмэйнеса не могло быть на горе а тот вечер; и когда я сказал, что ничего не видел, он тотчас же сам отрекся. Но в следующую секунду понял, какую ошибку он совершил! Слишком поздно. Должен вам признаться, что я не спускал руки с револьвера в кармане. Он понял, что попался, и знает теперь, что мы подбираемся к нему.
      - Он может удрать.
      - Нет, не удерет, не окончив своего дела. И больше не станет терять времени. До сих пор он был уверен в безопасности и забавлялся, играя с нами и Альбертом, как кот с мышью. Но теперь играть не будет.
      С сегодняшней ночи он начнет против нас боевые действия. Я уверен, он проклинает себя за промедление. Главная его и сообщника задача, несомненно, уничтожить Альберта Редмэйнеса таким образом, чтобы их никак нельзя было заподозрить в преступлении. Одним словом, сделать это так, как это делалось в Англии. Нас, вероятно, пригласят на оставшуюся от него кровь; но тела мы не увидим. Они приготовят для него могилу на дне озера Комо.
      - Вы прямо обвиняете Дориа?
      - Да. Подобно нам, он в эту минуту разрабатывает свой последний план. Альберт неотлучно находится при нас, и это значительно облегчает наше положение. Джузеппе это обстоятельство удерживает, но он сознает, что ему самому грозит опасность, а потому, вероятно, событий нужно ждать в течение ближайших суток. Если все будет благополучно, мы завтра наденем на него наручники.
      - Завтра?
      - Да, завтра ночью.
      Питер объяснил свой план.
      - Он не предполагает, что мы так скоро приступим к действиям, и поэтому, я думаю, нам удастся опередить его. Сегодня и завтра утром я сам буду следить за Альбертом, но после завтрака мне нужно будет отлучиться на свидание с начальником местной полиции. Я попрошу вас на это время не спускать глаз с моего друга. К вечеру я вернусь в итальянском полицейском катере. Но берегите Альберта! Дориа, может быть, захочет воспользоваться моим отсутствием, а взять старика с собой я не могу. Отправить же его на виллу Поджи, пожалуй, даже опаснее, чем оставлять здесь.
      - Вы считаете, что положение настолько серьезно?
      - Да, положение очень серьезно. Я опасаюсь отравления. Но Альберт обещал ничего не пить и не есть, кроме того, что принесу ему сегодня с собой отсюда. Пожалуй, лучше всего будет сказать, что Альберт заболел и должен несколько дней пролежать в постели. Наш утренний завтрак мы с ним отошлем, не тронув, и поделимся по секрету принесенной едой. После полудня вы займете мое место около Альберта. Если Дориа пожелает навестить его, воспротивьтесь и твердо заявите, что он не должен его видеть до моего возвращения. Валите все на меня.
      Но если он начнет угрожать и попытается проникнуть силой, стреляйте. Церемониться нечего!
      - Конечно, он может на все решиться, если почувствует, что игра его проиграна. Но думаю, что в таком случае он, вероятнее всего убежит.
      - Нет, - возразил он, - он не может предполагать, что я знаю то, что знаю. Он слишком низкого мнения о моих способностях. Нет, я не боюсь потерять его, я боюсь потерять Альберта.
      - Послушайте, а почему не допустить, что Альберт действительно съел завтрак и, отравившись, через час почувствовал себя плохо?
      - Не годится. Для этого нужно убедиться, что завтрак действительно отравлен, а на химические анализы у нас нет времени.
      - Можно испробовать на ком-нибудь. На вилле есть кошка.
      Питер подумал.
      - Нет, не стоит слишком пугать Альберта. Пока он знает, что ему грозит неопределенная опасность, но ему и в голову не приходит, что опасность ему грозит от собственных домочадцев... Впрочем, ничто вам не мешает дать попробовать коту молока, которое принесут на завтрак.
      - Хорошо.
      - Главная опасность, - продолжал Питер, - конечно, не в этом. Самое опасное оставить хоть на минуту Альберта наедине с Дориа. Не поддавайтесь ни на какую хитрость!
      Час спустя сыщики проводили синьора Поджи к лодке, ждавшей его на берегу, а сами вместе с Альбертом Редмэйнесом вернулись на виллу Пьянеццо.
      - Завтра я надеюсь покончить с вашим делом, друг Альберт, - сказал Питер, - но до тех пор я прошу от вас полного повиновения. Не требуйте от нас объяснений, но точно и беспрекословно исполняйте все, что скажем вам я и Марк. А завтра ночью, даст Бог, все наши страхи окончатся.
      Доведя Альберта и Ганса до виллы, Марк простился и собрался возвращаться в гостиницу, но выбежавшая навстречу Дженни остановила его и попросила войти в дом.
      Однако был уже поздний час, и Ганс заявил, что всем пора ложиться спать.
      - Приходите рано утром, - сказал он, прощаясь с Марком. - Альберт хотел показать мне завтра какие-то старинные картины в городе по ту сторону озера, и, может быть, мы завтра с ним туда поедем.
      Дженни сделала несколько шагов, чтобы проводить Брендона.
      - Что-то случилось с Дориа, - шепнула она. - Он вернулся мрачный и озлобленный после прогулки с Гансом.
      - Он дома?
      - Да. Он давно ушел спать.
      - Берегитесь его, - сказал Марк, - избегайте его, но старайтесь не вызывать его подозрений. Ваша пытка, даст Бог, окончится скорее, чем вы думаете.
      Они простились и Марк ушел.
      На следующее утро он явился рано. На пороге виллы его встретила Дженни, но не успела разговориться с ним, как вошел Ганс и объявил, что Альберт плохо спал ночь и, по-видимому, заболел. Сказав, что днем он намерен поехать на другой берег озера, американец спросил, не пожелают ли Дориа и Марк сопровождать его; Марк, согласно установленному плану, поблагодарил и отклонил предложение, Джузеппе отказался, ссылаясь на неотложные дела.
      После завтрака Ганс уехал, Джузеппе куда-то ушел, обещав вернуться к вечеру. Марк поднялся в комнату Альберта.
      Через некоторое время вошла Дженни, неся больному еду. Видя, что дядя Альберт лежит в постели и дремлет, она шепотом заговорила с Марком, волнуясь и не скрывая тревоги.
      - Позже, когда вам будет удобнее, я очень хотела бы поговорить с вами. Я чувствую, мне грозит большая опасность, и никому, кроме вас, довериться не могу.
      Глядя на ее встревоженное лицо, слушая ее взволнованный шепот, Марк забыл обо всем на свете. Участливо взяв ее за руку, он ответил:
      - Положитесь на меня. Для вашего счастья я готов принести в жертву все, что мне дорого на земле.
      - Дориа вечером опять должен уйти. Когда он уйдет, мы с вами поговорим. Я вам все, все расскажу, - шепнула она и ушла.
      Днем вернулся Дориа. Дженни сказала ему, что дядя чувствует себя лучше, но решил не вставать с постели и не выходить из комнаты. К итальянцу, казалось, вернулось прежнее хорошее настроение; он выпил вина, поел фруктов, весело поговорил с Брендоном и около 5 часов снова ушел, говоря, что должен на несколько дней съездить по делам в Турин.
      - Наконец! - прошептала Дженни, когда за ним захлопнулась дверь. Теперь нас никто не будет слышать.
      - Да, только не здесь, - ответил Марк, - пойдем в сад, оттуда я буду видеть, если кто-нибудь войдет в дом.
      Они вышли в сад и сели на мраморную скамью неподалеку от ворот виллы. Через несколько минут прошел Эрнесто и потушил фонарь над воротами.
      Наступила тишина.
      - Слава Богу, теперь вы можете меня выслушать, нам никто не помешает...
      Марк взял ее руку. Дженни вдруг уткнула лицо в его плечо и разрыдалась.
      - Спасите меня, умоляю вас! Я знаю, вы больше не любите меня и, может быть, даже совсем потеряли уважение; но вы неправы, тысячу раз неправы, я оказалась жертвой в руках этого негодяя. Я не любила его, он околдовал меня, заворожил и заставил выйти за него замуж, обратил в рабыню! Но теперь мои глаза раскрылись. Я должна бежать от него, оставить его, иначе я погибла!..
      Целый час она говорила, прерывая речь рыданиями, жалуясь на свою несчастную долю, умоляя о помощи. Марк утешал ее, как мог, гладя ее руку, лаская золотые волосы. Она схватила его руку и поцеловала. Дыхание Марка остановилось, рука протянулась и обняла молодую женщину.
      - Спасите меня, - шептала она, - спасите, и я буду ваша, я пойду за вами на край света... ведь у меня никого, никого, кроме вас, нет!
      Марк потерял голову. Прошло около часа, прежде чем он опомнился. На колокольне пробили часы, и Дженни высвободилась из его объятий. С озера донесся пароходный гудок. Вспомнив, что пароход может везти Ганса, Марк вскочил и побежал в дом взглянуть на больного.
      Встревоженный, он вбежал в комнату Альберта Редмэйнеса. Комната его была пуста. Марк вбежал в библиотеку и громко позвал. Нет ответа! В отчаянии Брендон бросился к окну; на озере виднелись огни быстро приближавшегося полицейского катера. На крик Марка прибежала Дженни.
      - Где дядя Альберт?
      - Не знаю. Он исчез из своей комнаты. Я звал, никто не отвечал.
      - Марк! - воскликнула она в ужасе. - Боже мой!..
      Она убежала, и Марк слышал, как внизу она спрашивала Ассунту и, выслушав ее ответы, дико закричала... Но Марк больше не думал о Дженни; со всех ног он бросился навстречу полицейскому катеру, приставшему к берегу.
      - Альберт пропал из дома! Скорее, Ганс!
      Ганс с четырьмя полицейскими выскочил на берег. Выбежавшая из виллы Дженни рассказывала, что пока она с Марком сидела в саду, через заднюю дверь виллы Альберту Редмэйнесу принесли письмо из Белладжио от синьора Виргилия. Неизвестно, что было в письме, но старик немедленно поднялся с постели, оделся и поспешил к озеру, где его ждала лодка.
      Питер быстро отдал распоряжения, бросив взгляд на Брендона, которого тот не мог потом забыть на всю жизнь; но никто, кроме самого Брендона, этого не видел.
      - Садитесь в полицейский катер, Марк, и летите, как можно скорее, на виллу Поджи. Если Редмэйнес там, возьмите его и привезите его сюда. Но его нет там, он на дне озера. Я уверен!
      Марк вскочил на катер и уехал. Питер в сопровождении полицейских направился в дом.
      В столовой стоял ужин, но комната была пуста.
      - Вот, что произошло, - объяснил вслух Питер, - Дориа прибегнул к единственному верному средству, чтобы выманить Редмэйнеса из дома, а его верная жена употребила все свои чары, чтобы отвлечь внимание моего товарища, оберегавшего Редмэйнеса.
      Дженни со страхом взглянула на него, и лицо ее залилось краской.
      - Как вы смеете! - воскликнула она. - Как вам не стыдно, как вы жестоки!
      - Если я не прав, то первый буду рад перед вами покаяться, - возразил он. - Но я знаю, что говорю. Вы ждали мужа к ужину? Превосходно, мы тоже подождем. Ассунта, идите на кухню. Эрнесто, спрячьтесь в саду и замкните ворота, как только Дориа пройдет.
      Три полицейских заняли назначенные места, четвертый остался с Гансом. Дженни сделала движение, чтобы уйти, но американец попросил ее сесть и сам опустился на стул против нее.
      Молодая женщина была смертельно бледна, на щеках ее выступили неровные розовые пятна, побелевшие губы едва шевелились. Пять минут длилось молчание, но вот в саду хлопнула чугунная решетка, и по песку раздались приближающиеся мужские шаги; Дориа шел, напевая под нос итальянскую песенку.
      Он остановился на пороге и с удивлением взглянул на незнакомых людей.
      - В чем дело?
      - Игра ваша проиграна, мой мальчик, - ответил Ганс и повернулся к старшему из итальянских полицейских. Тот выступил вперед и произнес:
      - Майкель Пендин, вы арестованы по обвинению в убийстве Роберта Редмэйнеса и Бендиго Редмэйнеса.
      - Прибавьте "и Альберта Редмэйнеса", - вставил Ганс, едва успев отскочить в сторону. Схваченная сильной рукой тяжелая солонка пролетела мимо головы и разбила зеркало на стене. Воспользовавшись тем, что на мгновение отвлек внимание полицейских, Дориа бросился к дверям.
      Он успел бы бежать, если бы итальянский полицейский не успел выхватить револьвер и выстрелить. Но как бы ни был скор полицейский, Дженни опередила его. Пуля, предназначенная Майкелю Пендину, ударилась в грудь молодой женщины, бросившейся к мужу и закрывшей его своим телом.
      Она зашаталась и со стоном упала на пол. Беглец остановился на пороге и с криком отчаяния бросился к жене, схватив ее в объятия, пытаясь приподнять с пола. Он не думал теперь о бегстве; губы его коснулись окровавленного рта убитой и покрылись кровью... Полицейские невольно остановились.
      Бережно он поднял ее, отнес в угол комнаты и положил на кресла. Потом повернулся и без сопротивления отдался в руки полиции.
      В эту минуту вбежал запыхавшийся Марк Брендон.
      - Поджи не посылал никакого письма, и Альберта Редмэйнеса нет на вилле в Белладжио.
      Глава 17
      Ганс и Брендон
      Два пассажира ехали в скором поезде Милан - Кале, занимая отдельное купе. Ганс читал газету; его спутник с изможденным и утомленным лицом глядел в окно. Брендон постарел за эти несколько дней и осунулся.
      Сочувственно поглядывая на него из-за газетного листа, Питер, наконец, решил втянуть его в разговор и развлечь.
      - Друг мой, если вы хорошо вспомните, как было дело, то должны понять, что в смерти Альберта я виноват гораздо больше вас. Майкель Пендин взял лодку, переоделся и явился на виллу с черного хода. Ассунта не узнала его, и он сказал, что прибыл посланцем от Виргилия Поджи, находящегося при смерти. Узнав об опасности, грозившей другу, Редмэйнес забыл все свои обещания и поспешил в Белладжио. На середине озера Пендин убил его, вероятно, так же, как в свое время Роберта и Бендиго Редмэйнесов: привязал к трупу тяжелые гири и сбросил в воду. Повернув обратно, он в лодке же переоделся, быстро направился к берегу и по дороге обеспечил себе алиби, зайдя в трактир с таким расчетом, чтобы мы, в случае, если бы заподозрили его, могли установить, что он пил в трактире вино за час перед тем, как вернуться на берег.
      - Да, - согласился Брендон, - по-видимому, так это и было. Но я вас вот о чем очень прошу, Ганс. Расскажите, в чем была моя первоначальная ошибка. Я был бы очень благодарен, если бы подробно сказали, как вы нашли в Англии потерянный мною ключ к этому проклятому делу.
      Питер улыбнулся и, свернув газету, отложил ее в сторону.
      - Я вам говорил, что дело нужно было начинать сначала, а не с середины. Вы попали в очень трудное положение. Преступники, уверенные в своей ловкости, повели дело так, что сделали вас как бы своим сообщником. Это, по-видимому, входило в их план и было заранее обдумано и условлено. На вашем месте тысяча сыщиков попалась бы на ту же удочку. Но, влюбившись в красивую и несчастную вдову, вы значительно облегчили их задачу...
      "При первой же встрече с племянницей Альберта я решил, что все ее показания и утверждения необходимо проверить. Во всяком случае, мне было ясно одно: если она вышла замуж за Дориа, это значит, что она не любила своего первого мужа; если же не любила, то зачем же она так всех убеждала в своей любви к покойному? Нужно было выяснить этот вопрос и навести возможно более полные справки о семейной жизни Пендинов.
      Копаясь в прошлом семьи Пендин, я сразу напал на важное открытие. Джозеф Пендин, отец Майкеля, часто бывал в Италии, вел с Италией дела и женился на итальянке. От этого брака родились сын и дочь, умершая в детстве. Муж и жена, по-видимому, жили не в ладах; жена большую часть времени проводила в Италии, а муж подумывал о разводе, но мысль о сыне останавливала его. Майкель был глубоко предан матери и часто сопровождал ее в Италию. В одной из таких поездок, когда ему было 17 или 18 лет, он упал и сильно повредил голову; но рана зажила, и ушиб, по-видимому, не оставил последствий на умственных способностях юноши, если не считать, что он стал молчалив, скрытен и перестал ссориться с отцом.
      Миссис Пендин умерла в Италии и, похоронив ее Неаполе, Джозеф Пендин с сыном окончательно переселился Англию. Юноша поступил в обучение зубоврачебному делу, проявлял большие успехи и некоторое время занимался врачебной практикой в Пензенсе, но вскоре это занятие ему надоело, он вернулся к отцу и принял участие в его торговых делах, часто наезжая в Италию и проводя там по несколько месяцев.
      Мне не удалось раздобыть хорошей фотографии Майкеля, но один из его дальнейших родственников показал мне портрет его родителей. Отец обладал чертами рядового англичанина, но мать была очень красива, и, всматриваясь в фотографию, я нашел в ней много сходства с нашим знакомцем. Тотчас же перед моими глазами приоткрылась завеса занимавшей нас тайны. Я пересмотрел все дело с новой точки зрения, подсказанной этим неожиданным открытием, и увидел, что обстоятельства вполне подкрепляют мои предположения. Я не сомневался, что жена Джозефа Пендина была матерью Джузеппе Дориа. Мне, впрочем, не сразу пришло в голову, что Джузеппе Дориа и Майкель Пендин одно лицо, я думал сначала, что Джузеппе был вторым, незаконным сыном красавицы, и что, войдя в заговор со своим полукровным братом Майкелем, он убил братьев Редмэйнесов с целью передать их богатства в руки жены Майкеля...
      Правду я понял тогда, когда, по наведенным в Дартмуре справкам, выяснилось, что Джузеппе Дориа поступил на службу к Бендиго Редмэйнесу на следующий день после убийства Роберта Редмэйнеса в Фоггинторских каменоломнях...
      Глава 18
      Исповедь
      Осенью Майкель Пендин предстал перед судом присяжных в Экстере и был приговорен к смертной казни за убийство Роберта, Бендиго и Альберта Редмэйнесов. Убийца не защищался на суде и с нетерпением ждал вынесения приговора.
      Вернувшись в камеру, он потребовал чернил и бумаги и составил "исповедь", которую мы приводим, не изменив в ней ни слова.
      "Исповедь.
      Все-таки, как ни были хитры сыщики и судьи, они не поняли главного... Они судили грубого и корыстного убийцу, перед ними был художник крови и философ. Моя жена умерла, и ничто более не притягивает к жизни, но перед казнью я хотел бы сказать несколько слов, чтобы несколько сбавить сыщицкой спеси у людей, празднующих надо мной случайную победу. Если бы ни пуля итальянца, нечаянно сразившая Дженни, я не отдался бы так легко в руки полиции и, смею верить, до сегодняшнего дня разгуливал бы на свободе.
      Ни науки, ни философия, ни религия не соблазняли меня своими тайнами и откровениями. Что может сравниться с таинственностью, опасностями и торжеством преступления? Ничто не может дать человеку высшего наслаждения, чем человеческая кровь.
      Впервые я понял это, когда пятнадцатилетним мальчиком убил Джоба Тревоза, приказчика моего отца; смерть его до сих пор осталась непонятной для окружающих и для полиции. Случайно при мне он оскорбил мою мать, я вынес про себя смертный приговор негодяю. Заманив его на прогулку, я камнем раздробил ему череп и свалил с высокого обрыва в море. Никому не пришло в голову подозревать меня, и смерть Тревоза была приписана несчастному случаю. Но этот первый опыт раскрыл мне глаза на собственную душу и на человеческую природу.
      В течение некоторого времени я усиленно предавался изучению человеческой психологии и работе над самим собой, вырабатывая в себе самообладание, внутреннюю сдержанность, подчиняя разуму владевшие мною страсти, превращая себя в отточенное и холодное орудие бесстрастного и ясного ума. Жизнь текла своим чередом, а я закончил образование, получил диплом зубного врача и научился ненавидеть Англию, отдав всю страсть души прекрасной Италии. Женщины меня не занимали, я не думал о них, пока случай не привел меня встретиться с Дженни Редмэйнес. С первого взгляд, при первом звуке ее голоса я полюбил ее; счастье мое был необычайно, когда я увидел, то Дженни сама нашла во мне дополнение к своей собственной душе, бессознательно сливаясь со мной в единую мысль, единое чувство. Мы любили друг друга так, как едва ли люди любят на земле; мы оба были красивы, умны, предприимчивы и деятельны, и вряд ли когда-либо судьба так удачно соединяла мужчину и женщину. Она была свободна от каких-либо предрассудков, легко и радостно восприняла мои взгляды на жизнь и людей, разделила мои вкусы, мои мечты. Когда она узнала про опыт, проделанный мной над Тревозом, она пришла в восхищение от моего хладнокровия, самообладания, хитрости, ловкости, мудрой расчетливости в борьбе с опасностью.
      Семья Дженни возражала против нашего брака. Тогда мне впервые пришла в голову соблазнительная мысль уничтожить рыжих Редмэйнесов. Во время войны, работая в Пренстоуне и чувствуя, что без денег нам не удастся построить нашу жизнь так, как нам обоим хотелось, мысль эта вновь вернулась ко мне. Я решил выждать окончания войны и уничтожить рыжих братьев и таким образом, конечно, чтобы никому не пришло в голову подозревать во мне виновника их смерти. Долгими вечерами мы обдумывали план. Жена была всецело на моей стороне. Она ненавидела своих родных; она не могла простить Альберту, что тот до сих пор медлил с передачей завещанных ей отцом двадцати тысяч фунтов; деньги интересовали ее больше, чем меня, и она предвкушала радость овладеть всем состоянием деда, бессмысленно распределенным между тремя холостыми братьями и превышавшим сотню тысяч фунтов.
      Тем временем мы старались жить так, чтобы соседи были убеждены в наших скромных требованиях к жизни и взаимной преданности друг другу; мысль же наша всецело была занята великим планом и помогала переносить лишения провинциальной жизни в глухом местечке. Обстоятельства заставили изменить первоначальный план. Я собирался сначала покончить с Бендиго и Альбертом, которые никогда меня не видели, и уж после этого свести счеты с Робертом. Судьба распорядилась иначе.
      Задор артиста требовал ждать прибытия Ганса и при нем осуществлять задуманный план, не глядя на опасность. Идиотское самомнение погубило меня. Если бы Альберт лежал на дне озера Комо до прибытия Ганса, двадцать Гансов никогда не доискались бы правды. Правда, съездив в Англию и наведя заново справки в Пренстоуне, Ганс вернулся, по-видимому, с заключением, что скорее Майкель Пендин убил Роберта Редмэйнеса, чем наоборот; но оттуда еще было далеко до заключения, что Майкель Пендин и Джузеппе Дориа одно лицо.
      Ганс оказался в своем роде великим человеком. Несмотря на то, что ему я обязан своей гибелью, я не могу ему отказать в чувстве восхищения. Его план обличить меня при помощи моего собственного оружия и поставить меня в сумерках лицом к лицу с "Робертом Редмэйнесом" был необычайно остроумен. Тем не менее, мне казалось, что он продолжает быть на ложном пути и видит во мне только "сообщника" того неизвестного человека - "Майкеля Пендина"? который появлялся на горе в штанах и жилете Редмэйнеса и стрелял в Марка. Да, у меня был сообщник, но мы нарочно вели себя так, чтобы никому не могло прийти в голову, будто между Дженни и мной возможно согласие в каких-либо делах. Дженни помогала мне рыть могилу на Грианте, и Марка спас только его язык; если бы он не закусил его, и я не увидел крови на его губах, я пристрелил бы его, когда он, притворившись мертвым телом, лежал у моих ног.