25

Именно в этот момент началось разрушение человека, который со своими шутками, своими причудами и наивным удовольствием от самого себя, со своим тщеславием и стремлением к общему уважению, со своей сильной властной волей так подходил на роль хозяина этого дома.

Он очень медленно опустился в одно из резных кресел холла. Его полные руки не переставая играли с цепочкой часов. Его подбородки опустились, а лицо стало тоньше и потеряло свой румянец. Его глаза смотрели очень устало.

— До чего же вы необыкновенно назойливый молодой человек, — сказал он Адаму почти мягко. — Итак, теперь вы все знаете, и я вижу, в дополнение ко всему, как быстро вы обращаете внимание на наследницу. Все лето это была моя бедная Амелия с ее перспективой солидного приданого. Однако, кажется, ваши привязанности легко меняют свой предмет.

— Мои привязанности, — тихо сказал Адам, — всегда были с Фанни, и я думаю, что она это знает. К моему огромному сожалению, я был вынужден причинять ей боль и иногда изумлять ее. Я также не могу принести удовлетворительные извинения Амелии за то, что так злонамеренно сбивал ее с толку. Однако она была мне слишком полезна в достижении цели. Она обеспечила мне здесь радушный прием. Она много говорила и невольно давала мне важную информацию. Именно она рассказала мне о том, что Фанни расстроена тем, что не смогла поехать в Лондон и встретиться с этим мистером Крейком, который написал ей. Это было для меня первым настоящим ключом к делу Фанни. Я ждал этого все лето. Но я глубоко сожалею, что ценой этого был риск причинить боль Амелии. — Он повернулся к Амелии и протянул руку. — Можете ли вы простить меня?

Амелия сразу же залилась слезами и убежала к матери. Тетя Луиза сказала задыхающимся голосом:

— Я не поняла ни слова из сказанного. Фанни не может быть наследницей! Почему мне никогда не говорили? Или это еще одна из интриг моего мужа?

— Но это неправда! — недоверчиво прошептала Фанни.

Ее глаза были захвачены выражением лица леди Арабеллы. Оно было непроницаемо. Ее веки опускались, пока от глаз не остались одни щелки. Однако казалось, что она скрывает триумф. Почти как если бы она ждала этого часа.

— Адам? — сказала Фанни с нажимом. — Что должен мистер Крейк сказать мне? Я тоже унаследовала состояние в драгоценностях? Неужели сапфировый кулон все это время на самом деле был моим?

Неожиданно в этот момент на вершине лестницы произошло какое-то движение. Дора беспомощно кричала:

— Мисс Нолли! Вернитесь сейчас же. О, я заявляю! — Но ее слова были бесполезны, так как Нолли уже бежала вниз по лестнице в своей ночной рубашке.

— Кузина Фанни! Кузина Фанни!

Фанни бросилась ей навстречу.

— Что такое? Не случилось ничего страшного… Однако Нолли владел не испуг, она это поняла сразу.

Ее маленькое личико было освещено радостным возбуждением и излучало редкую для нее сияющую прелесть.

— Кузина Фанни, эта милая маленькая подушечка для булавок, которую мне дала бабушка Арабелла, открывается! Посмотрите, крышка сдвигается и там прелестнейший маленький ящичек. Я буду хранить в нем свои драгоценности.

— И это все? — спросила Фанни. — Неужели это настолько обрадовало тебя?

— Да, обрадовало. А внутри я нашла это письмо. Я думаю, что это о вас. Видите, здесь ваше имя. Ф-а-н-н-и.

Внезапно и несколько пугающе леди Арабелла начала смеяться.

— Ах, Эдгар! А ведь вы так тщательно искали. И такой простой тайник. Еще когда я была очень молодой, я обычно хранила здесь свои любовные письма. Я обвела вас вокруг пальца, не так ли? А письмо это не было блефом. Но оно никогда бы не увидело света, если бы я не поняла, что вы способны убить из-за него. — Веселье покинуло ее. Ее глаза теперь были широко открыты и полны невыразимой мстительности. — Фанни, пошлите этого ребенка наверх!

— Да, Нолли. Беги наверх к Доре.

— Но разве вы не находите эту маленькую подушечку для булавок великолепной?

— Нахожу. А завтра мы найдем какие-нибудь сокровища, чтобы можно было хранить в ней. Беги.

Нолли неохотно ушла, а леди Арабелла продолжила свою речь, как будто и не прерывала ее.

— Я решила не обращать внимания на тот нелепый несчастный случай, который вы мне подстроили, Эдгар. Я подумала, что это всего лишь угроза школьника. Напугайте ее как следует, и, кто знает, может старую перечницу хватит удар. Но сегодня, этим вечером, все изменилось. Со мной случился бы еще один несчастный случай внизу у озера, не так ли? Просто слабая старая женщина заблудилась в ночи. Фанни это тут же поняла. Я недооценивала вас, Эдгар. Я даже презирала вас. Теперь я должна уважать вашу — как бы это выразить — дьявольскую простоту. Но я не прощаю. Ради своего спасения вы могли бы упечь в сумасшедший дом собственного сына. В настоящий момент я разделяю чувства к вам своей дочери. И я очень надеюсь, Эдгар, — закончила она медленно и очень четко, — что вас повесят.

Дядя Эдгар не сделал попытки защититься. Его голова внезапно упала, глаза были далеко, как будто он грезил.

Затем он сказал:

— Я очень устал. Все это было слишком сильным напряжением и длилось слишком долго.

Фанни смотрела на него, и ей казалось, что она как бы читает написанную на его лице историю его жизни — жизни чрезмерно чувствительного тщеславного молодого человека, над которым смеялись девушки, в которых он был влюблен, на которого смотрели сверху вниз его жена и теща, которого презирал за тупость его веселый беспечный брат. Родственники признавали за ним только упорство и надежность и считали его полезным — не удивительно, что он надувался важностью, как индюк, искал и находил средства заставить свою семью, свой дом, свою деревню и все общество вращаться вокруг него.

— Дядя Эдгар… — начала она.

Дядя Эдгар поднял свои потухшие глаза.

— Нет, дитя мое. Не подходите ко мне близко. Я должен был бы убить и вас тоже. Разве вы не понимаете? Я никогда не смог бы позволить вам узнать, что я расстратил ваш капитал и захватил вашу собственность. Да, вы должны были бы умереть. Падение из поезда, как я рассчитывал, по дороге в Лондон. Или, возможно, несчастный случай во время катания на коньках на озере. Вокруг было так много возможностей.

— Эдгар! — тетя Луиза с трудом произносила слова. Ее лицо так сильно пылало, что это вызывало тревогу, казалось, ее может хватить удар. — Вы хотите сказать, что весь Даркуотер и все, все здесь… принадлежит Фанни?!

— Полностью, дорогая моя. Жаль, что вы оказались такой жадной женщиной. Вам все было мало, мало, мало…

— Я должна была иметь хоть что-то! — заплетающимся языком воскликнула тетя Луиза.

— У вас был я. А я никогда не говорил вам о Марианне — она всегда перед моим мысленным взором. Вы ничего не знали о моем личном призраке. Фанни иногда напоминает мне Марианну. Эта длинная белая шея. — Он задумчиво согнул свои сильные толстые пальцы. — Это дело любви и ненависти. Вы можете поцеловать и убить — да, почти одновременно. Но так и было. Я утешил себя, женившись на внучке графа и приобретая собственность. Я покупал моей жене бриллианты. Мой сын был офицером знаменитого полка, а у моей дочери было приданое. Но в конце концов состояния Фанни оказалось недостаточно для нужд моей экстравагантной семьи. Я едва ли знал, как поступить, когда ко мне на колени упал второй плод. Осиротевшие дети моего брата и мешочек неограненных изумрудов. Ну разве это не удача? Кроме того, сложные интриги, затягивание времени, манипулирование людьми. Какой это стимул! Но, конечно, удача не может вечно сопровождать одного человека. Время истекает.

— Эдгар, да вы сумасшедший! — ужаснувшись, воскликнула тетя Луиза.

На что этот обреченный человек с необыкновенным спокойствием сказал:

— Не разрешайте этим людям, которых вы привели, срывать всю рощу, Марш. Я могу показать им точное место. Согласен, эту работу я сделал небрежно. Я никогда не думал, что этот парень может оказаться настолько тяжелым. Я вынужден был рискнуть оставить тело прикрытым листьями до следующей ночи, когда я смог одеться соответственно и как следует похоронить его. Даже так, было нелегкой задачей счистить с себя весь садовый мусор, чтобы можно было вновь появиться на балу. К счастью, крови не было. У меня сильные руки. А человек, которого застали врасплох — я пригласил его отойти в сторонку, чтобы обсудить кое-какие дела — слабо сопротивляется. Я должен буду обсудить с сэром Джайлсом эти спонтанные преступления. Кажется, именно такие преступления наиболее успешны. Необдуманны, но без подозрений. — Казалось, дядя Эдгар почти получал удовольствие, оживляя в памяти свою ужасную тактику. — Барлоу, во всяком случае, был совершенно несимпатичным типом. Я не знаю, как мой брат мог доверять ему. Ну, так оно и было. А теперь, — он устало шевельнулся, — я думаю, мне лучше идти.

— Куда вы пойдете, Эдгар? — крикнула тетя Луиза.

— В полицию, естественно. Возможно, Марш составит мне компанию, раз он уже взял на себя такую ответственность. Следует знать, когда игра проиграна. И вести себя с достоинством. Время — о, кстати о времени, Фанни, — он вынул свои большие золотые часы, желтые как тыква, из кармана, — отдайте это Маркусу утром. Малыш был всегда очарован ими.

Он рассеянно завел часы, и маленькая нежная мелодия повисла в воздухе, хрупкая, как мечта.

— Не горюйте, Луиза, — заговорил дядя Эдгар с тенью своей прежней важности. — Я не терял свое время на мелкие преступления. Это дело, конечно, будет знаменитым. К тому же у нас нет сына, способного унаследовать поместье. Бедный Джордж конченый человек. Мы оба знаем это. — Он постоял мгновение, бесстрастно изучая красное, залитое слезами лицо жены. — Большое облегчение высказать наконец свои истинные чувства. Я доверяю вам позаботиться о том, чтобы жизнь Амелии не была загублена из-за неудачного брака.

— Папа! — воскликнула Амелия голосом разбитого сердца.

— Моя маленькая девочка…

Однако леди Арабелла прервала этот единственный эмоциональный момент властным движением руки.

— Пусть он идет, Амелия. Он, конечно, ваш отец, но кроме того он еще и чудовище.

Что-то заставило Фанни снова завести часы, которые она держала в руках, и еще раз вслушаться в звенящую мелодию.

Она внезапно поняла, что низенькая плотная фигура, выходящая в дверь холла, без своих часов ничего из себя не представляла. Как странно. Он просто исчез.

26

Итак, наконец она услышала голос своего отца. Фанни перечитывала сложенное во много раз письмо, которое было спрятано в подушечке для булавок леди Арабеллы.

«Дорогой дядя Леонард!

Как могу я выразить свою благодарность за Ваше намерение оставить мне Вашу собственность и капитал. Боюсь, мое владение ими продлится недолго, так как я умираю; думаю, что у меня остались один или два года жизни, но если бы Вы могли знать, насколько Вы облегчили мое сознание. Теперь я могу умереть спокойно, будучи уверенным, что моя дочь Франческа хорошо обеспечена. Она еще только дитя, похожее на мать, но по характеру настоящая Давенпорт. Я делаю своего кузена Эдгара, человека высочайшей честности, ее опекуном…»

Заснуть было совершенно невозможно. В какой-то момент ночью, она не знала наверняка насколько поздно, Фанни встала и прошла на цыпочках по темным коридорам в комнату леди Арабеллы.

Как она и ожидала, в спальне горел ночник. Она постучала и торопливо вошла.

— Бабушка Арабелла? Я так и думала, что вы не спите!

Старая леди сидела, опираясь на подушки. Она читала свою большую потертую Библию. Она закрыла книгу, оставив палец в том месте, где читала.

— Естественно, я не могла заснуть. Сон — благодать для невинных. Чего вы хотите?

— Вы ведь никогда не были мне настоящим врагом, не так ли?

— Что это заставляет вас думать, что в старости я становлюсь мягче? Конечно, я была вашим врагом, пока не поняла, что зря теряю время. Ваша воля оказалась сильнее моей. Это делает ее страшной. Мне жаль человека, который женится на вас.

— Мне бы хотелась хорошо о вас думать, — с жаром сказала Фанни. — Я знаю, что вы принесли бы меня в жертву Джорджу, но я могу это попять, потому что вы любили его. И вы все же, в конце концов, дали Нолли подушечку для булавок, чтобы я могла найти письмо отца. Я хочу вас бесконечно поблагодарить за это. — Она выглядела очень юной с рассыпанными по плечам черными волосами и слезами на ресницах. Леди Арабелла сказала нетерпеливо:

— Фу! Опять эти ваши экстравагантные чувства. Вы бесконечно благодарны мне за то, что мне следовало сделать еще несколько месяцев назад. Это могло спасти две невинных жизни. Вы понимаете это? Я — злобная старая ведьма. Но повторись всё это, я снова бы сделала то же самое. — Ее хриплый голос сорвался с чем-то средним между рыданием и кашлем. — Моему зятю следовало лучше изучить человеческое сознание. Он даже не позаботился выяснить, что его двоюродный дед Леонард любил поэзию и что его любимым поэтом был Чосер. Сильно потрепанный том «Кентерберийских рассказов» был отмечен в том месте, где старик остановился, чтобы прочесть письмо вашего отца. Я думала, что такая беззаботность со стороны вашего дяди Эдгара заслуживает небольшого наказания. Во всяком случае, я всегда ненавидела этого маленького надутого человечка. Он посмел жениться на моей дочери! Но он еще был и отцом Джорджа, и — прошу у вас прощения, Фанни — в то время это было более важно, чем требовать справедливости для вас. По крайней мере, — сказала она раздраженно, — вы должны были выйти замуж за Джорджа и стать здесь хозяйкой, и все свелось бы к тому же.

— Должно быть, дядя Эдгар всегда хотел, чтобы я умерла, — грустно сказала Фанни. — Вы помните день, когда я выпала из лодки? Возможно, он надеялся, что я унаследовала хрупкое здоровье отца и могла простудиться и тоже заболеть чахоткой. Но наверное на самом деле он решил, что было бы аккуратнее позволить мне дожить до совершеннолетия и написать завещание, как если бы он наслаждался годами ожидания. — Она спрятала лицо в ладонях и задрожала. — Это все так ужасно. Как могут амбиции и эгоизм человека так изменить его сознание? Он мог бы убивать снова и снова.

— Говорят, после первого раза это просто, — сказала старая леди. — Я считаю, что это желание даже становится сильнее человеческой воли, это как игра или выпивка. И никто не ищет преступника там, где некого подозревать, как указывал ваш дядя. Кроме того, никому не было дела до китаянки, и никто не был слишком заинтересован этой противной лисицей Барлоу. Моя смерть была бы несчастным случаем, вызванным возрастом и маразмом. Моим маразмом, ха!

— А моя? — прошептала Фанни.

На мгновение ладонь старой леди задержалась на ее голове.

— Это было привычной мыслью в сознании вашего дяди, задачей, которую рано или поздно пришлось бы выполнить. Он обвинил бы во всем эту испорченную девчонку, что когда-то увлекла его и бросила, и мою дочь за ее требования и экстравагантные поступки, вызванные, как он очень хорошо знал, неудовлетворенностью ее в эмоциональной жизни. В своем сознании он остался бы совершенно невиновным. Но этого не случилось. Давайте не будем говорить об этом. Вот, сядьте рядом со мной, и мы почитаем вместе.

Ее похожий на обрубок палец нашел нужное место. Она начала читать:

— «Они как мякина, развеянная ветром…» Сегодня не будет леденцов, — неожиданно прервалась она. — Именно Джордж всегда больше всех любил их. — Ее голос был полон безысходного отчаяния.

Джордж, очень красный и нетвердо стоящий на ногах, накануне вечером вернулся поздно и прошел прямо в свою комнату. Утром он спустился вниз одетый в форму офицера 27-го драгунского полка. Он кричал, чтобы ему к двери подали лошадь. Противоречить ему казалось опасным, поэтому грум подал великолепное животное, последний подарок отца, к двери, Джордж поднялся в седло и мгновение сидел неподвижно, такой молодой, овеяный ореолом героя и невероятно красивый. Затем он дико крикнул:

— Я чувствую дым канонады. Все прощайте! — и с великолепным мастерством наездника с сумасшедшей скоростью галопом понесся прочь, солнце блестело на его шлеме и развевались белые перья. Когда он вернулся через несколько часов, его лошадь была измотана, а сам он был ошеломлен и бормотал что-то о казаках и смертельном огне орудий.

— Вы понимаете, Луиза, — сказала леди Арабелла чрезвычайно мягко, — ему придется уехать хотя бы на время. Мы должны найти подходящую лечебницу. Иди ко мне, Джордж. Иди, Джорджи, ягненок мой. Сыграли отступление.

Тетя Луиза была похожа на собственную тень, она выслушивала все, что говорила ей мать, и механически соглашалась. Да, они должны будут уехать и жить в Довер-Хаусе в имении Далстон. Хотя дом тот маленький, темный и неудобный. Это, конечно, не место для молодой девушки, только начинающей жить, но обстоятельства Амелии так изменились, что она должна быть вообще благодарна судьбе за то, что нашлось место, где можно укрыться до тех пор, пока этот ужасный скандал немного не поутихнет.

Именно тогда Амелия всех удивила.

— Нет, мама. Я не еду с вами.

— А что же, умоляю, вы собираетесь делать? Жить за счет милосердия Фанни?