Однако их скромное появление не осталось незамеченным. Им не суждено было спокойно посидеть. Фанни как раз заметила леди Арабеллу, сидящую в своем кресле в другом конце зала, и обдумывала, не присоединиться ли к ней, когда перед ней остановился Хэмиш Барлоу и отвесил свой преувеличенный поклон.

— Мисс Фанни! Я искал вас. Могу я пригласить вас на следующий танец?

— Кузина Фанни…

Фанни заставила Нолли замолчать.

— Благодарю вас, мистер Барлоу, но я обещала детям немного посидеть с ними. Для них это великое событие.

— Я уважаю ваше доброе сердце, мисс Фанни, но, конечно, их няня…

В этот момент музыка прекратилась, и танцоры начали возвращаться на свои места. Фанни заметила дядю Эдгара, важного и благодушного.

— Клянусь святым Георгием, ну и теплая же ночь. На таком старике, как я, это уже сказывается. Ну, Барлоу, вы убеждаете Фанни потанцевать. Я обещал себе танец с ней немного позже, если она согласится.

— Дядя Эдгар, дети никогда не видели английского бала. Я обещала посидеть с ними.

— И не танцевать! Господи помилуй, какая чепуха! Где эта девушка, Дора. — Он щелкнул пальцами. Поспешно подбежал слуга. — Скажите, чтобы Дора пришла и позаботилась об этих детях. Ваше рвение делает вам честь, моя дорогая Фанни, но в нем совершенно нет необходимости.

Нолли нацелила свой маленький остроконечный башмачок на голень дяди Эдгара и нанесла резкий удар.

— Я ненавижу вас! — задыхаясь, сказала она.

Дядя Эдгар разразился рокочущим смехом. Он был достаточно громким, чтобы множество голов обернулось к нему. Маленькая группа стала центром внимания.

— Вот как! Ты укусила бы руку, кормящую тебя, маленькая девочка? А еще напоминаешь ангела в этом хорошеньком белом платье. Очень похоже на женщин, а, мистер Барлоу? Вы их балуете и ласкаете, и что в результате? Что-то им не нравится и они тут же дают вам это понять. Ей-богу, люблю эти милые создания. Причуды, надутые губки, капризы и все такое.

Губы Маркуса дрожали. Нолли приготовилась скрестить взгляды с дядей, ее глаза блестели, но тут подошла Дора, и дядя Эдгар, издав вздох облегчения, двинулся прочь к гостям. Маленький инцидент был забыт как совершенно тривиальный, но, каковы бы ни были ее намерения, Нолли сыграла на руку дяде Эдгару. Он снова смог в своей веселой доброжелательной манере продемонстрировать собравшимся свое великодушное сердце.

— Неужели вам так не нравится танцевать со мной?

Она была так благодарна, что он был в перчатках. По крайней мере, эти веснушки, вызывавшие у нее такое отвращение, не должны были прикасаться к ней. Но его изогнутый бледный рот под песочными усами, его сузившиеся глаза, его острое настороженное лицо, были слишком близко к ней. Она не могла избежать его взгляда, когда танцевала с ним.

— Я люблю танцевать, — пробормотала она уклончиво.

— И вы красиво танцуете. Эти маленькие ножки похожи на порхающих птиц. Что теперь не так? Неужели вам не нравятся слова, которые я выбираю?

— Я бы предпочла, чтобы вы не делали мне комплиментов.

Он коротко невесело рассмеялся.

— Ну, мисс Фанни! Чтобы женщина не хотела выслушивать комплименты! В последнее время я едва видел вас. Я думаю, вы избегали меня.

Казалось, Фанни полностью сосредоточилась на танце. Она взглянула через его плечо, чтобы увидеть, с кем танцует Амелия. С Талботом. Тогда с кем же Адам? Она не смогла отыскать его.

— Мисс Фанни! Я спросил вас, избегали ли вы меня?

— Я была занята.

— О да, я знаю об этом. Но я надеялся также, что вы используете это время, чтобы рассмотреть мое предложение. Ваш дядя обещал мне это.

— Правда! — глаза Фанни сердито блеснули. — Это неправильно, когда один человек ручается за мысли другого. По крайней мере этим каждый распоряжается лично.

— И эти такие личные мысли — были ли они хоть немного добры ко мне?

Было слишком поздно для просто вежливого ответа, слишком поздно, чтобы облечь категорический отказ в аккуратно подобранные слова. Этот человек был в состоянии понять только окончательный ответ.

— Мистер Барлоу, я дала вам свой ответ на озере. Я не такой человек, чтобы менять свое решение.

Их взгляды встретились. Его глаза посуровели, казалось, они сверкнули каким-то странным торжеством, как если бы он обращал разочарование в нечто, чем почти наслаждался. Но мистер Барлоу выглядел эгоцентричным человеком, способным скорее баловать себя, чем навлекать на себя страдание.

— Тогда, кажется, я зря потратил здесь время, — сказал он жестко. Затем добавил, почти задыхаясь: — Я сомневаюсь, что вы понимаете, что делаете. Вы — глупы, дитя мое! Ваш дядя никогда не простит вам этого.

На мгновение Фанни почувствовала раскаяние. Хэмиш Барлоу сделал ей самый большой комплимент, который мужчина в состоянии сделать женщине. Ей следовало бы лучше разбираться в людях. Но в этот момент она хотела только укрыться от его взгляда и от его прикосновения к ее руке. Она хотела бы никогда больше не видеть его. Она едва заметила его наглое замечание по поводу чувств дяди Эдгара. Она просто сказала:

— Едва ли это вас касается. Кроме того, вы преувеличиваете.

— Мисс Фанни, для чего, по-вашему, я приехал в Англию?

— Чтобы завершить дела Оливера Давенпорта.

— Именно.

— Возможно, также для того, чтобы найти жену?

— Возможно. — Казалось, он что-то обдумывал. — Вы увидите. Вы увидите. — Он добавил почти униженно: — Я хотел бы, чтобы вы могли хоть немного полюбить меня. Это было бы настолько проще для всех.

Фанни заставила себя произнести:

— Мне жаль. Я вижу, Маркус плачет. Вы извините меня?

— Конечно.

Они обнаружили, что остановились непосредственно рядом с леди Арабеллой, уютно устроившейся в своем кресле; ее единственной уступкой величию этого празднества был украшенный драгоценностями гребень в волосах.

Она настояла, чтобы Фанни осталась поговорить с ней, а Хэмиш Барлоу вежливо поклонился и отошел.

Леди Арабелла заговорщически улыбнулась.

— Итак, я вижу, вы избавились от этой лисицы из Китая.

— Откуда вы знаете?

— Мое дорогое дитя, слишком многое написано на вашем лице. Учитесь скрывать свои чувства. Это начало власти. Я совершенно согласна с вами. Этот человек — несчастный коротышка. — Она нетерпеливо махнула своим веером в сторону приближающегося дяди Эдгара. — Уходите, уходите! Я разговариваю с Фанни.

— Мне жаль, мама, но вы не можете занять Фанни на весь бал. Идемте, Фанни. Потанцуйте со мной.

— Я собиралась пойти к Маркусу, дядя Эдгар. Он в слезах.

— Так пусть слуги осушат их. Вы портите этих детей. Мне придется топнуть ногой. Идемте!

Он взял ее за руки и притянул к себе. Она наверняка знала, почему он это делает. Он видел, как мистер Барлоу оставил ее, и должен был узнать результат их беседы. Однако она была избавлена от необходимости объяснять ему, так как леди Арабелла уже качала веером и говорила своим хриплым легкомысленным голосом:

— Ваши планы сорвались, Эдгар. Ха, ха, ха! Но, вы знаете, если бы Фанни не хватило храбрости, я пришла бы ей на помощь.

— Что это значит, дядя Эдгар? — спросила Фанни.

Минуту дядя Эдгар не отвечал. Казалось, что он нашел вдруг танцы слишком подвижным времяпрепровождением для человека его возраста и комплекции. Его лицо приобрело почти цвет платья тети Луизы.

— Ваша бабушка Арабелла, — сказал он наконец, — мне жаль это признавать, но она интриганка. Я полагаю, что эта опасность угрожает всем старым леди, которым нечего делать. Итак, должен ли я понимать так, что вы отказали мистеру Барлоу?

— Да.

— Это очень глупо. В самом деле очень глупо. — Голос дяди Эдгара смягчился от того, что могло показаться похожим на искреннее сожаление и даже сочувствие.

— Дядя Эдгар, мое будущее в настоящее время с детьми.

Она ненавидела, когда ей приходилось просить. Но вдруг он забрал бы у нее Нолли и Маркуса.

— Да, да. — Он отбросил этот вопрос как не имеющий большого значения. Его глаза очень настойчиво смотрели на ее горло. — Вы знаете, вы сегодня замечательно выглядите. Вы напоминаете мне…

— Кого, дядя Эдгар?

— А? О, одну старую знакомую. Эта высокая белая шея… — Обращенный внутрь взгляд его глаз был странным, казалось, в нем было больше проклятий, чем одобрения. Кто была женщина, о которой он думал? Кто-то, причинившая ему такую же боль, какую она только-что причинила Хэмишу Барлоу?

— Так, — сказал он, и казалось, что он говорит с кем-то другим, — давайте останемся друзьями, несмотря ни на что. Теперь я освобождаю вас, можете идти к этим избалованным детям.

Но Дора уже увела детей, и Фанни, по-прежнему взволнованная странным поведением дяди Эдгара, которое испугало ее, хоть ей и не хотелось признаваться в этом, внезапно вынуждена была покинуть жаркий зал. Она проскользнула в оранжерею, надеясь, что там никого не окажется. Ночь была такая мягкая и спокойная, что большинство людей выходило подышать свежим воздухом на террасу.

Конечно, ей не повезло. Там уже кто-то был. Она сразу же узнала его по очертаниям плеч. И в тот же момент он тоже, должно быть, почувствовал ее приближение, так как он обернулся.

— Так, мисс Фанни! — сказал Адам Марш. — Вы выглядите расстроенной. Как я понимаю, не все мы, мужчины, хорошо танцуем.

— У меня не только болят ноги, — взорвалась Фанни и тут же разозлилась на себя за то, что желание излить перед ним душу было таким сильным. Какое ему было дело до нее и ее проблем?

Он подошел к ней, блеск его глаз сводил ее с ума.

— Вы выглядите просто очаровательно. Кто-то говорил вам об этом слишком настойчиво? Возможно, мистер Барлоу?

— Они не могут заставить меня выйти за него замуж.

— Они?

Странный взгляд дяди Эдгара, казавшийся смесью любви и ненависти, все еще был с ней. Она не могла понять, почему по ней прошла волна страха.

— Я хотел бы жениться на вас, — вполголоса сказал Адам Марш, как будто разговаривая с самим собой.

Она яростно обернулась к нему.

— Не шутите надо мной. Возвращайтесь к Амелии. Она мне не простит, если потеряет вас.

Он не двинулся. Его глаза тоже сосредоточились на ее шее. Однако не так, как глаза дяди Эдгара.

— Вы носите очень дорогое украшение для человека, который говорит о себе, что не имеет ни гроша.

— Если вы воображаете, что у меня есть шкатулка с драгоценностями, переполненная подобными вещами, мистер Марш, то вы ошибаетесь.

Их глаза встретились в суровом решительном поединке. Первым заговорил Адам.

— Я ничего подобного не воображал. Я думаю, это вам подарил дядя.

Рука Фанни была на сапфировом кулоне. Почему он должен был заставить свои безобидные слова звучать так, как будто этот подарок был в своем роде взяткой? Ее снова охватил беспричинный страх.

— В чем дело? — услышала она его вопрос, заданный участливым голосом.

— Я пыталась, — напряженно сказала она, — я пыталась бежать отсюда. Но приехали дети, которые остановили меня, и сейчас…

— Я прошу вас не уезжать.

— Вы? Почему?

Не отвечая, он подошел ближе. В его глазах был тот глубокий странный блеск, который она уже однажды видела.

— Потому что мне бы не хотелось, чтобы вы уехали.

Ее голос потерял всю свою уверенность.

— Возвращайтесь к Амелии.

— Вы уже говорили это. Я не собираюсь делать этого, — его руки уже были на ее талии, и она безвольно позволяла притянуть себя к нему, — до тех нор, пока не поцелую вас.

Она почувствовала прикосновение его тела к своему. Она знала, что ей следовало бы бороться, но ее губы раскрывались, а глаза закрывались. Очень хорошо, пусть он поцелует ее. Чем может быть поцелуй? Конечно, не этим странным ошеломляющим восторгом, заставившим ее почувствовать сильное головокружение. Она вынуждена была опереться на него, ожидая прикосновения его губ, однако так и не дождалась его.

Потому что мгновением позже ее рванули назад так резко, что она чуть не упала.

— Не делайте этого, Марш, — донесся голос Джорджа. Его хватка на плечах Фанни была такой крепкой, что ей пришлось бы унизительно бороться, чтобы высвободиться. Она яростно сказала:

— Джордж, вы дьявол!

Джордж засмеялся от удовольствия и торжества. Его глаза были слишком яркими от того, что казалось несдерживаемым возбуждением.

— Фанни моя, мистер Марш, как вы, должно быть, заметили. Мне пришлось дать попять это и мистеру Барлоу тоже.

Адам был очень бледен, его рот сердито сжат.

— Вам не кажется, что вы слишком много на себя берете, Давенпорт? Мне кажется, ваша кузина не такой человек, которым можно командовать. Я предлагаю вам убрать от нее руки.

— Чтобы вы могли целовать ее в темном углу! Ни за что!

Никто из них не слышал, как подошла тетя Луиза. Вдруг оказалось, что она стоит там, похожая на огромный малиновый пион, дрожа от негодования.

— Фанни! Что здесь происходит? Неужели вы позволяете этим глупым мужчинам ссориться в вашем присутствии? Джордж! Мистер Марш! Я удивлена. Мистер Барлоу тоже здесь?

— Мистера Барлоу здесь нет, мама, — самоуверенно сказал Джордж. — Фанни и я послали его укладывать вещи. И только что мне пришлось объяснить мистеру Маршу положение вещей. Теперь Фанни идет танцевать со мной. Вы не должны беспокоиться, мама. Я владею ситуацией.

Фанни вырвала у Джорджа свою руку. Она пылала от ярости.

— Я не собираюсь танцевать с вами, Джордж. Ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем! Я не собираюсь танцевать ни с кем. У меня болит голова. Прошу меня извинить.

— Но, Фанни…

— Нет, Джордж! Этой ситуацией никто не владеет.

— Но, Фанни…

— Вы хотели бы, чтобы я упала в обморок у ваших ног, тетя Луиза?

— Что за чепуха! Вы в жизни никогда не падали в обморок.

Фанни уже была у дверей. Джордж, красный и озадаченный, сделал невольное движение, чтобы последовать за ней. Адам стоял совершенно спокойно, его лицо было сдержанным и лишенным выражения. Он мог противостоять Джорджу, но он был слишком джентльменом (или слишком трусом?), чтобы противостоять тете Луизе. Опять она оказалась перед лицом разочарования. Как сказал Джордж, он хотел только урвать поцелуй в темноте.

Итак, ее красивое платье, ее удовольствие во время танцев, ее бесконечно оптимистическая надежда, что сегодня с ней может произойти что-нибудь чудесное, ни к чему не привели. У нее ни разу не было возможности потанцевать с Адамом. Она только поссорилась с ним, а затем безвольно подчинилась ему. Теперь она презирала его лишь немногим меньше, чем себя.

Она действительно чувствовала головокружение и слабость, и впервые безнадежность.

Она повернулась и побежала вверх по лестнице, прежде чем было произнесено еще что-нибудь.

Ханна зашла к ней в комнату узнать, не нужно ли ей успокоительного и не помочь ли ей раздеться. Фанни отослала ее. Она хотела только остаться одна.

Она позволила своему бальному платью соскользнуть на пол и легла на кровать в своих нижних юбках. Она могла слышать звуки скрипок, шум голосов и смех. Они звучали отдаленно, так как ее комната была в другом конце дома и выходила на тиссовую аллею, а далее на рощицу. Она подумала, что должен был почти наступить день, прежде чем разъедутся последние экипажи и остающиеся ночевать гости поднимутся наверх.

Ее голова сильно болела, и прошло много времени, прежде чем она смогла заснуть. Когда она все же заснула, то была внезапно разбужена резким воплем.

Она уставилась вверх, ощущая на себе тяжесть ночного кошмара.

О, это был всего лишь павлин, поняла она, почти готовая, и все же не в состоянии рассмеяться над своим глупым воображением. Хотя по-прежнему, казалось, было очень темно, скоро должен был наступить рассвет.