Ребекка. Имени не названо.
      Росмер. Это все равно. (Читает дальше.) "...тайных изменников хорошему делу... Людей с натурой Иуды, которые нагло сознаются в своем отступничестве, как только полагают, что настал удобный, наивыгоднейший момент... Это беззастенчивое покушение на почтенную память предков... в чаянии, что господа данной минуты не постоят за приличной наградой". (Кладет газету на стол.) И это они пишут обо мне! Они, знающие меня так давно и так близко. Сами они этому не верят. Знают, что в этом нет ни слова правды, - и все-таки пишут.
      Ребекка. Это еще не все.
      Росмер (снова берет газету). "Извинением может служить недисциплинированное мышление... пагубное влияние, пожалуй, простирающееся и на такие области, которые мы пока не хотим делать предметом публичного обсуждения или осуждения..." (Смотрит на нее.) Что же это?
      Ребекка. Намек на меня, понятно.
      Росмер (снова откладывая газету). Ребекка, это нечестно с их стороны.
      Ребекка. Да, по-моему, они не уступают Мортенсгору.
      Росмер (ходит по комнате). Необходимо принести спасение людям. Все хорошее, что есть в них, погибнет, если оставить дело так. Но этого нельзя допустить. О-о, как я был бы рад, как счастлив, если бы мне удалось хоть немножко рассеять этот мрак безобразия... внести сюда хоть луч света.
      (*796) Ребекка (вставая). Не правда ли? Вот тебе великая, прекрасная задача; есть для чего жить.
      Росмер. Подумай, если бы мне удалось пробудить в них самосознание, довести их до раскаяния, до того, чтобы им стало стыдно самих себя. Заставить их сблизиться между собою на почве терпимости... любви, Ребекка.
      Ребекка. Да, только напряги для этого все свои силы, и ты увидишь, что победишь.
      Росмер. Мне кажется, это должно удаться. О, как радостно будет жить тогда! Никакой вражды, ожесточенной борьбы. Только благородное соревнование. Все взоры направлены на одну цель. Воля всех, умы всех устремлены вперед... ввысь... Каждый идет своим, естественным для него, необходимым путем. Счастье для всех - создаваемое всеми. (Случайно взглянув в окно, вдруг весь содрогается и мрачно произносит.) О-о!.. Только не мною.
      Ребекка. Не?.. Не тобой?
      Росмер. И не для меня.
      Ребекка. Ах, Росмер, не поддавайся таким сомнениям!
      Росмер. Счастье, дорогая Ребекка, счастье - это прежде всего тихое, радостное сознание, что совесть твоя свободна от вины.
      Ребекка (глядя перед собой). Да, это - насчет вины.
      Росмер. Ах, ты не можешь судить об этом. Но я...
      Ребекка. Ты - меньше всего.
      Росмер (указывая в окно). Водопад!
      Ребекка. О Росмер!..
      Мадам Хельсет заглядывает в дверь справа.
      Мадам Хельсет. Фрекен.
      Ребекка. Потом, потом. Не сейчас.
      Мадам Хельсет. На одно слово, фрекен.
      Ребекка подходит к двери. Мадам Хельсет что-то сообщает ей, и они шепотом обмениваются несколькими словами. Затем мадам Хельсет кивает головой и уходит.
      Росмер (с беспокойством). Не ко мне ли кто?
      Ребекка. Нет, это по части хозяйства... Ты бы прошелся теперь подышать свежим воздухом, Росмер. Хорошенько прогулялся бы. Подольше.
      (*797) Росмер (берет шляпу). Пойдем вместе.
      Ребекка. Нет, милый, я сейчас не могу. Придется тебе одному. И стряхни ты с себя все эти тяжелые думы. Обещай.
      Росмер. Никогда мне, верно, не стряхнуть их - вот чего я боюсь.
      Ребекка. Но как может нечто, до того неосновательное, так захватить тебя!..
      Росмер. К сожалению, это, пожалуй, не так уж неосновательно. Я всю ночь лежал и думал об этом. Беата, пожалуй, все-таки не так уже ошиблась.
      Ребекка. В чем?
      Росмер. Не так уже ошиблась, когда решила, что я люблю тебя, Ребекка.
      Ребекка. Не ошиблась в этом?
      Росмер (кидает шляпу на стол). Я все хожу и мучусь этим вопросом - не обманывали ли мы себя сами все время, называя наши отношения дружбой?
      Ребекка. Ты разве думаешь, что их с таким же основанием можно было бы назвать...
      Росмер. ...Любовными отношениями. Да, думаю. Еще при жизни Беаты все мои мысли принадлежали тебе. К тебе одной тянуло меня. Возле тебя я ощущал эту тихую радость, это не знающее желаний блаженство. Если пораздумать хорошенько, Ребекка, то сблизившее нас вначале чувство было похоже на тайную влюбленность детей. Ничего не требующую, ни о чем не мечтающую. Разве не было и у тебя такого ощущения? Скажи!
      Ребекка (борясь с собой). Ах... не знаю, что и сказать.
      Росмер. И эту-то задушевную нашу жизнь друг в друге и друг для друга мы принимали за дружбу. Нет... знаешь, наши отношения были духовным браком... пожалуй, с самых же первых дней. Вот в чем и грех мой. Я не имел права на это... не должен был позволять себе этого из-за Беаты.
      Ребекка. Не должен был позволять себе быть счастливым? Ты так думаешь, Росмер?
      Росмер. Она смотрела на наши отношения глазами своей любви. Судила о них, мерила их меркой своей любви. Вполне естественно. Беата и не могла судить иначе.
      (*798) Ребекка. Но как же ты можешь обвинять себя самого в заблуждении Беаты!
      Росмер. Из любви ко мне... своеобразной, но все-таки любви... она бросилась в водопад. Это непреложный факт, Ребекка. И через него мне никогда не перешагнуть.
      Ребекка. Ах, да не думай ты ни о чем, кроме той великой, прекрасной задачи, которой ты решил посвятить свою жизнь!
      Росмер (качая головой). Задачу эту, верно, никогда не удастся решить. Мне не удастся. После того, что я теперь знаю.
      Ребекка. Почему же тебе не удастся?
      Росмер. Потому, что никогда не восторжествовать тому делу, начало которому положено во грехе.
      Ребекка (порывисто). Ах, эта родовая мнительность... родовая робость... родовая щепетильность! У вас тут ходит поверье, что мертвецы возвращаются на землю в образе вихрем проносящихся белых коней. По-моему, и все, о чем ты сейчас думаешь, - это в том же роде.
      Росмер. Пусть будет, чем угодно. Не все ли равно, раз я не могу отделаться от этого. И ты поверь мне, Ребекка, - оно так и есть, как я говорю. Дело, которое должно восторжествовать, одержать прочную победу, может быть совершено лишь человеком с радостной, свободной от вины совестью.
      Ребекка. Разве тебе так уж необходима радость, Росмер?
      Росмер. Радость? Да, именно.
      Ребекка. Тебе? Ты даже никогда не смеешься!
      Росмер. Тем не менее. Поверь, во мне живет подлинная склонность к радости.
      Ребекка. Ну, теперь тебе пора, дорогой друг. Пройдись хорошенько, подальше... как можно дальше. Слышишь?.. Вот твоя шляпа. А вот и палка.
      Росмер (берет от нее). Благодарю. А ты не пойдешь со мной?
      Ребекка. Нет, нет, мне теперь нельзя.
      Росмер. Ну, хорошо. Ты все равно со мной. (Уходит, через переднюю.)
      (*799) Ребекка (немного погодя выглядывает в открытую дверь. Затем идет к двери направо. Отворяет ее и говорит вполголоса). Ну, мадам Хельсет, теперь можете впустить его. (Идет к окну.)
      Вскоре справа входит ректор Кролл и молча, церемонно кланяется, держа шляпу в руке.
      Кролл. Так он ушел?
      Ребекка. Да.
      Кролл. Обыкновенно он далеко уходит?
      Ребекка. О да. Но сегодня трудно предусмотреть, что он сделает. И поэтому, если не хотите столкнуться с ним...
      Кролл. Нет, нет. Я хотел поговорить с вами. И наедине.
      Ребекка. В таком случае лучше нам не терять времени. Садитесь, господин ректор. (Садится у окна в кресло.)
      Кролл садится на стул рядом.
      Кролл. Фрекен Вест... вы едва ли можете себе представить, как глубоко, как больно поразил меня... этот переворот в Йуханнесе Росмере.
      Ребекка. Мы предвидели, что так будет - вначале.
      Кролл. Только вначале?
      Ребекка. Росмер твердо надеялся, что рано или поздно вы примкнете к нему.
      Кролл. Я!
      Ребекка. И вы и все остальные его друзья.
      Кролл. Вот видите! Какая слабая у него способность суждения, как плохо он понимает людей и житейские условия.
      Ребекка. Впрочем, раз он чувствует необходимость стать свободным во всех отношениях...
      Кролл. Да, но вот... этого-то именно я и не думаю.
      Ребекка. Что же вы думаете?
      Кролл. Я думаю, что за всем этим стоите в ы.
      Ребекка. Это вас надоумила ваша жена, ректор Кролл.
      (*800) Кролл. Безразлично, кто бы ни надоумил. Суть в том, что у меня возникают подозрения... чрезвычайно сильные подозрения, говорю я, когда припомню и соображу хорошенько все ваше поведение с тех самых пор, как вы появились здесь.
      Ребекка (смотрит на него). Сдается мне, было время, когда вы чрезвычайно сильно верили в меня, дорогой ректор. Верили всем сердцем, могла бы я сказать.
      Кролл (глухо). Кого вы не околдуете - раз зададитесь этой целью.
      Ребекка. Так я задавалась такой целью?
      Кролл. Да. Я уж не так прост теперь, чтобы воображать, будто в вас говорило хоть что-либо похожее на чувство. Вы попросту хотели добиться доступа в Росмерсхольм. Укрепиться здесь. Вот в чем я должен был помочь вам. Теперь я это вижу.
      Ребекка. Так вы, значит, совсем забыли, что это Беата просила, умоляла меня переехать сюда.
      Кролл. Да, когда вы успели околдовать и ее. Или можно назвать то чувство, которое она стала питать к вам, дружбой? Оно перешло в настоящее обожание... восторженное поклонение! Выродилось - как бы это сказать - в своего рода отчаянную влюбленность. Да, это настоящее слово.
      Ребекка. Не угодно ли вам припомнить, в каком состоянии находилась ваша сестра. Что до меня, то я не думаю, чтобы я могла считаться сколько-нибудь восторженной натурой.
      Кролл. Нет, разумеется, этим вы не страдаете. Но тем опаснее вы для людей, над которыми хотите приобрести власть. Вам легко действовать с полным сознанием своего превосходства и верным расчетом именно потому, что у вас ледяное сердце.
      Ребекка. Ледяное? Вы так уверены в этом?
      Кролл. Теперь вполне уверен. Иначе вы разве могли бы так неуклонно, год за годом, преследовать здесь свою цель? Да, да... вы достигли, чего хотели. Вы забрали и его и все здесь в свои руки. И, чтобы добиться своего, вы не остановились даже перед тем, чтобы сделать его несчастным.
      (*801) Ребекка. Это неправда. Не я, а вы сделали его несчастным.
      Кролл. Я?!
      Ребекка. Вы навели его на мысль, будто он виновен в ужасной смерти Беаты.
      Кролл. Значит, это все-таки глубоко потрясло его?
      Ребекка. Сами можете догадаться. С такой мягкой душой, как у него...
      Кролл. Я полагал, что человек, освободившийся от так называемых предрассудков, не будет столь щепетилен. Но, значит, все-таки! О да... в сущности, я так и знал. Потомку людей, которые смотрят на вас с этих стен, вряд ли сбросить с себя все то, что неукоснительно передавалось по наследству из рода в род.
      Ребекка (задумчиво глядя перед собой). Йуханнес Росмер глубоко врос корнями в свой род. Это неоспоримая истина.
      Кролл. Да, и вам следовало бы принять это во внимание, если бы сердце ваше лежало к нему. Но где же вам было считаться с подобными соображениями! Все ваши исходные данные так бесконечно далеки от его исходных данных.
      Ребекка. О каких исходных данных вы говорите?
      Кролл. Я говорю о данных, обусловливаемых самою природою. Происхождением... фрекен Вест.
      Ребекка. А, так. Да, совершенно верно... я происхожу из очень бедных слоев. Но все-таки...
      Кролл. Я не имею в виду сословного, социального положения. Я говорю о моральных данных.
      Ребекка. Каких же это?
      Кролл. Которые нужны были для того, чтобы вы вообще появились на свет.
      Ребекка. Что вы такое говорите!
      Кролл. Я заговорил об этом только потому, что эти данные объясняют все ваше поведение.
      Ребекка. Я не понимаю. Выскажитесь прямо.
      Кролл. Я, право, думал, что вы отлично все знаете. А то как было понять, что вы позволили доктору Весту вас усыновить...
      Ребекка (встает). Ах, вот что! Теперь понимаю.
      (*802) Кролл. ...что вы приняли его имя. Фамилия вашей матери была Гамвик.
      Ребекка (переходя на другую сторону комнаты). Это фамилия моего отца, господин ректор.
      Кролл. Матери вашей, по роду ее занятий, верно, частенько приходилось сталкиваться с уездным врачом.
      Ребекка. Это так.
      Кролл. И вот он берет вас к себе, как только мать ваша умирает. Обходится с вами сурово. И все-таки вы остаетесь у него. Вы знаете, что он не оставит вам ни гроша. Вам и достался от него всего-навсего ящик с книгами. И все-таки вы терпеливо переносите все. Жалеете его, ухаживаете за ним до конца.
      Ребекка (у стола, презрительно глядя на него). И то, что я делала все это, вы объясняете тем, что мое появление на свет было связано с чем-то безнравственным... преступным?
      Кролл. Все, что вы делали для доктора, я отношу на счет невольного дочернего чувства. В остальном же вашем поведении я усматриваю отпечаток вашего происхождения.
      Ребекка (горячо). Но в ваших словах нет ни крупицы правды! И я могу доказать это. Доктор Вест еще не переехал в Финмаркен, когда я уже была на свете.
      Кролл. Извините, фрекен. Он приехал туда за год до этого. Я справлялся.
      Ребекка. Вы ошибаетесь, говорю вам! Совершенно ошибаетесь!
      Кролл. Вы третьего дня сами сказали, что вам двадцать девять лет. Пошел тридцатый.
      Ребекка. Да? Разве я сказала?
      Кролл. Да, сказали. И вот можно высчитать...
      Ребекка. Стойте! Не к чему высчитывать. Так и быть, скажу вам прямо: я старше, нежели выдаю себя. На целый год.
      Кролл (недоверчиво улыбается). В самом деле? Вот новость. Как же это случилось?
      Ребекка. Когда мне исполнилось двадцать пять лет, мне показалось... что для незамужней я становлюсь уж чересчур старой. Вот я и стала скрадывать у себя год.
      (*803) Кролл. Вы? Свободомыслящая женщина? А предрассудка насчет брачного возраста держитесь?
      Ребекка. Да, это было бесконечно глупо... смешно. Но в нас всегда засядет что-нибудь такое, от чего не отделаешься. Таковы уж мы, люди.
      Кролл. Пусть так. Но расчет мой все-таки может оказаться верным. Доктор Вест приезжал туда на короткое время за год до своего назначения.
      Ребекка (порывисто). Это неправда!
      Кролл. Неправда?
      Ребекка. Да. Мать никогда об этом не говорила.
      Кролл. Не говорила?
      Ребекка. Никогда. И сам доктор Вест тоже. Никто ни слова.
      Кролл. Не потому ли, быть может, что оба имели свои причины скрадывать год? Как и вы, фрекен Вест. Пожалуй, это семейная особенность.
      Ребекка (ходит по комнате, сжимая и ломая руки). Быть не может! Вы просто хотите мне это внушить. Это неправда! Никогда в жизни не может быть правдой! Не может быть! Никогда в жизни!..
      Кролл (встает). Но, любезнейшая фрекен Вест... ради бога... почему вы так горячитесь? Вы прямо пугаете меня! Что мне думать, предполагать!..
      Ребекка. Ничего. Нечего вам ни думать, ни предполагать.
      Кролл. Ну, так объясните же мне, почему вы в самом деле принимаете это дело... одну эту возможность так близко к сердцу?
      Ребекка (овладев собой). Очень просто, ректор Кролл. Какая же мне охота слыть незаконнорожденной?
      Кролл. Так... Хорошо, удовлетворимся пока таким объяснением. Но, значит, вы сохранили-таки некоторые... предрассудки и по этой части?
      Ребекка. Да, вероятно.
      Кролл. Надо думать, что с вашим пресловутым освобождением и во многом другом дело обстоит так же. Вы начитались книжек, набрались из них всяких мыслей и мнений. Получили некоторое понятие о разных научных исследованиях, которые с виду опрокидывают кое-что из того, (*804) что до сих пор считалось у нас незыблемым, заповедным. Но все это осталось для вас лишь внешним знанием, фрекен Вест. Вы усвоили его лишь чисто внешним образом. Оно не вошло вам в плоть и кровь.
      Ребекка (задумчиво). Быть может, вы правы.
      Кролл. Да проверьте себя, и вы увидите! А раз уж дело обстоит так с вами, то нетрудно догадаться, как оно обстоит с Йуханнесом Росмером. Ведь это просто безумие - бежать навстречу собственной гибели, объявляя себя публично отступником. Подумайте, он, с его робкой натурой! Представьте себе его отверженным... гонимым теми, с кем он прежде был заодно. Мишенью беспощадных нападок со стороны лучших членов общества. Никогда в жизни не вынести ему этого, не устоять!
      Ребекка. Он должен вынести, устоять. Теперь ему поздно возвращаться назад.
      Кролл. Отнюдь не поздно. Никоим образом. Случившееся можно замять... или, по крайней мере, истолковать временным, хотя бы и прискорбным заблуждением. Но, разумеется, безусловно необходимо принять одну меру предосторожности.
      Ребекка. Какую же?
      Кролл. Вам надо уговорить его узаконить ваши отношения, фрекен Вест.
      Ребекка. Его отношения ко мне?
      Кролл. Да. Вам надо постараться уговорить его.
      Ребекка. Вы, значит, все не можете освободиться от мысли, что наши отношения нуждаются... в узаконении, как вы выражаетесь?
      Кролл. Я не хочу вдаваться в этот вопрос. Но, мне кажется, - насколько я имел случаи наблюдать, - легче всего порывают с так называемыми предрассудками в области... гм...
      Ребекка. ...В области отношений между мужчиной и женщиной, вы хотели сказать?
      Кролл. Да... откровенно говоря, я такого мнения.
      Ребекка (бродя по комнате и глядя в окно). Чуть-чуть не сказала: ах, если бы вы были правы, ректор Кролл!
      Кролл. Как вас понять? Вы сказали это так странно.
      (*805) Ребекка. А, да что там!.. Не будем больше говорить об этом... Ах... он идет!
      Кролл. Уже! Так я уйду.
      Ребекка (идя к нему). Нет, останьтесь. Вы сейчас услышите нечто важное.
      Кролл. Не сейчас. Мне кажется, я не в состоянии его видеть.
      Ребекка. Прошу вас... останьтесь. Останьтесь. А то потом пожалеете. Это я в последний раз обращаюсь к вам с просьбой.
      Кролл (удивленно смотрит на нее и откладывает шляпу). Ну, хорошо, фрекен Вест. Пусть будет по-вашему.
      С минуту в комнате тихо. Затем из передней входит Йуханнес Росмер.
      Росмер (увидав ректора, останавливается в дверях). Как! Ты здесь!
      Ребекка. Он предпочел бы не встречаться с тобой, Росмер.
      Кролл (невольно). На "ты"!
      Ребекка. Да, господин ректор. Мы с Росмером на "ты". Наши отношения привели нас к этому.
      Кролл. Так это мне и предстояло услышать, как вы обещали?
      Ребекка. И это... и еще кое-что.
      Росмер (входя в комнату). Какая цель твоего посещения?
      Кролл. Я хотел еще раз попытаться остановить тебя и вернуть к нам.
      Росмер (указывая на газету). После того, что там напечатано?
      Кролл. Это не я написал.
      Росмер. А ты сделал какую-нибудь попытку помешать этому?
      Кролл. Это было бы непозволительно, принимая во внимание то дело, которому я служу. И, кроме того, это было не в моей власти.
      Ребекка (разорвав газету в клочки, комкает их и бросает за печку). Вот так. С глаз долой - и из памяти вон. Больше ничего такого не повторится, Росмер.
      (*806) Кролл. Да, хорошо бы, если б вы на самом деле могли так устроить!
      Ребекка (Росмеру). Поди сюда, сядем, дорогой друг. Все трое. И я все вам скажу.
      Росмер (машинально садится). Что такое с тобой, Ребекка? Это странное спокойствие... как-то жутко даже!.. Что это значит?..
      Ребекка. Это спокойствие решения. (Садится.) Садитесь и вы, ректор.
      Кролл садится на диван.
      Росмер. Спокойствие решения, ты говоришь. Какого решения?
      Ребекка. Я решила вернуть тебе то, в чем ты нуждаешься, чтобы зажить настоящею жизнью. Ты вновь вернешь себе свою радостную, свободную от вины совесть, дорогой друг.
      Росмер. Да что же это!..
      Ребекка. Я буду только рассказывать. Больше ничего и не нужно.
      Росмер. Ну!..
      Ребекка. Когда я приехала сюда из Финмаркена... с доктором Вестом... передо мной как будто открылся целый новый огромный мир. Доктор учил меня всему понемножку. И у меня накопились разные обрывки знаний, сведений о жизни и вещах... (С трудом, едва слышно.) И вот...
      Кролл. И вот?..
      Росмер. Но, Ребекка... я ведь это знаю.
      Ребекка (собравшись с силами). Да, да... ты, собственно, прав. Ты достаточно знаешь об этом.
      Кролл (пристально глядя на нее). Лучше, пожалуй, мне уйти.
      Ребекка. Нет, сидите, дорогой ректор. (Росмеру.) Так вот, видишь ли... я хотела приобщиться к новому времени, которое стало властно стучаться в двери. Приобщиться ко всем новым мыслям... Ректор Кролл рассказал мне однажды, что Ульрик Брендель имел на тебя огромное влияние, когда ты был еще мальчиком. Мне и показалось, что вот задача как раз по мне - обновить такое влияние.
      Росмер. Так ты явилась сюда с тайным намерением!..
      (*807) Ребекка. Я хотела, чтобы мы с тобой рука об руку, свободные, двинулись вперед. Все дальше. Все дальше и дальше, до крайних пределов... Но между тобой и полной свободой стояла мрачная, непреодолимая стена.
      Росмер. Какую стену ты подразумеваешь?
      Ребекка. Я подразумеваю то, что ты не мог развиться в свободного человека без солнца, без счастья. Ты хирел тут в сумерках этого брака.
      Росмер. Никогда до сих пор не говорила ты со мной о моем браке таким образом.
      Ребекка. Да, я не смела, чтобы не испугать тебя.
      Кролл (кивая Росмеру). Слышишь!
      Ребекка (продолжая). Но я отлично понимала, в чем было твое спасение. Единственное твое спасение. И я принялась действовать.
      Росмер. На какие действия ты намекаешь?
      Кролл. Не хотите ли вы этим сказать...
      Ребекка. Да, Росмер... (Встает.) Сиди, сиди. И вы тоже, ректор. Теперь пора открыть все. Это не ты, Росмер. На тебе нет вины. Это я сманила... дошла до того, что сманила Беату на ложный путь...
      Росмер (вскакивая). Ребекка!
      Кролл (тоже). На ложный путь!
      Ребекка. На путь, который... привел к водопаду. Теперь вы оба знаете.
      Росмер (как оглушенный). Но я не понимаю... что такое она тут говорит? Я ни слова не понимаю.
      Кролл. Ну-ну. А я начинаю понимать.
      Росмер. Да что же ты сделала? Что такое ты могла сказать ей? Ведь ничего же не было. Ровно ничего!
      Ребекка. Она узнала, что ты собираешься покончить со старыми предрассудками.
      Росмер. Да ведь я еще не собирался тогда.
      Ребекка. Я знала, что скоро ты возьмешься за это.
      Кролл (кивая головой). Ага!
      Росмер. И что же? Что дальше? Теперь я хочу знать все до конца.
      Ребекка. Спустя некоторое время... я стала просить, умолять ее дать мне уехать из Росмерсхольма.
      Росмер. Почему же ты хотела уехать... тогда?
      (*808) Ребекка. Я не хотела уехать. Я хотела остаться. Но я сказала ей, что, пожалуй, лучше будет для нас всех, если я уеду вовремя. Я дала ей понять, что если я останусь здесь... может случиться... может произойти... нечто такое...
      Росмер. Так вот что ты сказала и сделала.
      Ребекка. Да, Росмер.
      Росмер. Ты в этом смысле и говорила, что принялась действовать?
      Ребекка (надорванным голосом). Да, в этом смысле
      Росмер (после минутной паузы). Ты окончила теперь свою исповедь, Ребекка?
      Ребекка. Да.
      Кролл. Не совсем.
      Ребекка (испуганно глядит на него). Что же еще?
      Кролл. Не дали ли вы под конец понять Беате, что необходимо... не только лучше, но прямо необходимо и для вас и для Росмера, чтобы вы уехали куда-нибудь... возможно скорее?.. Ну?
      Ребекка (тихо, едва внятно). Быть может, я и сказала что-нибудь такое.
      Росмер (тяжело опускаясь в кресло у окна). И она, бедная, больная, запуталась в этой сети лжи и обмана! Поверила всему! Всей душой поверила! Непоколебимо! (Взглянув на Ребекку.) И ни разу не обратилась ко мне, ни разу не обмолвилась мне ни единым словом! О-о, Ребекка... я вижу по твоему лицу... ты отсоветовала ей!
      Ребекка. Она ведь забрала себе в голову, что, как бездетная жена, не имеет права оставаться здесь. Вообразила, что должна, ради тебя, уступить место.
      Росмер. А ты... ты ничего не сделала, чтобы разубедить ее?
      Ребекка. Нет.
      Кролл. Пожалуй, вы еще поддерживали ее в этом убеждении? Отвечайте! Не так ли?
      Ребекка. Она, по-видимому, так понимала мои слова.
      Росмер. Да, да, - а твоему влиянию она вполне подчинялась, во всем. И она уступила место. (Вскакивая.) Как могла... как могла ты вести такую ужасную игру!
      (*809) Ребекка. Мне казалось, что тут приходилось выбирать одну из двух жизней, Росмер.
      Кролл (строго и властно). Вы не имели никакого права взять на себя такой выбор!
      Ребекка (горячо). Да неужели вы думаете, что я тут рассуждала, действовала хладнокровно! Тогда ведь я была не такою, как теперь вот, когда стою тут и рассказываю об этом. И кроме того, в человеке всегда действуют как бы две воли, я полагаю. Я хотела устранить Беату. Так или иначе. Но я никогда не думала, что дело все-таки дойдет до этого. При каждом новом шаге, на который я отваживалась, мне слышался внутри меня голос: ни шагу дальше! ни единого шага!.. И все-таки я не могла остановиться. Так и тянуло рискнуть еще чуть-чуть... еще немножко. Еще и еще... И наконец свершилось... Вот каким образом происходят подобные вещи.
      Краткое молчание.
      Росмер (Ребекке). Что же, по-твоему, будет теперь с тобой? После этого?
      Ребекка. Со мной пусть будет, что будет. Это не особенно важно.
      Кролл. Ни слова, изобличающего раскаяние. Вы, пожалуй, его и не испытываете?
      Ребекка (холодно, уклончиво). Извините, господин ректор... это дело никого не касается. С этим я сумею справиться сама.
      Кролл (Росмеру). И с такой женщиной ты живешь под одной кровлей. В близких отношениях. (Обводя взглядом портреты.) О-о! Поглядели бы они на это - умершие!
      Росмер. Ты в город теперь?
      Кролл (берет шляпу). Да. И чем скорее, тем лучше.
      Росмер (тоже берет шляпу). Так и я с тобой.
      Кролл. Ты хочешь? Да, я так и думал, что мы еще не совсем потеряли тебя.
      Росмер. Пойдем, Кролл! Пойдем! (Уходит через переднюю, не взглянув на Ребекку.)
      Немного погодя Ребекка тихонько подходит к окну и выглядывает из-за цветов.
      (*810) Ребекка (вполголоса самой себе). И сегодня не через мостик. В обход. Никогда не перешагнуть ему через водопад. Никогда. (Отходит от окна.) Да, да, да. (Идет и звонит.)
      Вскоре справа входит мадам Хельсет.
      Мадам Хельсет. Что угодно, фрекен?
      Ребекка. Мадам Хельсет, не будете ли вы так добры велеть снести с чердака мой дорожный чемодан.
      Мадам Хельсет. Дорожный чемодан?
      Ребекка. Да, коричневый, обтянутый тюленьей кожей, - вы знаете.
      Мадам Хельсет. Знаю, знаю. Но, господи помилуй, фрекен... не уезжать же вы собираетесь?
      Ребекка. Да... собираюсь и уеду, мадам Хельсет.
      Мадам Хельсет. Так вот, сейчас же?
      Ребекка. Как только уложусь.
      Мадам Хельсет. Да что же это такое! Но ведь фрекен скоро опять вернется?
      Ребекка. Никогда не вернусь больше.
      Мадам Хельсет. Никогда! Господи боже! Что же тут будет у нас в Росмерсхольме без вас? Бедный пастор только что зажил было так хорошо, уютно.
      Ребекка. Меня сегодня страх обуял, мадам Хельсет.
      Мадам Хельсет. Страх? Господи Иисусе... чего же вы испугались?
      Ребекка. Мне померещилось что-то вроде белых коней...
      Мадам Хельсет. Белых коней! Среди бела дня!
      Ребекка. Ах, они, кажется, разгуливают у вас тут и днем и ночью... эти белые кони. (Меняя тон.) Ну, значит, дорожный чемодан, мадам Хельсет.
      Мадам Хельсет. Да, да. Дорожный чемодан.
      Идут обе направо.
      (*811) ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Гостиная в Росмерсхольме. Поздний вечер. На столе горит лампа под абажуром. Ребекка стоит у окна, укладывая в саквояж разную мелочь. Ее пальто, шляпа и белый шерстяной, связанный ею платок висят на спинке дивана. Мадам Хельсет входит справа.
      Мадам Xельсет (вполголоса и как-то сдержанно). Теперь все вещи вынесены, фрекен. На черном крыльце.
      Ребекка. Хорошо. А кучеру сказано?
      Мадам Хельсет. Да. Он спрашивает, когда ему подавать.
      Ребекка. Я думаю, так около одиннадцати. Пароход отходит в полночь.
      Мадам Хельсет (несколько запинаясь). А пастор? Вдруг он не вернется домой к этому времени?
      Ребекка. Я все-таки уеду. Если я не увижусь с ним, то вы передайте, что я напишу ему. Длинное письмо. Так и скажите.
      Мадам Хельсет. Да, написать - это, конечно, тоже не мешает. Но, право, бедняжке фрекен надо бы попытаться еще раз поговорить с ним самой.
      Ребекка. Пожалуй. Или, пожалуй, лучше не надо.
      Мадам Хельсет. Нет, вот уж не думала я дожить до этого.
      Ребекка. Что же вы думали, мадам Хельсет?
      Мадам Хельсет. Я, право, думала, что пастор Росмер человек правильный.
      Ребекка. Правильный?
      Мадам Хельсет. Да, именно правильный.
      Ребекка. Но, милая, что вы хотите этим сказать?
      (*812) Мадам Хельсет. Сущую правду, фрекен. Не годилось бы ему таким манером выходить из воды сухим.
      Ребекка (смотрит на нее). Послушайте, мадам Хельсет. Скажите мне по совести, откровенно, - почему я уезжаю, по-вашему?
      Мадам Хельсет. Господи боже мой, верно, уж нужда гонит, фрекен. Охо-хо-хо! Но, по-моему, некрасиво это со стороны пастора. С Мортенсгора взыскать нечего было. Она была замужняя. Так им и нельзя было пожениться, как ни хотелось. А пастор... гм!..
      Ребекка (слабо улыбаясь). Неужели и вы могли думать о нас с пастором, будто мы...
      Мадам Хельсет. Никогда в жизни. То есть... до сегодняшнего дня.
      Ребекка. А сегодня, значит?..
      Мадам Хельсет. Ну... после всего того дурного, что, люди говорят, пропечатано про пастора в газетах...
      Ребекка. Так вот что!
      Мадам Хельсет. Я так думаю - с человека, который мог перейти в веру Мортенсгора, все станется.
      Ребекка. Пожалуй, что так. Ну, а я-то? Что вы скажете обо мне?
      Мадам Хельсет. Помилуйте, фрекен... о вас что ж сказать? Одинокой женщине где же устоять - понятно... Все мы люди, фрекен Вест.
      Ребекка. Верно вы говорите, мадам Хельсет. Все мы люди... Что это вы прислушиваетесь?
      Мадам Xельсет (тихо). Господи Иисусе... да ведь это как раз он.