Костенко всегда отличался исполнительностью. И Баграмян понимал, что только нереальность полученного приказа вынуждает его обращаться с подобной просьбой. Генерал Кирпонос в это время был в Киеве, и начальник оперативного отдела обещал Костенко переговорить с начальником штаба, поскольку приказ подписан им.

Однако начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенант М. А. Пуркаев решительно отверг все доводы и подтвердил первоначальный приказ.

Наступление 26-й армии в тот день организовать все же не удалось. В соприкосновении с противником оказались лишь 6-й стрелковый корпус и сводный погранотряд (94-й погранотряд, 6-й и 16-й мотострелковые полки), имевшие 3 артиллерийских орудия и 2 легких танка. Да и им было не до атак: они сдерживали натиск 9-й танковой дивизии вермахта.

Когда выяснилось, что 15 июля в соприкосновение с противником вступили лишь эти небольшие силы, командующему фронтом пришлось отдавать 26-й армии новый приказ. Начало наступления переносилось на следующее утро. Согласно этому приказу, советские войска к исходу дня должны были выйти на рубеж Фастов, Краснолеси, Дулицкое (южнее Фастова). Снова была поставлена невыполнимая задача. Ведь это значило за день не только разгромить наступавшие танковые и моторизованные дивизии противника, но и продвинуться на несколько десятков километров на северо-запад. Необходимых сил и средств для выполнения этой задачи по-прежнему не было. Хотя 26-й армии Костенко передавался из фронтового резерва 64-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора А. Д. Кулешова (165,175-я стрелковые дивизии, 394, 596-й корпусные артиллерийские полки), но с врагом дрались пока все те же ослабленный стрелковый корпус и пограничники. Отряд Ф. Н. Матыкина еще не подошел к линии фронта, а 64-му стрелковому корпусу путь предстоял еще более далекий – он прибыл из Северо-Кавказского округа и находился на восточном берегу Днепра. Перебросить его через реку и подтянуть к месту боя в условиях непрекращавшихся ударов авиации противника было делом весьма сложным и требовало времени.

Ни 15, ни 16, ни даже 17 июля переданные командарму 26 резервы не успевали подтянуться к исходному рубежу, а без них начинать контрудар было просто невозможно.

В этот период в районе Казатина противник еще больше оттеснил правофланговые части 6-й армии на юго-запад, а положение 16-го механизированного корпуса РККА стало просто «закритическим». Из 12-й армии также поступали неутешительные новости – немецкие танки в четырех местах прорвали фронт и устремились на Жмеринку и Винницу.

Узнав об этом, главнокомандующий войсками Юго-Западного направления маршал С. М. Буденнный потребовал от фронтового командования решительных действий и приказал бросить против наступающих вражеских войск прежде всего всю нашу авиацию. Одновременно он сообщил, что передает в подчинение фронту три резервные стрелковые дивизии, которые следовали в районы Черкасс и Канева по железной дороге.

Когда Кирпоносу было доложено только что полученное распоряжение главкома, он помрачнел еще больше и тут же соединился по телефону с командующим ВВС фронта (генерал-лейтенант авиации Ф. А. Астахов. – Примеч. авт.).

– Товарищ Астахов! На левом крыле фронта обстановка резко осложнилась, об этом вам подробно доложит полковник Баграмян. Соберите все, что сумеете, и нанесите удар по танковым колоннам противника у Белой Церкви и северо-восточное Казатина. Задержите их. Главная задача – сорвать вражеский маневр.

Положив трубку, Кирпонос тихо, будто думая вслух, сказал:

– А те три дивизии, которые передал главком, подойдут не скоро. К этому времени нашу 6-ю армию противник еще больше оттеснит на юг. Вероятно, Клейст попытается пробиться к Днепру. Следовательно, прибывающие дивизии придется использовать для прикрытия переправ: ведь с отходом 6-й армии подступы к Днепру совершенно оголяются.

На следующий день генерал Астахов направил против прорвавшихся вражеских группировок большую часть своих бомбардировщиков и штурмовиков. Они пробились через заслоны вражеских истребителей и нанесли удары по танковым колоннам, но, естественно, не могли остановить противника, развернувшего наступление почти по всему фронту.

17 июля отряд генерала Ф. Н. Матыкина после смелой атаки ворвался в Фастов. В ожесточенном бою наши войска разгромили немецкие части и овладели городом. С новой силой разгорелся бой за Белую Церковь. Противник с трудом отбил атаки 6-го стрелкового корпуса. Подтянув резервы, немцы возобновили наступление. Генералу Костенко пришлось думать не о возвращении Белой Церкви, а о том, как удержать позиции к востоку от города. Дивизии корпуса и подразделения сводного погранотряда, как и прежде, с величайшей стойкостью отражали натиск вражеских танков и мотопехоты. Вновь бессмертной славой покрыли себя пограничники, стоявшие насмерть между Фастовом и Белой Церковью. Много их пало от вражеских пуль, полегло под гусеницами танков, но уцелевшие продолжали драться.

К 18 июля разрыв между правофланговыми дивизиями 6-й армии и 6-м стрелковым корпусом 26-й армии достиг почти сотни километров. В эту новую брешь непрерывным потоком текли вражеские войска. После доклада о положении дел генерал Кирпонос долго сидел над картой. Внешне, как всегда, он был невозмутим, но в ровном глуховатом голосе улавливалось волнение:

– Необходимо срочно донести главкому (Юго-Западного направления. – Примеч. авт.). Дальше медлить с отводом армий нельзя.

Но генерал Кирпонос сам так и не осмелился обратиться к Ставке с предложением об отводе войск за Днепр.

Было известно, что С. М. Буденный и так очень озабочен положением войск левого крыла Юго-Западного фронта. Еще ночью генерал А. И. Штромберг из штаба Буденного передал в штаб ЮЗФ, что главком телеграфировал в Ставку: резервов в 6-й и 12-й армиях совсем нет, а дивизии настолько истощены, что с трудом удерживают занимаемый рубеж; обтеканию флангов армий воспрепятствовать нечем; если не начать отход, наши войска будут окружены.

Только 18 июля, когда 11-я немецкая армия уже преодолела Днестр под Могилевом-Подольским и Сороками (в Молдавии), Ставка сама осознала опасность двустороннего охвата войск Юго-Западного и Южного фронтов. Она приказала отвести 6, 12-ю и 18-ю армии, но не за Днепр, а на рубеж Белая Церковь, Китай-город, Гайсин, что в 100 км и более к западу от этой реки. Генералу армии И. В. Тюленеву, который командовал Южным фронтом, было поручено направить в район Умани 2-й механизированный корпус (10 КВ, 46 Т-34, 275 БТ-7, 38 Т-26, 9 химтанков, 13 Т-37/38 на 17 июля 1941 года)[10] с целью задержать противника в случае прорыва его в тыл войск Южного фронта[11].

В 16 часов 40 минут генерал Шарохин из Генштаба передал штабу Юго-Западного фронта директиву Ставки: в течение трех ночных переходов 6-ю и 12-ю армии отвести, чтобы к утру 21 июля они заняли фронт Белая Церковь, Тетиев, Китай-город. За три ночи войска должны были пройти 60–90 километров.

Решение было явно половинчатое, но и оно запоздало, так как 18 июля советские войска оставили Белую Церковь, а значительная часть намеченного рубежа отхода 6, 12-й 18-й армий уже была в руках немцев. 21 июля дивизии Клейста подошли к Тараще и Умани, успев глубоко охватить основные силы 6-й и 12-й армий. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос приказал командующему 26-й армией генерал-лейтенанту Ф. Я. Костенко продолжать удары на юго-запад для обеспечения отхода 6-й и 12-й армий.

Между армиями левого крыла и штабом фронта была широкая полоса, занятая противником. Проводной связи с ними не было. А передавать столь важный приказ по радио в штабе Юго-Западного фронта не решились. Поэтому в штабы армий вылетели генералы Панюхов и Подлас.

Одновременно с отводом левофланговых армий Ставка требовала от командования Юго-Западного фронта нанести согласованные удары с севера, выйти на рубеж Житомир, Казатин, Тетиев и тем самым закрыть брешь и восстановить общий фронт с отходящими войсками. Если бы удалось решить эту задачу, то была бы возможность устранить опасность как для Киева, так и для армий нашего левого крыла фронта. Но для этого требовалось несравненно больше сил, чем располагало советское командование. С утра 19 июля наступление началось. 5-я армия, нанося частью своих сил удар вдоль шоссе Коростень – Житомир, двинулась к Черняхову. 27-й стрелковый корпус возобновил атаки к югу от Радомышля. 26-я армия одной дивизией 64-го стрелкового корпуса и отрядом генерала Ф. Н. Матыкина нанесла удар из района Фастова на северо-запад, навстречу 27-му стрелковому корпусу, а двумя дивизиями 5-го кавкорпуса – на Таращу. 6-му стрелковому корпусу в этот день было не до наступления. Его дивизиям пришлось отбивать яростные атаки танковых и моторизованных соединений противника.

Хотя сил, участвовавших в контрударе, было маловато, все же в последующие дни на всем фронте под Киевом бои приняли очень ожесточенный характер. Наши войска на одних участках настойчиво атаковали, на других – на нажим противника отвечали контратаками. Линия фронта на левом фланге 5-й армии и в полосе действий 27-го стрелкового корпуса постоянно перемещалась то в одну, то в другую сторону. Здесь были скованы 3 армейских корпуса 6-й немецкой армии. Германскому командованию пришлось позже перебросить сюда из района Бердичева и четвертый по счету корпус – 55-й армейский.

Успешно развивались бои и в полосе 26-й армии. Правда, здесь наши действия осложнились тем, что из-за нарушения штабом армии мер секретности враг еще за день узнал о готовящемся контрударе. Командование группы армий «Юг» было настолько обеспокоено данными о предстоящем наступлении советской 26-й армии, что об этом стало известно германской Ставке. Генерал-полковник Гальдер (начальник штаба сухопутных войск. – Примеч. авт.) записал в своем дневнике: «Действия командования группы армий “Юг” скованы ожиданием предстоящего наступления 26-й армии».

Противник спешно повернул на это направление моторизованные и танковые дивизии, до этого сосредоточивавшиеся у Киева. И все же решительный удар войск нашей 26-й армии заставил его попятиться. Наибольшего успеха достигли две дивизии 5-го кавкорпуса во главе с опытным генерал-майором Ф. В. Камковым. В районе Таращи они окружили и разгромили значительные силы немецких войск.

Контрудар войск генерала Костенко, несмотря на его ограниченные результаты (объясняется это отчасти тем, что советскому командованию не удалось создать мощной группировки и соединения были разбросаны на 100-км участке), принес большую пользу. Гальдер, продолжавший с особым вниманием следить за событиями в районе Киева, с досадой отметил: «Главные силы 1-й танковой группы все же скованы атаками 26-й армии…»

До конца решить задачу – выйти на намеченный рубеж, закрыть брешь и сомкнуть фланги 26-й и 6-й армий – войска Юго-Западного фронта не смогли. Часть танковых и моторизованных дивизий 1-й танковой группы генерала Клейста, не скованных нашим контрударом, продолжала выдвигаться на пути отхода 6-й армии. Вместо движения на восток, на Белую Церковь, ее дивизии вынуждены были отклоняться на юго-восток, все больше удаляясь от остальных сил фронта. При этом 6-я армия невольно оттесняла на юго-восток и своего соседа – 12-ю армию, в результате чего происходило не сближение, а дальнейшее расхождение двух группировок фронта. Требовалось много находчивости и упорства, чтобы парировать угрозы с фронта и тыла. 22 июля, например, когда 49-й стрелковый корпус 6-й армии, прикрываемый с фронта частями 16-го мехкорпуса, подошел к Оратову (юго-западнее Тетиева), это местечко было уже захвачено врагом. Войска 49-го корпуса генерала И. А. Корнилова решительно атаковали немецкую группировку, захватив 100 автомашин, 300 мотоциклов и 80 пленных. А в это время 80-я стрелковая дивизия генерала В. И. Прохорова соседнего 37-го стрелкового корпуса ворвалась с боем в местечко Осичка и уничтожила там крупный германский штаб. Вот в таких условиях продолжался отход 6-й армии. Не легче было и войскам 12-й армии, левый фланг которой тоже все время оставался под угрозой обхода.

Удары 26-й армии вплоть до 25 июля сковывали главные силы Клейста (3-й и 14-й моторизованные корпуса), но соединениям 48-го корпуса еще 20 июля удалось выйти из боя и двинуться на Умань. К исходу того же дня они вышли в район Монастырище, иначе говоря, в тыл 6-й и 12-й армиям. Только подоспевшие части 2-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Ю. В. Новосельского не позволили 48-му корпусу соединиться с 17-й армией и окружить советские войска восточнее Винницы. Введение в бой 2-го механизированного корпуса было обусловлено также наступлением немцев в полосе обороны Южного фронта.

21 июля 11-я и 16-я танковые дивизии, а также подразделения дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» из состава 1-й танковой группы вермахта прорвались на территорию Черкасской области. Они вышли к Умани с севера и создали угрозу захвата станции Христиновка, где находились до 1 тысячи раненых, ожидавших эвакуации, склады боеприпасов и горючего. Создалась угроза правому флангу и тылам 18-й армии Южного фронта. Для ее ликвидации командующий Южным фронтом из района Христиновка нанес 22 июля контрудар по уманской группировке противника силами 2 мк, переброшенного сюда из Котовска ускоренным маршем.

2-й механизированный корпус РККА в целом являлся боеготовым соединением, состоявшим из 11-й и 16-й танковых дивизий, 15-й моторизованной дивизии, 6-го мотоциклетного полка, 182-го отдельного батальона связи, 49-го отдельного моторизованного инженерного батальона, 102-й отдельной авиационной эскадрильи, 243-го отделения полевой почты. На 20 июля 1941 года в составе корпуса было 358 танков (10 КВ, 46 Т-34, 215 БТ, 87 Т-26) и 168 бронеавтомобилей[12]. Однако техника двигавшихся на Умань 11-й и 16-й танковых дивизий оказалась разбросанной по всему 200 км маршруту и в бой им пришлось вступать с ходу, что, конечно, ослабляло мощь удара 2-го мехкорпуса.

С 22 по 29 июля 1941 года соединения 2-го механизированного корпуса РККА вели ожесточенные бои с частями подошедших 9-й и 11-й танковых дивизий вермахта, наступавших из района (по состоянию на 29.07.1941 года. – Примеч. авт.) Ивановка, Юстинград при поддержке 200 танков, авиации и пехоты, сдерживая германское наступление на позиции 6-й и 12-й армий. К концу месяца, казалось, наступил предел возможностей. Противник атаковал с различных направлений. Его авиация буквально зверствовала, почти не встречая отпора. Состояние материально-технического снабжения хорошо было отражено в сводках по тылу штаба Южного фронта: «Обеспеченность по боеприпасам и горючему близка нулю, горных и корпусных артвыстрелов нет совершенно, остальных артвыстрелов 5—10 шт. на орудие, горючего нет, ГСМ – 0,25 заправки. Для танков и самолетов связи горючего нет. Попытки за последние 2 дня подать запасы автотранспортом успеха не имели, не имела успеха и подача по воздуху»[13].

Над 6-й и 12-й армиями нависла угроза окружения. На 21 июля в их составе насчитывалось 24 дивизии, 1 воздушно-десантная и 2 противотанковые артиллерийские бригады. С начала войны в ходе ожесточенных боев и продолжительных переходов обе армии потеряли 46 844 человека, 27 667 из которых пропали без вести[14]. У людей силы были на исходе, части нерегулярно снабжались хлебом, а об остальных продуктах и говорить не приходилось. Обмундирование и обувь сильно износились, некоторые солдаты были босы.

А против них действовали 13 дивизий и 4 бригады. К сожалению, германские историки даже не упоминают о численности своих войск на этом участке фронта. Авторы труда «Германский рейх и Вторая мировая война» ссылаются, например, на доклад начальника Генерального штаба сухопутных войск (ОКХ) Гитлеру от 23 июля. В нем говорилось о том, что боевые возможности пехотных дивизий снизились в среднем на 20 %, а танковых и моторизованных – на 50 %. Исходя из этих данных, можно предположить, что к началу Уманской операции одни только немецкие дивизии без учета словацких и венгерских бригад, а также частей резерва главного командования могли насчитывать свыше 100 тысяч человек, около 3 тысяч орудий и минометов, более 200 танков.

Мобильный корпус («Подвижный корпус» венгерской армии – Gyorshadtest), участвовавший в Уманской операции, имел в своем составе 1-ю моторизованную бригаду (1, 2, 3-й моторизованные пехотные батальоны, 9-й танковый батальон, 10-й велосипедный батальон, 1-й разведывательный батальон, 1-ю моторизованную артиллерийскую группу), 2-ю моторизованную бригаду (4, 5, 6-й моторизованные пехотные батальоны, 11-й танковый батальон, 12-й велосипедный батальон, 2-й разведбатальон, 2-ю моторизованную артиллерийскую группу), 1-ю кавалерийскую бригаду (3, 4-й кавалерийские полки, бронекавалерийский эскадрон, 14-й велосипедный батальон, 1-ю кавалерийскую моторизованную артиллерийскую группу), 2-ю кавалерийскую бригаду (1, 2-й кавалерийские полки, 15, 16-й велосипедные батальоны, 2-ю кавалерийскую моторизованную артиллерийскую группу)[15].

Танковые батальоны имели 3 танковые роты по 18 машин, причем 1-я рота считалась учебной резервной. Бронекавалерийский эскадрон имел 2 смешанные роты с танкетками CV 3/35 и легкими танками «Toldi-I». Всего «подвижный корпус» насчитывал в первой линии 81 танк «Toldi-I». Данное соединение находилось под оперативным командованием 17-й армии вермахта[16].

В составе группы армий «Юг» в июле – августе 1941 года действовала также словацкая мобильная группа (впоследствии мобильная бригада – Rychle Divizje), состоявшая из танкового, мотопехотного и саперного батальонов, а также артиллерийского дивизиона. В составе танкового батальона было 2 роты (30) легких танков LTvz.35, а также несколько легких танков LTvz.38 (Pz Kpfw.38(t) Ausf.S) и LTvz.40 (последние были оснащены только пулеметным вооружением[17]).

Советские войска к 20 июля имели около 130 тысяч человек, более тысячи орудий и минометов, 384 танка. К этому следует добавить, что в воздухе безраздельно господствовала немецкая авиация. Снабжение противника пока осуществлялось довольно сносно, в то время как советские войска испытывали острую нужду в транспортных средствах, а значит, им не хватало самого необходимого для боя – боеприпасов и горючего.

Чтобы обеспечить выполнение поставленной Ставкой ВГК задачи, 6-я и 12-я армии (командующие соответственно генерал-лейтенант И. Н. Музыченко и генерал-майор П. Г. Понеделин) наносили удары в восточном направлении – навстречу 26-й армии. По оценке немецкого командования, их действия имели организованный характер и причиняли немалый урон танковым дивизиям Клейста. Обеспокоенный положением дел, он сам прибыл в 48-й корпус и дополнительно усилил его двумя пехотными дивизиями и моторизованным полком из соединения «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер».

Возросшее сопротивление противника, большие потери и отсутствие боеприпасов вынудили генералов Музыченко и Понеделина прекратить наступление. Положение становилось критическим. Генерал П. Г. Понеделин, который возглавил отрезанные войска, доносил Военному совету фронта: «Обстановка потрясающая… Войска армии находятся в крайне тяжелом состоянии и на грани полной потери боеспособности»[18]. В дивизиях оставалось не более четверти штатной артиллерии, и каждая дивизия имела всего от 1 до 4 тысяч человек. Войска и тылы двух армий перемешались, в тылу скопилось много раненых, к счастью, эвакуированных (3620 человек) к тому моменту, когда 2 августа замкнулось вражеское кольцо.

Утром 25 июля командующий войсками Юго-Западного направления Маршал Советского Союза С. М. Буденный послал начальнику Генштаба телеграмму следующего содержания: «Все попытки 6-й и 12-й армий пробиться на восток и северо-восток успеха не имели. Обстановка требует возможно быстрейшего вывода этих армий в юго-восточном направлении. С этой целью считаю необходимым 6-ю и 12-ю армии переподчинить командующему Южным фронтом и потребовать от него вывода их в район Тальное, Христиновка, Умань. Помимо необходимости организации взаимодействия 6-й и 12-й армий с правым флангом Южного фронта это мероприятие вызывается потребностями улучшения управления материального обеспечения. Прошу Ставку санкционировать это решение»[19].

Ответ Ставки, как это обычно случалось, когда решение вопроса попадало в руки Г. В. Жукова, последовал немедленно: передать 6-ю и 12-ю армии в Южный фронт.

В этот же день генерал армии И. В. Тюленев (командующий Южным фронтом) получил приказ отвести армии на рубеж Звенигородка, Тальное, Христиновка, Умань, то есть пробиваться на восток. Таким образом, им предстояло прорываться через дивизии 48-го моторизованного корпуса и приданные ему соединения. В то же время на юго-востоке, на стыке с 18-й армией Южного фронта, оставалось почти 100-км пространство, еще не занятое противником. Его можно было бы использовать для вывода 6-й и 12-й армий. Но командование Юго-Западного направления так же, как и Ставка, не воспользовалось этим обстоятельством и по-прежнему требовало пробиваться на восток. В свою очередь генерал Тюленев стремился в точности выполнять поставленную Москвой задачу: отводить 6-ю и 12-ю армии на восток. Но после 26 июля эта задача потеряла всякий смысл, так как из-за недостатка сил армия Костенко прекратила атаки навстречу отходившим войскам.

Передача 6-й и 12-й армий Южному фронту пагубно отразилась на их судьбе. На третий день после их формального подчинения Тюленеву штаб Южного фронта сообщал в Ставку: «Установить точное положение частей 6-й и 12-й армий невозможно из-за отсутствия связи…» Положение в районе действий переданных армий удалось выяснить только 29 числа.

Незнание обстановки явилось причиной и последующих неправильных решений. Фактически директива, подписанная генералом Тюленевым вечером 28 июля, повторяла задачу, поставленную 6-й и 12-й армиям Ставкой еще 25 июля. Да и вообще командование Южного фронта больше заботила судьба своей 18-й армии, на флангах которой противник угрожал прорывом. К сожалению, Ставка тоже недооценила опасность окружения армий Музыченко и Понеделина, считая, что неприятель стремится отбросить их на юг, чтобы овладеть переправами на Днепре, между Киевом и Черкассами, для дальнейшего наступления на Донбасс. В связи с этим она 28 июля потребовала от войск Юго-Западного и Южного фронтов не допустить противника к Днепру. А противник продолжал захлестывать петлю с востока и юго-запада, не ослабляя натиска с севера и запада.

Упорное сопротивление войск генерала Понеделина в районе Умани задержало дивизии Клейста почти на восемь суток. Окружить советские войска ударом навстречу 17-й армии ему не удавалось. Между тем Клейст опасался, как бы они, отходя на юго-восток, не избежали окружения. 29 июля он приказал 48-му моторизованному корпусу, обходя Умань с востока, наступать на Первомайск[20]. Соответствующую задачу 49-му горнострелковому корпусу поставил командующий 17-й армией генерал Штюльпнагель: корпус повернули на юго-восток. Этот маневр противника, казалось бы, давал советским войскам драгоценное время для ликвидации угрозы окружения и выхода на юго-восток.

Командование Южного фронта упустило и эту последнюю возможность, предоставленную судьбой. Оно по-прежнему требовало от 6-й и 12-й армий отходить на восток.

1 августа стал переломным днем в Уманском сражении. Утром генералы П. Г. Понеделин и И. Н. Музыченко доложили по радио Военному совету фронта и Ставке: «Положение стало критическим. Окружение 6-й и 12-й армий завершено. Налицо прямая угроза распада общего боевого порядка 6-й и 12-й армий на два изолированных очага с центрами Бабанка, Теклиевка. Резервов нет. Просим очистить вводом новых сил участок Терновка, Ново-Архангельск. Боеприпасов нет. Горючее на исходе»[21]. К этому времени 26-я армия отошла за Днепр, удерживая на его правом берегу ржищевский и каневский плацдармы. Начала отходить на юго-восток и 18-я армия – южный сосед группы Понеделина. Пала Умань. Большая часть 2-го механизированного корпуса на основании директивы командующего Южного фронта КА № 0024/оп от 25.07.1941 года также была выведена из боя. На 31 июля во 2-м мехкорпусе числилось 147 танков и бронеавтомобилей: 1 КВ, 18 Т-34, 68 БТ, 26 Т-26, 7 огнеметных танков, 27 Т-37, 90 БА-10, 64 БА-20. Однако значительная часть бронетехники 11-й танковой дивизии генерал-майора Г. И. Кузьмина (не менее 50 танков и бронемашин) осталась во вражеском кольце. Кроме частей 2-го механизированного корпуса от основных сил были отрезаны остатки 16-го механизированного корпуса, имевшего на 31 июля в своем составе 5 Т-28, 11 БА-10, один БА-20.

2 августа на реке Синюха, у Добрянки, 1-я танковая группа и 17-я армия вермахта замкнули кольцо окружения, а на другой день 16-я танковая дивизия и венгерский корпус соединились в Первомайске, создав еще одно кольцо. Однако командование Южного фронта и мысли не допускало, что его войска оказались в двойном «котле». Считая, что Понеделину с востока противостоят лишь танковая и моторизованная дивизии, генерал Тюленев приказывал ему «активными действиями в восточном направлении уничтожить прорвавшегося противника, занять и прочно удерживать рубеж Звенигородка, Бродецкое, Ново-Архангельск, Терновка, Краснополье». В действительности же против группы Понеделина только с востока наступали два корпуса 1-й танковой группы в составе шести дивизий, а также две пехотные дивизии, а с запада и северо-запада – часть сил 6-й армии, соединения 17-й армии и венгерский подвижный корпус.

С 4 августа окруженные оказались целиком и полностью предоставлены самим себе. Правда, командование Южного фронта пыталось перебрасывать им по воздуху боеприпасы, но, по свидетельству немцев – участников боев под Уманью, значительная часть сброшенных грузов попадала в их руки. Командование группы не теряло управление войсками и настойчиво пыталось вырваться из окружения. Самыми решительными и успешными были действия в ночь на 6 августа: 12-я армия пробивалась на восток, а 6-я – на юг. Однако группировка противника, особенно на юге, была настолько глубока, что преодолеть ее столь малыми силами оказалось невозможно. Отчаянные атаки в первые предутренние часы, да еще под проливным дождем, на какое-то время привели немцев в растерянность, что позволило советским войскам продвинуться на несколько километров. Но вскоре немцы опомнились: атаковавшим под напором превосходящих сил пришлось с большими потерями повернуть назад, в район Подвысокое. И здесь они продолжали сражаться. Историк 49-го горнопехотного корпуса, дивизии которого на себе испытали яростные атаки окруженных под Уманью, писал, что противник, «несмотря на безнадежное положение, не помышлял о плене»[22].

В районе населенного пункта Бабанка части 11-й танковой дивизии РККА приняли свой последний бой. Вырвавшиеся из окружения видели в этом районе более 50 наших танков и бронемашин. Подбитые и обгорелые, стояли они фронтом на запад. Возле них находилось много наших погибших танкистов и пехотинцев.

Последняя попытка была предпринята в ночь на 7 августа. Советским войскам удалось прорвать оборону 1-й горнопехотной и 24-й пехотной дивизий. На направление прорывов немецкое командование повернуло 16-ю моторизованную дивизию и полк СС «Вестланд». Днем сопротивление в основном было сломлено, хотя еще до 13 августа в лесу восточнее Копенковатое, по свидетельству немцев, продолжала сражаться группа командиров и красноармейцев.

Восстановить истинные масштабы потерь советских войск в сражении под Уманью из-за отсутствия документов, к сожалению, весьма затруднительно. Известно только, что 20 июля 6-я и 12-я армии насчитывали 129,5 тысяч человек[23]. А по данным штаба Южного фронта, на 11 августа окружения удалось избежать 11 тысячам человек, главным образом из тыловых частей[24]. Судя по немецким источникам, под Уманью было взято в плен 103 тысячи советских красноармейцев и командиров[25], а число убитых русских, согласно ежедневным сообщениям Верховного командования вермахта, достигло 200 тысяч человек.

Из этого следует, что имеющаяся в настоящее время в распоряжении историков информация весьма противоречива, но, как бы там ни было, разыгравшаяся под Уманью трагедия глубокой болью отозвалась в сердцах многих советских людей, потерявших там своих родных и близких. Юго-Западное направление лишилось двух армий. В плен попали их командующие генералы П. Г. Понеделин и И. Н. Музыченко, 4 командира корпуса и 11 командиров дивизий. Погибли 2 командира корпуса, 6 командиров дивизий. Но и потери противника, по его собственному признанию, были неожиданно велики. К сожалению, автор не располагает сведениями об общих потерях германских войск под Уманью, известно, что лишь одна 4-я горнопехотная дивизия потеряла только убитыми 1778 человек.

Судьба попавших в плен под Уманью трагична. Сначала их разместили за колючей проволокой под открытым небом и только с наступлением зимы перевели в неотапливаемые казармы. Тем, кому все-таки удалось выжить в аду фашистского плена, после окончания войны пришлось испить еще одну горькую чашу – по возвращении на Родину.

Показательна в этом отношении судьба генерал-майора П. Г. Понеделина. В августе 1941 года, когда Сталину стало известно, что командующий 12-й армией сдался в плен, он приказал судить его. Понеделин был заочно приговорен к расстрелу.

С трагедией под Уманью непосредственно связан приказ Ставки Верховного главнокомандования Красной армии № 270, подписанный 16 августа. Вопреки истине в нем говорилось, что Понеделин «имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало подавляющее большинство частей его армии. Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление перед Родиной как нарушитель военной присяги».

После войны генерал Понеделин – снова в тюрьме, на этот раз на Родине, а спустя пять лет он был расстрелян. Предлогом послужила записка, составленная им в первые дни плена в Ровенской тюрьме. В ней бывший командующий показал положение и численность своих войск на 4–5 августа 1941 года, а ведь эти сведения уже тогда утратили какую-либо ценность для германского командования.