Она знала, что Генри прав.
      Ее вина была огромна. Она использовала имя Генри, лгала дочери и причинила большую боль Дикону своей тайной. Теперь все всплыло наружу. Она лишь надеялась на то, что Кетти не очень пострадает от этого обмана, а Дикон когда-нибудь простит ее. Но сейчас это было маловероятно. По телефону Дикон никоим образом не проявлял готовность к прощению. Она чувствовала, что обманула его не один раз, а дважды и не надеялась на прощение.
      К полудню все кишело репортерами и газетчиками. Дороги были забиты и шериф привел две дюжины помощников, чтобы поддерживать порядок. Все же казалось, что каждый житель Калгари нашел местечко на дороге, где шериф заблокировал часть, оградив ее желтой полицейской лентой. Внутри розового викторианского строения все было как нельзя лучше. Коуди не могла перейти из одной комнаты в другую, чтобы не натолкнуться на дюжину людей. Она уже начала беспокоиться, станет ли когда-нибудь жизнь тихой и нормальной.
      Мигали вспышки и доносился рев толпы. Вскоре после семи прибыли знаменитости - женщины в бальных платьях и мужчины в смокингах. На Коуди было простое персиковое платье для коктейлей. Хотя Дикон прислал ей денег на бальное платье, она вернула их ему и сшила для себя и Кетти на своей старенькой швейной машинке то, что считала нужным. Дочь выглядела очаровательно в длинном платье из хлопка, отделанного мережкой.
      В восемь прибыл Дикон в смокинге в сопровождении членов его группы, одетыми, как и он. Хотя группа установила свою аппаратуру раньше, у Коуди почти не было шансов поговорить с ними. Кетти поспешила к Дикону и обменялась крепким объятием, пока Коуди, совершенно потерянная, стояла в стороне. Она заметила, что он даже не взглянул на нее, а когда Майлз Ферчайлд шагнул вперед, чтобы сделать фото, глаза его стали угрожающе злобными.
      Репортер исчез в толпе.
      К девяти вечер был в полном разгаре. Длинный буфетный стол под бело-зеленым навесом был заставлен провизией. В залах мерцали свечи и стояли свежие цветы. Под другим шатром играл маленький оркестрик, нанятый для развлечения гостей. Маленькие белые подсветы придавали всему немного сказочный вид и Кетти не могла скрыть возбуждения. Когда Дикон пригласил ее танцевать, Коуди подумала, что она рухнет в обморок. Они протанцевали несколько танцев, оживленно разговаривая друг с другом, и Коуди не могла не задумываться, о чем же они беседуют.
      Смутно она осознавала, что к ней подошла и что-то ей говорит Мейбелин. Коуди заморгала, увидев огромную женщину, затянутую в черное вечернее платье, которое, очевидно, должно было скрывать ее излишний вес.
      - Какой прекрасный вечер, Коуди, - проговорила толстуха. Ее обвислые щеки пылали от возбуждения.
      Когда Коуди ответила, голос ее прозвучал довольно холодно:
      - Благодарю, Мейбелин. Надеюсь, ты хорошо проведешь время.
      - Прекрасно, ты и представить не можешь, как я была удивлена, когда мистер Броуди попросил приютить у меня в доме моего любимого певца. Ну, - она сделала паузу, чтобы набрать дыхания, - первое, что я сделала - это наняла команду маляров. Я, конечно же, не могла позволить такому человеку жить в плохих условиях. Она наклонилась поближе:
      - Я надеюсь, мистер Броуди возместит мне расходы, если ты понимаешь, о чем я говорю... Он, конечно же, может...
      - Тебе лучше обсудить это лично с ним, - ответила Коуди. - А теперь извини, но мне надо заняться гостями.
      Десерт состоял из вишневого торта и различных фруктов и сыров. Кофе подавался в высоких серебряных кофейниках, а официанты получали заказы на послеобеденные коктейли. Коуди тщетно пыталась застать Дикона одного. Наконец, в одиннадцать Броуди и его оркестр вышли на сцену.
      - Добрый вечер, леди и джентльмены, - проговорил Дикон в микрофон. - Я надеюсь, вы хорошо провели время.
      В толпе послышались бормотания и краткие аплодисменты.
      - Вы все знаете причину нашей встречи, так что я буду краток. Мы попросили администратора главного госпиталя Калгари присутствовать сегодня здесь...
      Дикон сделал паузу и нашел глазами пожилого человека, стоящего в стороне.
      - Мистер Барнет, не будете ли вы так любезны подойти к микрофону?
      Дикон подождал, пока этот человек не встал рядом с ним, а затем снова сосредоточил свое внимание на собравшихся.
      - Когда мне было десять лет, моя сестренка заболела лейкемией, - сказал Броуди чуть спустя. - Тогда у заболевших этой болезнью было мало шансов, особенно в таком местечке, как Калгари, Северная Каролина. Моя сестра умерла. Он снова помолчал.
      - Я думаю, тогда же умерла и какая-то частица меня самого. Я стал ожесточенным. С тех пор со мной случилось много хорошего. Конечно же, последний год - один из худших в моей жизни, и я опять почувствовал горечь. Но, поверьте, для тех, кто страдал, приходит и утешение. Даже если я докажу свою невиновность в том, в чем я был обвинен год назад, я был виновен во многом другом. - Опять пауза. - Но в основном, я был виновен в том, что не правильно рассуждал, когда видел, как страдают люди. Я полагал, что раз я имею много денег, я застрахован от зла. Я просто решил, что теперь пришла очередь других. Но я ошибся. Я не могу больше закрывать глаза, так же, как и вы.
      Дикон полез в карман и достал пакет.
      - Ваша щедрость сделает возможным для госпиталя Калгари сделать онкологический исследовательский центр, которого недоставало моей сестре Кимберли Броуди.
      Он сглотнул и мгновение казался слишком взволнованным.
      - Ее жизнь не удалось спасти, но я надеюсь, мы сможем спасти других детей.
      Он откашлялся и оглядел присутствующих.
      - Мистер Барнет, я обещал соответствовать образуемому сегодня фонду и решил подарить вам чек на пятьсот тысяч долларов. Этого недостаточно, чтобы построить центр, но я обещаю еще поработать.
      Аплодисменты были громкими, а администратор госпиталя занял место у микрофона и произнес краткую речь, поблагодарив Дикона и его друзей за помощь, за то, что они открыли свои сердца и кошельки для помощи больным детям. Он тоже, казалось, готов был заплакать. Как только мистер Барнет покинул сцену, Дикон сразу же занял свое место у микрофона.
      - Многие из вас спрашивали меня, что я делал последний год, - сказал он в наступившей тишине. - Думаю, что могу сказать лишь одно - осваивал уроки жизни. Я многому выучился. Я узнал, что истинные друзья остаются с тобой, несмотря ни на что, что они продолжают верить в тебя вопреки всем свидетельствам. Мне повезло в том, что я имел ряд.., добрых друзей и настоящих почитателей моего творчества, - добавил он, думая о письмах, которые он унес в ночлежку и читал каждый вечер.
      Он засмеялся.
      - А также имел несчастье встретить нескольких врагов, которые не верили в меня. Я никогда не мог убедить этих людей в своей невиновности... Итак, я решил, что если я не смогу доказать свою невиновность, то смогу.., по крайней мере, доказать свою полезность.
      Судя по множеству пауз, это была весьма личная для Дикона речь, и Коуди, слушая ее, смахивала с ресниц слезы.
      - Некоторые из вас знают, что я провел последние недели, работая в убежище для бездомных. Я как-то слышал о человеке, который очень горевал, что у него нет ботинок, пока не увидел человека, у которого не было ног. Я думал, что мне очень плохо, пока не увидел людей, у которых нет дома.
      Он снова закашлялся, и было очевидно, что он опять старается справиться со своими эмоциями.
      - Во всяком случае, работа в ночлежке заставила меня еще раз посмотреть на свою собственную жизнь. Хочу спеть песню, которую я написал однажды ночью, когда не мог заснуть. Она называется "Я потерял свой путь".
      Когда группа Дикона заиграла, толпа стихла. Медленная песня о человеке, который был беден и разбогател, затем забыл о том, кем он был и откуда пришел. Это была песня о расплате и трудных уроках, о человеке, который обрел успех, но потерял душу, человеке, который отчаянно пытается найти что-то хорошее, что еще в нем осталось. Это была щемящая, но и прекрасная песня. Стоя в тени, Коуди чувствовала, что у нее сердце разрывается на куски. И по тишине в зале она знала, что слушатели были тоже тронуты. Даже Мейбелин Картер разволновалась. Когда песня кончилась, раздался взрыв аплодисментов.
      Коуди поспешила в свою спальню, где выплакалась перед тем, как вернуться назад. А затем все начали расходиться и остались только запах цветов и духов. Посуда была вымыта и упакована в коробки, столы освобождены от скатертей и сложены, чтобы их погрузили в рафик на следующий день. Было уже два часа ночи, когда она и поставщик провизии все закончили. Коуди отправила Кетти спать, потушила свет и вышла на крыльцо подышать свежим воздухом. Едва она закрыла за собой дверь, как поняла, что она здесь не одна.
      - Я думала, ты уехал.
      - Я вернулся, чтобы попрощаться. Она сглотнула.
      - Попрощаться?
      Он подошел к ней поближе.
      - Сегодня я уезжаю в Мемфис. Моя группа ждет меня.
      - Понимаю.
      - Я хотел поговорить с тобой о Кетти.
      - Кетти? - проговорила Коуди, испытав момент острого разочарования. Почему она вдруг подумала о том, что он может искать примирения с ней?
      - Что ты хочешь обсудить?
      - Я хотел бы, чтобы она приехала в Мемфис после окончания школы. На лето. Коуди окоченела.
      - Она никогда не уезжала так надолго, Дикон. Я не уверена...
      - Ты, конечно, можешь бороться со мной, - заявил он, - но я потяну тебя в суд, если потребуется. Она и моя дочь тоже. Ты двенадцать лет скрывала ее от меня. Не думаю, что попросить одно лето - это слишком много.
      - Я не пытаюсь бороться с тобой, Дикон. Я лишь хочу решить, что лучше для Кетти.
      - Если бы это было так, ты бы сказала ей правду много лет назад.
      В ней вспыхнул гнев. Разве мало того, что она испытывает вину всякий раз, как смотрит на свою дочь? Сколько ей еще страдать?
      - Когда мне сказать ей об этом? - резко спросила она. - Когда тебя и твою группу таскали по судам за дебоши в отелях? Когда газеты писали о твоих ночных оргиях? Вероятно, тогда, когда сообщалось, что полиция конфисковала наркотики у одного из твоих музыкантов?
      - Я никогда не имел дела с наркотиками, ты это прекрасно знаешь. И большинство остального писалось типчиками вроде Майлза Ферчайлда.
      - Легко теперь говорить. Посмотрела бы я на тебя на моем месте.
      Она помолчала и вздохнула.
      - Но теперь, когда она знает, кто ты, она, естественно, захочет провести время с тобой. Если ты убедишь меня, что за ней нужным образом позаботятся, мы, возможно, придем к согласию.
      - Я позабочусь о ней лично, - проговорил он. - У меня не будет гастролей до осени, так что я планирую все лето пробыть дома. Когда Коуди сразу не ответила, он продолжил:
      - Я не жду, что ты примешь решение сегодня. Всему свое время. Ведь не собираешься же ты скрывать ее от меня?
      От Коуди не ускользнул гнев в его голосе. Если он захочет, он может сделать ее жизнь очень трудной.
      - Я поговорю с Кетти, - сказала она после паузы. - Но ты должен поступать и говорить вежливее, если хочешь, чтобы я отпускала к тебе свою дочь.
      Он шагнул ближе.
      - Нашу дочь.
      - Я носила ее девять месяцев, я вырастила ее.
      - Без меня ее никогда не было бы, - выстрелил он в ответ. - И никогда об этом не забывай, Коуди. Может, для тебя это ничего и не значит, но зато для меня...
      Он пошел прочь, но остановился и еще раз взглянул на нее.
      - У Кетти есть мой телефонный номер. Она всегда может мне позвонить. Я, может быть, тебе позвоню.
      Коуди смотрела, как он пересек двор и сел в машину. Когда он завел мотор и уехал, сердце у нее все еще колотилось.
      "Я, может быть, тебе позвоню", - сказал он. Коуди знала, что он имел в виду. Дикон Броуди собирался заставить ее дорого заплатить за обман.
      Глава 11
      Если Коуди думала, что Дикон планирует лично связаться с ней и поговорить о Кетти, она жестоко ошиблась. Спустя две недели после его отъезда она получила от его адвоката послание, в котором содержалось описание условий посещения Кетти отца, включая три летних месяца. Он разработал систему выплат на поддержку ребенка и создал фонд на образование Кетти. Коуди очень нервничала. Если Дикон станет подличать, у нее нет денег, чтобы сопротивляться. Она сразу же ответила на письмо адвоката, сообщая, что согласна на двухнедельный визит дочери после окончания школьных занятий, но чувствует, что девочке нужно адаптироваться, прежде чем провести все лето с отцом.
      Кетти говорила с Диконом по телефону несколько раз в неделю и иногда такие разговоры затягивались по пару часов. Коуди понятия не имела, что они так долго обсуждали, но не смела вмешиваться.
      - Дикон собирается записывать на этой неделе свою новую песню, - сказала Кетти однажды утром. - Его менеджер утверждает, что это лучшее, что он когда-либо делал.
      Коуди молча выслушала информацию. Газеты были полны рассуждений о новом Диконе Броуди. Ведущие презентационные программы на телевидении наперебой зазывали его к себе на передачи и он согласился дать интервью двум из них.
      Коуди и Кетти смотрели такое шоу как-то вечером, когда ведущая спросила его о слухах, что у него есть дочь в Калгари, Северная Каролина. Он подтвердил этот факт.
      - Но почему вы держали это в тайне? - спросила ведущая. - Вы ведь не стыдитесь ее?
      Коуди затаила дыхание.
      - Разумеется, я ее не стыдился, - резко ответил он. - Мы с ее матерью молчали, на то были свои причины.
      - И вы поддерживали отношения с ее матерью?
      - Мы оба хотели для дочери только самого лучшего, - совершенно непринужденно проговорил он.
      Коуди оставила Кетти смотреть передачу в одиночестве, решив, что для нее это слишком болезненно.
      Последние дни учебы пролетели для Коуди незаметно, так как она была занята подготовкой Кетти к визиту в Мемфис. Коуди купила ей кое-что новое из одежды на свои деньги. Она отказывалась получать деньги по присылаемым Диконом чекам. Вместо этого она клала их на счет дочери, чтобы использовать их позднее. К тому же, она могла обеспечивать Кетти всю ее жизнь и будет продолжать это делать и далее.
      Дикон прибыл в первый же день летних каникул и вид его красного автомобиля заставил Кетти вспорхнуть с ее кресла и вылететь во двор, где она бросилась в отцовские объятия. С храброй улыбкой Коуди наблюдала за этой сценой из дверей.
      Ее сердце разрывалось на части. Двенадцать лет она полностью распоряжалась Кетти. Теперь ей придется делить ее с отцом. Она не могла представить себе Рождество или День Благодарения без Кетти. Но ничего из этих размышлений не отразилось у нее на лице, когда она поцеловала дочь на прощание и смотрела, как она удаляется вниз по улице.
      Следующие две недели тянулись для Коуди со скоростью улитки. Единственным добрым моментом было обилие заказов на июнь. К большому облегчению для нее, отказы прекратились, а когда Мейбелин Картер заказала у нее вечер по случаю окончания школы ее племянницей, Коуди получила все от этого события. Ей заказали два свадебных приема, сюрпризный вечер по случаю дня рождения и пятнадцатилетний юбилей свадьбы для пожилой пары. И все это наряду с обычными ежемесячными встречами садового клуба и других общественных групп. Бизнес, несомненно, шел сносно, и она не нуждалась в деньгах. Вот почему она убедила себя, что не будет сдавать бывшую квартиру Дикона. На деле же она не могла заставить себя даже зайти туда.
      Коуди потерпела крах. Она не могла ни спать, ни есть. По ночам она чувствовала себя стянутой туже, чем резиновым бандажом, а днем была такой усталой, что не могла сосредоточиться. Ей не хватало Дикона, не хватало дочери. Сердце было разбито...
      В день возвращения Кетти она прибралась в доме и приготовила ее любимую еду и потратила массу времени, приводя себя в порядок. Она похудела, косметика не могла скрыть темные круги под глазами. Сидя на диване в прихожей, она почувствовала, как сердце судорожно забилось, когда на подъездной дорожке показался красный автомобиль Дикона. Она вскочила и побежала встречать дочь.
      Когда она заключила ее в свои объятия, девочка выглядела здоровой, загорелой и счастливой. Коуди лишь смутно ощущала Дикона, который вытаскивал чемоданы из багажника.
      - Я так рада, что ты дома, - прошептала она на ухо дочери. Глаза ее тотчас наполнились слезами.
      - Бог мой, ма! - проговорила Кетти. - Я всего-то не была дома две недели, а ты ведешь себя, словно я пробыла пять лет в Анголе с Корпусом Мира.
      ?Коуди засмеялась ее проявлению эмоциональности, сделала шаг назад и хорошенько на нее посмотрела.
      - Ты прекрасно выглядишь. У тебя новый наряд?
      Кетти кивнула и бросила на Дикона обожающий взгляд.
      - Папка мне его купил.
      - Папка? - Коуди взглянула на Дикона и увидела, что он гордо улыбается, глядя на дочь. Он встретился с Коуди взглядом и, хотя улыбка несколько выцвела, взгляд не стал презрительным, как последний раз.
      - Ты зайдешь на минутку? - проговорила она. - Выпить чего-нибудь холодненького?
      Он кивнул.
      - Да. Конечно.
      Затем обратился к дочери:
      - Нам нужен кран, чтобы перетащить все чемоданы и тюки, - подмигнул он и потащил багаж к лестнице.
      - Ты приобрела новый гардероб? - спросила Коуди у дочери. Кетти развеселилась:
      - Мы это сделали. Папка столько всего накупил.
      Коуди натужно улыбнулась:
      - Понимаю.
      - Кто-нибудь звонил, - спросила Кетти, как только переступила порог.
      - Телефон не переставал звонить весь день. Я положила записку на твою кровать.
      - Извини, - бросила Кетти Дикону. - Я лучше проверю, не случилось ли здесь чего-либо важного, пока меня не было.
      С этими словами она поспешила из комнаты.
      Дикон положил багаж на пол и прошел за Коуди на кухню, где она налила ему стакан чаю со льдом.
      - Кажется, Кетти неплохо повеселилась, - проговорила она. Он отпил чай.
      - А тебя это волнует? Его вопрос удивил ее.
      - А почему это не должно меня волновать?
      - Ты не выглядишь счастливой. Это все из-за моих покупок, да?
      - Я не могу покупать ей такие дорогие вещи, Дикон. До сих пор ее вкусы были довольно умеренны. Я видела у нее новые тенниски по сто долларов или больше. Что я должна буду делать, когда она из них вырастет, если все, что мне доступно, я покупаю в дешевой лавчонке?
      - Я послал тебе солидный чек, который с лихвой покрывает пару теннисок. На что ты потратила деньги?
      Коуди начала злиться.
      - О, как всегда, - проговорила она с сарказмом. - Купила себе роскошное белье, наняла мужика и обжиралась черной икрой. На что еще, не помню.
      - Но ты уж точно не истратила их на одежду для Кетти...
      Это вывело ее из себя. Что, черт возьми, он себе воображает?
      - Давай начистоту, Дикон. Я вполне обходилась без тебя все эти годы. Я не хотела, чтобы она считала, что деньги решают все. А если тебя интересует, куда пошел твой чек, вот он.
      Она схватила банковскую книгу и сунула ему в руку.
      - Я начала откладывать для нее деньги к тому времени, когда она пойдет в колледж.
      - Я уже позаботился о ее образовании. Эти деньги предназначены на одежду и развлечения.
      - Моей дочери не надо полуторатысячного пособия в месяц!
      - Нашей дочери. И я не ожидаю, что ты будешь со мной состязаться. Но я ее отец, и, естественно, хочу, чтобы у нее было все, что надо.
      Коуди покачала головой.
      - Возможно, это и норма для твоего окружения, Дикон, но мы здесь полагаем иначе. Я согласна отпускать Кетти навещать тебя, но никогда не соглашусь позволить испортить все то хорошее, чему я ее научила.
      Она сделала паузу и заговорила тише:
      - Кроме того, ты же не хочешь, чтобы она любила тебя только из-за дорогих подарков. Пусть она любит тебя таким, как ты есть и кто ты есть. Как своего отца.
      - Мастерица ты читать мораль, Коуди. После всего, что ты сделала.
      - Дикон! Я бы попросила тебя оставить этот дом прежде, чем я тебя отсюда вышвырну!
      Заметив его удивленный взгляд, Коуди продолжала:
      - Мне надоело слышать, как я испортила твою жизнь! Он не ответил, и она опять продолжала:
      - Я считала, что делаю тебе одолжение, ты не понял? Ты думаешь, я не знала, как тебе была ненавистна бедность? Представь себе, знала. И я вовсе не хотела, чтобы ты возненавидел меня за то, что я отняла у тебя шанс и заставила отказаться от своей мечты и работать на текстильной фабрике.
      Голос у нее сломался.
      - Посмотри на это теперь. У тебя все есть: деньги, слава, власть. Вероятно, все, что ты хочешь.
      Ему впервые пришла в голову мысль, что Коуди, возможно, страдала не меньше, чем он. Что, может быть, она пошла ради него на жертвы. Все время он чувствовал себя обманутым, отвергнутым, одураченным за свою любовь к ней. Теперь он понял, что она также любила его. Любила настолько, чтобы дать ему свободу. Что-то шевельнулось в его душе. Она обманула его, но сделала это ради любви. Она хотела, чтобы он осуществил свои мечты. Осознание того, что она сделала это ради него, потрясло его до глубины души.
      Он никогда не знал такой неэгоистичной заботы о себе. Но ведь он не знал и никого похожего на Коуди. Он смутился.
      - Все это не имеет значения без тебя, - проговорил он.
      Коуди почувствовала, что вот-вот заплачет.
      - Дикон, я сожалею, если сделала тебе больно и еще более сожалею, что обманула тебя в связи с Кетти. Я думала, что поступаю правильно, я тебя любила и не хотела, чтобы что-то стояло на пути твоего счастья.
      Она сглотнула.
      - Даже я. Даже.., наша дочь. Я знаю, что для нас все уже слишком поздно, но не для Кетти. Кетти еще жить и жить...
      Он не плакал с того дня, как похоронил сестру, но он помнил признаки приближающихся слез. Сердце болело, а глаза горели. Когда он заговорил, голос его дрожал:
      - Так мы и сделаем, Коуди.
      Сначала Коуди решила, что не поняла его. Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее.
      - Что ты говоришь?
      - Что еще ничего не поздно. Я хочу начать сначала, Она сделала шаг назад и покачала головой.
      - Я не могу, Дикон. Мы теперь совсем другие.
      - Мы те же, что и были всегда, - нежно улыбнулся он. - Только нам не надо ни от кого прятаться.
      - Я не это имела в виду. Мне не нужно поместья в Мемфисе. Я не хочу проводить три четверти своего времени в одиночестве, пока ты колесишь по стране. Я не хочу делить тебя с любой кучкой людей, которую ты встретишь в дороге.
      - Я не буду больше разъезжать, Коуди. Ты же слышала, я кончаю с этой стороной своей деятельности.
      - А как же твоя карьера?
      - Я буду выступать время от времени, - пояснил он. - Чтобы можно было оплачивать счета и меня не забыли, - улыбаясь, добавил он. - Теперь я хочу в основном писать песни. Это всегда было для меня любимым занятием.
      Коуди была оглушена.
      - И к чему же мы придем? Дикон шагнул ближе.
      - Я хочу тебя, Коуди. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Только на этот раз я не позволю тебе уклониться.
      Ей показалось, что у нее подкосились колени, - Ты хочешь сказать, что все еще собираешься на мне жениться? После всего, что случилось?
      Дикон положил руки ей на плечи и заглянул в глаза.
      - Я никогда не переставал любить тебя, Коуди, Я мог порой тебя ненавидеть, - добавил он с улыбкой, - но я всегда любил тебя.
      Взгляд его стал таким нежным, что у нее чуть не разорвалось сердце, Когда я думаю, скольким ты пожертвовала ради меня, - он помолчал и покачал головой. - Никто, никогда не делал для меня ничего подобного, Коуди. Только ты. И только ты можешь заполнить пустоту в моем сердце. Пока я не увидел тебя вновь, я жил, как в глубоком сне. Жизнь не имела истинного значения. Найдя тебя, я словно вышел из тумана. Словно увидел солнце после нескольких месяцев непрерывных дождей. Как весна после первой оттепели. Как пробуждение в яркое летнее утро.
      Он стиснул ей плечи.
      - Мы не можем вернуться назад и переделать то, что сделано. Но мы можем начать заново. Ты, я и Кетти. Мы будем семьей.
      - Но где мы будем жить?
      - Да плевать, где жить. Хочешь остаться здесь - прекрасно. Мы можем снова сделать этот дом домом и здесь будет много места для детей. Только скажи, что ты выходишь за меня, Коуди. Все остальное утрясется.
      - О, Дикон... - Коуди сделала паузу, шагнула ближе и вдруг оказалась в его объятиях. - Конечно же, я за тебя выйду.
      - Ты такая сладкая, - пробормотал он ей в губы. - Я хочу тебя так же, как хотел в восемнадцать. Никогда больше не убегай от меня, Коуди.
      - Никогда, - пообещала она, - Покуда я жива, буду только для тебя...