— Лодка встала!
“Вот он! Мы нашли его!” — наверное, такая мысль мелькнула в голове каждого, кто находился в центральном посту.
— Механик! Принимать в уравнительную самотеком — загони лодку под слой, держать сто пятьдесят метров!
Сейчас огромная субмарина как бы лежала на плотном слое воды, и ее надо было очень аккуратно опустить чуть ниже, под “зеркало”, и тогда у них появлялся шанс. Британов не собирался упускать его.
Американская подводная лодка “Аугуста” SSN-710, Западная Атлантика
— Слышу цель. Красный-2 опять меняет глубину. Капитан первого ранга Вон Сускил кивнул головой и спросил:
— Направление?
— Прежнее. Они держатся у самой границы слоя. Помещение акустика, расположенное по правому борту, в передней части центрального командного поста, было до отказа забито аппаратурой. С помощью новейших акустических приемников и анализаторов можно было распознать любую советскую лодку.
— Она идет с одним винтом. Обороты показывают шесть узлов. Дистанция пятнадцать миль. Они идут прямо на нас и ничего не слышат.
— Как и все прочие, — улыбнулся Вон Сускил. Почему эти вояки на берегу хотя бы раз не найдут для него подходящего противника? Преследовать медленную старую “Янки” было ниже его достоинства, хотя он и понимал, почему это так важно.
Лодка могла быть тихоходной, но шестнадцать ее ракет были дьявольски быстрыми. С этого места они могли достичь Вашингтона прежде, чем президент узнает о произведенном пуске. Вот почему у Вон Сускила руки были развязаны больше, чем обычно. Если русская лодка начнет вести себя странно, то есть так, как будто собирается произвести пуск, он мог принимать почти любые меры, по своему усмотрению. Поэтому все торпеды и ракеты “Аугусты” будут нацелены на красную “Янки” до тех пор, пока они не получат другой приказ. До тех пор чужая лодка будет оставаться ходячим мертвецом — целью, вписанной в электронную память систем наведения “Аугусты”.
— Слышу цель. Дистанция десять миль. Она опустилась до самой границы слоя. Звук начинает отражаться.
Мог ли Красный-2 знать о присутствии “Аугусты”, поджидающей удобного момента, чтобы занять наилучшую позицию для атаки, когда те приблизятся? Нет.
Модернизированную подводную лодку класса 688 “Лос-Анджелес” не могли засечь даже американские сонары, не говоря уже о русских. Ее же совершенное оборудование слышало шумную русскую лодку издалека. На такие приборы можно было полагаться. Новый акустический анализатор, установленный в Гротоне, прекрасно себя проявил. “Аугуста” могла легко следить за перемещениями более новых лодок “Дельта” в южных квадратах, не говоря уже о старой “Янки”, громыхающей так, что ее было слышно с расстояния свыше тридцати миль. Впрочем, он не собирается держаться так далеко. В этой игре другие правила.
Он попытался представить себе, что за человек командует этой лодкой. Должно быть, неудачник. Кто еще может плавать на такой старой посудине? Эти воды принадлежали Соединенным Штатам. Красные бросили вызов лучшей американской команде, лучшему командиру во всем Атлантическом флоте, командующему прекрасной лодкой, оснащенной новейшим акустическим оборудованием.
— Слышу цель. Дистанция шесть миль. По-моему, она начинает уходить под слой.
Во время сложного перехода вдоль Восточного побережья Вон Сускил не тратил времени даром. Он не упускал возможности лишний раз отработать с командой технику поражения реальных целей, используя для этого военные корабли, танкеры, перевозящие сырую нефть, и даже, если подворачивался случай, пассажирские лайнеры. Новое акустическое оборудование позволяло ему выходить наперерез цели и, сохраняя полнейшую тишину, спокойно поджидать, когда жертва окажется у него на прицеле.
Он маневрировал так близко к американскому авианосцу из Норфолка, что командир авианосца подал на него жалобу, оставшуюся, впрочем, безо всяких последствий. У подводников были свои интересы, и сбить с толку авианосец — корабль, имеющий лучшую в мире противолодочную защиту, — считалось отличием, а не проступком.
Теперь Вон Сускил собирался повторить этот прием, на сей раз с настоящим противником — советской подводной лодкой. Уж одна, а вероятнее две ракеты Р-27 на ее борту были нацелены на Гротон, штат Коннектикут, — его родную базу. Каждая ракета несла три боеголовки мощностью по пятьсот килотонн. Птичка летела к месту назначения меньше десяти минут. Таким образом, эта игра была для Вон Сускила не просто профессиональным долгом. Это было и его личным делом.
— На какой она глубине, акустик?
— Около ста — ста двадцати метров. Она сливается со слоем. Становится призрачной. Звук мерцает — то появляется, то исчезает. Судя по всему, они застопорили турбину и идут под гребным электромотором!
— Они хотят от нас убежать, но им не спрятаться. Расстояние до цели?
— Четыре мили. Направление и скорость прежние.
— Прекрасно, ребята. Всякий, кто нарушит тишину, поплывет домой. — сказал Вон Сускил. Это было сказано без улыбки. — Рулевой, будь предельно осторожен. Я не хочу оставлять следов.
При резких маневрах за кормой лодки возникали завихрения. Завихрения означали шум.
— Мы пропустим их мимо, затем сядем им на хвост. Дичь на вертеле.
“Аугуста”, почти не слышимая, поджидала “Янки”, плывшую прямо к ней навстречу.
— Она начинает исчезать, — доложил оператор сонара. — Дистанция три мили. Возможно, она уходит в нижний слой. Если так, то она делает это очень медленно и плавно, командир.
— Русские не могут знать о нашем присутствии. Они просто строят из себя умников, — сказал Вон Сускил.
— Красный-2 проходит мимо. Сигнал сильный, но распределенный. Они в нижнем слое, это точно. Курс два-пять-пять.
Вон Сускил скомандовал:
— Рулевой, малый вперед. Курс два-пять-пять. Глубина двести метров. — Он повернулся к своему старпому и сказал: — Давайте спустимся ниже и поймаем этого нахала, мистер Сэмплз. Руководите сближением.
К-219
— Вперед самый малый, — скомандовал Британов, как только подводная лодка прошла сквозь слой и погрузилась на сто пятьдесят метров в более холодные воды. — Курс сто восемьдесят градусов.
Он направил нос лодки на юг, навстречу сильному течению Гольфстрима. Точно рассчитав обороты, можно было “парить” в толще воды. При этом водный поток играл для лодки ту же роль, что и легкий ветерок для воздушного змея. Лодка “опиралась” на течение и двигалась вместе с ним на север, хотя ее нос был направлен на юг. На носу находились акустические антенны лодки. Именно в таком положении у акустика были наилучшие шансы что-либо услышать.
— Курс сто восемьдесят. Скорость три узла, товарищ командир.
— Акустики, как горизонт?
— Пока ничего. Чисто.
С первого взгляда могло показаться, что оператор вглядывается в свой зеленый дисплей, но на самом деле глаза его были закрыты. Он полностью сконцентрировался на сигналах, передаваемых гидрофонами, установленными на носу лодки. Он покачал головой:
— Ничего... Минутку!
Британов бросил быстрый взгляд на экран выносного индикатора кругового обзора. На круглом дисплее можно было различить размытый светящийся зеленый след. Он то вспыхивал, то затухал вновь.
—Возможно, контакт... Это... Я хочу сказать...
— Что это? — Британов еле сдерживался, чтобы не кричать.
— Это совсем рядом! — сказал акустик. На лице его застыло выражение изумления. Ему никогда еще не приходилось слышать американскую лодку “живьем”. Ни разу. Это было как неземное видение — редкое, невероятное, даже прекрасное. — Цель по пеленгу девяносто пять — подводная, одиночная, под турбиной! Предполагаю — атомная подлодка! Пеленг быстро меняется на нос!
— Режим замеров тридцать секунд! Включить магнитофон! — До сих пор мало кому удавалось поймать американскую подлодку. Такой удачей можно было по праву гордиться, но это потом. Подводный морской бой также скоротечен, как и воздушный. — Контратака подводной лодки!
Будь сейчас настоящая война — первый залп решил бы все. Британов учил свой боевой расчет стрелять даже на звук торпедного выстрела вражеской лодки, и теперь настало время проверить их бойцовские качества!
— Дежурные торпедные аппараты — товсь!
— Товсь выполнено! Цель на сопровождении! Угол растворения три градуса!
— Товарищ командир! Они идут прямо на нас! Они нас не видят!
“Аугуста”
— Что значит “контакт потерян”? — Вон Сускил был вне себя от ярости. Они только что пересекли термоклин. Он ожидал, что Красный-2 находится впереди, прямо по курсу. Но, когда они оказались по ту сторону зеркала, русская лодка исчезла.
— Возможный контакт в направлении ноль-один-ноль, но если это русская лодка, то она остановилась. След очень, очень слабый.
Затем он ее увидел. Красный-2 обвел их вокруг пальца. Лодка остановилась и дрейфовала на север вместе с течением. Возможно, Вон Сускил был слишком самоуверен, чересчур убежден в том, что перед ним всего лишь очередная безмозглая цель, а не опытный искушенный враг.
— Полная остановка. Приготовиться к режиму абсолютной тишины, — проговорил он сквозь сжатые зубы. — Акустик, я хочу, чтобы ты выжал из своей аппаратуры все возможное. Немедленно.
К-219
— Третья минута — контакт потерян! — доложил акустик. Зеленый пик на его дисплее побледнел, затем исчез совсем. Он нервно вращал регулятор, пытаясь зацепиться за характерный звук. — Мы потеряли его!
Британов даже не выглядел огорченным. И мимолетный контакт с призрачными американскими лодками имел большое значение.
— Расчетный пеленг?
— Сто девяносто семь градусов, дистанция пятнадцать кабельтов! — сказал старпом Владимиров. Его глаза все еще были широко открыты. Он не совсем понимал, как Британов это проделал. Как он догадался, что американцы поведут себя именно таким образом?
—Стрельба в расчетное место цели! Акустики! Приготовиться дать импульс, мощность пятьдесят процентов! Вполсилы.
— Не понял? — начальник РТС Киселев взглянул на командира так, как будто приказ был отдан на языке урду. Применение активного импульса в мирное время было вещью неслыханной. Направленный звуковой луч использовался для поиска цели только в чрезвычайной ситуации. Но Британов устал быть для умных американцев просто тупой, неповоротливой целью. Он хотел, чтобы тот, другой, кем бы он ни был, знал, что его тоже можно побить. Пусть это будет редкой удачей. Дать ему понять, что это возможно, только и всего.
— Готов активный тракт замера дистанции!
— Контрольный замер по пеленгу двести! Дать посылку!
Пинг!
Резкий, высокочастотный звук эхом прокатился по носовым отсекам лодки, вторя звуковой волне, посланной в море носовым излучателем.
Семь секунд спустя к ним вернулся ослабевший, но отчетливый ответ:
Понг!
— Пеленг двести восемь, дистанция тринадцать кабельтов! Контакт восстановлен! — раздался ликующий крик акустика.
Британов непроизвольно поднял и резко опустил руку:
— Торпедные аппараты, условно — ПЛИ! Повторный импульс, мощность — полная! Давай!!!
“Аугуста”
— Боже милостивый, — сказал Вон Сускил. Он сморщился так, будто ему только что влепили пощечину. Отраженный звук замер вдали. — Акустик, насколько сильным был этот импульс?
— Достаточный, чтобы засечь нас. Мы подошли слишком близко.
Еще один, более мощный импульс со звоном ударил в корпус лодки и разбил последние сомнения. Этот напористый шельмец поймал его на мушку! Как, черт его подери, он у знал, что мы находимся здесь? — Старпом, уходим на восток. От этого шутника лучше держаться подальше. И побыстрее.
— Есть, сэр. Курс ноль-девять-ноль. Ход двадцать узлов.
— Они уходят от нас, — доложил акустик.
— Опишем круг и зайдем с тыла, — сказал Вон Сускил. Он откашлялся. — Ладно, ребята. Этот раунд мы проиграли.
К-219
— Лодка по пеленгу двести семнадцать, они увеличили ход и уходят на восток!
— Ага! Не нравится! Мы проучили их! — Радостные крики наполнили центральный пост.
— Может быть, — сказал Британов. Он улыбался. Напряжение, царившее на ГКП минуту назад, спало. Он подмигнул Красильникову и поднял вверх большой палец. Затем отдал распоряжение старпому:
—Пора и нам сваливать отсюда. Рассчитать курс и скорость отрыва из района контакта. Займите исходную глубину сорок шесть метров.
— Есть, товарищ командир! — ответил Владимиров. В его голосе слышалось гораздо больше энтузиазма, чем обычно.
— Акустики, — сказал Британов, — скопируйте мне эту запись. Будем использовать ее для опознания противника. Вероятно, это была лодка класса “Лос-Анджелес”.
— Есть, товарищ командир!
— Видите? На боевом патрулировании не всегда бывает скучно, — сказал Британов. — Теперь, когда мы вернемся домой, у нас будет что рассказать.
Кстати, а где вахтенный офицер Петрачков? И почему я должен выполнять его обязанности?
К-219, четвертый ракетный отсёк
В это время Петрачкову и его ракетчикам было глубоко наплевать на все американские лодки, вместе взятые, и на “Аугусту” в частности. С погружением на глубину сто пятьдесят метров протечки в шестой шахте резко увеличились.
Стало окончательно ясно, что течь в шахте с увеличением глубины представляет реальную угрозу живучести подлодки.
Но и теперь Петрачков бездумно сделал запись в журнале технической эксплуатации ракетного комплекса: “Проведены ежемесячные регламентные проверки всех систем ракетного комплекса — замечаний нет”. Спустя пять минут прозвучал лживый доклад командиру, и он спокойно заступил на вахту. Ситуация в четвертом отсеке явно выходила из-под контроля.
После проворачивания арматуры ракетных шахт 25 сентября 1986 года по чьей-то халатности остался недозакрытым клапан орошения по шахте № 6. Учитывая негерметичность клапана первой дозы орошения, выявленную еще в базе, но не устраненную до этого момента, забортная вода сначала заполнила трубопровод орошения, а затем через клапан орошения КШ-4 начала поступать в шахту № 6. По нашим расчетам, для полного затопления шахты (при негерметичности клапана 0,8 литра в минуту) понадобилось 7 суток...
Владимир Барвиш, ведущий конструктор ЦКБ “Рубин”
Глава 4
Никакого предчувствия беды у меня не было. Все шло нормально, в обычном ритме. Тридцать суток в море - хорошая школа. Слава Богу, что все это не произошло раньше.
Игорь Британов, командир К-219
К-219, Саргассово море, 480 миль к востоку от Бермудских островов, 3 октября, день тридцатый
Британов сидел в своем кресле, отхлебывая из стакана чай. Пить горячий чай на ночной вахте давно уже стало укоренившейся привычкой. И, хотя корабельные часы показывали три часа утра по московскому времени, спать не хотелось. Организм командира давно перестроился на новый биологический ритм — его утро начиналось в полночь.
Распорядок дня подчинялся только расписанию вахт. Считалось, что хуже всех третьей боевой смене: им приходилось не только нести вахту с 8 до 12 и с 20 до 24, но и вместе с остальными заниматься боевой подготовкой “днем” — с 13 до 18 часов. В конце концов Британов разрешил им дополнительно отдыхать после 16.00 до вечерней вахты. Это было разумно — кому нужны сонные мухи на вахте?
Понятия дня и ночи перестали существовать в привычном образе. Никого не интересовало, что сейчас над ними — луна или солнце. Разве что штурмана и командира — от времени суток зависел выбор всплытия на сеанс связи и способ определения своего места в океане. Точность места была жестко регламентирована, ведь от нее зависит и точность наведения ракетных боеголовок.
Именно поэтому Британов гораздо чаще контролировал работу штурманов, чем ракетчиков. Сложившийся стереотип мышления был предельно прост — до боевых пусков ракет, скорее всего, дело не дойдет, а за каждый лишний кабельтов “невязки” по головке не погладят.
Командира и штурмана, “потерявшихся” в море, наказывали беспощадно, вплоть до снятия с должности.
График всплытия под перископ на сеанс связи и определения места Британов держал только в своей голове, стараясь придать ему незакономерный, а значит, и не прогнозируемый для противника характер. Ночь и шторм — самое подходящее время.
Британов взглянул на штурманскую карту.
Двигаясь на глубине, находясь на расстоянии тысячи двухсот морских миль к юго-востоку от Нью-Йорка, К-219 должна была вскоре взять курс на юг, к своему второму, южному району боевого патрулирования, расположенному прямо на широте Майами. Первая неделя патрулирования в северном квадрате подходила к концу.
— Радисты, штурман! Будем всплывать на сеанс связи в 04.55! Местное время?
— Полночь, товарищ командир!
— Слава Богу, их летчики как раз спят или пьянствуют в борделях Флориды и, надеюсь, не будут нам мешать. Штурман! Есть ли для нас в это время хороший навигационный спутник?
—Так точно, очень даже прекрасный спутник.
— Вот по нему и определишь точное место. Марков! Твои радисты готовы?
— Мы как юные пионеры — всегда готовы!
Британов знал, что не все американские летчики спят в эту ночь, но очень надеялся на свое везение. И хотя денег на топливо противник не жалеет, так далеко, скорее всего, самолет посылать не будут. Надводных противолодочных кораблей вблизи пока не просматривается, значит, более всего следует опасаться их лодок-охотников.
Тем более после недавнего щелчка по носу, в прямом смысле этого слова, самоуверенный американский командир лодки наверняка захочет отыграться и затихарился где-то рядом.
Британов хорошо понимал, что до сих пор им сказочно везло. Захватить врасплох американскую лодку было делом почти неслыханным. Так что это патрулирование станет показательным не только потому, что один из матросов свалился с приступом аппендицита. Хирургическая операция на лодке всегда рискованна, профессора-консультанта за спиной нет, а роль медсестры исполнял мичман Саша Байдин. Но молодой врач Игорь Кочергин оказался отличным хирургом, и все обошлось.
Самое большое удовлетворение Британов испытывал от таких маленьких профессиональных побед. Он с особой симпатией относился к тем членам своего экипажа, которые могли и умели брать ответственность на себя. Теперь для него в один ряд с ветеранами Азнабаевым, Красильниковым, Капитульским, Марковым встал и лейтенант Кочергин.
В советском подводном флоте всегда существовало неписаное правило — если есть возможность быстро эвакуировать больного на берег или на большой корабль с хорошим госпиталем — надо это делать. Жизнь человека в этом случае ставилась превыше всегo. И, случись это у своих берегов, Британов непременно так бы и сделал. Но в Атлантике помощи ждать было не от кого. Рядом были только враги.
Более того, им еще ни разу по-настоящему не досаждали противолодочные силы. Хотя, конечно, теперь они будут более осторожны. Пусть. Мы преподали им хороший урок, для разнообразия.
Он обвел взглядом расположенные вокруг приборы цвета слоновой кости, всматриваясь в круглые индикаторы и манометры так, словно это были крошечные окошки, сквозь которые можно заглянуть в теплые воды Атлантики. Что там, за бортом? Могут ли солнечные лучи проникать сквозь стометровую толщу океана? Нет. Даже в знаменитых своей чистотой водах Бермуд. Там, за стальной оболочкой, царит кромешная тьма. Под килем тянется Гатеррасская глубоководная равнина. Место, подходящее только для монстров.
Британов провел ладонью по затылку, покрытому бисером потных капель, и обернулся к старшему механику:
— Нельзя ли хотя бы немного понизить температуру? Красильников даже не посмотрел в его сторону.
— Прикажите Нептуну, может, он смилуется. Если за бортом двадцать семь градусов, что могут сделать мои холодильные машины?
Красильников становится невыносимым, но Британов не мог на него сердиться. Если так жарко в центральном, что же творится у турбинистов? Похоже, К-219 была спроектирована для плавания в холодных морях Арктики. Здесь, в районе Бермудских островов, ее кондиционеры просто не могли справиться со своей задачей. А звукоподводной связи с Нептуном пока установить не удалось.
Британов посмотрел вверх, на стальной потолок, мечтая оказаться подо льдами родных морей, вынырнуть у своей базы в Гаджиево, увидеть цепочку разноцветных фигурок на фоне серых скал, зная, что Наталья стоит там, живая и невредимая. Так же как дети — старший Саша и младшая Марина.
— Через тридцать минут сеанс связи, — хриплый голос Маркова вывел командира из минутного оцепенения.
Лицо Британова не выразило никаких чувств. Через полчаса из Москвы придет очередное радио. В первую минуту после начала сеанса связи у всех непроизвольно сжималось сердце. И Британов не был исключением, а скорее наоборот — любой приказ или информация в первую очередь докладывались только ему — и никому больше. Ни замполит, ни особист не имели права раньше командира читать радиограммы.
Никто не верил в возможность получения приказа на пуск ракет, но чем черт не шутит, когда Бог спит? Именно поэтому перед сеансом связи в центральном посту появились слегка заспанные старпом и замполит, а Петрачков занял место на ГКП у ПУРО — пульта управления ракетным оружием. На войне как на войне. Можно верить или не верить в ядерную войну, в конце концов, это личное дело каждого, но быть готовым к ней обязаны на подводном ракетоносце все.
В любой момент Москва может дать сигнал на проведение учебной ракетной атаки с условным пуском ракет. И с его получением беспристрастные секундомеры и самописцы неумолимо поведут отсчет и запись действий каждого из корабельного боевого расчета. Ракетная атака разительно отличается от торпедной. Если торпедная атака скорее искусство расчета и импровизации, то главное в ракетной атаке — сверхточное, почти автоматическое выполнение в неизменной последовательности определенного алгоритма действий: от проверки достоверности сигнала, разблокировки ядерного оружия и до команды “СТАРТ!”.
С момента покладки на боевой курс для пуска ракет лодка не может изменить ни скорость, ни глубину погружения. Даже если ее атакуют вражеские торпеды. В ракетной атаке все подчинено одной, главной цели — выпустить все шестнадцать ракет. Только потом командир имеет право уклоняться. Конечно, и на боевом курсе командир будет использовать все свои средства самообороны, но их не так много...
Вот почему каждое всплытие советского ракетоносца на сеанс связи под перископ вызывает ответную напряженность и у следящей за ней лодки-охотника. Ее задача — уничтожить ракетоносец до пуска первой ракеты.
Вот в чем суть противоборства “Аугусты” и К-219, Вон Су скила и Британова.
—Пятнадцать минут до сеанса связи!
— Есть. Старпом — учебная тревога, по местам стоять к всплытию под перископ на сеанс связи и определения места! Готовность к старту — пятнадцать минут, — эту команду Британов отдал совершенно спокойным голосом, в конце концов, это их работа. Будничная и страшная одновременно. Только и всего.
То, как быстро исполнялись все приказания Британова в этой душной, влажной жаре, красноречиво говорило не только об авторитете командира, но прежде всего о выработанной за тридцать суток “сплаванности” экипажа. Это не могло не радовать командира. Еще немного времени, и у него будет вполне боеспособный, готовый к любым трудностям экипаж.
До самого тяжелого испытания в жизни каждого из ста девятнадцати членов экипажа К-219 оставалось всего несколько минут. Скоро судьба разделит их на живых и мертвых. От двух человек — командира Британова и матроса Преминина—
будут зависеть жизни многих. Первому обязаны жизнью сто пятнадцать человек, второму — миллионы...
04.52Повинуясь движению рулей, К-219 резко пошла вверх, к поверхности, освещенной лунным светом. Легкое потрескивание корпуса давно стало привычным делом и никого не волновало.
Казалось, все идет совершенно нормально, если только можно считать нормальным положение людей, запертых внутри пороховой бочки, которая плывет в глубине океана.
Британов находился в боевой рубке у шахты перископа. Специальный красный свет помогал глазам адаптироваться к темноте, но в то же время не мешал следить за глубиномером.
— Глубина двадцать метров - поднимается перископ.
Глубина семнадцать метров. Визуально и радиолокационный горизонт чист. Поднимаются выдвижные — “Ива”, “Ван”, “Синтез”, “Залив”.
Начали определение своего места по космической навигационной системе “Парус”. Получена радиограмма-повестка: в наш адрес персональной информации нет.
“Удивительно, — подумал Британов, — что до сих пор все идет так гладко. Наверное, просто нужно уметь предвидеть одни события и терпеливо ожидать других. Тогда все будет идти как надо”.
Цепко держась за рукоятки перископа, он пытался разглядеть хоть что-нибудь в черноте ночи. Его ничуть не привлекала красота звездного неба — он его просто не видел, лишь машинально отметив хорошую возможность астрокоррекции. Он искал только проблесковые огни самолета или противолодочного корабля.
Нет сигналов или нет противника.Из одного не обязательно следовало другое. Сигналы локатора могут отсутствовать и в том случае, если американцы используют другие виды аппаратуры слежения — этого добра у них хватает.
Как жаль, что нельзя услышать, что там, на поверхности. Рев четырех двигателей “Ориона” должен быть слышен издалека.
Небо ясное, море спокойное. Легкая зыбь поблескивает в лунном сиянии. Он почти ощущал на лице дыхание свежего ветра. Как давно он дышал чистым, свежим воздухом? Когда они покидали Гаджиево, там дул холодный ветер, сыпал мокрый снег. Теперь над ними теплая тропическая ночь. Цветы? Нет, слишком далеко от земли. И все же. Глоток свежего воздуха. Как хотелось бы вдохнуть его сейчас полной грудью.
05.07
Определено место по КНС “Парус”. Широта — 30.43.8 северная, долгота — 54.24.4 западная. Окончили прием информации с берега—
получена циркулярная разведсводка.
—Погружаться на глубину сорок шесть метров, опустить выдвижные.
К этому моменту Британов уже был в центральном. У перископа его сменил старпом. А теперь все вместе они склонились над картой в штурманской рубке Азнабаева.
— Марков! Где твоя разведсводка? Давай ее сюда!
— Есть, уже несу — вот только клей подсохнет на бланке.
— Беги быстрее, на ходу и высохнет, — Британову не терпелось поскорее разобраться в обстановке.
В районе Центральной Атлантики деятельность противолодочных сил НАТО на повседневном уровне. Отмечена активность противолодочной авиации в районе западнее Бермудских островов и на Фареро-Исландском противолодочном рубеже. Наиболее вероятна активизация противолодочных сил по маршруту перехода авианосно-ударного соединения Гибралтар—Норфолк... Наибольшую угрозу представляют подводные лодки класса “Лос-Анджелес”,
Начальник разведки ВМФ
Итак, плановое смещение на юг уводит К-219 от маршрута перехода авианосца. Это хорошо. Возможно, и проклятый “Лос-Анджелес” оставит нас в покое и займется расчисткой маршрута для АУС. Как было замечательно, когда американцы бросились охранять и оборонять свою оперативно-ракетную группу во главе с линкором “Нью-Джерси” в Норвежском море. Хоть на какое-то время их оставили в покое. Но такое счастье выпадало редко.
Ладно, пока и так неплохо.
— Все свободны, не центральный, а восточный базар какой-то.
05.12
Глубина 46 метров. Дифферентовка в исходном. Боевая готовность № 2, подводная, второй боевой смене заступить. Продолжили погружение на 85 метров для замера гидрологии в районе и выбора оптимальной глубины плавания.
В четвертом отсеке трюмный матрос с испугом смотрел, как увеличивается струя воды из шланга от шестой шахты. Такого напора еще никогда не было!
— Командиру БЧ-2 просьба спуститься в трюм четвертого отсека! — взволнованным голосом передал он на КСПО.
— Где Чепиженко? Немедленно прибыть в трюм! Через минуту они оба были внизу — течь росла на глазах. Казалось, обоих “заклинило”. Первым очухался Чепиженко.
— Надо немедленно проверить все водяные магистрали шахт! Я не понимаю, откуда идет вода!
— Бегом в пятый отсек! Приготовь насосы! Отправь мичмана Сыча на КСПО!
05.18
Глубина 85 метров. На вахту заступила вторая боевая смена. Личному составу первой смены собраться в столовой четвертого отсека на политинформацию.
По команде “Подвахтенным от мест отойти” первая смена — около тридцать человек — начала подтягиваться в столовую четвертого отсека, которая располагалась на средней палубе по правому борту.
К политинформации все относились как к неизбежному злу. Всех утешала мысль о ее краткости и предстоящем просмотре кинофильма. Это было основным развлечением.
Третья смена сразу разбежалась по каютам — у них был шанс поспать еще три часа.
Ночные коки и вестовые занялись приготовлением обеда, который начнется в одиннадцать часов. Из открытой двери камбуза, прямо напротив столовой четвертого отсека, доносились почти домашние звуки и запахи кухни.
Освободившийся механик, прихватив по дороге главного связиста Маркова, направился в курилку четвертого. Привилегией немногих ветеранов было право первыми попасть туда после тревоги. Остальные выстраивались в длинную очередь на средней палубе все того же четвертого отсека. Это была самая демократичная советская очередь — звания и возраст значения не имели. Под завистливыми взглядами Красильников и Марков спустились на нижнюю палубу четвертого в заветную курилку...
Круглолицый и улыбчивый мичман-ракетчик Вася Сыч, беззаботно насвистывая, поднялся на верхнюю приборную палубу четвертого. Вася никогда и никуда не торопился, кроме камбуза. Вот и сейчас он не спешил подменить Чепиженко, которого кто-то куда-то вызвал. Торопиться некуда — до прихода на базу еще целых пятьдесят восемь суток. А то, что на посту контроля ракет КСПО уже пять минут никого нет, тоже не страшно.
