К-219, Норвежское море, 9 сентября, день пятый
      К-219 шла по своему курсу на глубине двухсот метров. Она находилась к югу от подводной горы Луиз-Бойд хребта Мона, практически на траверзе острова Ян-Майен. Здесь морское дно опускалось до глубин более трех тысяч метров, образуя Лофотенскую котловину. Но впереди ее поджидал Фареро-Исландский порог, который представлял собой не только естественный подводный барьер, но и мощный противолодочный рубеж.
      — Есть что-нибудь? — спросил Британов, заглянув в рубку акустиков.
      — Все по-прежнему. Горизонт чист, — ответил старший оператор. Он напряженно вслушивался в звуки моря, плотно прижав к голове большие черные наушники.
      До сих пор все шло как по маслу. Британов вел К-219 так, как и полагалось управлять подводной лодкой — независимой, одинокой, затерявшейся в океанских просторах. И вот теперь ему предстояло совместное плавание.
      Дверь, ведущая в штурманскую рубку, приоткрылась.
       —До района встречи двадцать кабельтов, — напомнил Азнабаев. Его лицо по-прежнему сохраняло выражение озабоченности. Короткие черные волосы были мокры от пота и казались нарисованными. — Мы войдем в него через восемнадцать минут.
      Британов был обеспокоен. Они приближались к полосе слежения SOSUS (Sonar Surveillance System) — акустическому заграждению, состоящему из тысяч чувствительных гидрофонов, рассеянных по морскому дну. Есть только два маршрута перехода из Баренцева моря в их квадрат в районе Бермудских островов, и оба этих прохода тщательно прослушиваются американцами. Обойти акустическое заграждение невозможно. Был, однако, способ, позволявший обмануть чувствительные датчики. В обиходе такая тактика называлась “под шумок”.
      Британов должен был встретиться с обычным гражданским судном, следующим из Мурманска на Кубу. Его задача — на минимально безопасной глубине подвести свою лодку как можно ближе к его вращающимся винтам.
      Теоретически транспорт “накроет” как покрывалом своим акустическим полем все-таки гораздо менее шумную К-219, и американские гидрофоны пропустят ее незамеченной.
      Это была уловка столь же неприятная, сколь необходимая. Подводники предпочитают действовать в одиночку, затерявшись в открытом море, а не тащиться в хвосте у какого-то торгаша, не говоря уже о реальной опасности столкновения. Пока они плывут вместе, приходится быть в постоянном напряжении. Более того, быстрая и подвижная подводная лодка, как и самолет, движется в трех измерениях, и быть привязанной к медлительному, шумному судну для нее почти невыносимо. Будь другой способ обмануть акустические датчики, Британов непременно бы им воспользовался, но такого способа не было.
      На этот раз их попутным “китом” будет советское грузовое судно “Ярославль”. Никто на нем не будет знать, что они эскортируют атомную подлодку. Даже капитан знает только одно — в течение сорока восьми часов он не имеет права менять курс и скорость своего судна.
      Как только они пройдут опасную зону, “Ярославль”, груженный станками, возьмет курс на Кубу, а К-219 отправится к месту назначения в. Саргассово море. Но пока что у акустиков не было никакого намека на “Ярославль”. Вероятно, он отклонился от рекомендованного курса. Да и что можно ожидать от допотопной посудины, определяющей свое место в океане по секстанту времен Колумба!
      — Черт их побери! Куда они подевались? - возмутился даже Сергиевко. — Может, нам следует всплыть и поискать их в перископ или радаром?
      — А может, лучше просто всплыть в надводное положение и полным ходом идти к Бермудам? — вспылил от такой глупости Британов. — Вы что, не понимаете — американцы только этого и ждут!
      Британов. поднялся с кресла и начал нервно вышагивать по отсеку.
      Действительно, громыхающий “Ярославль” можно услышать за много миль, а любое всплытие под перископ ничего не даст, кроме возможного обнаружения.
      Наибольшую угрозу сейчас представляли противолодочные патрульные самолеты.
      Окажись один из них поблизости, тут же вцепится в лодку как клещ.
      А стоит им засечь лодку, и все девять недель они будут гонять ее как бильярдный шар по всему океану. Командир нервно забарабанил пальцами по подлокотнику. Плюнуть на этот эскорт и попытаться пересечь зону обнаружения самостоятельно? Ждать? Все-таки “Ярославль” давал хоть какой-то шанс проскочить незамеченными...
      — Старпом! Уменьшить ход до минимального! Механик! Ввести режим “Тишина”. Акустик, слушать внимательно — мы должны найти эту калошу во что бы то ни стало! — Решение Британова было вынужденным, но другого не было. — Боцман! Всплывать на глубину сорок метров!
      Лодка начала медленно подниматься вверх, одновременно разворачиваясь в сторону возможного появления “Ярославля” и постепенно теряя скорость. Это уменьшило уровень шума, генерируемого самой лодкой, и тем самым повышалась эффективность акустики и дальность обнаружения любой цели.
      На минимальном ходу управление лодкой стало делом более трудным и хлопотным. Боцману приходилось применять все свое искусство, чтобы удерживать заданную глубину и курс. Еще труднее будет, когда они подцепят своего “кита”. Стоит подойти слишком близко к корме судна, и лодку затянет зона низкого давления, образующаяся в его кильватере, и тогда в лучшем случае они получат касательный удар, в худшем — пробоину.
      И точно останутся без выдвижных антенн.
      А какой крик поднимется на судне; “Айсберг! SOS!”
      — Тоже мне, “Титаник” нашелся... — ухмыльнулся боцман, своим мыслям, но озвучивать их; не стал, чтобы не нарваться на отзыв командира: “Дурак ты боцман, и шутки у тебя дурацкие!” — Глубина сорок метров!
      — Товарищ командир! По пеленгу шестьдесят четыре градуса — слабый шум винтов, цель надводная, одиночная, под дизелем — предполагаю, транспорт, — прозвучал долгожданный доклад акустика.
      — ГКП, БИП, штурман! Готовность номер один! Рассчитать элементы движения цели, доложить курс сближения вплотную! Акустик — уточнить число оборотов винтов!
      — Сто двадцать восемь, скорость по оборотам — тринадцать узлов, сила сигнала медленно увеличивается.
      Похоже, маневр удался. Настроение на центральном резко улучшилось. Хуже нет, чем ждать и догонять. А теперь каждый знал, что делать. Для них не составляло труда выйти, по сути, в торпедную атаку по одиночному транспорту, к тому же идущему постоянным курсом и с равномерной скоростью. Роль торпеды сыграет сама лодка.
      Корабельный боевой расчет Британова по праву считался одним из лучших в дивизии. Одни из немногих, они блестяще умели атаковать даже конвой или отряд боевых кораблей. Но только на учениях, поскольку такая атака в военное время была невозможна.
      Во-первых, штабные умники предполагали, что после ракетной атаки его лодка останется жива и превратится в охотника на морских коммуникациях противника.
      Во-вторых, современные американские эсминцы при поддержке своих вертолетов и на пушечный выстрел не подпустят его к своему транспорту и авианосцам. А на штабных картах это получалось просто здорово! На деле все будет по-другому. Дай Бог выпустить хотя бы половину ракет, прежде чем получишь торпеду в борт.
      — Товарищ командир! Курс цели двести двадцать пять градусов, скорость тринадцать узлов, наш курс для сближения вплотную — двести семьдесят три на скорость десять узлов, — доложил старпом.
      — Предлагаю курс двести пятьдесят один на скорость семь узлов, — откликнулся Азнабаев.
      Штурман прав. Ни к чему шуметь раньше времени, прежде надо заслониться тенью “Ярославля”.
      — Ложиться на курс двести пятьдесят один, ход — семь узлов, — Британов не стал вдаваться в объяснения, ведь Азнабаев не просто опытный штурман, а и отличный тактик и по возрасту уже вполне мог быть командиром, если бы не пресловутая пятая графа. Когда же у нас будут судить о человеке не по национальности, а по уму?
      — А может, это и не “Ярославль”? — засомневался невесть откуда появившийся Сергиенко.
      — А по мне хоть “Кострома”, лишь бы шел куда нам надо, — беспечно ответил Британов, с охотничьим азартом управляя лодкой.
      Массивная лодка, слегка накренившись, начала разворот. Британов наслаждался своей властью над кораблем. Конечно, это не лучшая его атака, но зато почти настоящая. До момента сближения оставалось не менее получаса.
       —Старпом, продолжайте сближение. Я буду на пульте ГЭУ у Капитульского.
      Британов считал, что в особых случаях необходимо лично убедиться в готовности к сложному маневру. В данном случае надо поговорить с Геннадием и его операторами.
      — Внимание! Командир на пульте ГЭУ! — Офицеры-управленцы лишь на мгновение обернулись на входящего командира, и тут же их взгляды вернулись к паутине приборов. Королевской привилегией операторов было право не вставать из своих кресел при появлении любого начальника — и это было разумно, что, согласитесь, в военной системе встречается нечасто.
      Несомненно, именно здесь было сердце подводного корабля. Во всяком случае, управлялся он отсюда. В море нечасто, но случалось, когда из-за ошибки оператора ядерный реактор использовал свое право “на защиту от дурака” и срабатывала A3 — аварийная защита. И хотя человеку свойственно ошибаться, а восстановление параметров работы ГЭУ и хода лодки занимало считанные минуты, но в данном случае такую ошибку необходимо исключить. Она могла обойтись слишком дорого.
      Однако только спокойствие рождает уверенность. Шутить по заказу трудно, но можно. Совершенно неожиданно командир спросил:
      — Кто знает — что такое кингстон? — Такие вопросы были вполне в его духе, но от неожиданности все, казалось, несколько растерялись. Кингстонов на лодке несколько десятков, и все они находятся в ведении механиков. Тут явно был подвох, поэтому все скромно промолчали.
       —Так я и знал, — притворно огорчился Британов, — а между тем Кингстон — столица Ямайки.
      — А что, мы идем именно туда? — парировал Геннадий Капитульский, и все заулыбались.
      Напряженность, возникшая с внезапным появлением командира, пропала.
      — Итак, что мне от вас надо? Всего лишь постоянный ход тринадцать узлов в течение двух суток. Я не знаю, как вы выдержите, но это необходимо. Я не приказываю, а просто прощу сделать все возможное, — такие слова командира звучали нечасто и обязывали офицеров выполнять свой долг не хуже письменного приказа. Да и само появление командира на пульте ГЭУ было явлением редким.
      — Партия сказала “Надо!”, комсомол ответил “Есть!”, — то ли с иронией, то ли серьезно произнес самый опытный управленец Игорь Кретов.
      Молчание остальных операторов могло означать только полное понимание поставленной задачи. Теперь Британов мог быть уверен, что Капитульский будет на пульте все сорок восемь часов. Впрочем, и сам командир проживет эти часы на центральном посту. Нельзя требовать от других того, чего не можешь сделать сам.
      — Геннадий, приглашаю тебя в курилку — покурить перед большой вахтой, — опять неожиданно предложил Британов.
      — Я же не курю, товарищ командир, впрочем, как и вы, — несколько обескуражено ответил главный энергетик.
      — Извини, запамятовал, — несколько смутился Британов. — Итак, тринадцать узлов. Число несчастливое, но другого у меня пока нет. Удачи! — командир вышел с пульта ГЭУ так же внезапно, как и вошел.
       —Я думаю, пятнадцать процентов запаса мощности реакторов будет достаточно? — Капитульский и его офицеры углубились в расчеты...
      Поднимаясь на центральный, командир обратил внимание на “Боевой листок” на проходной палубе третьего отсека. Броский заголовок — “Удвоим тройную бдительность!” — явно проскочил мимо цензуры замполита. Хотя, может, и он начал понимать шутки?
       Центр контроля системы дальнего гидроакустического наблюдения SOSUS Атлантического флота США, Норфолк
      Суперкомпьютеры “Крей”, расположенные в подвальном этаже здания центра, для своего времени были самыми мощными и быстродействующими вычислительными машинами. Этого требовал титанический труд по обработке информации, поступающей от подводной системы акустического наблюдения SOSUS. Машины располагались в охраняемом зале. Мощные кондиционеры поддерживали тут температуру, сравнимую с арктическим холодом. Тем не менее внутри машин, напичканных хитроумной электроникой, циркулировало такое количество энергии, что, если бы не постоянное водяное охлаждение, элементы главного процессора моментально бы сгорели.
      В компьютерах накапливались звуки, поступающие от тысяч гидрофонов, рассыпанных в стратегических пунктах Атлантики. Подводные силки были растянуты у берегов Гренландии, поперек Средне-Атлантического хребта, на подходах к американскому побережью и даже под самым носом у русских — в Баренцевом море.
      Гидрофоны обладали потрясающей чувствительностью. Они были созданы для того, чтобы улавливать механические звуки движущихся судов, но слышали всё — любовные песни китов, шуршание и потрескивание, производимое миллионами крошечных креветок, глухой гул магмы, подымающейся в глубине земной коры. И, конечно, подводные лодки. Компьютер записывал все звуки подряд. Осмыслить их и отличить белого кита от других подводных хищников входило в обязанности операторов, работавших этажом выше.
      В комнате операторов царила почти абсолютная тишина. Техники-океанографы, надев тяжелые, сложные наушники, сосредоточенно работали на своих местах, выискивая среди шумов моря хлюпанье, шепоты и вздохи ядерных подводных лодок. Каждый оператор отвечал за свой участок, но участки перекрывали друг друга, создавая невидимое акустическое заграждение, сквозь которое не могли проскользнуть даже сверхтихие американские торпедные субмарины.
      За спиной у операторов висел огромный стенд, на котором отображалось текущее состояние всех объектов, зарегистрированных датчиками SOSUS. На противоположной стороне, за стеклянной перегородкой, находилось рабочее место дежурного офицера. Оно несколько возвышалось над полом, чтобы офицер мог видеть всех своих операторов, а также главный стенд.
      Старший техник, наблюдавший за одним из участков линии слежения, расположенной вдоль подводного хребта Мона в Норвежском море, насторожился. Уже несколько часов его внимание привлекало обычное советское торговое судно, идущее в Гавану по стандартному маршруту. Этот “Ярославль” был слишком хорошим, даже идеальным прикрытием для своей подлодки, пытающейся незамеченной проскользнуть в Атлантику.
      Оператор напряженно вытянулся и быстро напечатал на клавиатуре серию команд. Теперь ему необходимо убедиться или рассеять свои подозрения.
      Компьютер внизу начал обрабатывать звуки, исходящие из определенного участка зоны прослушивания, удаляя одни и усиливая другие. Один раз научившись распознавать какой-либо звук, программа могла исключить его из записи, даже если это был лишь плеск барашков на поверхности моря. Удалив ненужные звуки, можно было распознать те, которые интересовали наблюдателей.
      Плеск и хлюпанье торгового судна понемногу начали стихать. Оператор послал команду убрать их совсем. Теперь он явственно различал четкое биение винтов подводной лодки и гул ее турбин...
      — Попался! — Он снял трубку и позвонил дежурному офицеру:
      — Сэр, мы обнаружили эту “Янки” из Баренцева моря. Она пытается прикрыться своим транспортом “Ярославль”.
      — Им надо было сделать это раньше. Они опять недооценили возможности нашей системы, — отозвался офицер.
      Чтобы держать столь шумную лодку в поле зрения, незачем было принимать экстраординарные меры и тратить дорогое авиационное топливо, посылая для подтверждения контакта противолодочный “Орион”.
      — Вы уже вычислили курс?
      — Идет в направлении два-два-пять, толстая, глупая и счастливая.
       —Она пройдет через британский сектор. Может быть, они пошлют свой “Нимрод”, чтобы присмотреть за ней и потренироваться?
      “Нимрод” был британским эквивалентом американского самолета базовой патрульной авиации Р-ЗС “Орион”.
      — Пометь эти данные и сохрани их. Не упускай ее из виду. Дай мне знать, если случится что-нибудь непредвиденное.
      — Есть, сэр! Этот “Ярославль” для нас теперь как кошка с консервной банкой на веревочке.
      — Неплохое сравнение. И не забудь подарить этот контакт англичанам, — после этих слов дежурный офицер отключился.
      Зачем вообще тратить столько усилий, чтобы незамеченными проскользнуть через SOSUS? Это бесполезно.
      Но надо отдать должное настырным русским, иногда они просто творили чудеса. Внезапно, как привидения, их лодки вдруг возникали в Саргассовом море, и тогда в Атлантическом штабе противолодочных сил начиналась приличная нервотрепка, если не сказать паника. Все силы бросались на поиск и наказание нарушителя.
      Конечно, американская электроника не чета русской, но уверенность в своей всесильности и непогрешимости порой переходила в самонадеянность, доходящую до идиотизма. Несмотря на явное техническое превосходство, русские иногда ухитрялись играть на равных. Иногда, но не сейчас. Сегодня был явно не их день.
      Если бы эти русские — “Янки” и “Ярославль” — “слились” друг с другом чуть пораньше, вне зоны достоверного обнаружения SOSUS, возможно, им и удалось бы проскочить, но сейчас их просто “подставил” свой штаб и разведка — пора бы наконец знать границы зоны SOSUS и назначать рандеву подальше!
      А сегодня все их ухищрения уже напрасны и действительно бесполезны.
      Оператор слежения испытал даже чувство жалости и сочувствия к русским. Однажды он слышал, как советская подлодка врезалась в судно прикрытия, за которым должна была следовать. У него в ушах до сих пор стоит скрежет и визг раздираемого металла. Предстоящие двое суток для них будут сплошным кошмаром, к тому же бессмысленным. Ему же с тихой грустью надо просто вести “Ярославль” до их расхождения.
      Техник-океанограф послал еще одну серию команд, и на главном стенде загорелась надпись: “Янки-1”, К-219.
       К-219
      — До цели двадцать кабельтов, ее курс двести двадцать пять, скорость тринадцать — постоянные.
      — Приготовиться к сближению вплотную на глубине сорок метров, — сказал Британов.
      Теперь необходимо подрезать ему корму и оказаться в кильватерном следе. Вот тогда-то можно.и уравнять скорости, увеличив ход. Внезапно Британову пришла в голову дерзкая идея — всплыть под перископ в кильватере “Ярославля”, чем окончательно сбить с толку SOSUS. Транспорт и волны надежно прикроют лодку от гидрофонов. А заодно они примут информацию с берега.
       —Акустик! Как горизонт?
      — Кроме “Ярославля” — никого. Все чисто.
      — Внимание! Всплываем на перископную глубину! Слушать в отсеках! Радисты! Сколько до времени сеанса?
      — Семь минут, товарищ командир, — немедленно отозвался Владимир Марков из рубки связи.
      — Отлично! Как раз успеем. Боцман — всплывай на семнадцать метров, механик — ход шесть узлов, старпом — к перископу!
      Толковый маневр, безусловно, помог бы им незамеченными войти в зону SOSUS, но, к сожалению, не в этот раз. Постоянно ведущие “бой с тенью” командиры советских лодок практически никогда не знали его результата. Противник предпочитал не раскрывать свои карты и тем самым держать их в постоянном напряжении.
      Британов оглядел свой ГКП и убедился в его полной готовности. Людям придется сорок восемь часов заниматься сложной и в высшей степени напряженной работой. Через два дня они будут выжаты как лимон. Потом у “первых номеров” ГКП появится шанс отдохнуть и отоспаться. Часов пять—шесть. Не больше.
      Для самого же Британова эти два дня, как ни странно, были почти что отдыхом. Ведь самая трудная его работа — не управление, пусть и сложным маневром, а скрупулезный анализ всей обстановки и принятие решений на поддержание скрытности. Каждый офицер даст ему свои рекомендации, но решать только ему. Именно эти решения являются показателем мастерства командира. Именно от них зависит выполнение главной стратегической задачи — постоянная ракетно-ядерная угроза из глубины.
      Достигнутый между США и СССР военно-политический паритет держится на спинах подводных ракетоносцев. Одной из ключевых фигур в этой игре сейчас была и К-219.
      Итак, за время “путешествия” под “Ярославлем” Британову предстоит подготовить хитроумный план прорыва Фареро-Исландского противолодочного рубежа. Хороший командир всегда просчитывает свою игру на несколько ходов вперед.
      — Глубина семнадцать метров.
      — Поднять перископ, “Залив”.
      Ствол с довольно большой округлой бочкой “Залива” — станции обнаружения сигналов любых радаров — начал рассекать поверхность моря вместе с перископом.
      — Радиолокационный горизонт чист, видимость полная ночная, слева тридцать пять вижу ходовые огни судна — идет от нас. Дистанция — не более десяти кабельтов.
      — Лево руля! Ложиться на курс двести десять — необходимо вернуться в полосу его кильватерного следа, только там можно увеличить ход, да и то после того, как опустятся выдвижные и лодка начнет погружение на безопасную глубину. — Поднять “Иву”, “Ван”, “Синтез”!
      Выдвижные антенны связи и навигации поползли вверх. Через пять минут Азнабаев и Марков доложили:
      — Определено место! Окончен прием информации с берега — получена персональная разведсводка в наш адрес!
      Хорошо, теперь вниз и прибавим ходу.
       —Старпом! Где “Ярославль”?
      — Справа десять, дистанция около пятнадцати кабельтов.
      — Опустить выдвижные, погружаемся на тридцать пять метров! Пульт ГЭУ! Капитульский — обе турбины — средний вперед! Но только плавно, мощность реакторов — в соответствии с оборотами!
      Лодка мелко задрожала, то ли попав в кильватерную струю “Ярославля”, то ли реагируя на набирающие обороты турбины.
      — Товарищ командир, плавать на глубине тридцать пять метров запрещено по инструкции, — покраснев от собственной смелости, тихо произнес помощник.
      — Запомни: их пишут на берегу, а мы плаваем в море. Если будет надо - я прилеплюсь к его брюху.
      Страху нет! Ввести режим “Тишина”!
      Режим “Тишина” был вынужденной мерой, чтобы хоть как-то уменьшить свою шумность. Останавливались все лишние механизмы, запрещались любые работы, для усиления психологического эффекта сокращалось освещение, и все разговоры велись вполголоса.
      — Механик, как лодка?
      — Нормально, товарищ командир. Курс двести двадцать пять, скорость тринадцать, глубина тридцать пять.
      Прямо как трамвай по рельсам.
      Приличная вибрация корпуса, хорошо слышный в носовых отсеках глухой шум и биение винтов “Ярославля” держали всех в напряжении. В характерных звуках проскальзывали металлические нотки, а порой и визг, напоминающий пилу. Возраст судна явно предпенсионный. Но в данном случае — чем громче, тем лучше. Только бы он не развалился.
      Итак, сближение прошло нормально. Теперь оставалось надеяться, что им удастся с помощью своего “кита” затеряться в океане и техника их не подведет. “Ярославль” и К-219 напоминали сейчас два самолета, ведущих дозаправку в воздухе.
      — Штурман?
      Азнабаев появился из своей рубки. Озабоченность почти исчезла с его лица. Широкая, круглая его физиономия обрела прежнее озорное выражение.
      — Как наше место?
      — Невязка в пределах нормы, но теперь от меня ничего не зависит. “Ярославские робята” могут завести нас куда у годно.
      — Хорошо, но хотя бы предупреди нас, когда придет пора отваливать от них перед заходом в кубинский порт, а пока приготовь мне карту Фареро-Исландского порога.
      “Ни сна, ни отдыха измученной душе...” — подумал Азнабаев. При плавании в связке у него немного работы, и он искренне надеялся отдохнуть в своей каюте. Теперь же ему предстояло работать с командиром, и кто знает, когда удастся поспать.
      — Кстати, штурман. Когда тут восход солнца?
      — Часа через два, однако.
      — Все шутить изволите, Евгений Равильевич. А между тем это важно. — Британов всегда действовал обдуманно. — Два часа держим дистанцию сто метров, а как рассветет — залезем ему прямо под корпус.
      Все стало понятно. Контролировать дистанцию до судна сейчас практически невозможно, а в светлое время через носовую телекамеру его винты будут видны как на ладони. При запасе между рубкой лодки и килем судна всего в пятнадцать метров такая предосторожность вовсе не лишняя. Да и люди привыкнут к ситуации, а то боцман уже весь вспотел.
      — Шифровальщика с разведсводкой в центральный пост!
      — А я уже здесь — выходя из штурманской рубки, доложил мичман Васильчук с неизменно опечатанной папкой в руках. Саше было за тридцать, но выглядел он как матрос-первогодок. Долгое время он служил в штабе, но сам попросился на лодку — тут и оклад побольше, и работы поменьше.
      Насчет оклада он не ошибся, а вот работы было невпроворот. Через проворные Сашины руки проходили все секретные бумаги, и он вполне мог работать машинисткой в любом машбюро.
      Над картой с уже нанесенной разведобстановкой склонились три головы — командира, старпома и штурмана.