Теперь я знаю, что благодаря Британову мой муж остался жив. Когда его в числе первых доставили на гражданское судно, он был без сознания. Еще немного, и спасти его было бы невозможно, как и семерых других, наиболее тяжелых. Я не знаю и не хочу знать, что там нарушил Британов, но знаю одно — он спас моего мужа. Он и судовой врач Геннадий Новиков.
Галина Кочергина, жена корабельного врача
...Последние три часа Евгений Азнабаев фактически руководил личным составом в первом и втором отсеках, куда их вывели из загазованного центрального поста в третьем отсеке. Так всегда бывает в жизни, когда старшим становится не тот, кто должен, а тот, кто может. Штурман заставил всех переодеться в чистое белье, но не готовя их к смерти, а спасая от отравления пропитавшейся ядом одежды. Он буквально силой заставлял их выпить весь запас воды и мочиться прямо в раковины умывальников, чтобы промыть организм.
Перед выходом наверх штурман вернулся в третий отсек на свой боевой пост. Навигационный комплекс работал, работал в штатное режиме. Будучи профессионалом до мозга костей, Евгений произвел необходимые переключения и перевел приборы в резервный режим. Может, они еще пригодятся?
Заглянув в штурманскую рубку, дернул ручку личного сейфа — замок заклинило. Беззлобно выругался, вспомнив о хранящемся там бумажнике с традиционной заначкой. Денег не жалко, жаль любимую книгу “Вчерашние заботы”, которая прошла с ним все автономки.
Мать т-т-твою! Да там же и его партбилет! Э, да ладно, разберемся...
С ним, как и с другими, действительно разберутся, просто и быстро —
за халатное обращение с партийными документами, повлекшее их утрату, исключить из рядов КПСС...
Из материалов расследования парткомиссии при политотделе войсковой части 90042
02.20
Окончена эвакуация личного состава. На мостике подлодки остались пять офицеров во главе с командиром. Собраны оставшиеся средства защиты: 15 ПДУ-2 и 12 ИДА-59 сомнительной годности.
03-10
После получения разрешения командующего СФ на эвакуацию офицеры покинули лодку. Командир остался на борту. Один.
Стемнело. Черная туша атомохода безжизненно качалась на океанской зыби.
Оставшись в одиночестве, Британов попытался сосредоточиться на происшедшем, но мысли уносили его далеко отсюда. Как ни странно, но спать не хотелось. Он не притронется и к заботливо приготовленному интендантом запасу консервов, а только усмехнется, вспомнив недавно полученные советы из Москвы: прекратите готовить пищу на камбузе, употребляйте больше соков и фруктов... Замечательно! Неужели у них нет ни одного человека, который хотя бы помнит, что камбуз расположен в четвертом? А единственные фрукты на корабле — это яблоки. Вот жаль только, что последнее сожрали недели две назад. Знал бы, непременно сохранил бы для такого случая!
Аварийная партия вернется на лодку через двенадцать часов, с рассветом.
Ситуационный центр при Белом доме, субботнее утро
С лужайки перед Белым домом доносился шум винтов президентского вертолета.
— Наконец-то, — сказал капитан третьего ранга Майкл Бон своей секретарше, — может, нам удастся поработать, пока этих громил не будет.
— Я никогда не была в Кемп-Дэвиде, — сказала секретарша, прислушиваясь к удаляющемуся шуму вертолета морской пехоты. — А вы?
—Только по принуждению.
Капитан третьего ранга Бон не любил находиться далеко от места действия, вдали от замысловатой сети связей и информационных источников, на которые он полагался. Бон был директором Ситуационного центра при Белом доме, центра по кризисным ситуациям, в котором информация со всего мира процеживалась, анализировалась и представлялась президенту Рональду Рейгану. Со времен администрации Картера эту должность занимал морской офицер действительной службы. Это напоминало тайный заговор; в некотором смысле это было даже лучше, чем иметь шпиона в Кремле. В Кремле не принимались решения о бюджете ВМФ США, а в Белом доме принимались.
Не то чтобы Бон несерьезно относился к своим обязанностям. Совсем наоборот. Когда Ливия вторглась в Чад, именно Бон организовал проведение аэрофотосъемок, результаты которых были высоко оценены Рейганом. Когда в апреле взорвалась Чернобыльская АЭС, сотрудники его Ситуационного центра первыми предупредили президента о серьезности последствий этой катастрофы и указали, что Горбачев не останется незапятнанным в глазах мировой общественности после самой страшной в истории ядерной катастрофы. Разумеется, в обязанности Бона также входило поддержание связей с разведывательной мафией флота. Флот сотрудничал с Боном в обмен на своевременные предупреждения о том, что могло застать моряков врасплох. В данный момент это был договор о контроле над вооружениями, который мог перевесить чашу весов в пользу главного противника ВМФ — ВВС США.
В то утро капитан Бон пришел на работу раньше обычного, как и сотрудники Ситуационного центра. Предстояло проделать огромную работу по подготовке президента к саммиту супердержав на следующей неделе в Рейкьявике, столице Исландии. “Темы для разговоров” были представлены на отдельных карточках. Они были подготовлены удивительно подробно, даже дружеский обмен любезностями между Рейганом и женой советского руководителя Раисой был составлен по пунктам.
Генеральный секретарь Горбачев и президент Рейган пытались определить, какие войска в их армиях могли с наименьшим ущербом быть принесены в жертву на алтарь мира. Происходило неизбежное столкновение интересов разных сторон: в обоих лагерях сторонники проведения жесткой линии были обеспокоены, что их лидер был готов пойти на значительные уступки в ущерб собственным интересам. Кое-кто не сидел сложа руки, а проводил активную кампанию против встречи в верхах и ее целей. Эту группу возглавлял министр обороны Каспар Уайнбергер.
— Вас к телефону, капитан, — сказала секретарша. — Капитан второго ранга Херрингтон из INTEL Plot в Пентагоне.
Херрингтон был офицером INTEL в аппарате начальника отдела морских операций. Теоретически он был старше Бона по званию. На практике же Бон был советником президента, а Херрингтон им не был. В странной политической классификации в Вашингтоне это называлось неравным равенством.
Звонок был зарегистрирован чуть позже семи часов утра.
—Капитан третьего ранга Бон слушает.
— Доброе утро, Майк. Это Дэйв Херрингтон из CNO INTEL Plot. У нас создалась ситуация, в которой может понадобиться ваше вмешательство.
— Это Ситуационный центр. Вы позвонили в нужное место, — съязвил Бон.
Но капитану было не до смеха.
— Возле Бермуд терпит бедствие подлодка красных. Похоже, дела плохи.
— Какого рода бедствие?
— На борту был взрыв. Вероятно, одна из ракет.
— Ракета? Вы говорите, что она поджарилась?
— Я этого не сказал. Это только предварительный анализ, но некоторые наши аналитики говорят, что это непохоже на неудавшийся пуск.
— Пуск?! О Боже, — прошептал он. — Где опустилась ракета?
— Нигде. Воспламенения не было, ракета не покидала подлодку. Если бы это произошло, был бы совсем другой расклад.
“Не расклад, а ядерная война”, — подумал Бон.
— Как вы узнали?
— Я получил предупреждения от Теда Шейфера из Норфолка. Наши ребята проверили, и все подтвердилось. “Наши ребята” означало братство подводников.
— Каким образом Шейфер узнал об этом раньше вас?
— Вы не поверите. Вахтенный офицер, женщина из FOSIC, пришла к такому выводу, сопоставив предварительные данные о местонахождении подлодки. Похоже, к Бермудам ни с того ни с сего направляются торговые суда русских. Она поинтересовалась вслух почему. Шейфер узнал от нее.
—Вы говорите, все подтвердилось?
— Одна из наших подлодок, следящая за перемещениями русских, подтвердила взрыв. Они находятся поблизости.
— Полагаю, они там не для оказания помощи.
— Остроумно. По последним данным, у русских пожар и течь. Кстати, об этом никто не должен знать. Нам только недоставало пресс-конференции с каким-нибудь чиновником из Белого дома, болтающим об операциях подводных лодок.
— Сегодня утром присутствует только один чиновник — адмирал Пойндекстер.
— Это хорошо. Он на нашей стороне. С минуты на минуту вам могут позвонить из Объединенного командования и спросить об этом. Естественно, они не узнают об этом столько, сколько знаем мы.
— Разумеется. Кто дежурит в эти выходные?
— Генерал Барни. Он из ВВС. Не говорите ему о моем звонке. Пойндекстер — наш человек, Барни — нет. Бон знал, что имеет в виду Херрингтон.
— Я позвоню адмиралу Пойндекстеру и предупрежу его. Он сейчас в западном крыле. Если он станет задавать вопросы, я переадресую их вам. Когда будут новые данные?
— Шеф поднял в воздух Р-ЗС. Он будет в полете несколько часов. У нас появится более ясное представление о происходящем. Я полагаю, у вас нет ничего непосредственно от Советов?
— Ни одного радиовсплеска за сегодняшнее утро.
Вообще ничего.
— Как Чернобыль.
— Чернобыль ничто по сравнению с этим. — Помолчав, Бон сказал: — Вам не кажется, что несколько часов — это слишком долго, когда какой-то полоумный русский командир пытается запустить по нам ракеты из района Бермуд. А что, если он попробует еще раз?
— Мы контролируем ситуацию, капитан.
— Может, стоит направить туда нашу подлодку для выяснения обстановки?
— Приказ уже отдан, — сдержанно ответил Херрингтон. — Я перезвоню, как только что-нибудь услышу. Помните: Барни — вне игры. Мы должны соблюдать осторожность, говоря о наших подлодках.
— Я понимаю, но президент считает, что это и его подлодки. Он захочет все узнать в полном объеме.
— Узнаю я, узнаете и вы. Договорились? Бон понял по голосу Херрингтона, что это его последнее слово. Он знал, что из подводной мафии много не выжмешь, даже если ты тоже офицер флота.
— Господи, и непременно перед саммитом на следующей неделе.
— Может, это не случайно, — сказал Херрингтон.
— Вы знаете, вполне возможно, что это попытка сорвать встречу в верхах со стороны русских. Какой-нибудь противник компромиссов. Понимаете, о чем я?
— У нас самих хватает таких противников компромиссов, которые пожелали бы русскому командиру успеха.
— Министр обороны?
— Кэп Уайнбергер был бы первым в моем списке подозреваемых, — сказал Бон, — если бы не находился сейчас в самолете, летящем в Китай.
— Это всего лишь означает, что он может отрицать любую причастность к этому делу.
Херрингтон может носить и мундир моряка, но склад ума у него как у разведчика.
— Когда вы позвоните мне с уточненными данными?
— Мы скоро должны получить донесение с нашей подлодки. Помните, кроме Пойндекстера, об этом никто не должен знать. Ни слова. Мы не хотим, чтобы Советы обвиняли нас в случае потери подлодки.
— А это не исключено?
— Надеюсь, она затонет ко всем чертям, — сказал Херрингтон. — Я достаточно отморозил себе задницу, часами простаивая на пирсе в Ленинграде и подсчитывая люки ракетных шахт. — Херрингтон когда-то работал помощником военного атташе в Москве. — Мы также готовим эсминец к отплытию из Норфолка. Со специалистами по радиационному контролю.
Специалисты по радиационному контролю? Они были обеспокоены загрязнением океана или собирались подняться на борт советской подлодки?
— Спасибо за предупреждение, капитан. И дайте мне знать, если поступит информация с нашей подлодки на хвосте у русских.
Он нажал на рычаг и набрал номер Пойндекстера. Несанкционированный пуск? А что, если на самом деле? Что, если ракета не взорвалась? Из зоны боевого дежурства “Янки” у Бермуд эта ракета могла оказаться над головой Майкла Бона за двенадцать минут. Воздушный ядерный взрыв мощностью в одну мегатонну с эпицентром над Белым домом испепелил бы все вокруг отсюда до Арлингтонского кладбища. Не осталось даже развалин для последующей взрывной волны. Он разглядывал звукоизолирующую обивку, когда зазвонил телефон. Капитан щелкнул переключатель.
—Пойндекстер.
— Адмирал? Это капитан третьего ранга Бон из Ситуационного центра. У нас есть информация для вас и для президента, — сказал он.
— Он уже в Кемп-Дэвиде. Судя по расписанию, он сейчас завтракает.
— Возможно, вам захочется прервать его, сэр.
— Для этого должны быть основания.
— Боюсь, что они есть, адмирал.
Теплоход “Красногвардейск”
После окончания эвакуации на его борту оказалось восемьдесят пять человек из команды К-219. Наиболее пострадавших немедленно доставили в лазарет. Судовой врач раньше работал на “скорой помощи”, где навидался всякого, но такого у него еще не было. Откуда ему было знать, чем они отравились?
— Коллега... — почти беззвучно прошептал Игорь Кочергин, лежа среди остальных пораженных, — это аминогептил, запомни.
— Ну, блин, ты даешь! Что это за гадость?
— Ракетное топливо. Тут надо... — Игорь продолжал бороться за жизнь, и не только за свою. Ведь он не просто врач, а военный врач! Если он не успеет объяснить, как их лечить, то они просто погибнут. Прежде чем в очередной раз потерять сознание, он успел сказать главное. Может, поэтому все они и остались в живых?
Последним на борт поднялся Пшеничный, и его сразу проводили на мостик. Капитан Данилкин увидел перед собой полумокрого человека в синей и как бы промасленной робе.
—Мне немедленно нужна связь с Москвой.
— Кто вы?
— Капитан третьего ранга Пшеничный, сотрудник КГБ. До прибытия командира я старший экипажа. Пожалуйста, я должен срочно передать сообщение в Москву. И мне нужен спецшифр КГБ — мой сгорел на лодке.
— Хорошо, вы получите его. — Спорить с КГБ бесполезно и небезопасно.
Через час первая шифровка с борта теплохода была отправлена в Москву.
Глава 9
Бог мой! Мы можем чем-нибудь помочь этим ребятам?
Президент Рональд Рейган
Москва,
Центральный командный пункт ВМФ
Капитан первого ранга Геннадий Антонов был одним из тех, кто прибыл в Москву по вызову главкома для организации помощи К-219. В свои тридцать четыре года он уже был флагманским ракетчиком флотилии атомных подлодок на Камчатке, в состав которой входили и лодки типа “Янки”. А на них он плавал с 1974 года. В отличие от большинства московских специалистов он был прежде всего практиком, испытавшим на собственной шкуре все тяготы и лишения флотской службы.
Еще не пришедший в себя после многочасового перелета, он скрупулезно изучал немногословную и слишком противоречивую информацию с борта аварийной лодки.
— Есть ли еще что-нибудь от них?
— Нет. Всего четыре РДО. И уже несколько часов они не отвечают на наши запросы.
— Почему?
— С борта “Красногвардейска” передают, что лодка в дрейфе и, видимо, у них большие проблемы — командир просит приготовиться к эвакуации экипажа.
— Судя по всему, — у них объемный пожар. Поэтому нет хода и связи. После взрыва ракеты там может быть все что угодно.
— В чем сейчас главная опасность?
—Ракеты и реакторы. Или реакторы и ракеты, если угодно. И то и другое из-за пожара может выйти из-под контроля, и тогда...
— Внимание! Получено донесение с аварийной К-219!
—прогремел металлический голос оперативного дежурного, и все взгляды на ЦКП устремились на мониторы:
ОБА РЕАКТОРА ЗАГЛУШЕНЫ. ПОЖАР В ЧЕТВЕРТОМ И ПЯТОМ ОТСЕКАХ. СОСТОЯНИЕ РАКЕТ НЕ КОНТРОЛИРУЕТСЯ. ПРОШУ РАЗРЕШЕНИЯ НА ЭВАКУАЦИЮ ЭКИПАЖА И ВАШИХ РЕКОМЕНДАЦИЙ. КОМАНДИР.
— Что они там делают, черт их возьми? Откуда пожар и зачем было глушить реакторы? — возмущению штабного адмирала не было предела.
Стоявший рядом Антонов твердо посмотрел на него и тихо, но отчетливо сказал:
— Вы должны сказать им спасибо, что они сумели заглушить реакторы. Я не знаю, какой ценой, но дай Бог, чтобы она была не слишком высокой. В любой момент могут взорваться другие ракеты. И тогда лодка обречена на гибель вместе с экипажем. Необходимо безотлагательно эвакуировать людей.
— Откуда вы все это знаете?
— В отличие от вас, товарищ адмирал, я на них плаваю...
Белый дом
— Там находится наш самолет из VQ-2. Сейчас он совершает над ней облет, - сказал капитан Херрингтон. - Он разговаривал с капитаном Боном из Ситуационного центра. Херрингтон рассматривал видеоизображение, передаваемое с американского самолета Р-ЗС “Орион”. Патрульный самолет кружился над черной сигарообразной подлодкой, покачивавшейся на вздымающихся волнах. От нее валил дым. — Она потеряла способность двигаться вперед, и, судя по ее стабилизаторам, гидравлика тоже вышла из строя. — Оба стабилизатора по бокам боевой рубки были повернуты перпендикулярно к поверхности воды. — А что у вас там происходит?
— Адмирал Пойндекстер готовится к докладу для президента. Для этого он специально возвращается из Кемп-Дэвида. Уайнбергер только что узнал о происшествии. Он пока еще в воздухе.
— Кто с ним летит?
— Обычный зверинец.
— Надеюсь, он знает, чем не надо кормить животных. Бон знал, что существует реальная опасность. Каспар Уайнбергер летел в Китай в окружении журналистов. Трудно было устоять перед соблазном рассказать им об американской подлодке, наблюдавшей за развитием событий у Бермудских островов, особенно потому, что это сделало бы сообщение еще более сенсационным, а сенсация подобного рода привела бы к срыву предстоящей встречи в верхах в Исландии. — Что вы еще видите? — спросил он.
— В общем и целом, у Иванов крупные неприятности, — сказал Херрингтон. — Она дымится. Значит, где-то пожар. Одна из ее пусковых шахт разорвана взрывом. Оттуда и валит дым.
— А ракеты? — спросил Бон.
— Осталось еще пятнадцать. Знаете, готов поспорить, что большинство и не подозревало, что русские подлодки болтаются так близко от наших берегов.
—Пока одна не выскочила, как пробка из воды.
— Да, но... — он замолчал, так как помощник вручил ему полоску бумаги. — У меня тут перехват последнего донесения с К-219.
— Это название лодки?
— Я до сих пор не сказал? Виноват. У них действительно большие проблемы, но их реакторы заглушены.
Бон слишком часто сталкивался с русскими, чтобы принимать их слова за чистую монету.
— Вы думаете, это правда?
— Возможно. Мы посылаем “нос” из Патрика на всякий случай взять пробы воздуха. “Носом” с авиабазы Патрик назывался транспортный самолет NC-135, специально переоборудованный для обнаружения следов проведения ядерных испытаний. — Мы также направляем туда надводный корабль “Паухэтэн”.
— “Паухэтэн”? Не слыхал.
— Это океанский буксир. Он принадлежит управлению по подъему затонувших судов, но мы можем воспользоваться им.
Что за чертовщина...
— Надеюсь, вы не предлагаете отбуксировать подлодку в порт.
— Ну не насовсем же. Но я не прочь позаимствовать ее па некоторое время. И это, капитан, должно остаться между нами.
— Понимаю.
— Прекрасно. Буду держать вас в курсе. — Разговор был окончен.
Бон повесил трубку. Он знал кое-какие тайные подробности об обследовании советской подлодки, затонувшей посреди Тихого океана; как ЦРУ построило на непонятно откуда взявшиеся средства свой “Гломар эксплорер” и подняло с места катастрофы множество любопытных вещиц. И не только оборудование, а еще и тела погибших. По сравнению с этим отбуксировать в американский порт поврежденную К-219 было бы намного легче. И намного опаснее. И не только для американских моряков, которым предстояло взойти на борт лодки, но и для района, прилегающего к зонам. А как поступят русские, когда одну из их подлодок с передовых позиций приволокут в Норфолк и американские молодчики из INTEL станут копаться в ее внутренностях, и неизвестно еще, что они там найдут? А эти пятнадцать ракет, каждая с тремя боеголовками? Мы что, просто вернем их, чтобы их снова нацелили на нас? Русские будут вне себя!
— О Господи! — воскликнул он вслух. Может, ради этого все и затевается?
Встреча в верхах в Рейкьявике на следующей неделе. Многие в морских мундирах были категорически против любых договоров о контроле над вооружениями, справедливо опасаясь, что основной удар при сокращении ассигнований придется на дорогостоящие Военно-Морские Силы.
Эсминец с группой из управления по специальным операциям. Плюс буксир наготове. Капитан Бон не мог придумать более простого способа, чтобы сорвать встречу на высшем уровне, чем заняться тем, что русские назвали бы пиратством в открытом море.
“Аугуста”, подлодка ВМФ США
— Акустик, расстояние и пеленг до подлодки противника?
— Четыре мили, пеленг два-четыре без изменений. Она на поверхности, развернута поперек волн. Слышу, как они плещутся о корпус.
— Скорость?
— Она продолжает дрейфовать.
— Очень хорошо, — сказал Вон Сускил. — Всплываем на перископную глубину. Малый вперед. — Поскольку противник мог только дрейфовать, “Аугусте” было незачем прятаться. Если появится еще кто-нибудь, она успеет скрыться. Но пока что они были одни в открытом море, залитом лучами утреннего солнца: американская торпедная подлодка и ослепленная советская субмарина, пригодная разве что в качестве неподвижной мишени.
— Перископная глубина, сэр, — доложил старпом.
— Проверка на наличие посторонних излучений. Перископ выскользнул из своей шахты. Наверху находилась специальная мачта для обнаружения посторонних излучений. Она мгновенно засекла характерные сигналы радара с американского патрульного самолета Р-ЗС “Орион”.
— Обнаружен сигнал радара, капитан. Над нами самолет, — сказал оператор радара. — Тип Р-ЗС. Он обнаружит нас, если мы поднимем перископ.
Для командира торпедной подлодки, особенно для такого, как Вон Сускил, все надводные корабли были целями, а все самолеты, вне зависимости от опознавательных знаков, — вражескими. Ему это было не по душе, но он только что получил сообщение из SUBLANT, и увильнуть было невозможно;
— Боевая рубка, самолет окликает нас.
— Включить динамики.
—... офицер “Два-три”, проверка связи. Как слышите меня, “Цезарь”?
Микрофон оказался в руках Вон Сускила.
— Я “Цезарь”, слышу вас хорошо. “Лима-дельта-сьерра”. Назовите себя.
— Говорит “Голдфингер-два-три”. Гольф “Янки” Виктор. Я “Эхо-папа-три” с авиабазы Норфолка, вылетел перед рассветом.
— Вас понял, “Голдфингер”. Ваше донесение.
— “Голдфингер-два-три” планирует несколько раз пройти над объектом на малой высоте. Мы выставили с подветренной стороны пять зондов, чтобы взять пробы воздуха, если возникнет необходимость. Это наше задание на предстоящие четыре часа. Меня сменит VP-5, позывные “Топ-хэнд-ноль-четыре”, прием.
— Вас понял, — сказал Вон Сускил. — “Цезарь” будет находиться в северо-восточном квадранте. При выставлении зондов ограничьтесь западными квадрантами. Повторяю, постановка зондов должна ограничиться западными квадрантами, прием.
— Вас понял, “Цезарь”, сброс только над западными квадрантами. Сообщаю, что ровно в семи милях от вас находится корабль ВМФ США “Паухэтэн”. К вам также направляется куча гражданских судов.
— Мы знаем, — ответил Сускил.
— Мы так и думали. С вами говорил “Голдфингер-два-три”, контролирующий этот район. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь. Конец связи.
—Ну что, — сказал Вон Сускил своему старпому, — это становится интересным, не так ли?
— Да, сэр. — Старпом знал, что они получили какие-то секретные приказы напрямую из Cin CLANTFLT. Они предназначались лично для Вон Сускила, и пока командир не счел нужным ознакомить его с их содержанием.
— Поднять перископ.
Перископ был выдвинут во всю длину. Вон Сускил взялся за рукоятки и прильнул к окулярам, чтобы рассмотреть подлодку на поверхности. Он установил максимальное двенадцатикратное увеличение.
— Вот, — сказал он старпому, —полюбуйтесь. Советская ракетная подлодка сидела глубоко в воде, слабо раскачиваемая волнами. В лучах утреннего солнца ее черный корпус выглядел еще более темным.
— Ее накрывает волной, — сказал старпом.
— Видите ракетную палубу? Старпом повернул перископ немного в сторону
иприсвистнул.
— Дым. Она продолжает гореть. И цвет какой-то странный.
— Темно-оранжевый. Вряд ли это просто пожар,
иу нее слишком низкая осадка. Обратите на это внимание.
Пологие океанские волны перекатывались через корпус лодки, изредка захлестывая и ракетную палубу. При этом выход оранжевого дыма на мгновение прерывался, но затем вновь выползал из жерла развороченной шахты.
— Да, сэр. Она низко сидит, учитывая то, что ей пришлось продуть все свои балластные цистерны, чтобы всплыть.
—Черпает воду через люк шахты, это точно. Шутник. Так ему и надо.
Старпом подумал, что Вон Сускил произнес это слишком злорадно. Там были люди, подводники. Некоторые наверняка погибли. Для капитан-лейтенанта Дэвида Сэмплза К-219 была уже не вражеской подлодкой, а кораблем, терпящем бедствие.
— Боевая рубка, говорит акустик. Надводная цель пеленг ноль-один-ноль, расстояние тридцать миль. Скорость двенадцать узлов. Шум винтов как у гражданского судна. Вторая надводная цель в сорока шести милях, пеленг — ноль-три-девять. Тоже идет на нас, но с большей скоростью. Примерно восемнадцать узлов.
— Акустик, что у нас но “Дельте” из южной зоны, номер первому?
— Она тоже движется к нам, но намного быстрее, сэр. Сильный шум винтов. Как будто им наплевать, что их обнаружат.
— Она не успеет, — сказал Вон Сускил, ухмыльнувшись. Эта подлодка, это ничтожество класса “Янки”, объята пламенем и полузатонула. Двигатели не работают. Чертовски неплохая добыча. Как в старые времена, когда вражеские корабли приводили в порт на разграбление. Он подумал, как они собираются сохранить это в тайне для остального мира? Или их это не волнует? Вон Сускил предпочел бы поиграть в “кошки-мышки” с подлодкой класса “Альфа”; эти быстроходные лодки с титановыми корпусами в скорости могли посоперничать с торпедой “Марк-48”. Тем не менее отбуксировать “Янки” тоже было большим успехом. Ребята из INTEL будут на седьмом небе, особенно если на ней сохранятся секретные материалы.
Приказ, полученный им от Cin CLANTFLT, гласил:
СРОЧНО
ОТ: CINCLANT
041630Z ОКТ. 86
КОМУ: ПОДЛОДКА “АУГУСТА” ВМФ США
ВТ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ВОН СУСКИЛУ ЛИЧНО
1. ВОЗГЛАВИТЬ ОПЕРАТИВНУЮ ГРУППУ 29.1 В СОСТАВЕ:
ПОДЛОДКИ “АУГУСТА” 29.1.0 НАДВОДНОГО КОРАБЛЯ “ПАУХЭТЭН” 29.1.1 САМОЛЕТА VQ-2 С АВИАБАЗЫ НОРФОЛК 29.1.3 САМОЛЕТА VP-5 С АВИАБАЗЫ БРАНСУИК 29.1.4
Джеймс Вон Сускил должен командовать специальной оперативной группой, состоящей из неоднородных элементов. Это было обычным делом в условиях, когда было слишком много задач и слишком мало кораблей. Однако то, что Вон Сускилу предстояло сделать, было новым и потому увлекательным.
2. СДЕЛАТЬ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ ДЛЯ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ УСПЕШНОЙ БУКСИРОВКИ ИЛИ СПАСЕНИЯ НОМЕРА ДВА.
Кому-то наверху захотелось заполучить эту “Янки”, чтобы повозиться с ней и выведать всё ее тайны. Им нужна была эта подлодка, и они наделяли его широкими полномочиями для выполнения задания.
3. НАСТОЯЩИМ ОДОБРЯЕТСЯ ПРИНЯТИЕ ЛЮБЫХ МЕР, КРОМЕ ОТКРЫТЫХ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ.
“Любых мер, кроме открытых военных действий”. Он читал между строк. Командир “Аугусты” знал, что означает этот приказ. В случае провала командование флота и правительство постараются откреститься от него и даже обвинить в самоуправстве, чтобы выгородить себя, но его это не пугало.
Он не мог позабыть тот момент, когда позволил заманить себя в ловушку русского командира. Тот единственный день, воспоминания о котором все еще заставляли его краснеть.
Что ж, теперь настал его черед. Так или иначе, номер два ожидал либо буксирный трос корабля “Паухэтэн”, либо то, что Вон Сускил еще не придумал, но она уже никогда не попадет на свою родную базу.
Москва, Министерство иностранных дел
Не было ни объяснения, ни предупреждения. Только вызов, направленный в американское посольство с просьбой прислать кого-нибудь за посланием президенту Рейгану от генерального секретаря Михаила Горбачева. Это всполошило поверенного в делах Ричарда Комза и политического советника Марка Реми. Они так быстро неслись по Садовому кольцу, что привлекли внимание московского ГАИ, и теперь за ними увязалась машина с голубой мигалкой на крыше. Она держалась на некотором расстоянии от черного “Шевроле”, не то преследуя, не то сопровождая его.
Комз не обращал на них внимания. Он был уверен, что это связано со скандалом, сотрясавшим посольство: подразделение морской пехоты, охранявшее здание, по уши погрязло в связях с местными красотками, многие из которых, если не все, работали на КГБ. К тому же Соединенные Штаты только что выслали из страны пятьдесят пять сотрудников советского посольства в Вашингтоне. В отместку русские должны были выслать из Москвы столько же американцев.
Как бы там ни было, такое неожиданное требование, в любом случае, не предвещало ничего хорошего.
Американцы подъехали к зданию Министерства иностранных дел, тридцатиэтажной громадине сталинской эпохи. Они нашли предназначенное для них место стоянки, отмеченное веревками. Въехав на бордюр, они оставили фары включенными как предупреждение милиции. Патрульная машина остановилась у обочины в начале улицы; двое сидевших в ней милиционеров предпочитали держаться на почтительном расстоянии.
Комз и Реми поднялись по каменным ступеням, показали охранникам на входе свои дипломатические пропуска, и их пропустили в темный холл. Здесь их встретила высокая красивая женщина и провела их на четырнадцатый этаж к заместителю министра иностранных дел Юрию Воронцову.
— Добрый день, — поздоровался Воронцов по-русски. На его столе лежал единственный лист бумаги. Воронцов надел очки в золотой оправе и взял его в руки.
“Начинается”, — подумал Комз.